[an error occurred while processing this directive] | |
Глава I. РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ В XVIII И ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX в. Глава IV. РУССКИЕ МАТЕРИАЛИСТЫ В 60-х ГОДАХ. НИГИЛИЗМ Глава VI. ВЫРОЖДЕНИЕ СЛАВЯНОФИЛЬСТВА Глава VII. ПРЕДШЕСТВЕННИКИ ВЛАДИМИРА СОЛОВЬЕВА Глава IX. ГНОСЕОЛОГИЯ, ЛОГИКА И МЕТАФИЗИКА В ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕТВЕРТИ XIX в. Глава X. КНЯЗЬЯ С. Н. и Е. Н. ТРУБЕЦКИЕ Глава XI. РУССКИЕ ПЕРСОНАЛИСТЫ Глава XII. РУССКИЕ НЕОКАНТИАНЦЫ Глава XIII. ИЗМЕНЕНИЯ В УМОНАСТРОЕНИИ РУССКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В НАЧАЛЕ XX в. Глава XIV. ОТЕЦ ПАВЕЛ ФЛОРЕНСКИЙ Глава XV. ОТЕЦ СЕРГИЙ БУЛГАКОВ Глава XIX. ЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ Глава XX. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНО-ЛОГИЧЕСКИЙ ИДЕАЛИЗМ В РОССИИ И ЕГО КРИТИКА, В. Ф. ЭРН Глава XXIII. ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ ПОЭТОВ-СИМВОЛИСТОВ Глава XXIV. ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ МАТЕРИАЛИЗМ В СССР Глава XXV. ВЛИЯНИЕ Э. МАХА И Р. АВЕНАРИУСА НА МАРКСИСТОВ |
Глава XXIII. ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕИ ПОЭТОВ-СИМВОЛИСТОВ1. АНДРЕЙ БЕЛЫЙИз поэтов-символистов следующие четыре поэта писали больше всего по философским вопросам: Андрей Белый, Вячеслав Иванов, Н. М. Минский и Д. С. Мережковский. Андрей Белый (1880-1934) известен под этим литературным псевдонимом. Его настоящее имя - Борис Николаевич Бугаев. Он - сын профессора Бугаева, занимавшего кафедру математики в Московском университете. Андрей Белый изучал естествознание и гуманитарные науки. Основной философской работой Андрея Белого является «Символизм», опубликованная Мусагетом в 1910 г. Андрей Белый рассматривает символизм как мировоззрение, составляющее основу символистического искусства и воплощающего «некоторые черты таоизма в реалистическом миросозерцании» (49, 106). Символизм есть синтез Индии, Персии, Египта, Греции и средних веков (50). Находясь под сильным влиянием Риккерта, Андрей Белый утверждал, что точные науки не объясняют мир как целое: они ограничивают предмет познания и тем самым «систематизируют отсутствие познания». Жизнь раскрывается не через научное познание, а через творческую деятельность, которая «недоступна анализу, интегральна и всемогущественна». Она только может быть выражена в символических образах, облекающих идею (72). Единство жизни выражается такими символами, как Адам Кадмон из каббалы, Атман из индийской философии, логос-Христос. В целом философия Андрея Белого есть разновидность пантеизма. В процессе познавательного или творческого символизирования символ становится реальностью. Живое слово тесно связано с реальностью и поэтому получает магическую силу (см. главу «Магия слов»). Поэзия, говорит Андрей Белый, связана с творением слов - дар, которым он сам обладал в изумительной степени. Некоторые из слов, придуманные им, следовало бы ввести во всеобщее употребление, но другие выражают такие неуловимые и быстротечные нюансы того предмета, который он изображает, что их можно использовать только раз в жизни. Значительная часть его книги посвящена анализу стиля различных поэтических произведений, дискуссии о значении метрических форм, ритма, аллитерации, ассонанса и т. п. 2. В. И. ИВАНОВ, Н. М. МИНСКИЙВячеслав Иванович Иванов (родился в 1866 г.) уехал из России после большевистской революции, принял католичество и живет в Риме. Основные его работы, имеющие и философское значение, следующие: «По звездам», 1909; «Эллинская религия и страдающий бог», 1910; «Межи и борозды», 1916; «Переписка из двух углов», Огоньки, Москва - Берлин, 1922; «Достоевский», 1932. В. Иванов считает, что символы - это намеки реальности, невыразимой в словах; они дают повод для возникновения мифов, выражающих истину в форме образов. Эта истина может вести к теургическому синтезу личного и общинного принципов. Общественным идеалом В. Иванова является общинная (соборная) анархия. «Переписка из двух углов» состоит из двенадцати писем, которыми обменялись В. Иванов и Гершензон летом 1920 г., когда они жили в одной комнате в московском санатории. Михаил Осипович Гершензон (1869-1925) был одаренным историком русской литературы и культуры. В своей переписке эти два замечательных представителя русской и всеобщей культуры обсуждают свое отношение к истории и цивилизации. В. Иванов говорит, что «всеобщее и вселенское во мне» есть «...светлый гость...», который «...не даром посетил меня...», и что, «если я не отрекусь от бога, он возвысит меня и даст мне бессмертие» (письмо I). Гершензон отвечает, что он также не сомневается в личном бессмертии, но хотел бы «кинуться в Лету, чтобы бесследно смылась с души память о всех религиях и философских системах, обо всех знаниях, искусствах, поэзии...» (письмо II). Иванов указывает, что это - неправильный путь, основанный на чувстве того, что «переживание культуры не как живой сокровищницы даров, но как системы тончайших принуждений»; для меня, добавляет он, культура - «лестница Эроса и иерархия благовений» (письмо III). Он называет отрицательное отношение к истории Гершензона утопическим анархизмом и культурным нигилизмом; это был толстовский путь «упрощенчества», который стоял ниже пути Достоевского, стремившегося скорее подняться над окружающей средой, чем отвергать ее, и «огненной смерти в духе» (письмо XI). Однако Гершензон выражает надежду, что его путь также приведет к той же цели, как и путь В. Иванова, «...в доме Отца нам с Вами приуготовлена одна обитель» (письмо XII). В своей книге о Достоевском В. Иванов говорит о двух фазах развития деятельности сатаны. Люцифер - дьявол в расцвете своих сил, возросших в энергичной борьбе против бога. Ариман - дьявол в безнадежном, подавленном состоянии и страстно стремящийся к небытию после переживания целого ряда неудач и разочарований. Что касается великих святых, то Иванов считает, что они не только вступают в общение с отдельными людьми, но также и оказывают влияние на целые исторические эпохи. Он усматривает связь между св. Франциском Ассизским и Данте и прослеживает влияние духа св. Серафима Саровского на русское искусство и мысль XIX столетия. Н. М. Минский (родился в 1855 г.), настоящее имя которого Виленкин, был поэтом. Как и многие другие русские писатели его времени, он увлекался учением Ницше о сверхчеловеке и в 1905 г. написал книгу «Религия будущего». Минский называл свою теорию «меонической философией», потому что обозначал абсолют словом «небытие», противопоставляя его нашему бытию. Это привело его к пониманию того, что вся наша жизнь и цивилизация проникнуты противоречиями. 3. Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙДмитрий Сергеевич Мережковский (1865-1941) был очень плодовитым и всесторонним писателем. Он уехал из России после большевистской революции и поселился в Париже. Во всех своих произведениях - художественных, критических, политических - Мережковский неизменно касался религиозных проблем и выражал свои религиозные и философские взгляды. Он всегда желал не только теоретически разработать определенные религиозные учения, но также и оказать практическое влияние на жизнь церкви, духовенства и публики вообще. Вместе с Философовым, Розановым, Миролюбовым и Чернявцевым Мережковский организовал в 1901 г. Религиозно-философское общество с целью объединить «интеллигенцию и церковь». На заседаниях общества отношение церкви к государству и самодержавию подверглось столь резкой критике, что собрания были запрещены правительством в апреле 1903 г., но после революции 1905 г. они возобновились. Основными работами Мережковского, имеющими религиозное и философское значение, являются следующие: «Толстой и Достоевский», 1905; «Рождение богов»1, Прага, 1925; «Тайна трех», 1925; «Тайна Запада. Атлантида и Европа», 1931; «Иисус Непознанный», 1932 (эта книга переведена на английский язык Еленой Матесон в 1934 г.); трилогия «Христос и Антихрист», в состав которой входят: «Смерть богов (Юлиан отступник)», «Воскресшие боги (Леонардо да Винчи)», «Антихрист (Петр и Алексей)». Собрание сочинений Мережковского состоит из 14 томов в издании 1914 г. С самого начала на первый план выступают три проблемы в мышлении Мережковского: проблема пола; в связи с проблемой пола - проблема святой плоти; проблема социальной справедливости и ее решение через христианизацию жизни общества. Мережковский включает эти проблемы даже в учение о св. троице. В книге «Тайна трех» он говорит, что тайна единого бога-отца есть тайна божественного я, тайна личности; тайна двух - отношение между я и не-я; не-я исключает меня, уничтожает меня и уничтожается мною, не касаясь одного пункта - пола: через пол совершается проникновение одного бытия в другое, «одного тела в меня и моего тела в другое». Отсюда рождение нового существа; в троице - это рождение сына. Таким образом, тайна второй ипостаси есть пол (50). Тайна трех есть тайна св. духа, единства трех ипостасей в духе; это - тайна общества, образ царства божиего. Мережковский уделяет большое внимание идее пола, потому что через пол достигается высшее единство: «Я сознаю себя в моем собственном теле - это корень личности; я сознаю себя в другом теле - это корень пола; я сознаю себя во всех других телах - это корень общества» (58). «Половины должны быть единой плотью» - это справедливо по отношению и к браку и к божественному обществу: «Все они должны быть едины». Высшее единство, божественное общество связано с тремя ипостасями троицы. На арамейском языке слово «дух» («Rucha») - женского рода. Одна из аграфа, т. е. из сказаний о богоматери, сохранившихся в устной традиции, гласит: «Моя мать - Святой Дух». Именно так Мережковский истолковывает природу св. троицы: отца, сына, матери-духа. Третий завет будет царством духа-матери. Мы должны молиться «пламенной заступнице холодного мира» («Иисус Непознанный», 112 и сл.). Разделение на два пола является, с точки зрения Мережковского, распадом личности, ее раздвоением. Полное разделение постольку невозможно, поскольку «в каждом мужчине есть тайная женщина, а в каждой женщине - тайный мужчина» (идея Вейнингера). Для Мережковского идеал личности, как и для Соловьева и Бердяева, - это некое двуполое существо, мужчина-женщина («Тайна трех», 187). Эта идея отталкивающа, если под двуполым существом подразумевать гермафродита, иначе говоря, существо, сочетающее в себе физические черты обоих полов. Мережковский говорит, что это не следует понимать столь грубо; земная сексуальная любовь есть единство, и все же «она бывает и не бывает» 189). «Божественный гермафродитизм является ни мужским, ни женским». Мережковский ставит вопрос: уничтожается или преображается грешный пол священным полом? (196). Этот вопрос имеет существенное значение: при первой альтернативе - идеал есть сверхсексуальность, т. е. уничтожение пола; при второй - идеал есть преобразование и, следовательно, в некотором смысле сохранение пола. Мережковский не дает окончательного ответа на этот вопрос. Проблема плоти тесно связывается Мережковским с проблемой полов. Этим проблемам уделяется очень большое внимание в его замечательной книге «Толстой и Достоевский». У Толстого он открывает религиозное созерцание плоти, а у Достоевского - религиозное созерцание духа. Толстой является пророком плоти, Достоевский - духа. Мережковский высоко ценит язычество за то, что оно понимало значение тела и окружало его религиозным поклонением. Идеал Мережковского - не бестелесная святость, но святая плоть, царство божие, в котором осуществляется мистическое единство тела и духа. В христианстве и в особенности в евангелии Мережковский открывает три тайны, которые он связывает с проблемой святой плоти: воплощение сына бога, приятие его тела и крови в церковном причастии и воскресение тела Христова. Он обвиняет христианскую церковь в переоценке аскетизма и бестелесной духовности, в недостаточном внимании к значению брачного союза и, с другой стороны, в подчинении «не святой плоти» - языческому государству. Мережковский открывает две бесконечности в мире, верхнюю и нижнюю, дух и плоть, которые мистически тождественны. Поэтому он любит повторять в своей трилогии «Христос и Антихрист» следующие строки: Небо - вверху, небо - внизу, Звезды - вверху, звезды - внизу, Все, что вверху, - все и внизу. Эта идея, истолкованная в духе некоторых представителей гностицизма, ведет к дьявольскому искушению поверить в то, что существует два пути совершенства и святости - один путь обуздания страстей и другой путь, напротив, предоставления им полного простора. Мережковский понял, что он был на краю пропасти. «Я знаю, - говорил он, - что мой вопрос содержит опасность ереси, которая могла бы в отличие от аскетизма получить название ереси астаркизма, т. е. не о богохульском смешении и осквернении духа плотью, а о святом единстве. Если это так, то пусть те, кто твердо придерживается своих принципов, предупредят меня». Это, вероятно, и является причиной, почему в своих последних работах Мережковский перестал обращаться к идее о «небе» - вверху и небе - внизу». Окончательное единение двух бесконечностей (плоть и дух) приведет, по идее Мережковского, к истинной реализации христианской свободы, которая находится «по ту сторону добра и зла». Опасность, таящаяся в этой мысли, объясняется посредством определения Мережковским христианской свободы» «Один день в неделю люди отказываются есть мясо не потому, что они должны отказаться, но исключительно потому, что они хотят это осуществить, ибо их сердца влекутся к этому свободно и непреодолимо; не потому, что существует такой закон, а потому, что существует свобода». Иными словами, христианская свобода присутствует везде, где есть любовь к добру, абсолютным ценностям. Вот почему неизвестное имя Христа - Освободитель («Иисус Непознанный», 53). Христианство есть спасение через посредство свободы, антихристианство - спасение через посредство рабства. «Бояться свободы, не верить в нее - значит не верить в Святой Дух», - говорит Мережковский. Он считает, что необходимы новое откровение и новые догматы, если тайна св. тела должна быть раскрыта и божественное общество осуществлено. Это будет эра св. духа, третьего завета, «вечного Евангелия», о котором говорил Иоахим Флор: «Отец не спас мира, Сын не спас его, Матерь спасет его; Матерь есть Святой Дух» («Тайна трех», 364). Цель исторического процесса состоит в осуществлении человечеством и всем миром царства божиего не в потустороннем мире, а здесь, на земле. На одном из собраний Религиозно-философского общества Мережковский сказал, что земля есть место подготовки не только для неба, но и для новой, справедливой жизни на земле. В настоящее время эта проблема, выдвинувшаяся на первый план, стала в процессе совершенствования мира социальной проблемой - искание социальной справедливости. Это - творческая задача христианства2. Церковь заслуживает порицания за то, что не ведет работу в этом направлении. Видя, что «в христианстве нет воды, чтобы утолить социальную жажду», многие люди отошли от церкви, и атеизм стал широко распространяться. Появились «ученые троглодиты» с дьявольскими чудесами, дикари из дикарей, ибо они «покончили с личностью» и абсолютными идеалами («Тайна трех». 10-16). Они воздействуют на природу извне, «механикой» в Атлантиде; как считает Мережковский, человек действует на природу изнутри, магически, через посредство органической силы над ней («Иисус Непознанный», 259). В нашу эру, говорит Мережковский, борьба человекобога против богочеловека стала более ожесточенной, чем когда-либо. Секрет всей русской культуры будущего - это борьба между восточным и западным духом, «духом войны и духом милосердия» («Толстой и Достоевский», I, 10). В этой борьбе любовь богочеловека Христа ведет к чуду умножения хлебов, или, более точно, к братскому удовлетворению общей потребности; в царстве человекобога совершается дьявольское чудо уменьшения хлебов («Иисус Непознанный», II, 185). В царстве атеистического социализма любовь к личности подменяется «волей безличного», строится муравьиная куча («Тайна трех», 55); вместо святого причастия - каннибализм. Если человекобог одержит победу на земле - это будет означать, что человечество обанкротилось. Тогда понадобится пуговщик3, который явился к Пер Гюнту, чтобы переделать его, потому что он не был самим собой («Тайна трех», 59). Мережковский изображает эту переделку как космический пожар, в котором погибнет земля. В последние годы своей жизни он все более и более предчувствовал такой конец земли и человеческой истории: «Мир еще никогда не знал такой зияющей пропасти в себе, готовой поглотить все в любой момент; топор рубит корень деревьев» («Иисус Непознанный», I, 116). Однако это не значит, что человечество исчезает: огненный конец второго, возникшего после потопа человечества не может быть концом мира; должно возникнуть третье человечество, хилиастическое человечество, о котором предсказано в апокалипсисе (II, 94). Это будет царство святых, царство любви и свободы. Вся религиозная философия Мережковского основана на идее христианства как религии любви и, следовательно, свободы. Это сочетание любви и свободы приближает его вплотную к религиозно-философскому движению, начало которому было положено Владимиром Соловьевым. Идеал личности, по Мережковскому, а также по Соловьеву и Бердяеву, есть некое двуполое существо, иначе говоря, некая цельная личность, сочетающая мужчину и женщину Такая теория может быть принята только философами, отрицающими субстанциальность я, т. е. те, кто оказался не в состоянии признать, что индивидуальное я - сверхвременная и сверхпространственная сущность. Благодаря своей субстанциальности я есть индивидуум в точном смысле этого термина, т. е. существо, которое абсолютно неделимо и не составлено из двух половин. Как мужчина, так и женщина являются личностями, несовершенными только в том смысле, что мужчина обладает духовными качествами, которые, как правило, отсутствуют у женщины, а женщина – духовными качествами, которые, как правило, отсутствуют у мужчины. Идеал личности состоит в сочетании в ней мужских и женских добродетелей; это осуществляется через собственное развитие самой личности, а не через невозможное слияние двух я в одно. Этот идеал полностью осуществим в царстве божием, в котором преображенные тела не имеют половых органов или сексуальных функций. Следовательно, в этом царстве личности сверхсексуальны и не двуполы. Точно так же ипостаси св. троицы не мужчины и не женщины. 4. В. В. РОЗАНОВВасилий Васильевич Розанов (1856-1919) после окончания историко-филологического факультета Московского университета преподавал историю и географию в русских провинциальных городах, сильно тяготясь своей работой. В течение многих лет, как указывает сам Розанов, «его подтачивал изнутри университетский атеизм», но в возрасте тридцати пяти лет в его мировоззрении внезапно наступило изменение, которое привело Розанова к религии и к решению жить в соответствии с волей бога. В 1893 г. благодаря Н. Н. Страхову он переселился в Петербург и поступил на службу в акцизное ведомство. В 1899 г. Розанов вышел в отставку, стал постоянным сотрудником консервативной газеты «Новое время» и всецело занялся литературной деятельностью. Розанов не был поэтом, но, как и поэты-символисты, был «ищущим бога». Основные работы Розанова: «О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания», М., 1886; «Легенда о Великом Инквизиторе Ф. М. Достоевского, с присоединением двух этюдов о Гоголе», СПБ, 1893; «Статьи о браке», 1898; «Сумерки просвещения», СПБ, 1899; «Религия и культура», 1901; «В царстве мрака и неопределенности», 1904; «Вблизи церковных стен», 1906; «Темный лик: метафизика христианства», 1911; «Опавшие листья» (английский перевод Котелянского, Лондон, 1929); «Soletaria», 1916 («Одиночество»); «Апокалипсис нашего времени», 1918. В 1922 г. Эрих Холлербах написал книгу «В. В. Розанов», которая переведена на английский язык. Розанов обладал большим литературным дарованием и был в высшей степени оригинальным мыслителем и наблюдателем жизни. Его произведения не носили систематического или даже последовательного характера, но в них часто обнаруживались искры гения. К сожалению, его личность во многих отношениях была патологической; наиболее ярко подтверждает это его нездоровый интерес к половым- вопросам. Он мог бы стать персонажем одного из романов Достоевского. Эрих Холлербах в своей книге дает блестящую характеристику Розанова. Он говорит, что, стремясь проникнуть в глубины человеческой души, Розанов интересовался у других писателей их «домашними делами», их «бельем». Об этом я знаю кое-что лично. Три дочери Розанова посещали Высшие женские курсы, директриссой которых была моя теща - госпожа Стоюнина. Наша квартира находилась недалеко от курсов. Когда Розанов приходил по делам на курсы, он всегда заходил ко мне. Стоило мне сказать «войдите» в ответ на его стук в дверь, как он быстро входил в кабинет, подбегал к столу, на котором лежали раскрытые книги, и пытался подсмотреть, что именно я читаю. Быть может, он пытался настигнуть каждого внезапно таким образом, чтобы изучить действительные интересы людей. Книга Розанова «О понимании» - единственная его работа, посвященная чисто философским вопросам. Он пытается разработать концепцию «понимания», которая преодолела бы антагонизм между наукой и философией. Разум, пишет он, содержит семь умозрительных схем: идея существования, идеи сущности, собственности, причины (или происхождения), следствия (или цели), сходства и различия и идея числа. Путем сочетания умозрения и опыта мы приходим к «пониманию» как «интегральному познанию». Человеческий дух есть независимая, нематериальная сущность, способная творить различные формы, т. е. идеи, налагая их на материальную субстанцию; такими формами являются, например, скульптура, музыка, государство и т. д. Дух - «форма форм». После разрушения тела дух пребывает как «форма чистого существования, не ограниченная никакими пределами». Книга написана скучным, бесцветным стилем и резко отличается от других произведений Розанова, в которых ясно обнаружились его литературный дар и оригинальность. В книгах и статьях Розанова уделяется большое внимание критике христианства. Он рассматривает светлое христианство старца Зосимы и Алеши Карамазова как вымысел Достоевского. Истинное историческое христианство, по его мнению, есть печальная религия смерти, проповедующая безбрачие, пост и аскетизм. Вместо любви к человеку она посвящает себя теологии; конечным результатом такой религии является самопожертвование староверов путем самосожжения, как это произошло в 1896 г. вблизи Тирасполя (это случилось со староверами, которые боялись всеобщей переписи и считали ее делом антихриста): Розанов хочет светлой религии, но ему совсем неизвестна духовная радость, потому что он вовсе не знает христианства как религии света; он хочет языческой, чувственной радости. Ветхий завет привлекает его больше, чем Новый. Он говорит, что в Ветхом завете наказание кратковременное и физическое, и, по сути дела, никогда Израиль не испытывал страха. В Ветхом завете пребывает дух свободы и даже непокорности, и как будто Иегове и пророкам нравится эта непокорность. Они ведут с ней борьбу так, как наездник укрощает непокорную лошадь или мать обращается со своим гениальным ребенком; но они пришли бы в ужас при мысли сделать нечто робкое и покорное из энергичного и живого, «чтобы мы могли жить тихо и мирно» («Темный лик», 235). Религия Ветхого завета привлекла внимание Розанова своей заботой о человеке и своей любовью к семейной жизни. Но языческий культ плоти, в особенности культ фаллоса, служит, по мнению Розанова, источником всякого вдохновения. Холлербах говорит, что, обожествляя пол, Розанов «превращает религию в сексуальный пантеизм» (46). Несмотря на восхваление Ветхого завета, Розанов одно время выступал как антисемит. Такая двойственность его позиции объяснялась беспринципностью, и в 1913 г. он был изгнан из петербургского Религиозно-философского общества. Как указывает Холлербах, Розанов был психологически юдофил, а политически - антисемит, так что он был не «двурушником», а скорее «двуличным» (стр. 98). После большевистской революции Розанов жил у отца Павла Флоренского в Сергиевом Посаде в монастыре св. Сергия. Он там написал «Апокалипсис нашего времени», в котором выступил с хулой на христианство. Возмущенные этим, отец Павел, лектор Московской духовной академии Андреев и еще одно лицо, фамилию которого я забыл, пришли к Розанову. Как мне рассказывал Андреев, они заявили Розанову, что если он будет продолжать выступать с нападками на христианство, то они больше не будут его друзьями. Розанов Ответил им, сознавая, очевидно, в себе или около себя какую-то демоническую силу: «Не трогайте Розанова: для вас будет хуже». И действительно, в следующем году всех их постигло серьезное несчастье. Однако Розанов умер как добрый христианин. Перед смертью его сердце преисполнилось радостью от воскресения Христова. Несколько раз Розанов приобщался, а над ним совершали церковный обряд соборования. Он умер во время этого религиозного обряда. 1 Названия этой и трех нижеследующих книг и цитаты из них даны в переводе с англ. яз. - Прим. ред. 2 См. З. Гиппиус, Первое собрание, в газете «Последние новости», 13 февраля 1931 г. 3 См. «Пер Гюнт» Ибсена. |
[an error occurred while processing this directive] |