Часть вторая

1

Хильер проснулся весь мокрый, если не считать пересохшего рта. Было ужасно душно. Он лежал на койке в старых серых выходных брюках и зеленой рубашке с короткими рукавами. Брюки липли к телу. Рубашка пропиталась потом. Хильер чувствовал его острый запах. Пробудившийся Адам вдыхает эдемские ароматы; падшего Адама, которому недавно перевалило за сорок, встречает благоухание дня: въевшийся в кожу табачный смрад, едва уловимый дух кисло-сладкой мясной подливы; словно астронавт, вышедший в открытый космос и удалившийся (но не слишком!) от своего корабля, Хильер ощущал исходивший из его собственного рта зловонный запах горелого картофеля и сыромятни. Он встал и мрачно сглотнул слюну. Надо было перед сном включить вентилятор. Включил его сейчас, раздеваясь. Прохладный ветерок развеял остатки только что снившегося кошмара: орущая толпа хлещет его колючими розами, он ковыляет по круто уходящей в горы дороге, обессилевший, хилый. Хильер, хилый - несомненно, сон был навеян его именем. Огромный рупор, который он тащил, ассоциировался с именем его жертвы - Роупер. Как будто не могли сниться другие имена!

В зеркале, стоявшем на туалетном столике, отражалось его обнаженное тело - пока еще стройное и годное к употреблению. Но, казалось, оно вот-вот обмякнет под тяжестью бурного прошлого, запечатлевшего на нем свои следы в виде шрамов и оспин. На левом плече красовалась несмываемая отметина, настоящее тавро. Соскис (который в итоге получил свое и, подыхая, проклинал все на свете) скалил свои гнилые пожелтевшие зубы, наблюдая, как Хильера прижигают раскаленным добела тавром в форме буквы S. «Подпись под не самой сильной моей работой, - прошамкал Соскис. - Резьба по телу. Хотя до неузнаваемости не изрезали». Привязанный к стулу Хильер пытался вложить в букву (изображение которой в зеркале постепенно расплывалось) другой смысл - Sybil, Сивилла, имя его матери. Так лучше. Помощник Соскиса сладострастно оттягивал момент прижигания, а Хильер убеждал свое тело: «Будет не больно! Не больно! Не больно!» И снова: «Стремись к этому, - твердил он коже, - зови, желай. Обыкновенная припарка. Полезная». Он не вскрикнул, почувствовав невыносимую, раздирающую S-образную боль, проникавшую до кишок, - сфинктер, слабейший из мускулов, умолял их открыться и извергнуть землю с телом, усеянным зубами. Соскис брезгливо скривился. Хильер тоже. «Я не хотел, - простонал Хильер. - Извиняюсь». Они не убрали за Хильером, но дали ему передышку перед окончательным прижиганием. Это и спасло ему жизнь (долгая история: помог человек по фамилии Костюшко). И сейчас он снова видит в зеркале S - перевернутое, выжженное S. Для бывшего разведчика будет неплохим сувениром. Женщины расспрашивали его об этой змейке и - когда в постели наступало затишье - томно поглаживали ее извивы. Соскис, Брейн, Чириков, Тарнхельм, Арцыбашев, еще вчера числившиеся среди его заклятых врагов, станут героями щемящих, полных ностальгии (подобно школьному томику Вергилия с загнутыми страницами) воспоминаний, которым он будет предаваться, выйдя в отставку.

Вещи Хильера были еще не распакованы. Он открыл один из двух своих чемоданов, - тот, что постарее - и из-под бумажных и железных коробок с дешевыми сигарами («Сумована», «Кастанеда», «Уифкар империалес») достал старый цветистый халат. Хильер подумал, что вряд ли кто-нибудь зайдет к нему в каюту, пока он будет принимать душ. Тем не менее «Айкен» с глушителем и коробку передач с ампулами PSTX лучше все-таки спрятать. PSTX считался последней разработкой, и он еще не видел ее в действии. Говорят, что подкожная инъекция немедленно вызывает пьяную эйфорию и сговорчивость. Затем наступает сон, и после пробуждения - никакого похмелья. Он оглядел каюту и остановился на висевшем над тумбочкой шкафчике со спасательным поясом. Сойдет на время. Лучше лишний раз перестраховаться - враг не дремлет. При посадке на корабль его наверняка засекли, на измененную внешность особо полагаться не стоит. Перед тем как пойти в душ, Хильер тщательно изучил в зеркале плод своих стараний - новое лицо. Слегка набитые щеки выдавали некоторое самодовольство, лицемерно скрываемое его обычной худобой. Седоватые усы и такие же чуть поредевшие волосы, коричневые глаза (так изменили их светло-карий цвет контактные линзы), заостренный нос, презрительно искривленный рот - все это принадлежало уже не ему, Хильеру, а находящемуся сейчас в отпуске Джаггеру, эксперту по пишущим машинкам. Что ж, предпоследний в жизни маскарад. А где то, что он приготовил для Роупера? Когда-то бороды были в моде, а теперь... - теперь никто не дернет за бороду, не крикнет: «Эй, борода!» Хильер спрятал в шкафчик бороду, «Айкен» и ампулы. Упитанный человечек в эдуардовском костюме¹ плотно затягивал спасательный пояс, равнодушно взирая на Хильера-Джаггера с пожелтевшего листка инструкции, - столь же функциональный и обезличенный, как и стоящий перед ним шпион.

Хильер вышел в коридор. Аромат верхней палубы мог убедить любого запершегося в своей каюте первого класса пассажира, что он не зря столько выложил за билет. Никаких тебе запахов бензина или капусты, вместо них - нечто сугубо сухопутное, отдающее лепестками роз. Матово светились витые пластиковые фонари. Хильер запер дверь и, сжимая ключ в кармане халата, направился в душевую. Неожиданно в тишину коридора ворвались раздраженные голоса. Дверь каюты (третьей от его собственной) распахнулась, и из нее попятился кричащий мальчуган. «Детей еще не хватало», - вздохнул Хильер. Детей он недолюбливал: слишком непоседливы и бесхитростны - попробуй, проверни с ними что-нибудь. К тому же во время путешествий они маются от скуки и путаются под ногами. Мальчику было лет тринадцать - тот еще возраст!

- Очень она мне нужна, - проговорил он обиженно. - Уж нельзя посмотреть, про что там.

Да, выговор не отличается благородством.

- Мал еще, - отвечал девичий голос. - Погоди, скажу папе. Иди лучше покидай кольца.

- Да я больше тебя про это знаю. Нужны мне твои кольца!

Небольшого роста крепыш выглядел как типичный взрослый турист в миниатюре: яркая рубашка навыпуск, зауженные коричневые брюки, сандалии, не хватало только фотоаппарата на шее. Хильер отметил, что в зубах он сжимал сигарету, судя по запаху - «Балканское собрание»². Подойдя ближе (чтобы попасть в душевую, надо было пройти мимо их каюты), он увидел девушку. Одного взгляда хватило, чтобы у него вырвался слабый стон, реакция тела как всегда была мгновенной и непроизвольной: перехватило дыхание, появилась легкая боль в уздечке, в артерии хлынула кровь, возникло смутное ощущение полета. Пшеничные волосы небрежно уложены на голове, носик с горбинкой чуть вздернут, губы, излияния которых так и хочется прервать поцелуем, - хороша! Открытое золотистое платье с высоким разрезом оставляло восхитительные ноги, руки и шею сладостно-обнаженными. На вид ей было лет восемнадцать. Хильер заскулил, как дремлющий пес.

- К тому же, папу это не волнует. Не говоря уже про нее. Они своим делом заняты. Только одно на уме.

У меня тоже, подумал Хильер. Он увидел, что мальчик требовал от сестры книгу некоего Ральфа Куинтина. Крупный заголовок гласил: «Секс и его садистские проявления». В столь юном возрасте читать подобные вещи! Какие глаза! Голубые глаза Эдема, напоенные первым дождем! Ее огромные глаза смотрели на Хильера, затем, раздраженно сощурившись, она крикнула брату: - Грязный поросенок!

- Между прочим, свиньи вовсе не грязные, - сказал мальчуган. - Это ошибочное мнение. И о «вонючих козлах» тоже.

Она захлопнула дверь. Хильер сказал мальчику:

- Грязь - неизбежный атрибут любого живого существа. Именно поэтому люди принимают душ. Именно поэтому и я сейчас иду в душ. Но, к сожалению, ты мешаешь мне пройти.

Мальчик внимательно посмотрел на Хильера и неторопливо - люди на этом корабле отдыхают! - прижался к стене.

- Вы тут новенький. Только что сели. А мы - с самого отплытия. Мы сели в Саутгемптоне. Обжираловка плавучая, - добавил он доверительно. - Жрут, пока худо не сделается. Недаром некоторые сползли на берег в Венеции и покатили домой. Я надеюсь, вам здесь понравится.

- Я тоже.

- Не надо мне было злить сестру. Она помешана на сексе, но это то, что Д.Г.Лоуренс называл «головным сексом». Обожает про это читать. Сигарету хотите?

Из нагрудного кармана рубашки он вытащил сигаретницу и дорогую зажигалку.

- Спасибо, но я предпочитаю сигары.

- Тогда после обеда я угощу вас «Ресервадос». Кстати, для своих в баре есть графинчики в стиле Людовика XIV с потрясающим «Реми Мартеном». Никто не может определить, какого он года.

- Непременно попробую. А теперь - в душ.

- Да, обязательно попробуйте. Надеюсь, мы встретимся во время аперитива.

Из молодых да ранних, подумал Хильер, направляясь в душ. И всё туда же - секс у него на уме. Спокойно, сэр, спокойно. Голубая Адриатика его поддержала - громко загудел проплывавший мимо корабль.

Хильер открыл дверь в душевую и застыл на пороге. Нет, это уже слишком! Белокурая красавица, которую он только что видел, была, по крайней мере, одета. Здесь же перед ним - словно в противовес - предстала обнаженная жгучая брюнетка. Индианка вытирала свое смуглое тело, полуночным потоком струились к ягодицам распущенные волосы.

- Тысяча извинений, - с трудом проговорил Хильер. - Дверь была...

Она обернулась банным полотенцем с надписью «Полиольбион», словно победительница корабельного конкурса красоты. Из них двоих Хильер был смущен гораздо сильней. Прямой нос и благородные арийские черты составляли контраст с кофейным цветом ее лица.

- Да, - сказала она, - дверь была не заперта. Я часто бываю такой рассеянной.

Особенности ее английского произношения напомнили ему интонации валлийской школьницы. Она невозмутимо наблюдала, как Хильер пятился в коридор. И, кажется, снова не заперла дверь. Хильер зашел в другую душевую. Неплохое начало. Или плохое? Зависит от точки зрения. Перед операцией надо быть предельно собранным, а тут за несколько минут он уже дважды испытал плотский соблазн, увидел оба экстремума континуума³. Хильер, фыркая, принял ледяной душ и, глядя только вперед, высоконравственно прошествовал к себе в каюту.

Дверь оказалась распахнутой, и кто-то, мурлыкая себе под нос, рылся в ящиках тумбочки. В чемоданах уже тоже покопались. Однако на повернувшемся к Хильеру жизнерадостном лице не было и тени смущения.

- Как я понимаю, мистер Джаггер? А где другой джентльмен, мистер Иннес?

- Присоединится позже. В ближайшем порту.

- Это будет Ярылык. Занятное местечко.

Он, снова напевая, переложил несколько рубашек Хильера в выдвижной ящик.

- Наверное, я вам что-то должен, - сказал Хильер.

Открыв шкаф, в котором висел летний пиджак, он полез в карман за кошельком.

- Да, сэр, тут так принято, сами увидите. Называется «подсластить».

Трудно было определить, что у него за выговор: то ли восточно-лондонский, то ли сиднейский, а скорее, оба - интонации моря, двух противоположных его; концов. Хильер выкладывал банкноты на его ладонь, пока она, подобно лыжному креплению, не захлопнулась.

- Меня зовут Ричард Рист. Но Ричардом меня называют редко: обычно Риком или Рики.

Рист выглядел лет на тридцать пять. На нем была тельняшка и синие парусиновые штаны. Обветренная кожа пропиталась солью, а морщины и тени на северном лице, казалось, появились в результате долгого травления кислотой. Все свидетельствовало о том, что этот человек не первый год в море. Глаза его были постоянно устремлены куда-то вдаль. Разговаривая, он сильно вытягивал губы, даже во время пауз они не сразу возвращались в нормальное положение, и эта манера только усиливала сходство его шамкающего - без зубов и протезов - рта с рыбьим. Темно-каштановые волосы Риста казались приклеенными к черепу. На ногах были удобные домашние туфли из очень дорогой кожи.

- Что вы обычно пьете, сэр? На корабле есть шикарное виски. Только у нас. Называется «Олд морталити». Кстати, сэр, для вас письмо. В Венеции получили, там столько писем было - не поверите. У нас же пассажиры - сплошь бизнесмены, магнаты. Все время должны быть в курсе дела.

Письмо в стандартном служебном конверте было адресовано Себастьяну Джаггеру, эсквайру.

- Вы, наверное, захотите его прочесть, сэр. Давайте, а я пока сбегаю за «Олд морталити».

Напевая, Рист вышел из каюты. Хильера охватили тяжелые предчувствия. Предупреждение об опасности? Изменения в плане? Хильер вскрыл конверт. Как он и предполагал, письмо было закодировано: ZZWM DDHGEM EH IJNZ OJNMU ODWI E XWI OVU ODVP. Послание, однако, не маленькое. Хильер нахмурился. Как его прикажете расшифровывать? Никто не предупредил, что на корабль будет передана шифровка. У него не было с собой ни дешифратора, ни шифроблокнота. Еще раз заглянув в конверт, Хильер увидел крошечную полоску папиросной бумаги, которую он сначала не заметил. На ней было напечатано двустишие:
Ноябрьская богиня постаралась,
Чтоб Англия на месте не топталась.

И ниже ободряющая приписка: «Привет от всех». Пульс Хильера забился спокойней. Похоже, ничего серьезного. Шутливое послание из Департамента, разумеется, закодированное - других писем он не получал. Какой-нибудь ребус с зашифрованным ключом. Чтобы развлекся на досуге (когда он, наконец, появится).

К приходу Риста, который принес виски со льдом, Хильер уже переоделся в вечернюю сорочку и легкие черные брюки. Послание лежало в заднем кармане. Может, выдастся время...

- К вечеру здесь переодеваются? - спросил Хильер.

- Еще как! С первого же дня! Хотят убедить себя, что шикарно отдыхают. А женщины! - Вытянув рыбьи губы, он безнадежно присвистнул. - Какие вырезы! Надо видеть! Этот народ не признает полумер. Потому я богатых и уважаю. Но не все, конечно, такие щедрые.

С этими словами он почти до краев наполнил рюмку Хильера. Сквозь кубики льда поблескивало золото. На подносе стояло две рюмки, и Хильер кивнул Ристу - наливай. Тот воспринял это как должное и развязно провозгласил: «Ваше здоровьице». Хильер не помнил, когда в последний раз пил такое мягкое виски. Он налил себе еще. Повязывая черный галстук, Хильер уже нетерпеливо предвкушал предстоящий вечер, глубокие вырезы, запах богатства. Рист снова принялся распаковывать чемоданы.

- Между прочим, - сказал он, - пара, которая жила здесь до вас, денег не считала. Не жалуюсь. Они сошли в Венеции, чтобы проехать по Восточному побережью. Равенна, Римини, Анкона, Пескара, Бари, Бриндизи, а там - на чью-то яхту. Ничего жизнь! Каждый день оплачивали нам с напарником по дюжине пива. Он тоже стюард в первом классе.

- Я почту за честь, - сказал Хильер, - если вы согласитесь...

- Значит, сэр, я в вас не ошибся. Мы с Гарри будем с радостью каждый вечер пить за ваше здоровье. В Венеции отпуск проводили, сэр?

- Нет, приехал по делам, - сказал Хильер. Он был доволен предоставившейся возможностью заранее опробовать свою легенду. - Я разрабатываю новые модели пишущих машинок.

- Неужели? - спросил Рист восхищенным шепотом, словно в жизни не слышал ничего более поразительного. - Ваша работа, наверное, как-то связана с «Оливетти»?

Так, осторожно...

- По крайней мере, в Венеции у меня были другие дела, - сказал Хильер.

- Да, я понимаю. Но надо же какое совпадение: у меня сестра работает секретаршей, и ее однажды тоже подключили к одной из исследовательских групп. Им дали новую машинку, в которой размеры букв были разными, знаете, как при обычной печати, Я в этом слегка разбираюсь, потому что работал в корабельной типографии, правда, не на этом корабле. Например, «m» в два раза шире, чем «n», то же самое с «о» и «i». Но вы-то как профессионал прекрасно понимаете, что ей больше всего не понравилось!

Рист собирался положить пачку платков в выдвижной ящик, но остановился в ожидании ответа Хильера.

- Конечно! Когда буквы разных размеров, то очень неудобно исправлять опечатки. Вы начинаете бояться опечаток. Машинисткам это страшно действует на нервы.

- Вот именно, - подтвердил Рист. - Вы совершенно правы. - Он продемонстрировал Хильеру свои розовые беззубые десны. - Итак, сэр, чем я могу быть для вас полезен? - Он сказал это так, словно Хильер успешно сдал экзамен, - по сути дела, так и было. Рист задвинул ящик и подошел ближе. - Могу, скажем, заказать для вас место в ресторане.

Хильеру требовалось выбрать между светлым и темным.

- Я тут видел девушку... Впрочем, нет, не надо.

- Если мы думаем об одной и той же, то я вас понимаю. Но братец у нее - настоящая бестия. Зато денег невпроворот. Уолтерс, их папаша, - большой человек в мучном бизнесе. Мне сдается, что его половина - она, кстати, здорово моложе - не прочь бы от него избавиться. Каждый раз заказывает ему дополнительную порцию. Дети у него от первого брака. Пацан, его зовут Алан, участвовал в телевизионной викторине в Штатах. Думает, что знает все на свете. Лучше от него держаться подальше. Иначе доведет вас!

- Я еще видел какую-то индианку.

- Тут далеко ходить не надо, точно, сэр? Да, на этом деле у нас можно все потерять. Любая готова, только позови. Мужьям своим они уже не интересны. Так что вам и одного вашего коридора хватит, - все, так сказать, под рукой. А индианка, про которую вы говорили, это мисс Деви. Она вроде секретарши у одного заграничного бизнесмена. Теодореску его фамилия. Богатый и здорово шпарит по-английски. Оксфорд небось кончал. По крайней мере, он утверждает, что она секретарша. Вы бы проверили, что ей известно про машинки! - Рист опустил глаза, что-то обдумывая. - Еще надо успеть разложить вещи пассажирского помощника. Но ведь и вашу каюту так не бросишь. Несколько фунтов заставили бы меня шевелиться побыстрее.

Хильер со вздохом протянул пять фунтов и подумал, что, выйдя в отставку, он себе такого уже не позволит.

Рист преданно поглядел ему в глаза.

- Если есть какие-нибудь просьбы, не стесняйтесь - постараюсь исполнить все, что скажете.

2

Направляясь в бар для пассажиров первого класса, Хильер ожидал увидеть там стены, обитые мягким шелком, изысканный полумрак, лишающий предметы тени, сиденья у стойки - со спинкой и подлокотниками, и под ногами пушистый, как снег, ковер. Но увидел он копию «Таверны Фицрой» в Сохо, какой она была до того, как любители современного дизайна там все не перепортили. В лужицах пива валялись размякшие окурки, напоминая открывшиеся бутоны, патлатый тип в серьгах барабанил по безнадежно расстроенному пианино, с закопченного потолка свисали обрывки сигаретной фольги, заброшенной туда разгоряченными посетителями. Вдоль стойки шли небольшие, затейливо обрамленные матовые оконца, которые поминутно открывались, мешая делать заказы. Стены украшала ученическая мазня. Магнитофонная запись шума Сохо безжалостно заглушала шум Адриатики. Хильер подумал, что в баре пассажиров туристского класса наверняка все наоборот - роскошный интерьер, никаких дизайнерских шалостей. Впрочем, судя по нарядам, среди посетителей не было ни одного маклера, работяги, наркомана или неудавшегося писателя. Одежда соответствовала классу, которым они путешествовали, ткани пушились роскошным ворсом, некоторые мужчины были - по последней американской моде - в золотистых смокингах. В баре стоял тяжелый табачный дух, и Хильер заметил, что пиво они пили подозрительно водянистое. Профессиональное чутье сразу подсказало: пиво здесь разбавляли отнюдь не водой. Кто мог ожидать, что дорогу к стойке придется прокладывать локтями? Но для пассажиров первого класса в этом, по-видимому, состояла своеобразная экзотика. Впрочем, наличными здесь никто не расплачивался и не получал на сдачу горстку мокрой мелочи. И в правдоподобии следует соблюдать меру!

Хильер заказал джин с тоником. Видно было, что одетому в грязные лохмотья бармену не терпится поскорее переодеться. Не прошло и минуты, как к Хильеру опять прицепился этот маленький хлыщ, Алан Уолтерс. Он был в прекрасно скроенном миниатюрном смокинге, в петлице красовался изысканный желтый цветок. Хильер с надеждой подумал, что, может быть, у Алана хватило ума не разбавлять водкой свой томатный сок.

- А я ведь все про вас выяснил, - сказал маленький мистер Уолтерс.

- Поздравляю! - воскликнул Хильер, не на шутку опасаясь, что мальчишка не шутит.

- За тридцать шиллингов Рист мне выложил все, как есть. Насквозь продажный тип. - Произношение его не отличалось ни правильностью, ни изяществом. - Вас зовут Джаггер. Вы занимаетесь пишущими машинками. Расскажите мне про них.

- Нет уж, я сейчас в отпуске, - сказал Хильер.

- Не надо только говорить, что в отпуске люди не любят обсуждать свои дела. Большинство только этим и занимается.

- Сколько тебе лет?

- К делу это не относится, однако я отвечу. Тринадцать.

- Господи, - пробормотал Хильер.

Сидевшие поблизости (толстые мужчины, казавшиеся благодаря портновским стараниям чуть полноватыми, и влекущие, окутанные шелками женщины) взглянули на Хильера с неприязнью и состраданием. Они-то знали, что ему предстоит, и в то же время их злило, что мучения Хильера, в отличие от их собственных, начинаются только сейчас.

- Начнем, - сказал мальчуган. - Кто изобрел печатающую машинку?

- Это было в далеком прошлом, - сказал Хильер, - а меня больше интересует будущее.

- В 1870 году ее изобрели три человека: Скоулз, Глидден и Соул⁴. Было это в Америке, и вся работа оплачивалась неким Денсмором.

- Только что где-то вычитал, - мрачно произнес Хильер.

- Почему же только что, - возразил Алан. - Я прочел это, когда увлекался огнестрельным оружием. Меня в то время занимала техническая сторона вопроса. Теперь же - практическая.

Сидевшие поблизости рады были бы не обращать внимания на Алана, но это им никак не удавалось. Они слушали с открытыми ртами, зажав в руке бокал.

- Первой наладила серийное производство компания «Ремингтон». Пишущая машинка - это тоже своего рода оружие.

Неожиданно кто-то сказал:

- Конечно, для Чикаго это вполне естественное помещение капитала.

Хильер увидел, что к соседней группе присоединилась мисс Деви. Она была головокружительно хороша в своем багряном сари, по которому были вышиты золотом многорукие боги с высунутыми языками. Нос ее украшало серебряное колечко. Прическа была традиционной: две косы, прямой пробор. Но замечание относительно «помещения капитала» исходило от стоящего рядом с ней мужчины. Судя по всему, это и был ее босс, мистер Теодореску. Тучность придавала ему величие, лицо не казалось заплывшим, наоборот, не будь полным, оно выглядело бы непропорциональным, пухлые щеки и тяжелая челюсть естественно гармонировали с крупным, правильным носом. У него был упрямый подбородок, глаза же казались не смородинами в тесте, а огромными сверкающими светильниками с начищенными до блеска белками. То, что благоухающий фиалками череп был абсолютно голым, в данном случае являлось не недостатком, а достоинством - признаком мудрости и зрелости. На вид Хильер дал бы ему лет пятьдесят. Пальцы Теодореску украшало множество колец, что, однако, не производило вульгарного впечатления, напротив, его холеные руки казались большими и могучими, а сверкающие камни, которыми они были усыпаны, можно было принять за своеобразный цветочный венок, по праву врученный этим божественным творениям, сильным, искусным и прекрасным. Фигура Теодореску выглядела настолько огромной, что его белый смокинг напоминал грот-марсель. В его высоком бокале плескалась, как показалось Хильеру, чистая водка. Теодореску внушал Хильеру страх. Таким же страхом наполняла его и мисс Деви, представшая перед ним совершенно обнаженной. Кто-то уже был невольным свидетелем купания богини. Актеон?⁵ Его, что ли, боги превратили в оленя, которого загрызли пятьдесят собак? Мальчишка наверняка помнит.

- Но кто действительно был талантливым конструктором, - сказал Алан, - так это Йост. Блестящий механик. Однако от его метода пропитки красителем почти мгновенно отказались. Между прочим, - небрежно бросил Алан, - в чем заключался метод Йоста?

- Когда-то помнил, - сказал Хильер. - Но я уже столько лет варюсь в этом деле! Что-то неминуемо забывается. К тому же меня больше интересует будущее.

Хильер уже это говорил.

- Йост использовал красящую пластину, а не ленту, - ледяным голосом процедил Алан. Хильер поймал на себе несколько косых взглядов. - Я считаю, что вы ничего не смыслите в машинках. Вы - самозванец.

Хильер взорвался:

- Скажи, тебе не надоело молоть языком?

Бог, которого, как полагал Хильер, звали Теодореску, расхохотался, и от раскатов смеха, казалось, затряслась стойка бара. Затем голосом, напоминающим шестнадцатифутовый регистр органа, изрек:

- Извинись перед джентльменом, мальчик. Он не хочет распространяться о своих знаниях, но это еще не означает, что их у него нет. Зачем задавать такие узкопрофессиональные вопросы? Спроси его, например, какие машинки используют в Китае.

- Пять тысяч четыреста идеографических печатных литер, - с облегчением выпалил Хильер. - Цилиндр состоит из трех частей. Сорок три клавиши.

- Говорю вам, он понятия не имеет о пишущих машинках, - упрямо повторил Алан. - Зуб даю, что это самозванец. Не удивлюсь, если он окажется шпионом.

Снисходительно поклонившись, словно скрипач в окружении музыкантов своей секции, Хильер расхохотался. Однако ответного смеха не послышалось. Хильер явно перепутал партитуры.

- Где твой отец? - воскликнул Теодореску. - На его месте я бы положил тебя к себе на колени и хорошенько отшлепал. А потом заставил бы извиниться перед джентльменом. Безобразие!

- За отцом далеко ходить не надо, - сказал Алан, - но он и слова не скажет.

За столиком у двери, будто выходившей на Фицрой-стрит, сидел опухший, болезненного вида человек. Курчавая женщина, выглядевшая значительно моложе мистера Уолтерса, уговаривала его поскорей доедать и заказывать следующее блюдо.

- В таком случае, - сказал мистер Теодореску, тяжело поворачиваясь, словно приводимый в движение бесшумным гидравлическим двигателем, - я готов извиниться вместо тебя. - Он сверкнул на Хильера своими громадными светильниками. - Мы-то его знаем, поверьте. А вы, насколько понимаю, присоединились к нам недавно. В каком-то смысле каждый из нас несет за него ответственность. Уверен, что он искренне раскаивается, мистер...

- Джаггер.

- ...мистер Джаггер. Моя фамилия Теодореску, хотя я не румын. А это моя секретарша, мисс Деви.

- Мы, вообще говоря, уже встречались, правда, мне крайне неловко об этом вспоминать. Ситуация вышла весьма деликатной, и я еще раз приношу свои извинения, хотя, в сущности, не виноват.

Да, вины Актеона за Хильером не было.

- Я вечно забываю запереть дверь в душ, - сказала мисс Деви. - В гостиницах у меня всегда отдельный номер. Но, как бы то ни было, мы выше этих дурацких табу.

- Отрадно слышать, - сказал Хильер.

- Литеры, литеры, - пропел вполголоса Теодореску. - Мне всегда хотелось, чтобы документы нашей фирмы печатались особым шрифтом, крупным, может быть, похожим на готический. А можно на одной машинке печатать и по-английски, и по-арабски?

- Сложность заключается в том, - ответил Хильер, - чтобы иметь возможность печатать и слева направо, и справа налево. Сделать это, конечно, можно, но дешевле использовать две машинки.

- Очень любопытно, - проговорил Теодореску, изучая Хильера одним глазом, словно полагая, что и этого вполне достаточно.

Тем временем Алан Уолтерс с надутым видом потягивал у стойки томатный сок, в который, как показалось Хильеру, теперь была щедро добавлена водка.

- Ничего он не знает, - ворчал Алан. Присутствующие единодушно не обращали никакого внимания на маленькою наглеца. - Про Йоста и Соула даже не слышал, - бормотал он, глядя в бокал.

Хильеру это очень действовало на нервы. Но Теодореску, который и в прямом и в переносном смысле был выше таких мелочей, мягко сказал Алану:

- А почему не видно твоей очаровательной сестры? Осталась в каюте?

- Тоже прикидывается. Как Джаггер. Помешана на книгах про секс и делает вид, что все знает, а на самом деле ни черта в этом не смыслит. Точь-в-точь как Джаггер.

- Допустим, ты проверил, как мистер Джаггер разбирается в истории пишущих машинок, - проговорил Теодореску учтиво, - но как он разбирается в сексе, ты пока не знаешь, - и, видя, что Алан уже открыл рот, поспешно добавил, - и не узнаешь.

- Джаггер, - бесполый шпион, - сказал Алан.

Хильер подумал, что он здесь вовсе не для того, чтобы терпеть выходки этого наглого шпингалета. Он наклонился к не слишком чистому левому уху Алана и прошептал:

- Запомни, нахаленок, если еще раз что-нибудь вякнешь, я возьму остроносый ботинок и воткну его тебе в жопу. Причем несколько раз.

- В жопу? - громко переспросил Алан.

Экзотическое для светских ушей слово вызвало осуждающие взгляды.

В этот момент появился стюард в белой куртке с карийоном⁶, настроенным на минорный аккорд. Черты его лица выдавали индийское, точнее даже гоанское происхождение. Словно актер с телестудии, находящейся неподалеку от Сохо, он прошествовал через «Таверну Фицрой», небрежно наигрывая начальные такты партии правой руки из бетховенской «Лунной сонаты».

- Обед, - с удовлетворением констатировал Теодореску. - Очень кстати: я проголодался.

- Но ведь у вас был такой плотный полдник, - сказала мисс Деви.

- Комплекция обязывает.

Хильер вспомнил, что просил для себя место за столиком мисс Деви, что означало и соседство Теодореску. Сейчас выбор казался ему уже не столь удачным. Раньше или позже под весом Теодореску и градом каверзных вопросов Алана (забившегося сейчас, слава Богу, в дальний конец зала) личина Джаггера - а вместе с ней и Хильер - должна была расколоться. К тому же Хильера печалило, что он собственноручно испортил себе внешность и в таком виде должен предстать перед мисс Деви. Как вам это нравится: «Дурацкие табу»? Так она, кажется, сказала?

3

- Здешняя кухня вам по душе? - спросил Теодореску.

Обеденный зал даже отдаленно не напоминал ресторанчика, располагавшегося, как помнил Хильер, напротив «Таверны Фицрой», - в его меню в голодные послевоенные годы красовался лишь бифштекс из конины с яйцом. В янтарно-пепельном воздухе стояло урчание кондиционера, смешанное с едва ли более громкой, способствующей пищеварению инструментальной музыкой, которая доносилась с галереи над позолоченным входом в зал. Старые, всю жизнь отдавшие родному кораблю музыканты искренне полагали, что от артрита, поразившего их пальцы, Ричард Роджерс⁷ только выигрывал, делаясь благородней и торжественней. Роскошную обстановку дополняли тончайшие камчатные скатерти и стулья, на которых, должно быть, уютно себя чувствовала любая, даже самая массивная задница. Возле столика Теодореску стоял мягко подсвеченный аквариум, фантастические обитатели которого - мохнатые, закованные в броню, светящиеся, усеянные шипами и распушившие огромные хвосты - невесело навещали замки, гроты и бельведеры, то и дело, разевая рот и неслышно делясь впечатлениями с проголодавшимися высшими позвоночными. Кроме Теодореску, мисс Деви и Хильера за столиком никого не было. Но особо обрадовало Хильера то, что семейство Уолтерсов отделял от него частокол упитанных и довольно шумных бизнесменов с супругами. Впрочем, радость его была бы еще больше, если бы мисс Уолтерс не была столь хороша в своем переливающемся бархатном платье-«рубашке». На шее у нее висел медальон на длинной массивной золотой цепочке. Она читала за столом, чего, конечно же, делать не следует, но что ей еще оставалось? Брат сидел надутый, а отец с мачехой были полностью погружены в процесс молчаливого и торжественного поглощения пищи. Время от времени миссис Уолтерс втолковывала своему мрачному и прожорливому супругу, что тому непременно следует отведать что-нибудь еще.

Хильер присоединился к Теодореску, который уже поедал медальоны с омарами в винном соусе. Как утверждал шеф-повар, омар сначала вываривался в крепком пряном бульоне из собственного панциря, затем в белом вине, после чего опускался в горящий анисовый ликер. В зале было множество молчаливых официантов, в большинстве своем гоанцы, хотя встречались и англичане (один из них - напарник Риста - подошел к Хильеру и прошептал: «Спасибочки за пиво»). Из кухни не доносилось никакого лязга и грохота, в зале царило величественное спокойствие.

- А теперь давайте закажем розовую кефаль с артишоком, - предложил Теодореску. - Человек, прежде сидевший на вашем месте, не отличался хорошим аппетитом, а меня раздражают люди, которые едят намного меньше, чем я. Впрочем, наесться мне никогда не удается.

Хильер взглянул на проворные пальцы мисс Деви с длинными алыми ногтями. Перед ней было огромное блюдо с мясом в соусе кэрри и множеством разнообразных гарниров. Вряд ли она сумеет управиться с такой порцией до полуночи.

- Я бы предпочел, если вы не возражаете, именно это шампанское, - сказал Теодореску, имея в виду «Боллинже» 1953 года, первую бутылку которого они уже почти допили. - Обычное, безобидное шампанское, однако вино для меня как хлеб: оно должно сопровождать еду, но не должно от нее отвлекать. Поклонение вину - наиболее вульгарная форма язычества.

- Позвольте только, - сказал Хильер, - записать следующую бутылку на мой счет.

- У меня другое предложение: кто съест меньше, тот и будет оплачивать спиртное.

- Тогда уж мне точно придется раскошелиться, - сказал Хильер.

- Боюсь, что маленький нахал просто подорвал вашу веру в себя. За столом поджарый человек - опасный соперник. Не бойтесь толстяка, который, посмеиваясь, набивает свою утробу. Это только показуха. Скажите, вы любите заключать пари?

Хильер почувствовал, как в закупоренном чане начался процесс ферментации, и, словно под давлением Schaumwein⁸, выпалил, неожиданно для самого себя:

- Ваши условия?

- Сумма на ваш выбор. «Дуэль желудков» интересует меня сама по себе. - Мисс Деви звонко расхохоталась. - Тысяча фунтов вас устроит?

Хильер прикинул, сможет ли он в случае поражения списать всю сумму на путевые расходы. Впрочем, какая разница? Чек за подписью Джаггера - это просто бумажка.

- По рукам, - сказал Хильер. - Блюда заказываем по очереди. На тарелках не должно оставаться ни крошки.

- Прекрасно. Начинаем, не откладывая. Они приступили к кефали с артишоком.

- Только не так быстро, - сказал Теодореску. - Торопиться нам некуда. Кстати, о шампанском. В свое время, кажется, в 1918 году - да, ровно через двести лет после того, как игристое вино Отвийе получило свое нынешнее название, - была попытка канонизировать изобретателя шампанского Дома Периньона⁹. Из этого ничего не вышло, хотя многие, я вам скажу, удостаивались канонизации и за меньшие заслуги.

- Намного меньшие, - подтвердил Хильер. - Я бы с большим удовольствием искал заступничества святого Периньона, чем святого Павла.

- Вы, значит, верующий?

- Как вам сказать... Пожалуй, уже нет. (Осторожно... осторожно.) Я верю, что у человека есть право на выбор. Я признаю основной догмат христианства - свободу воли.

- Вот и замечательно. Неплохо бы и нам реализовать свое право на выбор...

Он подозвал официанта, и к ним подошел предупредительный рыжеусый человек. Это был сам старший стюард. Хильер и Теодореску заказали по два блюда. Хильер - филе палтуса «Королева Елизавета» в белом соусе. Теодореску - креветки, запеченные в тесте с соусом «Ньюбург». Хильер - souffle au foie gras¹⁰ с мадерой. Теодореску - ломтики авокадо с черной икрой и холодным сбитым соусом.

- И еще шампанского, - сказал Теодореску. Они приступили к еде, а сидящие поблизости пассажиры, слышавшие об условиях состязания, стали с интересом следить за его ходом, забыв о собственных тарелках. Теодореску с похвалой отозвался о черной икре, венчавшей ломтики авокадо, и спросил:

- А где находился ваш католический колледж, мистер Джаггер?

Стараясь не отвлекаться от еды, Хильер небрежно бросил:

- Во Франции. - Что-то он чересчур разговорился, а надо бы сохранить инкогнито. - В Кантенаке, к северу от Бордо. Но вряд ли вы знаете этот городишко.

- Кантенак? Кто же не знает Кантенак или, по крайней мере, вино «Шато Бран-Кантенак»!

- Конечно, - сказал Хильер, - но мне показалось, что вина вас не интересуют. Да, барон де Бран прославился еще своим «Мутон-Ротшильдом».

- Однако странное место для воспитания юного англичанина. Наверное, ваш отец был как-то связан с виноградарством?

- Моя мать была француженкой, - солгал Хильер.

- Правда? Какая у нее девичья фамилия? Возможно, я знаю ее родственников.

- Сомневаюсь. Она происходила из ничем не примечательного семейства.

- Но, насколько я понял, техническое образование вы получили в Англии?

- В Германии.

- Где в Германии?

- Предлагаю, - сказал Хильер, - filet mignon a la romana¹¹, фигурную лапшу и кабачки.

- Прекрасно. (Старший стюард заскрипел карандашом.) И, пожалуй, жареной ягнятины, но чтоб с прослойками жира. И жюльен из швейцарского сыра с зеленой фасолью и сельдереем.

- Еще шампанского?

- Я бы предпочел что-нибудь покрепче. В пятьдесят пятом году было прекрасное бордо. Может быть, «Лафит Ротшильд»?

- Лучше не придумаешь!

- А для вас, дорогая?

Мисс Деви так и не доела кэрри, хотя все-таки с большей частью управилась. Она заказала обыкновенное крем-брюле и бокал мадеры. Шампанского ей было достаточно: глаза мисс Деви светились, причем не тлели, как джунгли, а сверкали, как Нью-Дели. Когда Хильер увидел, что в ожидании филе-миньона Теодореску жадно откусил кусок хлеба, ему стало не по себе. Что-то здесь не то, надо не спускать с него глаз. Обеденный зал постепенно пустел, престарелые музыканты удалились, и их место занял эстрадный ансамбль. У сидевших поблизости пассажиров интерес к состязанию заметно поугас, на сытый желудок они воспринимали его как бессмысленное обжорство. Мужчины окутывали себя голубым дымом, потакая очередной слабости - на этот раз роскошным кубинским сигарам. Уолтерсы сидели все там же: девушка читала, Алан посасывал коньяк, миссис Уолтерс курила, мистер Уолтерс куксился.

- Так где в Германии? - спросил Теодореску, разрезая филе. - Я очень неплохо знаю эту страну, да и другие страны тоже - куда меня только не забрасывали дела бизнеса!

Хильер воспринял это как предупреждение.

- Я изучал пишущие машинки после войны. В Вильгельмсхафене.

- Как же, знаю. Некогда крупная военно-морская база, а сегодня заурядный прибрежный центр легкой промышленности. Вы, возможно, встречались с герром Лутвицем из «Олимпии»?

Хильер нахмурился, выигрывая время.

- Нет, герра Лутвица я что-то не припомню.

- Ах да, я перепутал, он же не в «Олимпии» работает.

Подали жареную ягнятину. Она оказалась восхитительной, чего нельзя было сказать об обороте, который принимала беседа.

- А в чем состоит ваш бизнес? - спросил Хильер.

- Чистая купля-продажа, - ответил Теодореску, тяжело пожав плечами. Хильеру показалось (хотя он и не был уверен), что Теодореску уже без особого желания отправил в рот очередную порцию жюльена. - Я ничего не создаю. Трость надломленная¹² в великом - вашем великом - созидающем мире.

- Фазана, фаршированного пеканами, - заказал Хильер. - Хлебный соус, чипсы к дичи и (о, Господи!) немного брокколи.

- Пожалуй, еще цыпленка с ячменем и соусом «бешамель», только не острым. Грибную икру со шпинатом и печеный картофель с колбасной начинкой.

Хильеру показалось, что Теодореску заказывает с каким-то вызовом. Может быть, он, наконец, подустал? Что там у него над верхней губой - не пот ли?

- Прекрасный выбор, - воскликнул Хильер. - Пить будем то же самое?

- А почему бы нам не попробовать бургундского? Я бы заказал «Шамбертен» сорок девятого года.

Трапеза становилась все более мрачной.

- Если позволите, - сказала мисс Деви, - я выйду на палубу.

Хильер немедленно приподнялся и сказал:

- Разрешите, я провожу вас, - и, обращаясь к Теодореску, добавил, - я вернусь через минуту.

- Э, нет! - воскликнул Теодореску. - Останьтесь, пожалуйста. Нет лучшего рвотного, чем океан.

- Вы полагаете, - спросил Хильер, садясь на место, - что я способен на столь бесчестный поступок?

- Я ничего не полагаю.

На пороге комнаты, специально предназначенной для пассажиров, желающих избавиться от рвотных позывов, мисс Деви обернулась и посмотрела на Хильера с печальной улыбкой. Хильер ответил легким поклоном, но приподняться уже не пытался.

- Возобновим борьбу, - хмуро сказал Теодореску.

- Я возражаю против слова «борьба». Это звучит оскорбительно в отношении таких кулинарных шедевров. Лично я ем с наслаждением.

- В таком случае продолжайте наслаждаться и прекратим разговоры.

Хильер предвкушал победу (вкушая при этом довольно безрадостно). Вдруг со стороны столика Уолтерсов послышался грохот, глухой удар, стоны и выкрики. Голова главы семейства покоилась на столе среди фруктовых очистков. Рядом валялись опрокинутые кофейные чашки и молочник. Похоже на сердечный приступ. Стюарды, которые, по мере того как обеденный зал пустел, подбирались поближе к месту состязания, теперь бросились с оставшимися в зале пассажирами к столику Уолтерсов. Происходившее напоминало ожог, внезапно обезобразивший нежную кожу праздника. Хильер и Теодореску виновато посмотрели на свои уже почти пустые тарелки. Один из стюардов кинулся за корабельным врачом.

- Может быть, согласимся на ничью? - предложил Хильер. - Думаю, мы оба были великолепны.

- А, не выдержали! - воскликнул Теодореску. - Сдаетесь?

- Почему же не выдержал? Просто я считаю, что было бы разумнее внять только что сделанному нам страшному предостережению.

Врач в парадном кителе, принятом на торговых судах, громко требовал, чтобы его пропустили к столику.

- Предлагаю продолжать, - сказал Теодореску и подозвал старшего стюарда. - Привезите столик с холодными десертами.

- Сэр, джентльмену очень плохо. Не могли бы вы немного подождать?

- Глупости. Тут вам не госпиталь.

Между тем основания для такого сравнения, несомненно, имелись. В зале появились два санитара с носилками. В то время как жутко хрипящего мистера Уолтерса укладывали на носилки, стюард-гоанец вкатил столик с холодными десертами. Миссис Уолтерс рыдала. Дети куда-то исчезли. Санитары, окруженные толпой, вынесли мистера Уолтерса из зала. Вскоре в нем не осталось никого, кроме Хильера и Теодореску.

- Шербет «Арлекин»? - предложил Теодореску.

- Шербет «Арлекин», - согласился Хильер. Они наполнили тарелки друг другу.

- И, если не возражаете против белого вина, «Бланкет де Лиму», - сказал Теодореску.

- С удовольствием.

С кислыми физиономиями они приступили к сладкому. Персиковый мусс с малиновым сиропом. Кольцо со сливками «Шантийи» с фруктовой подливкой. Груши «Элен» в холодном шоколадном соусе. Холодный пудинг «Гран Марнье». Клубничное желе. Засахаренные каштаны.

- Послушайте, - задыхаясь, проговорил Хильер, - мне это перестает нравиться.

- Правда, мистер Джаггер? А что же в таком случае вам нравится?

- У меня во рту пожар.

- Потушите его пирогом с нектаринами,

- Боюсь, меня сейчас вырвет.

- Нет уж, так мы не договаривались. Это против правил.

- Кто это, интересно, установил такие правила?

- Я.

Теодореску наполнил бокал Хильера холодным пенистым «Бланкет де Лиму». Отпив, Хильер почувствовал себя лучше. Он заставил себя съесть шоколадно-ромовый десерт со взбитыми сливками и ликером «Калуа». Затем заглотил апельсиновый мармелад по-баварски, пропитанный ликером «Куантро».

- Как насчет яблочного пирога по-нормандски с бокалом кальвадоса? - спросил Теодореску.

Но перед глазами Хильера встала апокалипсическая картина собственных внутренностей: осклизлое мясное хлёбово, лениво текущие по трубам сливки, ароматные ликеры, готовые в любой момент самовоспламениться, винное внутреннее море, прокисшее и пенящееся. Этого хватило бы на день жителям целого индийского городка. Вот он, Запад, от которого бежал Роупер.

- Сдаюсь, - с трудом проговорил Хильер. - Вы победили.

- С вас тысяча фунтов. Я хотел бы их получить до того, как мы прибудем в Ярылык. Нет, возможно, я покину корабль еще раньше. Так что потрудитесь заплатить не позже завтрашнего полудня.

- Но Ярылык - это ближайший порт. Вы не сможете покинуть корабль раньше.

- Разве вам не известно о существовании вертолетов? Всё зависит от того, получу ли я одну важную телеграмму.

- Я могу хоть сейчас выписать вам чек.

- Не сомневаюсь, что вы можете выписать чек. Но я хочу получить наличными.

- У меня нет наличных. По крайней мере, в таком количестве.

- В корабельной кассе достаточно денег. Уверен, что у вас имеются дорожные чеки или аккредитивы. Так что извольте заплатить наличными.

Он зажег сигару с такой невозмутимостью, словно съел на обед пару яиц всмятку, и ни крошки больше. Затем уверенной походкой направился к выходу. Хильер бросился на палубу, на бегу стукнувшись о Теодореску. Нет лучшего рвотного, чем океан!

4

- Как самочувствие вашего мужа? - спросил Хильер.

Голос у него был немного виноватым, поскольку Хильер считал, что в сердечном приступе мистера Уолтерса есть доля и его вины: он с видимым удовольствием обжирался, вместо того чтобы (по крайней мере, после филе-миньона) встать и произнести античревоугодную проповедь на манер отца Берна. Он-то надеялся заработать тысячу фунтов, которая перед выходом в отставку казалась совсем не лишней. Теперь же придется самому платить эту сумму, и непонятно было, где ее взять. Деньги, хоть и с небольшой отсрочкой, востребованы. Тем не менее, профессиональная интуиция подсказывала Хильеру, что, возможно, все еще обойдется. Первым делом следовало побольше разузнать о Теодореску. Для этого он и примостился сейчас здесь, возле открытой танцплощадки, у незамысловатой, но изящной металлической стойки бара, заказав себе шампанское «Кордон блё» со льдом и мятным ликером. Он поджидал мисс Деви. В любом случае - даже если не рассматривать мисс Деви как источник информации - Хильер считал встречу с ней необходимым атрибутом роскошной летней адриатической ночи с дорогостоящим лунным и звездным шоу, поставленным специально для танцующих толстосумов и их дам. Будь его воля, он, возможно, предпочел бы мисс Уолтерс, но не учитывать состояния ее отца просто неприлично.

Между тем миссис Уолтерс была выше подобных сантиментов и, несмотря на то, что муж ее хрипел сейчас в лазарете, опрокидывала одну за другой двойные порции виски с содовой. Хильер наконец-то смог хорошенько рассмотреть миссис Уолтерс, в особенности (проявляя постыдную заинтересованность) высокий разрез ее прямого платья цвета ночной синевы и плечи, укутанные в тонкий прозрачный темно-голубой шарф; волосы не представляли собой ничего особенного, лицо по форме напоминало сердце, глаза - видимо, по причине врожденной хитрости их обладательницы - все время щурились. Он взглянул на уши: мочки практически отсутствовали, впрочем, серьги тоже. Ей можно было дать от силы лет тридцать восемь.

- Сам виноват, - сказала она необычайно густым контральто. - Это уже третий приступ. Сколько раз я его предупреждала, но он твердит свое: «Хочу наслаждаться жизнью». Донаслаждался.

- Если бы жизнь была устроена справедливо, то ее наслаждения доставались бы не обеспеченной старости, а беспечной юности, - глубокомысленно изрек Хильер.

- Смеетесь, что ли! - воскликнула миссис Уолтерс, и Хильер отметил про себя, что собеседница, по-видимому, довольно вульгарна. - Он утверждает, что в детстве ничего, кроме хлеба с джемом, не видал. И чай пил из жестяной кружки. Зато сколько у него хлеба сейчас благодаря всем этим пекарням! А детки его - поверит ли? - ни разу не пробовали хлеба. Он не хочет видеть хлеб у себя дома.

Говоря с Хильером, она все время рассеянно посматривала как бы поверх него, словно поджидая кого-то.

- Но все-таки как он себя чувствует? - снова спросил Хильер.

- Выкарабкается, - равнодушно бросила миссис Уолтерс. - Они его там чем-то колют.

Вдруг она очаровательно зарделась и чуть заметно шевельнула бедрами; к ней направлялся смазливый - словно с обложки модного журнала - мужчина, но Хильер явственно почувствовал, что, несмотря на зеленый смокинг, напомаженные волосы, гигиеническую пудру, одеколон, лосьон после бритья и дезодорирующий аромат, источаемый подмышками, от него попахивало кулинарным жиром. И этот вульгарен! Недурная парочка.

Хильер взял коктейль и, не вынимая другой руки из кармана, отошел от стойки. Хорошо еще, что мысль о кулинарном жире не вызвала у него рвоты. Что касается чудовищного обеда, то он уже поделился большей его частью с морем, отыскав для этого укромный уголок возле спасательных шлюпок. Из утробы изверглось нечто совершенно пресное - перемешанные лакомства уничтожили вкус друг друга. Чувствовал он себя прекрасно, признаков голода пока не было. Добродушно взглянув на танцующих, которые, словно подростки, ритмично трясли головой и крутили бедрами, Хильер с радостью увидел среди них мисс Деви, танцевавшую с кем-то из корабельной прислуги. Отлично. Он пригласит ее на следующий танец. Хильер надеялся, что это будет танец, достойный джентльмена, то есть позволяющий крепко прижать к себе тело партнерши. Современная молодежь, которая могла бы удовлетворять под музыку свои сексуальные потребности, оказалась совершенно нетребовательной. Танцы для них - всего лишь форма самолюбования. Да и ведут они себя, как гермафродиты. Возможно, это первый шаг на долгом эволюционном пути к превращению человека в червя. Хильер представил себе человекообразного червя и брезгливо поежился. Нет уж, пока половые различия не исчезли, надо этим чаще пользоваться! (Сколько раз я его предупреждала, но он твердит свое: «Хочу наслаждаться жизнью».) Миссис Уолтерс со своим красавчиком уже куда-то убежала. Может быть, за спасательные шлюпки? Почему, интересно, они действуют возбуждающе? Наверное, как-то связано с опасностью. Адам и Ева на надувном плоту.

Танцующие прекратили вертеть бедрами и возвратились к столикам. Рядом с мисс кроме ее спутника никого не было. Ну уж от прислуги Хильер как-нибудь избавится. Хильер неторопливо наблюдал, как они медленно потягивают что-то через соломинки. Руководитель ансамбля, по-видимому, изрядно навеселе, провозгласил: «Если бы среди вас были пожилые, то я бы сказал, что следующий танец для них». Здесь все уже оплачено, и лесть тоже. Музыканты заиграли медленный фокстрот.

Мисс Деви охотно приняла приглашение Хильера.

- Мне стыдно за наше дурацкое пари, - сказал Хильер, плавно скользя по танцплощадке. - И не потому, что проиграл - это как раз пустяки, - а из-за того, что в некотором смысле оно было оскорблением для Индии. Ведь это напоминало сцену из какого-нибудь спектакля, к примеру, Брехта: двое европейцев обжираются тоннами лакомств, а на них печально взирает Индия, размышляя о миллионах голодающих.

Мисс Деви рассмеялась. Хильер почувствовал, как восхитительно выгнулось ее тонкое тело. Как обычно, находясь рядом с женщиной, возбуждавшей в нем желание, Хильер почувствовал голод.

- Миллионы голодающих, - бесстрастно передразнила мисс Деви. - Я думаю, каждый получает то, что хочет. Нарожать столько детей, не умея при этом как следует обрабатывать землю, то же самое, что сказать: «Я хочу голодать».

- Иными словами, вы не испытываете таких чувств, как сострадание или жалость?

Чуть помедлив, мисс Деви ответила:

- По крайней мере, пытаюсь не испытывать. Надо думать о последствиях своих поступков.

- Но случаются и неожиданности. Скажем, в мой дом врывается грабитель и всаживает в меня нож.

- Значит, так на роду написано. Все изначально предопределено. Нельзя противиться воле Бога. Сочувствие жертве означает осуждение палача. Но Бога осуждать нельзя.

- Странно слышать из ваших уст упоминание о Боге. - (Мисс Деви холодно взглянула на Хильера и слегка отстранилась.) - Я хочу сказать, во время роскошного круиза, под звуки медленного фокстрота.

- Почему? Бог объемлет все: и медленный фокстрот, и саксофон, и соленые орешки на стойке бара. Что тут странного? Мир един.

Хильер украдкой вздохнул: роуперовские рассуждения. Правда, Роупер обходился без Бога.

- И весь мир подчинен единому закону? - спросил он.

- Мир не подчиняется законам, он их содержит в себе. В любых своих поступках мы следуем предначертанному свыше.

- Интересно, как относится мистер Теодореску к подобным рассуждениям?

- В принципе, он со мной согласен. Он верит в свободу воли. Человек должен делать то, что хочет. Не следует подавлять свои желания.

«Неплохо», подумал Хильер и сказал:

- А если желаешь не чего-то, а кого-то?

- Необходима гармония желаний. Иногда так и предопределено. Но чаще желание одного осуществляется вопреки желанию другого. Задача того, кто испытывает желание, возбудить ответное желание. Возможно, это самое божественное деяние, на которое способна душа человека. Человек как бы сам творит свою судьбу.

С теоретической точки зрения, рассуждения мисс Деви мало интересовали Хильера, хотя он, разумеется, вида не подавал. Равно как не желал немедленно предлагать ей себя для их практического воплощения. К чему торопиться, впереди еще вся ночь! Плита включена - пусть цесарка доходит в духовке.

- Не сомневаюсь, - сказал Хильер, - что такую женщину, как вы, много раз желали в надежде встретить ответное желание. И, думаю, во многих странах.

- В одних странах чаще, в других реже. Однако у меня не так много времени на светские развлечения.

- Мистер Теодореску перегружает вас работой?

- Он, как он отвратительно сфальшивил! - Мисс Деви сделала очаровательную гримасу. - Саксофонист, должно быть, пьян. Что вы спросили? Ах, да, конечно, я очень занята.

У двери в дальнем конце танцплощадки Хильер увидел Риста. Тот, покуривая, наблюдал за танцующими. На Ристе была рубашка и вечерний галстук-бабочка в горошек. Заметив Хильера, он приветливо, но сохраняя достоинство, помахал рукой и разинул рот, чтобы выразить свою беззубую радость.

- Наверное, печатаете? - поинтересовался Хильер. - Я, кстати, сейчас разрабатываю дешевую портативную электрическую машинку. Ее можно носить с собой и подключать к обычной розетке.

- Танцуя со мной под звездами Адриатики, вы считаете необходимым говорить о пишущих машинках?

- Мир един. В нем всё: и Бог, и пишущие машинки, и пьяный саксофонист. А чем занимается мистер Теодореску? Ведь и он - часть этого мира.

- Он называет себя entrepôt¹³ промышленной информации. Он ее покупает и продает.

- И всегда получает наличными?

Оставив этот вопрос без ответа, мисс Деви сказала:

- Если вы пытаетесь выяснить, связывают ли меня с мистером Теодореску личные отношения, то могу сразу ответить: нет. Если же вы хотите, чтобы я использовала свое личное влияние на мистера Теодореску, с тем чтобы он простил вам долг, то могу снова сказать: нет. Играть с ним в азартные игры бессмысленно: мистер Теодореску всегда выигрывает.

- А если я, предположим, откажусь платить?

- Это было бы крайне неразумно. С вами может произойти несчастный случай. Мистер Теодореску обладает огромной властью.

- Вы хотите сказать, что он способен на оскорбление действием? В таком случае, я сделаю это первым. Дерусь я, слава Богу, неплохо. Я полагаю, джентльмен обязан принять чек от другого джентльмена. Но мистер Теодореску требует наличными и даже способен подстроить мне несчастный случай. Не думаю, что после этого мистера Теодореску можно назвать джентльменом.

- Не советую говорить такое при нем.

- Я с удовольствием скажу ему это прямо в лицо. Где он? Разлегся, наверное, на койке у себя в номере - небось в люксе.

- Ошибаетесь, мистер Теодореску сейчас в радиорубке. Отправляет какие-то телеграммы. Что бы он ни выпил, что бы ни съел, ему никогда не бывает плохо. Более сильного мужчины я, пожалуй, не встречала.

- Простите, - извинился Хильер перед соседней парой, в которую он едва не врезался, и продолжил, обращаясь к мисс «танцующей Деви»¹⁴, - однако он недостаточно силен, чтобы пробудить в вашей душе ответное желание.

- Что-то вы заговорили высоким слогом. Мистера Теодореску интересуют сексуальные отношения иного рода. Он утверждает, что исчерпал возможности женщин.

- Если я вас правильно понял, нашему не по годам смышленому Уолтерсу следует опасаться.

- Мистер Теодореску невероятно разборчив. Разборчив во всем.

- Зато я, хотя и не всеяден, не столь разборчив.

- Что вы хотите сказать? - Не дав ему ответить, она внимательно посмотрела на Хильера своими кошачьими глазами и сказала: - Мне кажется, вы зачем-то стремитесь казаться уродливее, чем есть на самом деле. Я почти уверена, что в действительности вы выглядите совершенно иначе. Что-то здесь не так. Маленький наглец утверждал, что вы ничего не смыслите в пишущих машинках. Минуту назад вы довольно неуклюже пытались перевести разговор на машинки, словно желая убедить себя самого, что имеете к ним отношение. Зачем вы здесь? Кто вы?

В ответ Джаггер исполнил импровизацию на мотив арии Мими из первого акта «Богемы»:

- Меня зовут Себастьян Джаггер. Я специалист по пишущим машинкам.

Его импровизация почти естественно вписалась в фокстрот. Пианист, который, похоже, был пьян не меньше, чем лидер ансамбля, выписывал нечто атональное и алеаторическое¹⁵, в то время как бас и ударник пытались убедить танцующих, что музыканты по-прежнему исполняют фокстрот.

- У меня заказ от «Оливетти». Сейчас я в отпуске, а потом на некоторое время возвращусь в Англию.

- Я хотела бы разоблачить вас, понять, кто вы на самом деле.

В глазах мисс Деви сверкнула сладостная угроза.

- Мы могли бы разоблачиться вместе, - галантно предложил Хильер.

Музыканты (за исключением пианиста) вдруг прекратили играть. На эстраде появился пышущий здоровьем, несмотря на тучность, седой человек в смокинге с высоким жестким воротником.

- Друзья мои, - провозгласил он профессионально поставленным голосом. Пианист отозвался речитативным аккомпанементом, но на него сразу шикнули. «Друзья» все еще прижимались друг к другу, словно участвовали в языческом празднике любви. - Нас попросили, чтобы мы, если можно, сегодня больше не танцевали. Большинство из вас знает, что один из пассажиров находится сейчас в лазарете. И, разумеется, там слышно, как мы веселимся. Боюсь, что положение его критическое. Думаю, нам следует проявить понимание и участие и закончить сегодняшний вечер в тишине, возможно, даже в медитации. Благодарю за внимание.

Под жидкие аплодисменты он спустился с эстрады. Руководитель ансамбля с воодушевлением поддержал его:

- Эй, ребята, вам все ясно? Быстренько по домам и чтоб по дороге не баловаться!

- Мне кажется, - сказала мисс Деви, левая рука которой по-прежнему покоилась на плече Хильера, - что вы позволяете себе дерзости.

- А мне кажется, что вы придаете слишком большое значение условностям. Вас восхищает разборчивость, вас возмущает дерзость. Что ж, неразборчивый Бог имел дерзость создать меня таким, каков я есть. Так узнайте же на досуге, что у него получилось. Вы, кажется, говорили что-то о разоблачении?

- На сей раз я не забуду запереть дверь в каюту.

- Нисколько в этом не сомневаюсь.

Хильер почувствовал голодную резь в животе. Рука мисс Деви все еще лежала на его плече. Он осторожно опустил ее.

- Серебряное колечко в носу, - Хильер потянул за колечко, и мисс Деви слегка отпрянула, - непременно оставьте. На остальных предметах туалета я не настаиваю, но колечко пусть будет.

Мисс Деви высоко вскинула голову, словно собиралась водрузить на нее кувшин с водой, сделала неопределенный, но, в общем, неодобрительный жест и с арийским достоинством прошествовала сквозь расходившуюся толпу.

Рист по-прежнему стоял у двери. Рядом с ним находился его неизменный напарник, худощавый, смуглый человек средних лет с довольно неприветливой наружностью. Одет он был так же, как и в обеденном зале.

- Ну что, дело движется? - спросил Рист, а его напарник снова сказал: «Спасибочки за пиво», - и заговорщически посмотрел на Хильера.

- Принесите мне в каюту поесть, - сказал Хильер.

- Это его дело, - напарник кивнул на Риста, - не для красоты же он тут стоит.

- Все разумные желания пассажира должны выполняться по первому требованию, - важно изрек Рист. - Что вы предпочитаете, сэр?

- Ракообразных, если вам известно это слово. Без гарнира, но не забудьте красный перец. И ледяное шампанское.

- Понятно, сэр. Кстати, если еще не выяснили, номер интересующей вас каюты - пятьдесят восемь. Разрази меня гром! - старомодно воскликнул Рист, - живут же люди!

5

Хотя час был поздним и светильники в коридоре горели вполнакала, Хильер не сомневался, что добраться до заветной каюты незамеченным ему не удастся. Из-за дверей доносился храп такой силы, что трудно было поверить в его естественное происхождение; того и гляди распахнется какая-нибудь дверь, и из отдыхающих от протезов рта или из-под бигуди на Хильера обрушится поток негодования. Словно в подтверждение его опасений в конце коридора показался Рист. «Удачи, сэр», - пожелал он Хильеру, как будто тот находился на крикетном поле и собирался ввести мяч в игру. А вот и маленький мистер Уолтерс в парчовом китайском халате с драконами - вышагивает нервно, как будущий молодой отец возле роженицы, попыхивает «Балканским собранием» в мундштуке «Данхилл». Вспомнив об отце Алана, Хильер участливо спросил, есть ли какие-то новости.

Несмотря на желание Алана казаться взрослым, выглядел он зареванным ребенком.

- Какие могут быть новости? Пожинает то, что посеял. Он же знал, что заработает артериосклероз.

В его ответе Хильеру послышался отзвук жестокой философии мисс Деви.

- Нельзя обвинять человека в том, что у него больные артерии, - сказал Хильер. - Одному везет, другому нет.

- Что станет со мной и Кларой, если он умрет?

- С Кларой?

- Да, с сестрой. О себе-то эта сука, как всегда, позаботится. Отец считает себя самым умным. Я ведь предупреждал его, чтоб не женился на ней. Жили мы себе втроем, и все было чудесно. А теперь она все заграбастает. Я-то знаю, как она нас ненавидит. Не представляю, что с нами будет.

В ответ раздался храп.

- Наука сегодня творит чудеса, - пролепетал Хильер. - Увидишь, через пару дней он будет совершенно здоров.

- Что вы в этом понимаете? В чем вы вообще понимаете? Только и умеете, что шпионить по коридорам. Если он умрет, я ее укокошу. Или вы ее укокошите, раз вы шпион, а я вам заплачу.

- Прекрати болтать глупости, - громко сказал Хильер.

За дверью соседней каюты начали шикать. Как Хильер и подозревал, спали далеко не все.

- Мы продолжим наш разговор утром. Уверен, что к утру все образуется. Засияет солнышко, и все забудется, как страшный сон, А теперь марш в кровать.

Алан взглянул на Хильера, который был в халате на голое тело.

- Снова в душ... Второй раз за полдня. - (Слава Богу, в мальчике еще сохранились остатки невинности!) - Хоть вы и шпион, но очень чистоплотный.

- Слушай, давай покончим с этим раз и навсегда. Я не шпион. Ты понял? Действительно, они существуют, я даже видел пару настоящих шпионов, но я не из их числа. Какой из меня шпион, если ты меня сразу раскусил? Ведь для шпиона главное - это не выглядеть шпионом. Ясно тебе?

- А спорим, что у вас есть пистолет?

- А спорим, что и у тебя есть. У тебя, похоже, все есть.

Алан отрицательно покачал головой.

- Слишком молод, чтобы иметь оружие. Это моя главная беда: что бы мне ни захотелось, всегда оказывается, что я слишком молод. Например, слишком молод, чтобы оспорить завещание.

- И слишком молод, чтобы не спать в такое время. Ступай в кровать. Можешь принять пару таблеток снотворного, не сомневаюсь, что и оно у тебя найдется.

- А вы мне начинаете нравиться. У вас есть дети?

- Нет. Ни детей, ни жены.

- Одинокий волк. Кот, который гуляет сам по себе. Жаль только, что вы со мной юлите, все равно ведь выведу на чистую воду. Все равно разоблачу и узнаю, кто вы на самом деле.

Еще одна мисс Деви!

- Ладно, только завтра, - сказал Хильер. - Завтра все будет по-другому. Где твоя каюта?

- Вон та. Заходите, пропустим стаканчик перед сном.

- Спасибо, но у меня неотложные дела.

Хильер согнулся, словно у него внезапно кольнуло в животе.

- Это все обжираловка, - сказал Алан. - Я видел, как вы начинали, и знаю, чем все кончилось. Не доверяйте этому человеку, - прошептал Алан. - Он иностранец, хотя, наверное, считает, что своим шикарным произношением сумел сбить меня с толку. Ладно, идите, - Произнес он вдруг официальным тоном и направился к себе в каюту.

Рист тоже куда-то исчез, и Хильер поспешил к каюте пятьдесят восемь. Как он и предвидел, дверь была не заперта. Он постучал и, не дожидаясь ответа, вошел. Мисс Деви - он и это предвидел - сказала:

- Опаздываете.

- Не по своей вине, - казал Хильер не в силах перевести дыхание: мисс Деви лежала совершенно обнаженная, за исключением, разумеется, серебряного колечка в носу. - Ничего не мог поделать.

Ее распущенные волосы струились до колен. Обворожительное, смуглое, словно хорошо пропеченное тело чуть отсвечивало матовым глянцем; смолянистый курчавый кустик казался дерзкой пародией на ее восхитительные волосы; грудь, несмотря на внушительные размеры, не свисала, а стояла твердо, словно отлитая из какого-то божественного каучука; соски уже набухли. Она протянула руки - два золотых меча - к Хильеру. Он скинул шлепанцы. Халат скользнул на пол.

- Где выключается свет? - спросил он, тяжело дыша.

- Не надо. Я хочу видеть.

Хильер приступил.

- Araikkul va¹⁶, - прошептала она.

Тамильский? Дравидская группа¹⁷. Значит, с юга, не арийка и, возможно, искусству любви обучалась не по грубой «Кама Сутре»¹⁸, а по малоизвестному трактату «Pokam»¹⁹, название которого врезалось когда-то Хильеру в память по причине непристойных ассоциаций.

За этим последовало нечто утонченно-изысканное, граничащее с агонией, давно забытое. Она воспламенила его нежным «объятием павлина», которое перешло в «мадакадам», «потти» и «пуданей». Хильер стал терять ощущение времени и, чувствуя, что сейчас взлетит, кивнул самому себе: «Прощай, Хильер». Чей-то голос, режущий, как свет, стал задавать нелепые вопросы, но на каждый из них Хильер мог ответить День Воздвижения Креста Господня²⁰? 14 сентября. Год публикации «Ипатии»²¹? 1853. Конверт Малреди²²; «Моральная философия» Дони²³; «Кеннингтон Оувал»²⁴, разбита в 1845; «Лотта в Веймаре», «Анна на шее», Анна на рельсах; имя привратника претория Понтия Пилата - Картафил²⁵, «Вечный жид». Коронация Елизаветы? Ноябрь 1558. Еще тянуло вниз, еще оставались дела на земле, еще не выполнено было задание, но Хильер взлетал все выше и выше, в запредельные сферы, откуда доносился голос. Он увидел тянущиеся к себе губы, они раскрылись, словно собираясь его всосать. «Первая - пятая, пятая - восьмая», - шепнул чей-то беспечный голос, но Хильер криком заглушил его. А губы втягивали все глубже, ласкали все яростней, пока, наконец, из него не брызнул желанный, долгожданный сок. Mani²⁶ - он не забыл, как это называется. Хильер истекал mani, оно вливалось потоком в сосуд, трепетавший, как живое существо. Потом сосуд запечатали горячим сургучом. Хильер превратился в человека по имени Джонробертджеймсуильям (флейта Бёма²⁷ запела над Помпеями, Спалато, Кенвудом, Остерли²⁸) Бидбеллблэр, и ему приказали: «Отдать швартовы!» Но вплыть в эту узкую, сладостную пещеру означает потопить все корабли мира: «Алабаму», Ковчег, «Бигль», «Беллерофон», «Баунти», «Катти Сарк», «Дредноут», «Индивор», «Эребус», «Фрам», «Гоулден хайнд», «Грейт Гарри», «Грейт истерн», «Марию Селесту», «Мейфлауэр», «Ривендж», «Скидбладнир», «Виктори»²⁹. Но не останется и клочка земли, на который не упадет его семя: из пещеры под землю уходили миллиарды каналов, они просвечивали сквозь толщу, напоминая кровеносную систему человека из учебника анатомии. А mani все прибывало, и вот уже потоки слились в единый обжигающий океан, и военные корабли, поскрипывая мачтами, приветствовали друг друга. Раскаленная добела тридцатиметровая башня, возвышавшаяся из его чресел, обвалилась, наконец, миллионами кирпичей. Он избавился от гнетущей ноши. «Уриил, Рафаил, Рагуил, Михаил, Сариил, Гавриил, Иеремиил!»³⁰ - провозгласил величественный голос, всемерно слитый, но распадающийся на семь разных голосов. Но - о, чудо! - сосуд вдруг вновь стал наполняться из каких-то неведомых источников.

«Madu, madu!»³¹, - кричала она. Вот оно, неистовство юга! Она вдруг стала магическим образом разбухать, превращаясь в необъятную Праматерь; громадная грудь уже не умещалась в его руках, но короткие пальцы вдруг тоже стали расти! Соски буравами вгрызались в ладони! Затихавший было костер снова вспыхнул - это жаром полыхнуло из благословенного адова пекла, что располагалось (прав был Данте!) в самом центре земли. Его зажало в расщелине меж громадных холмов. Он двигался медленно, затем все быстрее и вдруг услышал, как заголосили бакланы, олуши, выпи, ибисы, розовые цапли, фламинго, краксы, куропатки, погоныши, лысухи, бухарские голуби, дрофы, ржанки, шилоноски, сорочаи, кроншнепы, иволги, клесты, зяблики, сорокопуты, веретенники, каменки, варакушки. Клекот птиц превратился в клекот крови, каюта взмыла в воздух, но в стратосфере сорвало потолок, и они оказались на воле. Он сидел на ней верхом, держась что есть силы, чтобы не упасть, но послышалась сладкозвучная кантилена, и, когда он уже смирился с тем, что они сейчас пойдут ко дну, она сжалась до прежних размеров, и бушующий, гонимый бурей поток волос наконец угомонился.

Но и это было не все. Начался последний пароксизм, правда, ощущение времени и пространства уже не исчезало, проступила реальность: тавро на левом плече, нежная шелковистость кожи, пот, склеивший два тела. Каждый старался проникнуть в jaghana³² другого, чтобы внутренности обоих сплелись в единый извивающийся змеиный клубок. Здесь природа должна была бы позволить полное взаимопроникновение, слияние линги и йони³³. «А теперь - боль», - сказала она и впилась в спину Хильера ногтями, словно в попытке пригвоздить его к себе. Почувствовав, что он слабеет, она отлепилась: змеиный клубок распутался, змеи заползли обратно, каждая - в свое лоснящееся логово, захлопнувшееся за ней, словно дверь на невидимых петлях. Шлепок по шее Хильера, шлепок по груди - такой, что волосы стали дыбом, - и она перешла к «полумесяцу», затем «тигриный коготь», «павлинья нога», «прыжок зайца», «лист голубого лотоса». Затем, взяв на себя роль мужчины, она заставила Хильера испытать столь острую и сладостную боль в промежности, что он едва не лишился чувств; еще немного, и она пробурит его насквозь. Она села верхом, и он вошел, но казалось, что вошла в него она. Хильеру почудилось, что его вот-вот приподнимут над простыней за горящие, оттянутые соски. В ответ он вонзил собранные в щепотку пальцы в пламя, бушевавшее в темной пещере, и, погружаясь все глубже, вскоре достиг ее предела. С ловкостью гимнаста он вернул ее в исходное положение и, заржав табуном диких лошадей, задрожав, словно тело - все, кроме вонзенного кинжала - превращалось в протоплазму, сделал последний неистовый выпад и стал изливаться огненной лавой. Она ответила воплем пылающего города. Стонущий, выжатый до капли вампирами, Хильер застыл на ней. Закружились галактики, пронзительно вскрикнула и стихла история, тело начало обретать чувствительность, появились знакомые желания. Он вышел из нее, как из моря - по соленому телу катились капли. Хильер потянулся за халатом, но она схватила его раньше и набросила на себя. Улыбнулась, но не нежно, а злобно (он даже удивленно скривился) и крикнула:

- Войдите!

И он вошел - по-прежнему в вечернем костюме, огромный, лысый, улыбающийся; мистер Теодореску.

- О, вот этому знаку я верю, - пробасил орган. - Такое не подделаешь.

Слишком поздно было пытаться скрыть букву «S», пылавшую на влажном обнаженном теле.

- Мистер Хильер! - сияя провозгласил Теодореску. - Я подозревал, что это мистер Хильер. Теперь я в этом уверен.

6

- Да, - сказал Теодореску, - теперь я в этом уверен. В руке он сжимал трость с грушеобразным набалдашником.

- Конечно, вы, мисс Деви, узнали об этом раньше меня, - продолжил Теодореску. - Знак «S» говорит сам за себя. Работа безжалостных подручных Соскиса. Внешность Хильера пока еще скрыта, но змейка эта снует по всей Европе и показывается только вашим врагам-потрошителям - впрочем, ребята эти, мистер Хильер, получили в детстве прекрасное воспитание - или женщинам со столь многообразными талантами, как у нашей мисс Деви.

- Конечно, глупо было скрывать свое подлинное имя, - сказал Хильер. - Слушайте, я себя чувствую, как на приеме у врача. Позвольте я что-нибудь надену.

- Нет, - сказал Теодореску.

Халат Хильера был по-прежнему на мисс Деви, к тому же она так и не встала с постели, и он не мог обернуться простыней или одеялом. Хильер уселся на единственный стул, стоявший возле иллюминатора. Слева от него была тумбочка. Внутри, наверное, лежала одежда. Даже сейчас одна лишь мысль, что он может надеть трусики или сари мисс Деви, вызвала физическую реакцию, которую ему пришлось прикрыть ладонями. Между тем в одном из ящиков может быть и пистолет. Он рискнул дернуть ручку одного из них, но тот оказался запертым.

- Мистер Хильер, лучше будет, если вы останетесь, как говорится, in puris naturalibus³⁴. Дайте посмотреть, какой же вы есть на самом деле. Боже, Боже, как изувечено ваше тело на полях военных и любовных сражений. Но меня интересует лицо. Под щеками, наверное, парафиновые подкладки; а презрительно опущенные уголки рта это, должно быть, обыкновенные накладные швы. Усы настоящие? Почему так блестят глаза? Ладно, у нас не так много времени на разговор. Итак, начнем.

- Прежде всего, - сказал обнаженный Хильер, - скажите мне, кто вы.

- Я действую под своим настоящим именем, - проговорил Теодореску, прислонившись к шкафу. - Я сохраняю абсолютный нейтралитет, и ни одна страна - ни большая, ни малая - мне не платит. Я собираю информацию и продаю ее тому, кто предложит самую большую - точнее, просто большую - цену. Покупателей, непосредственно связанных со мной, только двое, и обычно мы встречаемся в Лозанне. Они торгуются, исходя из сумм, отпущенных их организациями. Это довольно доходный бизнес и сравнительно безопасный. Иногда я совершаю целевую продажу, не прибегая к торгам. Такие вот дела. Мисс Деви, не могли бы вы одеться? Мы, как подобает джентльменам, отвернемся. Затем сходите, пожалуйста, в радиорубку и отправьте телеграмму. Содержание вы знаете.

- А я - нет, - сказал Хильер. - Но подозреваю, что речь пойдет обо мне?

Мисс Деви встала, сгребла простыни и одеяло и бросила бело-бурый ком между Теодореску и дверью - так, чтобы Хильер не мог до него дотянуться. Теодореску грациозно посторонился, пропуская мисс Деви к шкафу, где лежала одежда. Она выбрала черные брюки с белым джемпером. Хильер, по причине наготы не причислявшим себя к джентльменам, заинтересованно следил за ее действиями. Не снимая халата, она натянула брюки. Затем скинула халат (Хильер тоскливо вздохнул, вспоминая о только что разделенной страсти), швырнула его в валявшуюся на полу кучу и надела свитер. Распущенные волосы остались под свитером, она их вытащила - с долгим электрическим потрескиванием. Хильеру дышалось все тяжелее. Теодореску по-прежнему благовоспитанно устремлял взор в иллюминатор, в адриатическую тьму. Мисс Деви безадресно улыбнулась, надела босоножки и молча вышла. Теодореску грузно опустился на койку.

- Думаю, вы догадываетесь о содержании телеграммы. Если мои осведомители в Триесте не ошиблись, это ваше последнее задание. В чем оно состоит, я не знаю, да и не слишком стремлюсь узнать. Но в Ярылыке вы на берег не сойдете. Мисс Деви сообщит береговым службам, используя доступный их разумению шифр, о вашем пребывании на борту. Так что в порту вас будут ждать. Поверьте, я ничего не хочу на этом заработать, поскольку вы, разумеется, на берег не сойдете. Они будут поджидать мистера Джаггера или любого другого джентльмена, за которого вы попытаетесь себя выдать, но никого, похожего на вас, не обнаружат. Конечно, в поисках предательского клейма они могут счесть необходимым раздеть нескольких пассажиров. Те, кого разденут - а много их не будет, ведь большинство наших compagnons de voyage³⁵ старые и толстые, - даже не станут возражать: по возвращении домой будет что рассказать за бренди и сигарой о приключениях в бесчеловечном полицейском государстве. Предпочтя остаться на борту, вы, конечно, тоже подвергнетесь определенной, хотя и небольшой, опасности. Вам прекрасно известно упорство, с которым эти славные ребята преследуют свою жертву. Некоторые из них, разумеется, в целях углубления международного взаимопонимания, могут подняться на корабль. Ярылык - это кисло-сладкая подлива ко всему нашему гастрономическому круизу. Для них британские продукты, британское виски и несколько сувениров из судового киоска - достаточная причина, чтобы позволять нашим судам пользоваться их черноморскими портами. Так что, мистер Хильер, вас будут искать и на корабле. Возможно, у них даже будет ордер на арест по сфабрикованному обвинению. И капитан не захочет поднимать лишнего шума.

- Однако вы разговорчивы, - сказал Хильер.

- Ну, вот видите! - радостно проговорил Теодореску. - Теперь самое время перейти к главному. Завтра за мной и мисс Деви прилетит вертолет. Мы собираемся поплавать на яхте у острова Закинф. И мы бы очень хотели, чтобы вы разделили нашу компанию.

- Где вы собираетесь остановиться?

- Штаб-квартиры у моей фирмы не имеется. Но мы могли бы прекрасно провести время втроем на моей небольшой вилле возле Амальяса.

- После чего меня, разумеется, продадут.

- Продадут? Продадут?! Будь у меня такое желание, я бы мог продать вас хоть сейчас. Нет, мистер Хильер, я торгую только информацией. И у вас ее должно быть в избытке. Мы сможем не спеша потолковать о том, что вам известно. А затем, получив хорошее вознаграждение, отправитесь куда душе угодно. Что скажете?

- Нет.

- Так я и думал, - сказал Теодореску, вздыхая. - Жаль. Мисс Деви, как вам известно, обучена искусству дарить весьма изощренные наслаждения. Точнее, вам это еще не известно. То, что вы испытали, было только прелюдией. Лично меня женщины не интересуют - предпочитаю свеженьких греческих пастушков, - однако многие из тех, к чьим гедонистическим пристрастиям иного рода я отношусь с уважением, уверяли меня в совершенно выдающихся качествах мисс Деви. Подумайте, мистер Хильер. Вы оставляете свою небезопасную шпионскую деятельность. Что вас ждет впереди? Жалкая пенсия и никакого выходного пособия.

- Если я выполню это задание, мне обещано крупное вознаграждение.

- Если, мистер Хильер, если... Вам ведь известно, что вы его не выполните. Скоро у вас не останется сомнений и относительно «если». Я предлагаю вам деньги, а мисс Деви - себя. Как вы на это смотрите? Уверяю вас, что я вознаграждаю не менее щедро, чем мисс Деви.

- Мне будет легче думать, если вы позволите мне одеться.

- Я рад. Начало положено. Видите, вы уже согласны подумать.

- Нет, ваше предложение я уже обдумал: я никуда не поеду.

- Как угодно, - сказал Теодореску. - Я признаю свободу воли. Я ненавижу принуждение. Разумеется, стимулирование вознаграждением - это нечто совсем другое. Что ж, есть кое-какие вещи, которые я хотел бы узнать немедленно. И я хорошо заплачу. В доказательство своей щедрости начинаю с того, что прощаю вам поражение в «дуэли желудков». - Он рассмеялся. - Можете не платить мне тысячу фунтов.

- Спасибо, - сказал Хильер.

Довольный, словно не он, а Хильер сделал ему одолжение, Теодореску достал из внутреннего кармана сигарочницу, позаботившись, чтобы при этом из-за пазухи выглянули пухлые пачки долларов.

- Стодолларовые купюры, мистер Хильер, «сотенки». Угощайтесь сигарой.

Он раскрыл сигарочницу, в которой оказались толстые «Ромео и Джульетта». Хильер сигару взял - ему до смерти хотелось курить. Теодореску добыл огонь из золотого «Ронсона». Оба затянулись. Дамские ароматы каюты мисс Деви растворились в атмосфере мужского клуба. Теодореску задумчиво спросил:

- Среди прочих наслаждений, которые, как мне кажется, вы испытали с мисс Деви, помните ли вы то восхитительное до боли ощущение, будто острый, как игла, коготь вонзается в самую интимную часть вашего существа?

- Откуда вы знаете?

- Оно было вызвано искусственно: укол замедленного, но чрезвычайно сильного действия. Вам ввели «веллоцет В», разработанный доктором Победоносцевым из Юзова. Примерно через пятнадцать минут вы с предельной откровенностью ответите на любой мой вопрос. Мистер Хильер, пожалуйста, прислушайтесь к моим словам, поверьте мне, а потом уже, если сочтете необходимым, говорите, что я все это выдумал. В отличие от других препаратов такого рода «веллоцет В» не погружает человека в сон, во время которого ему задают вопросы. Напротив, вы сохраните совершенную ясность рассудка, но впадете в столь сильную эйфорию, что сокрытие правды покажется вам недостойным той долгой, нежной дружбы, которая, как вам будет казаться, связывает нас обоих. Мне остается только ждать.

- Сволочь! - воскликнул Хильер и попытался встать со стула, но Теодореску немедленно ударил его тростью по glans penis³⁶.

Хильер попробовал дотянуться до Теодореску, но тот, с наслаждением попыхивая сигарой, ловко парировал нападение тростью. Хильер оставил свои попытки и, постанывая, сгибаясь пополам, пытался превозмочь мучительную боль.

- Я разделяю ваше уважение к свободе воли и потому хотел бы, чтобы вы ответили на мои вопросы добровольно. Первый вопрос оценивается в пять тысяч долларов. Похоже на глупые телевикторины, правда? Заметьте, мистер Хильер, что я могу вообще не платить вам. Но я лишил вас возможности получить вознаграждение и считаю своим долгом компенсировать его.

- Ни слова не скажу, сволочь!

- Скажете, скажете, в этом я определенно уверен, но не лучше ли отвечать по собственной воле, отдавая себе отчет в своих действиях, чем выдавать информацию, будучи одурманенным этим дурацким препаратом?

- Какой первый вопрос? - спросил Хильер, думая при этом: «Я не должен отвечать, я не должен отвечать, у меня есть выбор».

- Прежде всего, я хочу знать - и, не забудьте, плачу за это пять тысяч долларов - подробности о восточногерманском канале эвакуации агентуры, известном, если не ошибаюсь, как «Карл Отто».

- Не знаю. Я действительно не знаю.

- Понимаю, но попытайтесь все-таки вспомнить, и побыстрее: у меня мало времени, а у вас и того меньше. Второе: за шесть тысяч долларов я хотел бы получить имена членов харьковской террористической организации «Вольрусь».

- О, Господи, ну как же...

- Послушайте, мистер Хильер, я же не говорил, что передам эту информацию Советам. Еще посмотрим, сколько они за нее предложат. И потому вы должны сообщить мне код, по которому я смогу связаться с ними. Насколько я знаю, следует поместить объявление в «Дейли уоркер». Эта единственная британская газета, доступная в Советском Союзе, является прекрасным каналом связи с дерзкими антиправительственными группировками, которые (хотя их действия не опаснее комариного укуса) так тревожат КГБ. Но сомневаюсь, что Советы предложат больше, чем заграничные покровители конспираторов.

Расплывшись в блаженной улыбке, Хильер смотрел на Теодореску - исчезли боль и раздражение из-за того, что он сидит голый; Хильер испытывал прилив сил, возбуждение, уверенность в себе. Он думал о том, какой Теодореску умный и талантливый, как он здорово умеет есть и пить. С ним приятно завалиться куда-нибудь вечером. Какой же он враг? Он сохраняет строгий нейтралитет и искусно делает деньги на всей этой идиотской мышиной возне, от которой Хильер решил теперь отказаться, поскольку степень идиотизма сделалась невыносимой. Но тут он заподозрил, что это начинает сказываться действие препарата. Надо во что бы то ни стало заставить себя ненавидеть Теодореску. Он встал со стула и, дружески улыбаясь, проговорил:

- Я надеваю халат, и ничто не сумеет мне помешать.

Теодореску тут же наотмашь, хотя и беззлобно, ударил его тростью по голеням. Боль кипятком окатила Хильера.

- Сука вонючая, - процедил он сквозь зубы.

Но Хильер был благодарен Теодореску за то, что тот снова превратил себя во врага. Спасибо и на этом! Хильер понимал, что происходит, понимал, что надо торопиться.

- Где деньги? - спросил Хильер. - Одиннадцать тысяч долларов.

Теодореску вытащил все свои деньги. Хильер сказал:

- «Карл Отто» начинается в Зальцведеле, с дома номер сорок три по Шлегельштрассе.

- Так, так.

- Я могу назвать только пятерых членов харьковской группы: Н.А.Брусилов, И.Р.Столыпин, Ф.Гучков, отчества не помню.

- Дальше.

- Может быть, лучше записать?

- Все записывается. В верхнюю пуговицу моей ширинки вмонтирован микрофон. Вот здесь, в левом внутреннем кармане, спрятан магнитофон. Только что, когда вы подумали, что я почесал подмышку, я его включил.

- Оставшиеся: Ф.Т.Крыленко и X.К.Сковорода.

- Так, последний - украинец. Прекрасно. Теперь код.

- Элкин.

- Элкин? Гм... Ладно, ну а теперь за двенадцать тысяч долларов я хочу узнать точное - подчеркиваю: точное - местоположение Департамента 9-А в Лондоне.

- Этого я не могу сообщить.

- Обязаны, мистер Хильер. Более того, непременно сообщите. Ждать осталось недолго.

- Не могу. Это будет предательством.

- Отнюдь. Мы живем в мирное время, никакой войны не предвидится. Все это детские игры на всемирном полу. О каком предательстве может идти речь?

В его огромных глазах светилась добрая улыбка. Хильер улыбнулся было в ответ, затем вскочил и ударил Теодореску. Тот тоже поднялся во весь свой исполинский рост и, не вынимая изо рта сигару, мягко взял Хильера за руки и сказал:

- Ну зачем же так, мистер Хильер? Кстати, как вас зовут? Ах, да, вспомнил - Денис. Мы друзья, Денис, друзья. И если вы не скажете сейчас за двенадцать тысяч долларов, то через несколько минут скажете бесплатно.

- Ради Бога, ударьте меня. Ударьте посильней!

- Нет, мой дорогой, никогда, - вкрадчиво сказал Теодореску. - Итак, мой милый Денис, Департамент 9-А. Точное местонахождение.

- Если вы меня ударите, - сказал Хильер, - я вас возненавижу, но если после этого я вам что-то скажу, то сделаю это по своей воле. Вы ведь этого и добиваетесь, верно?

- Стадия «затмения» уже близко, но еще не наступила. Вы будете говорить совершенно добровольно. Взгляните, вот деньги. Двенадцать тысяч долларов. - Он помахал пачкой перед Хильером, у которого уже поплыло в глазах. - Советую поторопиться.

- Район Чизик. Глоуб-стрит. Недалеко от Девоншир-роуд. От дома номер двадцать четыре до молочной на углу. Боже, Боже, прости меня!

- Простит, не волнуйтесь. Сядьте, мой милый Денис. Хорошее имя - Денис. Оно происходит от «Дионис». Сядьте и успокойтесь. Вам, кажется, некуда положить деньги. Наверное, будет лучше, если я отдам их, когда вы оденетесь.

- Нет, сейчас. Они мои, я их заработал!

- И заработаете еще больше.

Хильер выхватил деньги и словно фиговым листком прикрыл ими пылающие гениталии.

- Жаль, что мы с мисс Деви уедем завтра без вас. Но не беспокойтесь, мы вас найдем. Не так уж много мест, где вы сможете поселиться, выйдя в отставку. Впрочем, - задумчиво добавил Теодореску, - вполне вероятно, что вы сами пожелаете разыскать мисс Деви.

Жгучий стыд боролся в Хильере со все усиливающейся эйфорией. Он зажмурил глаза и закусил губу, чтобы не улыбнуться.

- «Веллоцет В» на вас подействовал не слишком сильно, - сказал Теодореску. - Система кровообращения оказалась весьма мощной. Любой другой давно бы уже меня слюнявил и признавался в любви.

- Ненавижу, - с нежной улыбкой проговорил Хильер. - Ненавижу это мерзкое жирное брюхо.

Теодореску отрицательно покачал головой.

- Ненависть появится завтра. Но будет слишком поздно. Вы крепко заснете, и рано пробудиться вам не удастся. Но даже если вы и проснетесь до того, как мы с мисс Деви отбудем на вертолете на один из греческих островов, вы все равно не сумеете причинить мне ни малейшего вреда: все утро я проведу рядом с капитаном на мостике. Более того, вам и нечем это сделать. Я предусмотрительно проник в вашу каюту и забрал оттуда «Айкен» с глушителем. Славная игрушка. Теперь она здесь.

Он достал пистолет из левого кармана. Хильер насупился, но тут же улыбнулся. Он чуть было не сказал, что охотно подарит его Теодореску. Но Теодореску, вероятно, предвосхитив его желание, положил пистолет обратно и похлопал по карману.

- Что касается ампул, которые вы спрятали в таком глупом месте - ведь оно действительно глупое и сразу бросается в глаза, - так вот, ампулы эти можете оставить себе, что бы в них ни содержалось. Наверное, яд, но меня это не интересует. Шприц, находившийся в одном из ваших чемоданов, я на всякий случай разбил. Никогда не мешает принять меры предосторожности, не правда ли?

- Да, конечно, - добродушно согласился Хильер. - Но как вы проникли в каюту?

- Мой драгоценный друг, - сказал Теодореску, вздыхая, - у помощника капитана имеются дубликаты ключей. Я сказал, что потерял ключ, и он позволил мне подойти к щиту, на котором висят дубликаты.

- Ну, голова! - искренне восхитился Хильер.

За спиной Теодореску приоткрылась дверь, и он, не отрывая глаз от сидевшего у иллюминатора Хильера, сказал:

- Мисс Деви, что-то вы долго.

- Да неужели, - пропищал женским голосом Рист.

Он вытянул губы на обернувшегося Теодореску и прошамкал беззубыми деснами:

- Что вы с ним делаете? Не ровен час, околеет еще.

- Отчего же? Ему очень нравится так сидеть, правда, Денис?

- Конечно, Тео, конечно.

- Если человек маленько перепил, - сказал Рист, - это еще не значит, что над ним можно издеваться. Она выдавала себя за вашу секретаршу. Но теперь-то все понятно!

- Это каюта дамы, - сказал Теодореску, - и вы не имеете права входить без стука. Прошу вас удалиться.

- Ладно, я уйду. Но только с ним. Я вижу, как вы человека отделали своей проклятой деревяшкой, живого места не осталось. И всего делов-то: баба его с другим перекинулась.

- Я буду жаловаться!

- На здоровье.

Тут Рист заметил, что Хильер крепко - руками и ногами - сжимает пачку денег.

- Ах, вот оно что... Об этом я не подумал. Никак, он деньжат подкинул, чтобы вы позволили себя отлупцевать? - спросил Рист у Хильера.

- Что вы, - честно ответил улыбающийся Хильер. - Деньги он дал совершенно не за это, просто я предоставил...

- Они были под подушкой. Ясно? Под подушкой, - пробасил Теодореску. - Ладно, забирайте его.

Он поднял с пола халат и бросил его Хильеру.

- Огромное спасибо, Тео. Это так мило.

- Очень мне нужно ваше разрешение, - сказал Рист Теодореску, - и без него бы забрал. Пошли, дружок, - сказал он, словно обращался не к Хильеру, а к собаке.

Затем, повернувшись к Теодореску, пробормотал:

- Почему под подушкой? Чего-то я не понял.

- Он никому не доверяет, - рявкнул Теодореску. - Повсюду таскает свои деньги.

- Мне он может доверять, - сказал Рист, беря Хильера за руку. - Мы же доверяем, правда?

- Правда.

- Вот и хорошо. А теперь папочка уложит нас в кроватку.

Рист вывел его в коридор. Сияющий Хильер засыпал на ходу.

7

Минула махаманвантара³⁷, прежде чем Рист рискнул растолкать Хильера.

- Вставайте, сэр, - твердил Рист. - Если сейчас не позавтракаете, то не успеете проголодаться к ленчу.

Хильер почувствовал запах кофе. Он разлепил веки, но сразу сощурился и сквозь образовавшуюся щелочку стал постепенно привыкать к свету. Он уже знал, что его ждет сухость во рту, головная боль, тяжесть в конечностях, но по какой причине - этого он еще не вспомнил. Вспомнив, Хильер обнаружил, что чувствует себя прекрасно и на удивление бодро. Тело наливалось энергией - она понадобится очень скоро. Для чего? Он увидел, что одет в свою китайскую пижаму, на нагрудном кармане которой был вышит иероглиф «счастье». На тумбочке лежали деньги. Иностранные деньги. На Хильера сурово взирал бородатый американский президент. Доллары, много долларов. Вспомнил. О Господи!

- О Господи, - простонал Хильер.

- Подкрепитесь - сразу полегчает, - посоветовал Рист. - Держите.

Хильер приподнялся, Рист взбил у него за спиной подушки и вручил поднос. Охлажденный апельсиновый сок, печеная лососина, бекон, почки с пряностями, яичница из двух яиц, подрумяненный хлеб, джем с марочным бренди, кофе.

- Кофе? - спросил Рист.

Он наполнил глубокую - размером с бульонную - чашку из двух серебряных кувшинов. Тело Хильера пропитывалось целительным, ароматным теплом. Целительным? Но тело его не нуждалось в исцелении. Кожа мисс Деви была смуглее этого кофе с молоком. Телекамера повернулась к минувшей ночи и представила ему во всех деталях ярко освещенное тело мисс Деви.

- Этот человек... и женщина... они уже улетели?

Рист кивнул.

- Еще как! Над палубой завис стрекочущий вертолет, оттуда спустили лестницу, и они по ней полезли наверх. Я боялся, что под тяжестью этой туши стрекоталка сразу рухнет, но он так легко вместе с багажом взлетел по лестнице, что твой эльф. И помахал всем на прощание. Кстати, он оставил для вас письмо.

Рист протянул дорогой глянцевый конверт, благоразумно адресованный «С.Джаггеру, эсквайру».

- Наши воротилы только рот разинули. Вот это, я понимаю, бизнес: посреди путешествия возникают дела - и тут же прилетает вертолет!

Хильер пробежал глазами письмо: «Любезный друг, Мое предложение остается в силе. Связаться со мной можно по адресу: Стамбул, улица Джумхуриет, 15. Мисс Деви шлет трепетный привет. Будьте осторожны, когда корабль пришвартуется в Ярылыке. Рекомендую спрятаться в личном клозете капитана. Советы были благодарны за предупреждение. Они телеграфировали о своей признательности и посулили вполне приемлемое вознаграждение в швейцарских франках. В отеле «Черное море» проводится научный симпозиум, поэтому меры предосторожности удвоены. Ну что вы за человек! Постарайтесь остаться в живых, от этого будет существенно больше пользы. Любящий вас Р.Теодореску».

- Плохие новости, сэр?

- Ругань, - солгал Хильер.

Он засунул письмо в карман, залпом допил ледяной сок и приступил к лососине.

Примостившийся на койке Рист надулся, показывая, что заслужил более подробную информацию. Хильеру пришлось уважить его любопытство:

- Эти деньги, - начал он вдохновенно, - я у него выиграл. Он обожает пари, и мы поспорили, справлюсь я с мисс Деви или нет.

- Поэтому он и взъерепенился?

- Да. Горячий оказался. Вовремя вы появились! Почему, кстати, вы решили войти?

- Случайно увидал, как эта индийская телка отправляет телеграмму, и очень удивился: я-то считал, что вы ее сейчас натягиваете. Я и подумал, что толстяк вас, видать, застукал. Подошел к каюте, услышал из-за двери голоса и понял, что так и есть.

- Весьма признателен, - сказал Хильер. - Надеюсь, что двести долларов будут для вас не лишними.

- Спасибо, сэр, - сказал Рист, быстро отправляя в карман три сотни. - Вообще он очень странный тип. Приставал к пацану этому, всезнайке. Норовил его погладить и все такое. Не знаю, добился ли чего-нибудь. Вряд ли, мальчишка-то головастый. Но перед отлетом толстяк вручил ему подарок. Дает и ласково так поглаживает - я сам видел. Маленький сверток, судя по упаковке, купил что-то в корабельном магазине. Но мальчишка его не открыл, по крайней мере, при мне. Он совсем расклеился: отец-то его, говорят, готов. Вот-вот концы отдаст.

- А что будущая вдовушка? - спросил Хильер, отправляя в рот пряные почки,

- Хороший вопрос, сэр. Как вспомнит супружника, начинает рыдать в три ручья, а так все лижется со своим испанцем. Говорят, кондитер он, что ли.

- А дочь?

Рист продемонстрировал беззубые десны.

- Знал я, что рано или поздно вы о ней вспомните. Такой, как вы, своего не упустит, тут уж никуда не денешься. Она валяется на койке, читает свои книжонки. Те еще книжечки - сплошной секс. Но за отца переживает, сразу видно. За столиком у них будет, наверное, не слишком весело, но если хотите, я вас туда посажу. Не рубать же в одиночку на старом месте - парочка-то ваша улетучилась.

Рист вытянул губы и жадно взглянул на американского президента.

- Полагаю, еще сто долларов вам тоже пригодятся.

На этот раз Хильер отсчитал деньги сам и опустил пачку в тот же карман, где лежало письмо Теодореску. Позавтракав, Хильер почувствовал, как карман жжет стыдом его сердце. Пора подумать о делах. Часы показывали двадцать минут первого. Рист убрал поднос, и Хильер раскурил сигару.

- Теперь до двух вряд ли проголодаетесь, - сказал Рист. - Отдыхайте, я потом здесь приберу. А пока что ненадолго исчезну.

Рист удалился.

Измена, измена, измена. Предательство и измена. Но у него не было выбора. Точнее, у него не было иного выбора, как сделать этот выбор. Если бы он мог сейчас телеграфировать об опасности! Но ни с «Карлом Отто», ни с «Вольрусью» не связаться. К тому же это подвергло бы их дополнительной опасности. А Департамент 9-А? Хильер представил себе номер в лозаннской гостинице и двух мрачных людей, сидящих за столом друг против друга. Посредине восседает Теодореску, перед ним на столе конверт. Джентльмены, кто сделает первое предложение? Когда же прекратятся торги? Налогоплательщики выжаты, как лимон, миллионы тратятся на устаревшие самолеты, ракеты и боеголовки. Что ж, торгуйтесь, раскошеливайтесь. Когда же прекратятся торги? Хильер пощупал в кармане пачку - несколько тысяч долларов. Он был зол на Теодореску. Разве это сумма? Нет, он еще заработает свои премиальные, он доставит Роупера в Англию. Но как? Документы Джаггера уже не помогут. И все другие тоже. Д.Уишарт, инженер-сантехник; Ф.Р.Лайтфут, педиатр; Хит Верити, малоизвестный поэт; Джон Джеймс Поумрой-Бикерстафф, сотрудник фирмы IBM; П.Б.Шелли, Кит Смарт, Матчлис Оринда - у всех у них слева будет выжжено «S». Оказывается, благодаря этой отметине его знает вся Европа. Теодореску, которого он в первый раз видел, сразу назвал его имя. Выходит, у него, Хильера, известность несколько большая, чем он предполагал. А это означает, что в качестве разведчика его песенка спета. Все, что у него есть, - это информация, да и она быстро устаревает по мере устаревания военных секретов. Может быть, организовать собственный бизнес и конкурировать с Теодореску? Но у Теодореску есть мисс Деви. Облаченное в пижаму тело Хильера сладострастно поежилось. Он перечитал письмо Теодореску. Стамбул, улица Джумхуриет, дом 15. Где-то неподалеку от отеля «Хилтон». Поехать? Но, став пленником тела мисс Деви, он превратится в говорящее приложение к Теодореску.

Он встал с постели, скинул пижаму, подставив тело лучам полуденного солнца, и в который раз посмотрел на свое S-образное украшение. Вдавлено глубоко. Запекшаяся кожа светится, как фосфоресцирующая пластмасса. Нет, такое не скрыть никакими косметическими ухищрениями. Он быстро оделся, словно пытаясь поскорее скрыть свою отметину, ополоснулся, побрился, отхлебнул виски с содовой и вышел на палубу. Вокруг простиралась восхитительная голубизна - уже не адриатическая, а ионическая. Вдали, слева по борту, виднелись очертания южной Греции. Кипарисия? Филиатра? Пилос? Завтра корабль уже будет плыть по Эгейскому морю, лавируя среди хаотично разбросанных островков. Затем - сквозь чрево Мраморного моря, сквозь влагалище Дарданелл. Затем Босфор и Понт Эвксинский или, как называют его турки, Караденхиз - Черное море. Не там ли его могила? Хильер поежился на солнце. Черное. Черное. Черное. Море, о котором на глубине ста морских саженей кончается органическая жизнь. Ему хватит и пяти. Вдруг перед его глазами встал дергающийся, икающий Роупер. В чем дело? Что я натворил, что я натворил, о! Иисус, Мария, Иосиф, помогите! Я отказываюсь от всего, что говорил. Я хочу домой. Дом? Сознание Хильера затуманилось, он никак не мог понять смысла этого слова. Оно проплыло перед ним в теплом морском воздухе - четыре пятых русского слова НОМЕР³⁸. Дом был как-то связан с номером, с цифрой, знание которой, как ему почудилось, поможет вернуться домой. Проклятую цифру необходимо узнать. Но почему это так необходимо? Минувшей ночью у него в мозгу мелькнули какие-то цифры, но он их выбросил из головы, как выбрасывают старые билеты. Небрежность? Нет, просто он стал ни на что не годен.

На палубе полным ходом шло обычное для полуденного отдыха возлияние. Высматривавшие очертания Греции пассажиры сжимали в покрытых старческой пигментацией руках коктейли, джин, вермут «Кампари». Хильер подошел к стойке бара и опрокинул один за другим джин с тоником, водку с томатным соком и двойной «Американо»³⁹. Думай. Думай. Думай. Он представил себе, как притворяется умершим и несколько человек (среди них Рист) благополучно сносят его на берег. Головорезы в униформе вытягиваются по стойке «смирно» и берут под козырек. Приглядевшись, Хильер вдруг увидел, что труп настоящий. Послышались рыдания Роупера: «Подлец! Бросил меня!» Рыдал он от жалости к себе.

Хильер мрачно размышлял, не завелись ли у него внутри какие-то прожорливые твари: ни малейших следов недавнего завтрака не ощущалось. Хильер вошел в обеденный зал. Магнаты и их дамы были в шортах. Рист уже обо всем договорился. Старший стюард пригласил его за столик Уолтерсов. Дети выглядели бледными, осунувшимися. Миссис Уолтерс следила, чтобы уголки ее рта были все время опущены, и время от времени прикладывала к сухим глазам платок. С очевидным сожалением она попросила официанта убрать почти не тронутый гуляш. Нет, спасибо, она больше ничего не желает. Ну, разве что салат из фруктов, вымоченных в роме и залитых шампанским. Мы обязаны поддерживать в себе силы. Дети искренне не притронулись почти ни к чему. Поразмыслив, миссис Уолтерс заказала еще крепкий кофейный ликер.

- Ну как? - спросил Хильер с таким участием, словно разговор происходил уже на похоронах.

Девушка (Клара? Так ее зовут?) была и в самом деле очаровательна: вздернутый, чуть приплюснутый носик, соблазнительные волосы, круги под карими глазами - следствие бессонницы. Она была в прямом черно-оранжевом платье с диагональными полосами. На коленях лежал небрежно сложенный черный палантин. Она не читала, не ела, лишь крошила вилочкой меренгу. Появление за их столиком Хильера оставило ее совершенно равнодушной. На Алане была «рубашка-газета». Он нехотя доедал свой медовый мусс. На вопрос Хильера отозвалась миссис Уолтерс:

- Говорят, и дня не протянет. Совсем плох. Кома. Но утешением может служить то, что пожил он на славу, имел все, что желал. Надо стараться, чтобы в жизни все было в радость.

С этими словами она накинулась на фрукты в шампанском.

- Что станет со мной и Кларой? - спросил Алан.

- Мы уже говорили на эту тему. Что бывает с детьми, когда умирает их отец? О них заботится мать. Что тут непонятного?

- Ты нам не мать, - огрызнулся Алан. - Тебе на нас ровным счетом наплевать.

- Алан, попридержи язык в присутствии джентльмена.

Хильер подумал, что, наверное, характер у миссис Уолтерс не дай Бог. Ему подали запеченное в лапше телячье филе, жюльен из молодой моркови с сельдереем и «Марго» сорок девятого года. Неожиданно девушка воскликнула:

- Всем наплевать! Вам бы только набить утробу, а на остальное - плевать! Я пошла к себе в каюту.

У Хильера замерло сердце, когда она встала - такая юная, грациозная! - и с достоинством вышла из зала. Бедная, бедная девочка! Однако требовалось кое-что уточнить.

- Простите, что касаюсь болезненной темы, но как вы собираетесь разрешать те сложности, которые скоро возникнут?

- О чем вы? - спросила миссис Уолтерс, остановив на полпути ложку с фруктовым салатом.

- Об организации похорон. О панихиде. Следует заранее подумать о транспортировке. О найме самолета, о доставке тела домой.

- В России самолет не наймешь, - сказал Алан. - У них там летают только самолетами государственной авиакомпании. Кажется, она называется «Аэрофлот».

- Я обо всем этом еще не думала, - сказала миссис Уолтерс. Она машинально посмотрела вокруг в поисках мужчины, своего мужчины, но, по-видимому, сразу рассудила, что от одних ждут утешений, от других - утех. - Ужасно неприятная ситуация. Что же нам делать?

- Оберни его в «Юнион Джек» и похорони в море. Для себя я бы выбрал именно такие похороны.

- Мне кажется, что это несколько странный способ, тем более что порт совсем близко, - сказал Хильер. - В подобных случаях следует...

Хильер заметил, что Клара забыла свой черный палантин. Когда она резко встала, он скользнул на пол. Хильер незаметно подтянул его к себе ногой и зажал между щиколоток. Довольно скоро она получит его обратно.

- Что следует делать в подобных случаях? - спросила миссис Уолтерс.

- Сказать пассажирскому помощнику, чтобы велел столяру околотить гроб. С помощником надо поговорить обязательно: возможно, на корабле имеются готовые гробы. Во время таких круизов частенько должны случаться инфаркты. Может быть, лучше посоветоваться с судовым доктором? Боюсь, я недостаточно искушен в подобных вопросах.

- Зачем тогда беретесь советовать?

- Мне гадко вас слушать, - сказал Алан. Хильер подумал, что совершенно с ним согласен. Разговор действительно был гадким. - Вы говорите так, словно хотите лишить его малейшей надежды на выздоровление.

- Готовиться надо заранее. Джон Донн⁴⁰, настоятель собора Святого Павла, заблаговременно заказал себе гроб и иногда даже спал в нем. Разговор о живом как о мертвом иногда помогает вдохнуть в него новые силы. Это как соборование, как напечатанный заранее некролог.

- К чему пустые надежды? - процедила миссис Уолтерс и отхлебнула ликеру. - Я привыкла смотреть в лицо фактам, какими бы печальными они ни были.

- Ты тоже поддерживал гадкий разговор, - сказал Хильер Алану. - Кто говорил про «Юнион Джек»?

- Это совсем другое, - ответил Алан. - Так хоронят героев. Я вспомнил, как хоронили Нельсона⁴¹.

- Можете во всем рассчитывать на мою помощь, - сказал Хильер, уписывая спаржу с голландским соусом. - Абсолютно во всем.

Не так-то просто будет сбросить за борт настоящий труп. Понадобится помощь. Рист? Придется сочинить историю, что свинья Теодореску похитил его паспорт, а ему, Хильеру, надо сойти в Ярылыке, чтобы встретиться со специалистом по машинкам, печатающим кириллицей. Меньше чем за тысячу долларов Рист ему не поверит. Дороговато. Можно, конечно, самому попробовать взломать гроб, дотащить его до кормы и столкнуть в море. Человек за бортом! Придется и самому прыгнуть, чтоб хоть было кого спасать. А трупы не всплывают? Может, гири привязать? Хильер представил себе стоны умирающего, и сам не удержался от стона.

Миссис Уолтерс и Алан встали из-за стола.

- Вы собираетесь в лазарет? - спросил Хильер.

Алан ответил утвердительно, а миссис Уолтерс, как выяснилось, направлялась в бар: по ее словам, без двойного коньяка она не в силах выдержать эту нервотрепку.

- Хороший сувенир? - спросил Хильер у Алана. - Я про подарок Теодореску.

- Прекрасный, - ответил Алан. - То, что надо.

После ухода Уолтерсов Хильер съел персиковое желе. Затем бутерброд с ланкаширским сыром. Затем кофе с ликером. Он чувствовал, что необходимо подкрепиться.

Посещение Клары Уолтерс откладывать не стоило, и Хильер отправился к девушке, всем своим видом демонстрируя невинность намерений. Перед тем как постучать в дверь, он прислушался. Изнутри, похоже, доносились всхлипывания. Он постучал - робко, с предупредительностью стюарда - и услышал слегка осипшее «войдите». Девушка едва успела спустить ноги с койки и теперь одной рукой отирала глаза, а другой приглаживала волосы.

- Это всего лишь я, - сказал Хильер. - Принес палантин. Вы обронили его за обедом.

Она подняла на него юные заплаканные глаза и взяла палантин, отрешенно пробормотав слова благодарности.

- И простите, пожалуйста, мою черствость, - продолжил Хильер. - Я имею в виду то, что ел с таким аппетитом. Я был ужасно голоден и ничего не мог с собой поделать.

- Конечно, - сказала она, поглаживая щеку палантином. - Отец же не ваш.

- Сигарету?

Для дам у него всегда был наготове полный портсигар. Мужчинам же приходилось делить с Хильером его крепкие бразильские сигары.

- Я не курю.

- И правильно делаете, - сказал Хильер, пряча портсигар. - Что касается отца, то, как и у всех, был он и у меня. Я знаю, что это такое. Правда, не могу сказать, что меня так уж потрясла его смерть. Мне тогда исполнилось четырнадцать лет. Через месяц после похорон у меня обнаружилась одна интересная болезнь, которая вообще-то не к лицу сыну, оплакивающему отца.

- Правда?

- Да. Я имею в виду сперматорею. Знаете, что это такое?

Появились первые признаки заинтересованности.

- Судя по названию, что-то связанное с сексом, - сказала она без тени смущения.

- Это случалось, когда я спал. Никаких снов я не видел, но ни с того ни сего у меня начиналось семяизвержение. Так было каждую ночь, иногда по пять-шесть раз за ночь. И каждый раз я просыпался. Мне было, конечно, стыдно, но стыд являлся конечным, а не побочным продуктом. Вы не читали про такое в какой-нибудь из ваших книг?

Он подошел ближе, чтобы прочитать названия книг, которыми была забита полка, висевшая над койкой. «Приап⁴². Анализ мужского влечения», «Разновидности оргазма», «Восторги в камере пыток», «Механические усовершенствования процесса соития», «Словарь секса», «Клинические исследования половых извращений», «Знак Содома», «Юный Эрот». И так далее, и так далее. Боже, Боже! На красотку в одном нижнем белье с обложки книги, лежавшей на столике, облизнулся бы человек и с менее острой формой сатириаза, чем у Хильера. Книги эти исступленно клялись в непорочности Клары, словно ангелы-хранители ее постылой девственности. Хильер подсел к девушке.

- При случае поищите в ваших книгах эту болезнь. Да, в половых вопросах вы наверняка гораздо искушеннее меня. Психиатр, к которому я обращался, сказал, что у меня, если не ошибаюсь, бессознательное проявление инстинкта продолжения рода. Он что-то говорил про «мимесис». Я, дескать, играл роль отца, но рассматривал его в качестве архетипа. Словом, я абсолютно ничего не понял.

Клара слушала его, чуть приоткрыв рот, но вдруг плотно сомкнула губы, уголки рта опустились, лицо сделалось хмурым и раздраженным.

- Я тоже в этом ничего не смыслю, - казала она. - Столько раз пыталась разобраться во всех этих высоких материях, но так и не смогла.

- Есть еще время! Ведь вы так молоды.

- Мне об этом твердят с утра до вечера. Именно об этом мне твердили в Америке. Но Алан, который младше меня, участвовал в знаменитой телевикторине и отвечал на любые вопросы, а я бы не смогла. Мне дали плохое образование.

Хильеру показалось, что, раздраженно качаясь на койке, она старалась придвинуться к нему поближе. Он подумал, что сейчас так естественно было бы ее обнять и сказать что-нибудь утешительное. Она бы охотно всплакнула на плече у мудрого, понимающего мужчины. Однако с книжной полки доносились боевые призывы: «Йони и Линга!», «Секс и смерть среди ацтеков!», и Хильер спросил:

- А что вас привело в Америку?

- Новая мукомольная технология. После смерти мамы отцу посоветовали увезти нас куда-нибудь на время. Но он считал, что грешно отправляться в увеселительное путешествие, когда мама, как он выражался, еще не успела остыть в могиле, поэтому было решено использовать нашу поездку для знакомства с новой мукомольной технологией.

- Она ему понравилась?

- Ему понравилась она. Его нынешняя. Он ведь с ней в Америке и познакомился, хотя она не американка, а просто была замужем за американцем из Канзаса. Тот с ней развелся. Отец утверждал, что с ней он не так скучает но Англии.

- И он на ней женился.

- Скорее, она женила его на себе, точнее, вышла замуж за его деньги.

- У вас есть еще родственники, скажем, какие-нибудь дядюшки, тетушки, кузины или что-нибудь в этом роде?

- Вот именно, что только «в этом роде». Тоже мне родственники! Укатили все в Окленд - понятия не имею, где это, - и что-то там делают с каким-то каури, что это такое, я тоже понятия не имею. Окаменелую смолу, что ли, из него добывают.

Почему-то последнее было для нее особенно обидным, Клара готова была разрыдаться, и Хильер все-таки счел своим долгом ласково обнять девушку, но так, как, по его представлениям, сделал бы это школьный наставник.

- Они ее экспортируют, - сказала Клара и в конце концов, расплакалась.

Хильер спрашивал себя, что делать дальше. Можно обнять ее и другой рукой, нежно поцеловать в низкий лобик (служивший гарантией против чрезмерной учености, а не свидетельством женского начала), потом - во влажную щечку, в не тронутый помадой уголок рта... Нет. Он представил себе предсмертные хрипы ее отца в лазарете, и ему сделалось мерзко. Нельзя относиться к человеку, словно он не человек, а только что-то «в этом роде». К тому же те, кто только «в этом роде», укатили все в Окленд...

- Окленд находится в Новой Зеландии, - сказал Хильер. - Говорят, там очень хорошо.

Реакция Клары на его слова выразилась в еще более бурных слезах.

- Я хочу пригласить вас с братом к себе в каюту на чай. Попьем чайку, перекусим, вы же почти ничего не ели, а сейчас уже половина пятого. Хорошо? Я вам что-то расскажу, что-то интересное.

Она подняла на него заплаканные глаза. Он сам на себя удивлялся: дядюшка Хильер зовет малышей попить чаек. А ее очаровательные слезы - их без труда можно было бы использовать, чтобы посвятить ее в самое нежное и утешительное из всех таинств. Нет, он этого не сделает, перед ним не цветущая девушка, а плачущая дочурка.

- Передайте мое предложение Алану, хорошо? Скажите, что я хочу поделиться с вами одним секретом. Мне кажется, что вам можно доверять.

А сам-то он был ли достоин доверия? Книги считали, что нет: «Благоуханный Сад»⁴³ со злобной подозрительностью следил за ним сквозь душистые заросли.

- Так, значит, придете?

Она несколько раз кивнула.

- Сожалею, но мне пора уходить, - сказал Хильер.

Он запечатлел на ее лобике невинный поцелуй; девушка не противилась. Хильер вышел, и книги, как псы, зарычали ему вдогонку.

Он отправился в лазарет и сказал санитару, что разбил свой шприц.

- Я диабетик, - пояснил Хильер. - Нельзя ли купить у вас другой шприц?

Шприц был подарен Хильеру с очаровательной щедростью - морское братство!

- Как там наш бедняга? - спросил он шепотом.

Хильера заверили, что не произошло никаких изменений. Не исключено, что он еще долго так промучается. Может, дотянет до Ярылыка? Вполне вероятно. Тогда его надо отправить на берег. У русских неплохие больницы. Выходит, сможет выкарабкаться? Кто знает. Хильеру полегчало: хотя бы об одном из фантастических планов можно забыть. Придется импровизировать. Вступим в бой, а там уж подумаем о стратегии. Вернувшись в каюту, он подверг себя болезненной процедуре по возвращению прежней внешности. Оказалось, выражение лица восстановить труднее, чем его черты: «Джаггер» было, скорее, названием стиля поведения, чем именем человека. Но все-таки псевдоним надо сохранить. На корабле он Джаггер, а Хильер - это для дома. Для дома престарелых, для дома алкоголиков, для дома отставных шпионов. А что касается «дома» tout court⁴⁴, то еще следовало определить для себя, что же это такое.

8

- У вас изменился цвет глаз, - удивленно сказала Клара.

Она переоделась и предстала теперь перед Хильером в брюках из шотландки и в простой зеленой футболке. Алан был все в той же «рубашке-газете». На Хильера угрюмо смотрел заголовок: «Полиция предупреждает: этот человек способен на убийство».

- Хорошо, что вы отказались от своих седых усов, - похвалил Алан. - Так значительно лучше.

Алан сложил на груди руки, и заголовок исчез. Хильер наполнил чашки. Вам обоим с лимоном? О, у вас изысканный вкус. Сам он предпочел сладкий чай со сливками. Рист обеспечил гастрономическое разнообразие: бутерброды, пирожные, печенье, горячие сухарики, шоколадный рулет и торт с грецкими орехами.

- Бутерброд? - предложил Хильер. - С семгой. С сардинами и помидором. С огурцом.

- Мы не едим хлеба, - ответили они хором.

- Да, мне говорили. Но когда-то ведь надо попробовать. Новые впечатления, nouveau frisson⁴⁵. Откусите, не бойтесь.

Но они решили не рисковать и ограничились сладостями.

- Об упадке цивилизации можно судить по ухудшению качества хлеба, - назидательно произнес Хильер. - Английский хлеб есть невозможно. Для состоятельных людей хлеб доставляется самолетом из Франции. Вы не знали? (Нет.) На кораблях хлеб еще ничего, пропеченный, а не моченый, как на суше. Похоже, цивилизация только и сохранилась, что на кораблях, плывущих из ниоткуда в никуда.

- Все равно муку используют нашу, - сказал Алан.

- Как он? - спросил Хильер.

- Плывет из ниоткуда в никуда. Никаких изменений. Кстати, - злорадно добавил Алан, - со своим итальяшкой она расплевалась. Теперь учится нырять под руководством другого типа, норвежца вроде бы. Загорелый, мускулистый - то, что надо.

- Она неравнодушна к мужчинам?

- Этот у нее с дома. Постоянный. А папа делал вид, что ничего не замечает. Он считает, что надо хоть кому-то доверять. Жена для этой роли подходит.

- А у вас жена есть? - спросила Клара.

- Нет, - опередил его Алан, - ни жены, ни детей. Одинокий волк. Бродит себе по свету, то за одного себя выдаст, то за другого. Теодореску мне о вас все рассказал.

- Неужели?

- Да, и сказал, что вы бабник. - (Клара встрепенулась.) - Он мне подарил фотоаппарат. Последнюю японскую модель. Называется «мионичи». Посоветовал следовать за вами по пятам и фотографировать, как вы морочите голову женщинам.

- Наверное, завидует. Сам-то он к женщине и подойти не может.

- Не может, - согласился Алан и заерзал на стуле, словно испытывая легкое недомогание. - Или не хочет.

Повернувшись к сестре, он вдруг с презрением сказал:

- Вот еще такая же. Книжки про Содом читает. Вместо секса в постели - секс на бумаге.

- Зато безопасно, - сказал Хильер. - Мистер Теодореску говорил еще что-нибудь обо мне?

- Он ужасно торопился. Наклюнулась возможность проглотить какую-то фирму, и он срочно улетел на вертолете. Но мне и не надо ничего говорить: я уверен, что вы шпион.

- Звучит как оскорбление, - сказал Хильер, подливая чаю. - Я предпочитаю слово «разведчик».

- Так, значит, вот вы кто, - сказала Клара.

- Да, вот я кто. А что? - работа не хуже других. Между прочим, для нее требуются лучшие качества: смелость, изобретательность, высокий патриотизм и умение...

- ...залезать под юбку, - добавил Алан.

- Иногда.

- Почему вы решили признаться - спросила Клара.

- Раньше или позже он бы все равно признался. По крайней мере - мне. Поскольку знал, что я все знаю. Выходит, вы отдаете свою судьбу в наши руки?

- В каком-то смысле, да. Мне нужна помощь. Теодореску сообщил обо мне советским властям, теперь легенда поможет, как мертвому припарки. За кого бы я себя ни выдал, они безошибочно найдут меня по несмываемому пятну на теле.

- Что за пятно? Родинка? - спросила Клара.

- Скорее, уродинка. Клеймо приговоренного к смерти. В свое время мне жестоко прижгли кожу. Эх, сколько у меня было таких приключений, - скромно добавил Хильер и съел бутерброд с огурцом.

- Подождите, - произнес Алан. Он приоткрыл дверь и выглянул в коридор. - Никого, - сказал он, садясь на место. - Что за легкомыслие? Вы уверены, что каюта не прослушивается?

- Да, совершенно уверен, но сейчас не до этого. Мне необходимо сойти в Ярылыке. Следовательно, надо что-то придумать. Ведь меня уже ждут. И к тому же знают, что я знаю, что меня ждут. Меня будут искать среди пассажиров, там не допускают, что я попытаюсь сойти на берег. Знают, что я не дурак, но с другой стороны, знают, что я знаю, что и они не дураки. На корабле мне оставаться опасно, поэтому я сойду на берег.

- Но они тоже это понимают. Получается, что они все время на шаг впереди, - сказал Алан. - Что касается Теодореску, то я ему никогда не доверял. Что-то в нем не то. Хорош кораблик - одни шпионы.

- Ну, не преувеличивай.

- Кстати, есть одна вещь, которую мы до сих пор не выяснили, - сказал Алан. - На кого вы работаете? Откуда мы знаем, что вы наш шпион? А вдруг наши скрываются под видом врагов, которые вам угрожают? Или под видом милиционеров. За кого они себя выдают - неважно.

Он взял предложенное пирожное.

- Может быть, вы пытаетесь сбежать в Россию с секретной информацией и кто-то из наших собирается пробраться на корабль, чтобы убрать вас?

- Слишком сложно. Теоретически все это, конечно, можно раскручивать по спирали, поднимаясь все выше, пока на самом верху противоположности не сольются воедино, однако на практике происходит совсем иное. В Ярылыке проходит научный симпозиум, в котором участвует один британский ученый - по странному совпадению мы с ним когда-то вместе учились, - и мне поручено доставить его на нашем корабле в Англию. Так что в жизни все проще. Шпионаж здесь ни при чем.

Медленно жуя пирожные, брат с сестрой обдумывали то, что они услышали. Глаза Клары мягко светились, глаза Алана сверкали огнем. Он спросил:

- Чем мы можем помочь?

- Значит, вы мне верите?

Клара решительно кивнула. Алан же нарочито небрежно бросил:

- Верим, верим. Но что мы должны делать?

- Я хочу, чтобы ты, - Хильер строго посмотрел на Алана, - прекратил кричать на каждом углу, что я шпион, - даже если заметишь в моем поведении нечто странное. Если мои действия вызовут у кого-то подозрения, то в твою задачу входит немедленно их рассеять. Я хочу, чтобы вы оба были рядом, когда я попытаюсь сделать то, что должен сделать, а именно сойти на берег. Возможно, вам придется отвлекать внимание. Я еще не знаю, каким способом вы мне сможете помочь. Но уверен, что ты, мой мальчик, способен придумать самые невероятные способы.

- Вы как будто цитируете одну из моих книжек, - нервно хихикнула Клара. - Самые невероятные способы. Там, кажется, речь шла об Аргентине. Удлинители, насадки с пупырышками и все такое.

- Ты можешь хоть на минуту забыть о сексе! - воскликнул Алан. - Мы же обсуждаем серьезные вещи.

- Совсем забывать о сексе не следует, - сказал Хильер. - Клара, вы очень красивая девушка. - Клара кокетливо улыбнулась. Алан вытянул губы и присвистнул. - Если понадобится, надо это использовать, чтобы отвлечь их внимание каким-нибудь томным взглядов или соблазнительной улыбкой. Не мне вас учить.

- В моих книжках об этом ничего не сказано, - произнесла она хмуро.

- Не сомневаюсь. Там обольщение - пройденный этап.

- Вы будете вооружены? - спросил Алан.

- В этом нет необходимости. К тому же, как ты знаешь, наш общий приятель Теодореску стащил мой пистолет.

- Я не знал.

. - Как бы то ни было, в таких делах пистолет - всего лишь талисман. И лучше его не вынимать: обязательно пристрелят - либо после твоего первого выстрела, либо - до.

- Либидо⁴⁶, - откликнулась Клара.

- Не обязательно, - сказал Алан.

Продолжая обдумывать слова Хильера, они взяли еще по пирожному. Наконец-то проснулся аппетит.

- Хорошо, - сказал Алан, - что еще мы можем сделать?

- Вам поручается так называемый «прощальный привет». Если я не вернусь на корабль, вы должны будете телеграфировать об этом в Лондон.

Он протянул листок бумаги.

Алан нахмурился и шепотом прочел:

- «Литера. Председателю правления». Куцый адресок.

- Не волнуйся, этого достаточно.

- «Контакт разомкнут. Джаггер». Гм. И как это понимать?

- Как мой провал.

- Смерть? - робко спросила Клара. - Это значит, что вас убили?

- Это значит, что я провалился - и ничего больше. Но большего и не требуется. Возможно, они пошлют кого-нибудь мне на помощь. А еще это значит, что мое досье закрывается. Впрочем, я выполняю сейчас свое последнее задание. Поэтому не думаю, что они так уж станут из-за меня убиваться.

- Ну и жизнь, - проговорил Алан так, словно речь шла о его жизни.

- Я сам ее выбрал.

- Зачем? - спросила Клара. - Агенты, разведчики, контрразведчики, секретные виды оружия, мрачные подвалы, промывка мозгов - зачем все это?

- Вы когда-нибудь задумывались над тем, что такое подлинная реальность? Что находится выше феноменов окружающей нас реальности? Что находится даже выше Бога?

- Выше Бога, по определению, нет ничего, - сказал Алан.

- Выше Бога - идея Бога, а в идее Бога заложена идея анти-Бога. Подлинная реальность - это дуализм, это состязание двух игроков. Мы - мои коллеги и наши коллеги с той стороны - как раз и являемся отражением этого состязания. Впрочем, отражением довольно бледным. Прежде оно было значительно ярче: тогда каждая из сторон олицетворяла собой то, что принято называть добром и злом. Игра была жестче и интереснее, соперник не находился по другую сторону сетки или линии. Его не надо было отличать по форме, цвету кожи, расе, языку или приверженности той или иной историко-географической абстракции. Но поскольку сегодня мы не верим в добро и зло, то остается лишь продолжать эту глупую, бесцельную игру.

- Но вы же не обязаны в ней участвовать, - сказал Алан.

- Кроме нее играть не во что. Мы слишком ничтожны, чтобы нам противостояли силы света или силы тьмы. Более того, во время игры мы время от времени открываем двери злу. Оно незаметно проникает в наш мир. И оказывается, что в нем отсутствует добро, необходимое для противостояния злу. Вот тут-то и становится так муторно на душе, что хочется выйти из игры. Потому-то мое нынешнее задание - последнее.

- Все-таки вы делаете добро, вызволяя британского ученого из России, - сказала Клара.

- Нет, всего лишь исключаю его из игры. Снимаю с шахматной доски фигуру. Сама игра продолжается.

- Я думаю, - внушительно проговорил Алан, предлагая Хильеру сигарету, - что нам троим надо держаться вместе. - Неожиданно для себя Хильер взял сигарету и прикурил от протянутой зажигалки. - Давайте пообедаем в отдельном кабинете. Я сейчас схожу и закажу места.

Хильер был удивлен и тронут. Он спросил:

- Не покажется ли это подозрительным?

- Ну и пусть. Пусть думают, будто мы что-то затеваем против неё. Вы утверждаете, что добро и зло больше не существуют, однако она и есть зло.

- Я думал, ее интересы ограничиваются мужчинами. Молодыми мужчинами. Я имею в виду секс.

- Она считает себя богиней секса. Старая потасканная богиня секса.

«Ноябрьская богиня постаралась». Хильер подошел к платяному шкафу и пошарил в заднем кармане висевших в нем брюк.

- Попытайся помочь мне с этим, - сказал он Алану. - Расшифруй, что здесь написано. Конечно, это не столь важно, просто шутливое прощальное послание из Департамента. Но все-таки попытайся. Думаю, такие вещи у тебя должны хорошо получаться.

Алан взял сложенный листок - слегка изогнутый от того, что на нем сидели, - и счел это намеком на окончание разговора.

- Пойдем, Клара, - сказал он. - Надеюсь увидеть вас за обедом.

- Спасибо, но боюсь, что сегодня меня не будет. Я заказал обед в каюту. А потом займусь самопричащением.

- Кажется, это имеет отношение к религии, - сказала Клара.

- Имеет, - подтвердил Алан. - Все, что он говорил, имеет отношение к религии.

---

1 Эдуардовский костюм - плотно облегающий костюм с зауженными брюками и удлиненным силуэтом, получил распространение в начале XX в., в годы правления короля Эдуарда VII (1901-1910).

2 «Балканское собрание» - дорогие английские сигареты с фильтрами разных цветов.

3 ...оба экстремума континуума - в математике этот термин означает максимум и минимум связанного множества; здесь - наиболее различные между собой женщины из «множества всех возможных женщин».

4 В 1870 году ее изобрели три человека... - на самом деле через несколько месяцев после начала совместной работы Скоулз отделился от Соула и Глиддена. Финансируемый Джеймсом Денсмором, он довел исследования до конца и в 1868 г. получил патент на печатающую машинку. В 1873 г. Фило Ремингтон с помощью Скоулза наладил ее серийное производство.

5 Актеон - согласно древнегреческой легенде, охотник Актеон, превращенный Артемидой в оленя, стал добычей собственных собак.

6 Карийон - музыкальный инструмент, представляющий собой набор колоколов различной величины; играют на нем при помощи клавиш или молоточков.

7 Ричард Роджерс - американский композитор (1902-1979), автор популярных песен и мюзиклов «Оклахома» (1943), «Саут Пасифик» (1949), «Звуки музыки» (1959).

8 Шипучее вино (нем.).

9 ...игристое вино Отвийе... Дома Периньона - келарь бенедиктинского монастыря в Отвийе (деп.Марна) Дом Периньон (1638-1715) первым научился делать шампанское вино шипучим.

10 Суфле из гусиной печёнки (фр.).

11 Филе-миньон по-римски (фр.).

12 Трость надломленная - библейский символ сокрушенного сердца грешника (Книга пророка Исайи 42,3; Евангелие от Матфея 12,20).

13 Склад (фр.).

14 ...мисс «танцующей Деви»... - Деви, жена бога Шивы, часто изображается танцующей.

15 Алеаторическое - основанное на случайном сочетании звуков.

16 Войди (тамил.).

17 Дравидская группа - группа языков, на которых говорит население южной Индии, северного Цейлона и западного Пакистана.

18 «Кама Сутра» - древнеиндийский трактат об искусстве и философии любви, написанный между I и IV в. н.э. Маланагой Ватсьяяной. Все позы, упоминаемые в данной сцене, описаны в «Кама Сутре».

19 «Pokam» - вымышленный трактат, название которого переводится как «чувственное наслаждение» (санскр.-тамил.) и схоже с английским глаголом «to poke» - совокупляться (вульг.).

20 День Воздвижения Креста Господня - христианский праздник, установленный в честь воздвижения в IV в. н. э. на Голгофе креста, на котором, по преданию, был распят Иисус Христос.

21 «Ипатия» - исторический роман английского священника и писателя Чарльза Кинглси (1819-1875).

22 Уильям Малреди (1786-1863) - британский художник, автор конверта для первой в мире почтовой марки (1840).

23 «Моральная философия» Дони - трактат (1552) итальянского печатника и писателя Антонио Франческо Дони (1513-1574).

24 «Кеннингтон Оувал» - бывшая рыночная площадь в районе Кеннингтон, в южной части Лондона, превращенная в площадку для игры в крикет.

25 Картафил - имя Агасфера в одном из ранних вариантов легенды о «Вечном жиде».

26 Семя (санскр., букв.: перл.).

27 Теобальд Бём (1794-1881) - немецкий флейтист и композитор; сконструировал современный тип флейты, т.н. флейту Бёма.

28 ...над Помпеями, Спалато, Кенвудом, Остерли... - памятники Помпеи и дворец Диоклетиана в Спалато (совр.Сплит) служили образцами для архитекторов-неоклассиков XVIII в. Кенвуд и Остерли - усадьбы в пригородах Лондона, перестроенные в неоклассическом стиле архитектором Робертом Адамом (1728-1792).

29 «Алабама» - знаменитый крейсер конфедератов, который вовремя Гражданской войны в США уничтожил за два года своих действий множество торговых кораблей северян. Потоплен в 1864 г. «Бигль» - корабль, на котором Чарльз Дарвин совершил кругосветное путешествие (1831-1836). «Беллерофон» - английский корабль, который в июле 1815 г. у острова Экс взял на борт Наполеона и доставил пленного императора в Плимут, первую остановку на пути к острову Св.Елены. «Баунти» - шлюп, отправленный в 1787 г. к островам Сообщества. В 1789 г. на борту вспыхнул мятеж, вошедший в историю как «мятеж на «Баунти»». В 1790 г. корабль был сожжен, а члены команды стали первопоселенцами на близлежащем атолле Питкэрн. «Катти Сарк» - последний из «чайных клиперов», быстроходных кораблей, возивших чай в Англию в XIX в. «Дредноут» - спущенный на воду в 1906 г. линкор, давший название классу военных кораблей. «Индивор» - барк капитана Джеймса Кука (1728-1779), участвовавший в открытии Австралии. «Эребус» - один из кораблей английского мореплавателя Джеймса Кларка Росса (1800-1862), обнаружившего в 1841 г. в Антарктиде два гигантских вулкана и давшего им имена по названию своих кораблей Эребус и Террор. «Фрам» - исследовательская шхуна. В 1893-1896 гг. участвовала в экспедиции Фритьофа Нансена, пытавшегося достичь Северного полюса. В 1910 г. доставила в Антарктиду экспедицию Роальда Амундсена. «Гоулден хайнд» - корабль, на котором Фрэнсис Дрейк (1540-1596) отправился в 1577 г. в кругосветное плавание. «Грейт Гарри» - флагман короля Генриха VIII (1509-1547). Первый английский двухпалубный корабль. Спущен на воду и 1513 г. «Грейт истерн» - крупнейший пассажирский пароход своего времени, спущен на воду в 1858 г. «Мария Селеста» - пассажирские судно, исчезнувшее в океане во время рейса в колонии; впоследствии было найдено пустым и неповрежденным. «Мейфлауэр» - судно, на борту которого в 1620 г. в Северную Америку прибыла одна из первых групп англичан-колонистов. «Ривендж» - галеон адмирала Дрейка, в 1588 г. участвовал в разгроме «Непобедимой армады». «Скидбладнир» - в скандинавской мифологии сделанный карликами цвергами для бога Фрейра корабль, который всегда имеет попутный ветер, вмещает любое количество воинов и может быть свернут, как платок. «Виктори» - флагман адмирала Нельсона (1758-1805) во время Трафальгарского сражения (1805).

30 Уриил, Рафаил, Рагуил, Михаил, Сариил, Гавриил, Иеремиил - имена семи архангелов, о которых упоминается в Библии (Книга Товита 12,15; Откровение Иоанна Богослова 8,2 и др.). В ортодоксальной традиции встречаются имена только трех из них - Рафаила, Гавриила и Михаила. Имена остальных взяты из иудейской апокрифической «Книги Еноха», где подробно разработана ангелология.

31 Бык! (тамил.).

32 Живот (санскр.).

33 Линга и йони - распространенные главным образом в шиваизме символы соответственно мужской и женской божественных производящих сил.

34 В натуральном виде (лат.).

35 Попутчиков (фр.).

36 Головка члена (лат.).

37 Махаманвантара (санскр.) - «большой мировой цикл», в индуистской космогонии - длительность очередного существования мира, 306720000 лет.

38 HOME (англ.) – дом.

39 «Американо» - коктейль из сладкого вермута с тоником.

40 Джон Донн (1572-1631) - выдающийся английский поэт-метафизик.

41 ...как хоронили Нельсона - во время похорон в соборе Св. Павла гроб с телом Нельсона был покрыт белым адмиральским штандартом.

42 Приап - в античной мифологии божество производительных сил природы; покровитель проституток, развратников и евнухов.

43 «Благоуханный Сад» - трактат об искусстве любви, написанный в XV в. тунисским шейхом Абу Али Омаром Ибн Мухаммедом ан-Нафзави и известный в Европе во французском переводе с 1850 г.

44 Как такового (фр.).

45 Новый трепет (фр.).

46 Либидо - одно из основных понятий психоанализа. Означает влечение сексуального характера, преимущественно бессознательное.

микротоковая терапия для лица

---

Пользователь, раз уж ты добрался до этой строки, ты нашёл тут что-то интересное или полезное для себя. Надеюсь, ты просматривал сайт в браузере Firefox, который один правильно отражает формулы, встречающиеся на страницах. Если тебе понравился контент, помоги сайту материально. Отключи, пожалуйста, блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров вверху страницы. Это тебе ничего не будет стоить, увидишь ты только то, что уже искал или ищешь, а сайту ты поможешь оставаться на плаву.

---

---

Пользуйся браузерами Yandex, Firefox, Opera, Edge - они правильно отражают формулы, встречающиеся на страницах, как в десктопном, так и в мобильном вариантах.

Отключи на минуту блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров на странице. Тебе ничего не будет стоить, а сайту поможешь материально.

---