Рассчитывай на лучшее!..

Посвящаю памяти братьев-близнецов Огурцовых

Побег

Моторная лодка, несмотря на встречный ветер, шла по реке ходко. Мощный подвесной «Буран» властно-весело вздыбливал своими стальными лопастями буруны за кормой. При свете заходящего за лесистый горизонт солнца вода за бортом казалась густо-фиолетовой.

Макс, сидевший у рулевого рычага, повернул к приятелю рыжую кудлатую голову:

- Как мыслишь, Ягода? На ночь тормознемся или без передыху до Екатеринбурга поканаем?

- Нет. Бензина мало. - Ягода, тридцатипятилетний крепко сбитый мужик, отвечал неторопливо-нехотя, думая о чем-то своем. - Причалим. Пригляди тихое местечко. Светиться лишку нам не в цвет.

Подходящая природная бухточка вскоре нашлась. Здесь почти к самому берегу подходил сосново-березовый лес, надежно укрывая ее от близкого пригородного шоссе с его оживленным даже в вечернее время движением автотранспорта.

Вытянув лодку за якорную пеньковую веревку на песчаную отмель, нашли сухое место на ближнем бугорке и расположились перекусить.

Запас провизии был весьма небогат. Полбуханки ржаного хлеба и неполная алюминиевая фляжка с самогоном. За отсутствием стакана пили прямо из горлышка, передавая друг другу фляжку как некую эстафету.

За пять часов непрерывного плавания их лодка проделала приличный путь, отдалившись от колонии-поселения Кундинка почти на сотню километров. Побег был незапланированный и потому плохо подготовленный. Еда, гражданская одежда и крайне необходимые документы у беглецов отсутствовали. Впрочем, одеты Ягода с Максом были не в черные лагерные робы, а чисто по-деревенски - в телогрейки и холщовые штаны, заправленные в стоптанные кирзачи. Обычная для поселенцев экипировка. Но любой, даже малограмотный, мент при встрече мигом определит в них лагерный контингент - у телогреек воротники были по-зоновски отпороты. С оружием также ощущалась напряженка. Лишь у Ягоды имелся в наличии финский нож с цветной наборной рукояткой, спрятанный за голенищем сапога.

Положение сложилось явно критическое. Побег без должной тщательной подготовки - практически стопроцентное палево. Но другого выхода для них просто не существовало. После нынешних утренних событий...

А дело было так. Ранним утром толпу зеков выпустили из бараков жилой зоны в деревню Кундинка на рабочие места - кто пошел в коровник, кто в ремонтную мастерскую, кто на свиноферму.

Последнюю обслуживали трое заключенных - Сергей Максимов по кличке Макс, Василий Ягодин по кличке Ягода и Петр Калмыков по прозвищу Калмык.

В лагерях давно уже не мудрствуют и присваивают кликухи в основном по фамилиям. Простота - сестра гениальности, так сказать. Да и легче запоминается. Как братвой, так и лагерной администрацией. Так что еще большой вопрос, кому из них именно принадлежит столь плодотворно-банальная идея.

Натаскав ведрами воды из близкого колодца, залили ею комбикорм и дали свиньям. По уму следовало воду сначала вскипятить, но возиться с этим никому не хотелось. Сойдет и так.

После трудов праведных далеко не святая троица занялась удовлетворением своих насущных потребностей. Электричество на ферме отсутствовало, и чифир варили во дворике на костерке, подвесив над ним на проволоке закопченную от многократного использования алюминиевую кружку. Щедро сыпанув на пол-литра воды всю пятидесятиграммовую пачку «со слоном», полностью выварили чай, доведя жидкость до кипения трижды. С помощью ложки отжав «кашу» в другую кружку, получили около трехсот граммов густо-черного, как деготь, напитка.

Кружка пошла гулять по кругу. С каждым ее оборотом поселенцы, делавшие по два традиционных лагерных глотка, заметно веселели. Все-таки при отсутствии водки чифир наиболее бодрящий напиток. Хотя в нем как раз и содержится самый главный враг алкоголя - кофеин.

Ягода блуждал взглядом по приземистым, большей частью покосившимся бревенчатым домишкам Кундинки. Строили их явно еще при царе Горохе и, по ходу, с тех пор ни разу капитально не ремонтировали. Да и кому охота? Пара десятков ветхих строений давали приют лишь старикам и старухам, которые мечтали, наверное, только об одном - скорее получить успокоение на красивом зеленом пригорке, где широко раскинуло свои владения деревенское кладбище.

Молодежь давно подалась в города за лучшей долей, не желая прозябать в этаком захолустье, где даже клуб отсутствовал. Работали в Кундинке одни заключенные колонии-поселения, что притулилась своим серым заколюченным забором к деревушке, как пьяная бродяжка к телеграфному столбу.

Слушая жадное чавканье, доносившееся из распахнутых ворот свинарника, Ягода ощутил острый приступ голода. Нищенски-скромный сухой паек, что они получили утром в зоне, лежал тут же на пеньке - холщовый мешок с ржаным «кирпичом» и шесть ржавых селедок, завернутых в лагерную газетку «Трудовое знамя».

«На таком рационе ноги можно запросто протянуть! - тоскливо подумал Ягода, со злостью сплевывая набежавшую голодную слюну. - До перестройки этой хреновой получше все ж нашего брата кормили. Факт!»

- Братва, предлагаю поросенка приговорить и без обжалования зажарить! - словно прочитав его мысли, высказал идею Калмык, хитро кося на приятеля своими бесшабашными карими глазами. - Я и соли из столовки прихватил! Крупноватая, правда, но сойдет!

- Гони перышко, Ягода! - с воодушевлением поддержал его Макс. - Я махом высшую меру свинке сварганю! Без права на кассацию!

Ягода вынул из рукава финку и воткнул рядом с сапогом Макса:

- Банкуй, малолетка!

И он, и Калмык были чуть не вдвое старше Макса и поэтому относились к нему несколько свысока и панибратски. Да и статья у того была «детская» - хулиганка, смотревшаяся рядом с их сто второй - умышленное убийство при отягчающих обстоятельствах - просто смехотворно и несолидно. Хоть и «чалились» Ягода с Калмыком совсем по разным делам, но одинаковая статья сблизила их еще в лагере строгого режима. Вместе и документы на перевод в колонию-поселение подали. И обоим подфартило - месяц назад суд, приняв во внимание отсутствие грубых нарушений дисциплины, перевел их сюда, в Кундинку. Впрочем, сменяли друзья, как скоро выяснилось, шило на мыло. Посвободнее тут, понятно, но и голодней в два раза. Когда желудок постоянно пустой, тот факт, что конвойные по бокам отсутствуют, ценится уже не как козырной. К хорошему, как известно, очень быстро привыкают.

Через четверть часа куски розовой свинины, шипя, потрескивали на угольях, распространяя вокруг аппетитный аромат свежего жареного мяса. Так как головой месячного поросенка все, чисто по-городскому, побрезговали, Макс зашвырнул ее обратно в свинарник.

- Сородичи махом сожрут и имя позабудут спросить! - ухмыльнулся он. - Одно слово - свиньи!

- К такой знатной закуси надо бы и выпивку сообразить, - высказал дельное рацпредложение Калмык. - Можно парочку поросят толкнуть за самогонку или брагу местному населению. Старикашка-сторож только в пять нарисуется, никаких следов не останется уже...

- Но он же засечет, что вместо тридцати двух поросят осталось лишь двадцать девять! - показал осведомленность в арифметике и заодно свою трусоватую мелкую сущность Макс, пытаясь не допустить «рацпредложение» к «госприемке», которую всегда осуществлял Ягода, как «старшой» в их маленькой бригаде.

- Идея стоящая, - подумав чуток для вящей солидности, кивнул Ягода. - Тебе и банковать, Калмык, как зачинщику!

Того уговаривать не пришлось. Мигом вытряхнув на траву селедку и хлеб из холщового мешка, больше похожего на объемную котомку бродяги, Калмык скрылся с нею в свинарнике. Уже через пару минут вынырнул во двор, победно держа обеими руками мешок, в котором активно шевелилась и повизгивала их «валюта».

- Я мухой! - обронил Калмык, перепрыгивая через низкий тростниковый частокол, огораживающий дворик. Скоро его приземистая сутулая фигура исчезла из виду за палисадником ближайшего к ферме домишки.

Отшвырнув сапогом не в меру ретивую беременную дворнягу, Калмык без стука вошел в сени, а из них в горницу.

За широким деревянным столом сидел сухонький старик, уныло уставив свои бесцветные, поблекшие глаза в мутное оконце. Из хрипящей радиолы, наверное, одного возраста с хозяином, лился мощный поток металлического рока.

- Привет, металлюга! - оскалился вошедший, усаживаясь на скамью напротив хозяина.

- Ошибочка. Меня Мефодием зовут, - прошамкал старикашка, вздевая на нос круглые очки с выпуклыми стеклами в железной оправе. Некоторое время удивленно изучал незнакомое и небритое лицо непрошеного гостя.

- Тебе что нужно, мил человек?

- Бартер хочу предложить, - Калмык положил на стол копошащийся мешок. - Самогон есть в наличии?

- А на что он мне сдался? - Старик неуверенно потыкал своим кривым заскорузлым пальцем мешок. - Живой, кажись?

- Ясно, живые! - отрезал Калмык. - И нечего лапать, раз самогонки нет!

- Как нет? - изумился старик. - Навалом! Куда ж я без родимой? Даже огород обиходить сил уже нема. За все приходится платить нонче. Деньжонок-то нет, да и не шибко мужики их и берут! Первачок-то пшеничный залучше всего!

- Чего ж ты, мухомор, голову мне морочишь?! - окрысился Калмык. - В маразме плаваешь? Короче - берешь поросят или без надобности?

- Так это порося? - оживился хозяин дома, с удивительным проворством развязывая мешок. - Здоровенькие, кажись. Бартера твоего не надо, а порося беру! Сколько просишь за пару?

- Не прошу, милейший, а требую! - сразу внес полную ясность Калмык, отлично знавший, как надо вести торг с такими вот простоватыми с виду, но ухватистыми и прижимистыми деревенскими дедами. - За пару таких жирненьких, сочных поросят отстегивай три литра!

- Дак они же небось краденые! - проявил недюжинную смекалку старикан, хитро поблескивая своими застекленными бесцветными глазками.

Поразмыслив, подергал зачем-то поросят за уши и твердо добавил:

- Больше двух не дам! Поощрять воровство колхозного имущества не в моих крестьянских понятиях!

- Значит, «по понятиям» живешь? - насмешливо ощерил свои стальные зубы Калмык. - Братья мы, выходит! Давай, по-родственному, три и не жмись, как шлюха на сватанье!

Хозяин часто заморгал, с явным трудом усваивая сказанное, но так и не нашел в своей седой голове достойного ответа.

- Два с половиной - распоследнее слово! - гордо выпятив впалую худосочную грудь, неуверенно промямлил старикашка.

- Шут с тобой, барыга, по рукам! - согласился Калмык, вдруг вспомнив, что его дожидается, быстро остывая, зажаренная свининка. Да и братва, наверно, уже костерит его почем свет за медлительность.

Старик, суетливо шаркая ревматичными ногами, скрылся за печкой, плотно задернув за собою ситцевую занавеску.

«Страхуется, падла!» - ухмыльнулся Калмык, с удовольствием ощутив себя опасным и сильным, как в прежние времена на воле.

Мысль, что боится его всего лишь какой-то полудохлый Божий одуванчик, он и рассматривать не стал. Как ненужно-вредную и нагло ущемляющую его самолюбие.

Вскоре хозяин появился, бережно неся в руках двухлитровую стеклянную банку с прозрачной, но подозрительно отдающей в голубизну жидкостью. Под мышкой у него была зажата старая алюминиевая фляжка армейского образца.

- Вот, мил человек, как порешили. Токмо зараз договоримся - емкости обратно возвернешь. Тогда и сумку тебе отдам.

- Коли опохмелиться децал нальешь, то верняк тару в целости получишь! - ухмыльнулся Калмык, принимая алкогольную плату за колхозных поросят.

- Налью, куды ж деться, - вздохнул старик. - Ежели еще где-нито порося найдешь - дорогу знаешь...

- Заметано, хозяин! Наладим наш взаимовыгодный бартер, не сомневайся! - Калмык заспешил к выходу, ощущая жаркое, приятное томление от близости спиртного. Пусть и ядовито-сивушного оттенка.

Дворовая сучка на этот раз не стала геройствовать. Лишь порычала для понта из своей дощатой конуры, боязливо кося на Калмыка голодные, тоскующие глаза.

Крышку к банке прижимистый старикашка не дал, и идти приходилось медленно-осторожно, чтоб случайно не расплескать драгоценную влагу и до капли сохранить ее для трех страстно жаждущих желудков.

Ягода с Максом, единодушно решив, что ждать и догонять - самое паскудное дело, уже вовсю лакомились мясцом, слизывая с пальцев стекавший по ним теплый густой жир.

Если бы Калмык еще немного задержался, то велика вероятность, что и его доля свинины благополучно исчезла бы в азартно жующих ртах приятелей. Кстати, это и не жадность вовсе. Просто таков непреложный лагерный принцип: кто не успел - тот опоздал.

Но, увидав Калмыка с замечательной ношей, Ягода с Максом сразу перестали двигать жерновами-челюстями, приветствуя дружка невнятным радостным мычанием.

- Оглоеды! - засмеялся Калмык, заранее догадывавшийся, что застанет именно такую картину. - Мой кусман еще цел? Ништяк!

Принесенную банку уважительно установили на пеньке и мигом расселись вокруг, всеми фибрами предвкушая питейное удовольствие. У Калмыка имелся в наличии раздвижной пластмассовый стаканчик - его и пустили по кругу.

С непривычки к жирному Макс и Ягода давно насытились, но уже после нескольких глотков шестидесятиградусной сивухи снова обрели аппетит, переключившись на лагерную селедку.

- Эй! Мне-то хоть одну рыбку оставьте! - очень вовремя напомнил Калмык, все еще смакуя, справлявшийся со свиной ляжкой.

- А я целую бочку рыбы и дюжину свинок сменял бы сейчас на один соленый огурец. Пупырчатый! - сыто откинувшись на траву, поделился с братвой личными мечтаниями Макс.

- Козел потому что! - хохотнул, чавкая, Калмык.

- Это как понимать?! - набычился Макс, сразу потеряв счастливое ощущение полного единения со всем окружающим миром. Только что таким прекрасным и добрым.

- А так! Лишь козлы мясо на овощи готовы сменять!

- Отвечаешь за базар?! - взвился Макс, вскакивая на нетвердые ноги - чуть не грохнулся сгоряча всей своей тяжестью на ополовиненную банку с самогоном.

- Ша! Кончай базлать! - вмешался Ягода, никогда не любивший пьяных потасовок. Впрочем, как и пьяных лобызаний с ежеминутными заверениями в совершеннейшем искреннем уважении собутыльника.

- А чего он ко мне вяжется?! - совсем по-детски шмыгнув носом, пожаловался Макс, под взглядом свинцовых глаз Ягоды мигом растеряв всю свою агрессивность.

- Он шутит просто. В натуре, - терпеливо пояснил Ягода, выуживая из кармана телаги пачку «Примы». - Закуривай, мальчики, на халяву! И давайте выпьем за тех бедолаг, что сейчас на тюремном режиме чалятся! Они о травке-муравке лишь мечтают и во сне видят. Не говоря уж о спиртном!

- За братву! - сразу посерьезнев, поднял стаканчик Калмык, уставив осоловелый взгляд куда-то в небо.

- За «крытников»! - получив от приятеля полный стакан, сказал Ягода и неторопливо выпил.

- За черную масть! - рявкнул в свою очередь Макс так свирепо, что можно было подумать, будто он матерый рецидивист-«тяжеловес», а не банальный глупый «баклан».

Они лежали на траве и лениво курили, подставив лица теплому полуденному солнцу.

Весна догуливала последние беззаботные денечки. Очень скоро лето, подмяв ее под себя, страстно-жаркими ласками своими растерзает и заглотит красотку-весну, как самка-скорпион партнера после любовного соития.

- Свинарник давненько не чистили, - проявил вдруг неожиданную трудовую сознательность Макс. - Скоро дерьмо из окошек потечет!

- Верно! - поддержал инициативу Ягода. - Наведи-ка марафет. Лопата за дверью.

- А почему опять я? - недовольно скривил губы Макс, видно, не ожидавший такого неприятного поворота. - Я и в прошлый, и в позапрошлый раз дерьмо разгребал!

- Вот я и говорю: опыт у тебя уже весьма богатый накопился, так что можно смело поручить столь ответственное и важное дело, - усмехнулся Ягода, выплюнув окурок в полузатухший костер.

- Ты у нас знатный ассенизатор-профессионал! - поддакнул Калмык, пьяно ухмыляясь. - Специалист по говну! Непревзойденный!

- Ладно, мужики! Сделаем по справедливости, - поспешил вмешаться Ягода, предотвращая вспышку негодования новоявленного специалиста. - Потянем спички. У кого окажется длинная - тому и лопату в руки. Банкуй, Калмык!

Очень неплохо зная последнего, Ягода не сомневался в исходе жеребьевки. Так оно и вышло - длинная спичка оказалась у Макса, которому Калмык первому протянул свой волосатый кулак с торчащими между пальцами спичечными головками.

- А ну, покажь остальные! - вдруг заартачился обычно смирный и легкосговорчивый Макс.

- Пожалуйста! - осклабился Калмык и, как заправский фокусник, быстро взмахнув рукой, раскрыл ладонь. Две оставшиеся спички были короткими.

- Ты только сейчас их сломал и выбросил! - нахально обвинил в нечестности «банкомета» проигравший.

- По ходу, ты нормального языка, в натуре, не понимаешь, сявка. Будь по-твоему, козлик! - процедил Калмык и, оперевшись на колено, с размаху припечатал свой кулак к челюсти Макса. У того даже зубы сбрякали навроде живых кастаньет.

Оба вскочили на ноги. Калмык, скорее всего просто чтоб запугать молодого неопытного противника, хищно-угрожающе оскалившись, вытянул из-за голенища сапога финку. Полированное лезвие ее не блестело - было покрыто мутными разводами запекшейся крови недавно заколотого поросенка.

- Ну что, «баклан»? Пощекотать?!

- Дешевка! Ты только с перышком смелый! - вскрикнул, как всхлипнул, Макс, затравленно глядя на запятнанный клинок.

Он довольно-таки резво отпрыгнул назад - может, испугался, а может, ему просто категорически не нравилась эта перспектива - смешать свою личную кровь со свинячьей. Хотя он был и не еврей.

Красная морда Калмыка аж побелела от ярости.

- На, держи! - он швырнул финку под ноги Максу. - Я такого фраера сопливого и голыми руками уделаю! Даже перо тебя не спасет! Им работать еще уметь надо!

Калмык, приплясывая, как заправский боксер, делая ложные выпады то левой, то правой клешней, стал азартно наступать на Макса, беспорядочно махавшего перед собою поднятым с земли ножом.

- Завязывай дурью маяться! - рявкнул Ягода, пытаясь вернуть ситуацию в управляемое русло.

Но уже было поздно.

Калмык, сделав ложный выпад вправо, тут же прыгнул в противоположном направлении, метя левым кулаком в голову Макса. Но он где-то явно просчитался. Его желторотый противник тоже шарахнулся влево и оказался буквально в объятиях Калмыка.

Два тела, слившись, на мгновение замерли, как в любовном экстазе. Но вот ноги Калмыка подломились, и он тяжело рухнул на землю, вытаращив в небо уже бессмысленные, пустые глаза. Пару раз глухо всхрипнув, затих.

Из груди мертвого поселенца торчала красивая наборно-разноцветная рукоятка, смотревшаяся со стороны этаким совсем неопасным сувениром. Впрочем, это и был сувенир, но специфический, лагерной работы - с тринадцатисантиметровым, бритвенно заточенным жалом.

Посеревшее лицо Макса мелко студенисто подрагивало. Испуганно-удивленный его взгляд, блуждая, остановился на закаменевшей у костра фигуре Ягоды.

- Я не хотел... Гадом буду!

- И что же нам теперь делать прикажешь? На раскрутку идти? - с враждебными нотками в голосе поинтересовался Ягода, машинально обозревая исподлобья окрестности на предмет обнаружения нежелательных свидетелей происшедшего.

- Я все возьму на себя! - истерично заверил Макс, зачем-то суетливо расстегивая и снова застегивая пуговицы своей засаленной телогрейки. - Ты лишь свидетелем пойдешь! Гадом буду!

«Так я тебе и поверил! - зло подумал Ягода, немного успокоившись отсутствием поблизости посторонних глаз. - Отрезвеешь, сука, чуток и враз вкуришь, что на меня «мокруху» повесить как дважды два! Судим по тяжкой, нож мне принадлежит - твоему слову легкостатейника менты поверят без базара, а моими показаниями просто подотрутся!»

Но он промолчал, покусывая губы и быстро прогоняя в голове план дальнейших действий, которые могли бы спасти его от верной «раскрутки» - добавочного срока за убийство, совершенного даже не им.

- Хватай-ка жмурика за ноги! - приказал Ягода, приняв решение и беря за плечи мертвого приятеля.- Тащим в свинарник!

Макс подчинился безропотно, наверно, все еще плохо воспринимая действительность. Оно и понятно - маячила в мозгах, начисто все заслоняя, мысль о своей загубленной жизни. Должен был через полгода освобождаться, а вместо этого светит уже лет пять «строгача». Трешка - самый минимум. Если настроение у судьи будет хорошее. А сделать его таковым денег нет. В прошлый раз у мамаши и так все накопления пройдоха-адвокат выкачал подчистую. Правда, и «отстегнули» Максу вместо верных семи только четыре года лишения свободы. Не зря тот сучара денежки выманивал, надо все же признать.

Занеся тяжелое тело в ворота свинарника, положили его, где было посуше - у штабеля мешков с комбикормом. Ягода для страховки выглянул во двор, чтобы еще раз убедиться, что их суета с трупом осталась незамеченной.

Склонившись над бездыханным Калмыком, Ягода, сам не зная зачем, сперва аккуратно закрыл ему глаза, а уж потом только взялся обеими руками за торчащую рукоять ножа. Та была теплой и почему-то противно-влажной. Слегка нажимая ладонями на модную шишечку на ее конце, стал осторожно раскачивать рукоятку влево-вправо. Эта предусмотрительность дала свой позитивный результат - кровь не выбросилась фонтаном, а ровными потоками начала растекаться по груди Калмыка, в одно мгновение пропитав надетый на нем грубошерстный свитер. Вскоре внутреннее давление у трупа упало, и кровь стала поступать на поверхность скупее.

Примерно так же происходит с бутылкой шампанского, если ее откупоривает аккуратный официант.

Медленно-осторожно потянув за рукоятку, Ягода наконец высвободил клинок из груди.

- Держи! - протянул орудие убийства бледному Максу. - Вымой-ка его хорошенько. Во дворе, помнится, бочка с дождевой водой имеется. Сюда не возвращайся, у костра жди. Дровишек в него подбрось!

Когда Макс, вяло кивнув, вышел из свинарника, Ягода прикрыл за ним скрипучие ворота и вернулся к останкам своего старого лагерного дружка.

- Извиняй, Калмык, - сказал он, словно тот мог его слышать. - Но ничего лучшего для тебя я не придумал. Думаю, со мною ты сделал бы это же самое.

Раздев труп догола, ухватил его за запястья и волоком оттащил в тесную клеть, где в лужах собственного дерьма прохлаждались четыре хряка. Животные тупо уставились на странного нового соседа, но, видно, быстро учуяв свежую кровь, начали проявлять некую нервозность, о чем-то оживленно хрюкая меж собой.

Прихватив кучу ставшего бесхозным тряпья, Ягода поспешно вышел во двор, не желая быть свидетелем последующего развития событий.

Швырнув одежду Калмыка в весело пылавший огонь костра и добавив сверху еще несколько березовых поленьев, отправился мыть руки в бочке, стоявшей под водостоком сарая. Кровь смывалась плохо, успев глубоко въесться в многочисленные трещины ладоней.

Закончив водную процедуру, Ягода хмуро глянул на солнце. По расположению светила на небосводе определил, что сейчас не больше часа дня. До конца рабочей смены и возвращения в барак жилой зоны оставалось никак не меньше четырех часов. Вполне достаточно, чтоб благополучно успеть замести следы преступления.

- Слушай сюда, Макс! Давай-ка обсудим положение. - Ягода плеснул себе из банки полный стаканчик и залпом выпил. Удивленно поглядел на донышко - на секунду ему показалось, что заглотил не самогон, а обыкновенную воду. Но вот в желудке жарко полыхнуло, и горячая волна пошла по всему телу, снимая мускульное и психологическое напряжение.

- На-ка, хапни лекарство! - протянул пластмассовый стаканчик Максу.

Тот, сидевший у костра, обхватив колени руками и уставясь неподвижным взглядом на чадяще сгоравшие шмотки Калмыка, вдруг резко отшатнулся от руки Ягоды и, диковато кривя серые губы, отказался:

- Нет! Я прямо из банки выпью! - взяв на две трети уже пустую стеклянную тару, жадно присосался к ней, постукивая о край зубами.

- Не стучи как дятел! Ране надо было переживать! - жестко заметил Ягода, швырнув злополучный стаканчик - наследство от Калмыка - в костер. - Успокойся, чистоплюй! Глянь - он уже сгорел в пепел! Как не было!

- А что с телом? - убийца поднял испуганные глаза, готовый услышать самое страшное.

- С ним все в порядке! - отрезал Ягода, поздно пожалев, что по-глупому уничтожил питейную емкость. Пришлось последовать некультурному примеру Макса. - Сделаем так! - заявил Ягода, забросив пустую банку под куст бузины у забора. - Скажем, что Калмык все утро про жену свою говорил: мол, изменяет ему, наверно. А ближе к полудню пошел за водой и не вернулся. Ведро мы недалеко от околицы нашли. Решили - крыша у него задымилась, и он в бега сорвался... Как идея? По-моему - в цвет.

- Может, и прокатит, - не слишком уверенно отозвался Макс. - А как же тело? Если найдут?

- Далось тебе это тело! - вспылил Ягода. - Не дрейфь, его никогда не отыщут. Калмык на обед нашим свинкам пошел. А это, я тебе скажу, такие прожорливые твари, что даже костей и кишок не оставляют! В натуре, я ж деревенский, знаю!

Макс, схватившись за живот, согнулся в три погибели, постанывая и широко разевая рот.

- Сопляк! - констатировал Ягода, неодобрительно глядя на сильные спазмы товарища и образовавшуюся алкогольно-вонючую лужу с полупереваренной пищей. - Нечего было зазря добро переводить! Мне бы самогонки больше досталось!

Тут он вспомнил о фляжке, сиротливо приткнувшейся к пеньку, и сразу заметно повеселел.

Несколько глотков из горлышка повернули мысли Ягоды совсем в другом направлении:

«А ведь этот козел не сдюжит настоящего допроса, - убежденно подумал он. - Расколется, сволочь! И на меня свою «мокруху» повесит! Рубль за сто!»

Машинально выдернув из пенька чистенькую уже финку, задумчиво погрел-побаюкал ее в ладонях. Наконец сунул перо за голенище и закурил, чтоб отогнать навязчиво свербившую мыслишку.

«Нет. С этим спешить никогда не стоит... Надо сперва все хорошенько в голове прогнать. Как базарят умные люди: семь раз отмерь - один зарежь!»

Макс явно не заметил ни этой внутренней борьбы приятеля, ни даже его подозрительных манипуляций с ножом. Обессиленный после обильной рвоты, он безучастно сидел у затухающего костерка, снова, по ходу, впав в тупую прострацию.

«Придется рвать когти отсюда», - окончательно решил Ягода, с нескрываемой брезгливостью обозревая сгорбленную фигуру своего напарника, выражавшую сейчас лишь апатичное безволие.

Докурив сигарету, Ягода направился в свинарник. Необходимо было убедиться, что оголодавшие твари благополучно уничтожили основное свидетельство недавнего убийства.

Невольно замешкавшись у входа, ударил сапогом в деревянные ворота. Противно заскрипев, те подались внутрь, открывая взгляду длинный ряд свиных клетей. Прислушался. Ничего необычного. Привычные звуки глупой животной жизни. Ни подозрительного урчания, ни жадного чавканья-хруста не слыхать.

Сначала подумал было, что ошибся клетью. Калмыка - даже частично - тут не наблюдалось. Но огромная буро-черная лужа на земляном полу мрачно засвидетельствовала, что зашел Ягода именно туда. Четыре жирных хряка, с сыто-пьяными бессмысленными зенками на окровавленных мордах, устало развалились по углам клети, переваривая на редкость обильный обед.

Ягода, стерев со лба вдруг выступившие капельки пота, пристально всматривался диковатыми глазами в эти четыре серые туши, словно пытаясь разглядеть сквозь их гладко лоснящуюся кожу очертания исчезнувшего лагерного кента.

Он слыхал, что свиньи в своем неуемном прожорстве не оставляют от человека даже берцовых костей и черепа, но лично убедился в этом впервые.

На нетвердых ногах выбравшись из жуткого места, ставшего надежной четырехместной могилой Калмыку, Ягода сразу направился к спасительной алюминиевой фляжке.

Жадно припав сухими горячими губами к горлышку, сделал пару добрых глотков и обернулся к Максу:

- Все! Завязывай страдать зазря! Вставай на ходули!

Грубо встряхнув Макса за вялые плечи, силой заставил того подняться на ноги.

- Очухайся, размазня! Из-за тебя ведь когти рвать приходится! А мне, чтоб ты сдох, всего два годишника до воли оставалось! Уходим! Хлеб прихвати.

Примерный план побега у Ягоды уже практически созрел. Оставалось лишь быстро и грамотно претворить его в жизнь.

Уходить от преследования по тайге глупо. Шансов сбить со следа ушлых лагерных овчарок и благополучно обойти ментовские кордоны на дорогах и тропах слишком уж мало.

Оставалось единственное - обрываться по реке. Если повезет, пока их хватятся, они успеют достаточно удалиться от поселения и вырваться из квадрата, где будет проводиться первоочередная облава.

Огородами добрались до околицы деревни. Вот и река - надо лишь с горки спуститься.

Ягода, остановившись с Максом в тени дикой яблони, внимательно-настороженным взглядом скользил по густым кустам боярышника, окаймлявшим причальную песчаную косу. Дюжина вытащенных на берег лодок никем, как и обычно, не охранялась. На двух-трех даже весла были беспечно оставлены. Людишки поблизости не просматривались, кроме одного низкорослого мужичка, деятельно копошащегося с длинными удочками у своей моторной лодки. На рыбалку, видно, собрался.

Широкая лента реки была покрыта частой рябью, как чешуйками спина некой огромной рыбины, голова и хвост которой терялись где-то за линиями горизонта.

Скользя сапогами по влажному глинистому склону, поселенцы спустились к причалу.

- Привет, земляк! - доброжелательно улыбнулся Ягода рыбаку, опасливо кося глазами по сторонам. - Одолжи посудину на часок покататься. Мы хорошо заплатим, останешься доволен.

- Вам не положено! - коротко взглянув исподлобья на их безворотниковые телогрейки, буркнул мужик, отвязывая лодку от деревянного колышка. - Читать разучились?

Недалеко от берега прямо к стволу сосны был прибит лист фанеры. На нем черной нитрокраской было старательно выведено грозное предупреждение за подписью администрации учреждения: «Собакам и поселенцам купаться строго воспрещается!»

- Ты у нас ярый законник, значит? - улыбка на губах Ягоды превратилась в злобный оскал, но он тут же стер проявление эмоций, чтоб не испугать собеседника ненароком. - Мы ведь купаться и не собираемся! В холодную воду лезть не климатит! Просто покататься на моторке охота. Будь человеком, земляк!

- Пустой разговор, - пренебрежительно отмахнулся рыбак. - Ясно же сказал - не положено!

- В натуре - охота пуще неволи! - изобразив наивно-глупую морду, ухмыльнулся Ягода. - Полста тысяч не пожалею!

- А ты не брешешь? - махом вдруг изменил своей недавней принципиальности «законник». - А ну, покажь деньги!

- Я не пес, чтоб брехать! - наигранно оскорбился Ягода. - Айда в кусты. Денежки у меня к ноге прибинтованы, от жлобов конвойных подальше. Не стану же на виду портки скидывать.

- Да уж, твоя правда, - солидарно хохотнул мужик, уже прикидывая, наверно, сколько бутылок водки сможет приобресть на эту нежданно свалившуюся халтурку. - Конвойным палец в рот не клади - враз откусят! Жадные до чужого, прям как ваш брат уголовник! Хе-хе!

- А это уж с кем поведешься... - Ягода увлек за собой рыбака в заросли цветущего боярышника.

- А коли начальство, не дай Бог, пронюхает? - засомневался мужик, явно просто набивая себе цену.

- Рассчитывай на лучшее! - хмуро посоветовал Ягода начальными словами своей любимой лагерной пословицы, скрываясь в зарослях боярышника.

Через минуту вышел к бледному Максу уже один и, вытирая запачканный клинок ножа пучком травы, глухо выговорил пословицу уже полностью:

- Рассчитывай на лучшее, а худшее само придет! Козел!

Навесной лодочный мотор «Буран» завелся после первого же сильного рывка за его короткий стальной тросик.

Направление Ягода выбрал самое трудное, но со знанием дела - вверх против течения. Когда их побег будет обнаружен, менты, безусловно, начнут искать в первую голову вниз по реке. По самому простому и очевидному маршруту. Они же по себе о людях судят, волки тряпочные!

Когда рокот моторной лодки потерялся вдали за излучиной реки, в кусты боярышника забрела в поисках чего-нибудь съестного старая облезлая дворняга. Наткнувшись на недвижимое человеческое тело, собака с опасливым любопытством обнюхала лицо трупа и тоненько, жалуясь кому-то, переходя на вой, заскулила. Ее напугал не запах крови, а открытые светло-голубые глаза, уставившиеся удивленно в какую-то неведомую точку на пасмурно сереющем небосводе.

- Запасливый был фраер! - удовлетворенно отметил Ягода, кивнув на почти полную пластмассовую канистру с бензином.

Макс, сидевший у руля, не отозвался. Видно, все еще не мог вполне освоиться с резким изменением в своей судьбе.

Валявшиеся на дне лодки бесхозные бамбуковые удочки почему-то действовали на Ягоду нервозно-раздражающе. Подавив в себе рачительно-хозяйственную мысль, что рыбацкие принадлежности еще вполне могут пригодиться, он поднял удочки и швырнул их за борт. С глаз долой, из сердца вон, как говорится.

После нескольких часов томительно-однообразного плавания беглецы удалились от колонии-поселения и места двойного убийства почти на сотню километров.

Скромный ужин, состоящий из одного хлеба, прикончили молча, каждый думая о своем. В стремительно опустевшую фляжку Ягода запасливо набрал воды из речки и сунул ее в карман телогрейки.

- Уж чего-чего, а этого добра у нас навалом! - хихикнул Макс, наблюдая осоловевшими глазами за глупыми, на его взгляд, манипуляциями с флягой. Самогонка явно улучшила его самочувствие, приведя в веселое расположение духа. - До второго пришествия нам водицы хватит!

«Дальше уходить надо лесом, - подумал Ягода и, выудив из пачки предпоследнюю сигарету, закурил, глубоко вгоняя дым в легкие, чтоб побольше хапнуть никотина из-за вынужденной экономии табака. - На реке завтра начнется крупный хипиш. Катера вэвэшников будут каждую лодку останавливать для досмотра. Незамеченным проскользнуть уже не удастся, рубль за сто!»

Солнце окончательно спряталось за горизонтом, натянув на себя дырявое одеяло из перистых облаков. Быстро, как всегда в мае, темнело. Кое-где на небе уже угадывались редкие звезды.

«До Балтымки, где живет брательник, отсюда рукой подать - километров сорок-пятьдесят по тайге, не больше. Пойду один. Этот нервный фраер мне без надобности. Но отпускать его опасно, да и за кентуху Калмыка надо бы сполна рассчитаться...» - Ягода покосился на Макса и поймал голодный взгляд приятеля, направленный на его дымившийся чинарик.

- Курево, что ль, кончилось?

- Ага. Давно уже, - вздохнул Макс. - Да мне много не надо. Коли не жалко, оставь на пару затяжек - и все дела.

- Ладно уж. Я не жлоб, - буркнул Ягода и отдал ему свою пачку с последней сигаретой. - Курни децал, братишка, на дальнюю дорожку...

Благодарно улыбаясь приятелю, Макс с явным удовольствием скурил «Приму» до последнего предела - пока пальцы не обжег. Никотин, плотно наслоившись на алкоголь, прибил Макса на блаженную дремоту. Привалившись к сосне, он устало полузакрыл глаза.

- Покемарь, отдохни пока, - кивнул Ягода. - Путь предстоит длинный.

Шум проезжавших по близкому шоссе автомашин стал совсем редким. Зато заметно оживал лес, готовясь к ночной потаенной жизни. Отовсюду слышались какие-то странные тревожные шорохи, из черной лесной глубины донеслось злорадное уханье совы, предвкушавшей свою удачную кровавую охоту на мелких зверьков.

Макс клевал носом, вскоре начал даже похрапывать тихонько. Правая рука Ягоды скользнула по штанине за голенище сапога, нащупывая медную шишечку на теплой рукоятке финки.

Так кстати заснувший приятель ничего понять и даже вскрикнуть не успел. Клинок вошел в тело легко и грамотно - слева между третьим и четвертым ребром грудной клетки. Острие ткнулось в один из желудочков сердца, взрезав нежную мякоть и навсегда остановив его ритмичную жизнедеятельность.

Прихватив бывшего товарища за лодыжки, Ягода отволок оказавшееся довольно тяжелым тело к лодке. Перевалив труп через борт, забрался в лодку сам и оттолкнулся веслом от берега.

Далеко отплывать Ягода смысла не видел. Когда отдалился от береговых кустов на десяток метров, освободил суденышко от мертвого груза, предварительно для страховки ткнув несколько раз ножом в живот трупа.

- Теперь уже верняк не всплывешь, дорогуша! - выдохнул Ягода, распрямляясь. - А ведь ты как в воду глядел - водички тебе до второго пришествия уж точно хватит!

На какой-то миг ему показалось, что из черной воды высунулась рука с крючковатыми пальцами, но, приглядевшись, он вздохнул с облегчением - это была всего лишь мирно плывущая по течению березовая ветка.

Причалив к берегу, хотел было затопить лодку, пробив дно, но передумал. Ударом сапога оттолкнув посудину от берега, отправил ее плыть в сторону Кундинки.

«Я не мародер! Пусть моторка рыбака его жене в наследство достанется!»

Очень довольный проявленным благородным великодушием, Ягода исчез в черной лесной чаще.

Ему предстоял нелегкий пеший переход без единой крошки хлеба и табака.

Брат Михаил

Подпрыгивая на лесных ухабах и рытвинах в своем мини-тракторе «Уралец», Михаил костерил на чем свет тупорылую отечественную промышленность, не понимавшую, что надежные рессоры в любой машине - наипервейшее дело.

Невидимые в зелени ветвей пичуги заливисто-весело щебетали, словно насмехаясь над его кульбитами. Михаил чуть не пальнул по наглым птахам из неразлучной двустволки для острастки, но в последний момент пожалел жечь патрон на этакую ерунду. Цены на боеприпасы нынче кусаются, как бешеные псы. Лучше приберечь заряд на возможную встречу с лопоухим. Халявная зайчатинка на обед - самое милое дело, а ежели еще и стаканчик сорокаградусной для аппетита приговорить - вообще полный тип-топ. Кайф то бишь.

Ехал Михаил по личной крестьянской заботе. Надобно было осмотреть новое приобретение - взятый у хиреющего колхоза в долговременную аренду участок земли под покос. Михаилу-то сено до лампочки было, но соседи не откажутся прикупить у него копну-другую травки-муравки. Все ведь и лошадей, и коровенок держат, куркули. Хотя их тоже можно понять - без крепкого подсобного хозяйства давно бы зубы на пыльную полку поскладывали. Колхоз-то вон третий месяц зарплату задерживает. По ходу, вконец обанкротился коллективизм-социализм.

Сам Михаил никакой живности, окромя курей да гусей, не имел. К чему эти суетливые хлопоты? Он на своем солярном железном коне в десять раз больше сробит. Даже огород вспахать под картошку почти все селяне к нему идут с полным уважением и денежкой в потном кулаке. Оно и понятно - самим бы пришлось несколько дней с лопатой горбатиться, а так - час работы агрегата Михаила, и все тип-топ. Колхозным-то махинам «Кубань» на огородиках даже не развернуться толком. Прежних хозяев жизни - показушников-коммуняк - хлебом ведь не корми, а дай учудить мировой рекорд. Вот и сварганили, умники, не трактор, а натуральный крейсер. Дурость одна, короче. Хорошо, что частное предпринимательство и бизнес догадался кто-то с Запада к нам притаранить. Мигом ушлые коммерсанты стали не амбициозные трактора-монстры на заводах выпускать, а неказистые, но удобные в крестьянском деле «Уральцы». Маленькие, как Конек-Горбунок, но и такие же незаменимые.

Михаилу за своего «конька» пришлось чуть ли не весь навар с налета на инкассатора угрохать. Ну да черт с ним. Деньги что навоз - сегодня нет, а завтра воз. Кстати, вот это ружьишко, что брякает сейчас под ногами, и помогло урвать приличный куш восемь лет назад. Помнится, вот такой же туман и тогда по земле стелился...

...По земле расползался голубовато-фиолетовый утренний туман, скапливаясь в низинах и оврагах, словно отряд лазутчиков, скрытно готовящий атаку. Впрочем, поползновения совершенно напрасные - стоит лишь появиться прямым солнечным лучам, и туманная «оппозиция» будет, как тысячу и миллион лет назад, победоносно рассеяна гордым небесным светилом.

Братья расположились на уютно-крохотной полянке. От проселочной дороги, ведущей из Верхней Пышмы в Балтымку, их отделял лишь редкий живой забор из кустов дикой акации. На расстеленной прямо на траве газете стояли бутылка «Русской» и граненая стопка в единственном числе. Из закусок присутствовали только кусок полукопченой колбасы и пара сырых луковиц.

Если бы кто-то сейчас увидал эту мирную картинку, то подумал бы, что братья просто трапезничают, а не сидят в засаде. Правда, могла навести на некоторые размышления тульская «вертикалка» двенадцатого калибра, прислоненная к сосне. Охотничий сезон официально не был еще открыт.

- Давай-ка, младший, хапнем водочки для куражу! - предложил Михаил, сковырнув охотничьим ножом жестяную шляпку с бутылки. - В Афгане, помнишь, перед «зачистками» ротный завсегда нам спиртику выделял.

- Та война давно позади, - буркнул Василий, не любивший вспоминать кровавый путь их спецназа по горным селениям Афганистана.

- Та для нас закончилась, - кивнул Михаил, - но началась другая! За выживание и место под солнцем... Мы и сегодня солдаты. Солдаты удачи! Хо-хо!

Василий, последовав примеру брата, залпом выпил стопку и захрустел луковицей, то и дело косясь на дорогу и чутко прислушиваясь к лесным шумам.

- Не дергайся и не суетись, Васек! - заметив его нервозность, сказал Михаил. - Колхозный «уазик» должен появиться не раньше чем через полчаса. У меня в стволах десять картечин - за глаза и бухгалтеру, и шоферу хватит. Так что я один с ними справлюсь, а ты всего лишь на подхвате будешь. Не дрейфь и наливай по новой!

Но в расчеты Михаила вкралась ошибка - братья только-только успели выпить по второй, как из-за близкого поворота дороги донеслось знакомое астматическое кашлянье изношенного мотора колхозного авто.

Мигом вскочив на ноги, Михаил взвел курки своей двустволки и, ломая кусты, вывалился на обочину дороги. И очень вовремя. «Уазик», тяжело переваливаясь на рытвинах и кочках, уже почти поравнялся с местом засады.

Хлестко ударил ружейный дуплет, отдаваясь гулким эхом в лесу. Стая синих ворон, вспугнутая выстрелами, понеслась прочь, бурно выражая злобное недовольство на своем хрипло-трескучем птичьем наречии.

Машина, потеряв управление, съехала в кювет и, врезавшись в сосну, заглохла. Лобовое стекло было разбито вдребезги, а брезентовый верх, разорванный свинцовыми залпами и колючими кустами, практически полностью оторвался, открыв взглядам кабину. Шофер, уронив на руль курчавую рыжую голову со слипшимися от крови волосами, не подавал признаков жизни. А вот пассажир - седой сухонький старичок - проявил неожиданную для своего преклонного возраста прыть. Подхватив под мышку потертый кожаный портфель с колхозной зарплатой, он перескочил через бортик «уазика» и, не разбирая дороги, помчался в глубь леса.

Михаил, распахнув дверцу машины, поглядел на вывалившегося водителя и убедился, что тот, получив две картечины в лоб, уже благополучно преодолел трудный путь в лучший из миров. Выдернув из-под переднего сиденья допотопную трехлинейку, Михаил швырнул ее в руки подошедшего брата.

- Догоняй бухгалтера! Он выдохнется быстро, не уйдет, старый козел!

До боли сжав обшарпанную ложу винтовки вспотевшими подрагивающими пальцами, Василий бросился в погоню. Троекратная разница в возрасте у соревнующихся в беге сразу дала себя знать - уже через какую-то минуту Василий увидал мелькавшую среди деревьев сутулую фигуру с портфелем, нелепо высоко задиравшую в прыжках ноги, как спринтер на дистанции с препятствиями.

У преследователя на губах невольно проступила насмешливая улыбка, больше смахивающая на оскал. Бежать Василию стало вдруг легко и даже как-то весело - видно, где-то в подсознании проснулись дремавшие до времени гены предков-охотников. В азарте он уже не обращал ни малейшего внимания на больно хлеставшие по его лицу ветки.

Старик, вылетев на берег озера Балтым, засуетился, явно не зная, куда бежать дальше. Но в нерешительности он пребывал недолго. Заслышав за спиной прерывистое дыхание преследователя, не оглядываясь, кинулся вправо. Но снова укрыться за спасительными стволами деревьев так и не успел. Свинцовая пуля в медной оболочке как тяжелой дубиной ударила колхозного бухгалтера в поясницу. Ноги у него враз отнялись, и он кубарем покатился по земле. Портфель отлетел в сторону, застряв в когтистых лапах куста боярышника.

При виде беспомощно суетившегося в высокой траве старика, Василий вдруг растерял весь свой охотничий азарт и резко остановился, словно на невидимую стенку натолкнувшись. Раненый слабо сучил конечностями, то ли пытаясь подняться на ноги, то ли уползти куда-то. Он узнал своего палача, изумленно вытаращив бесцветные глаза, даже стонать почти перестал.

- Ягодин?! Что же ты творишь, гад? Я ж тебя слагать-вычитать выучил!

Старикан не заговаривался и не врал. Бухгалтером в колхоз он устроился лишь после выхода на пенсию, а до того четыре десятка лет учительствовал в младших классах сельской школы.

- Хо-хо! Вот Васька и вычитает тебя из жизни! - язвительно рассмеялся подошедший Михаил. - И складывать скоро будет - денежки колхозные. Так что не переживай зазря. Все тип-топ. Арифметика твоя на пользу брательнику пошла! Голову даю на отсечение - Васька в счете не промахнется! Отличник!

Но бывший учитель уже ничего не слышал, судорожно выгнувшись всем телом, он закатил глаза и потерял сознание.

- Добей! - жестко велел Михаил. - Чего старикашке зря мучиться? И поровну у нас выйдет: за тобой эта бухгалтерская крыса, а за мной водила. По справедливости!

Василий передернул затвором, засылая патрон в ствол и, невольно зажмурившись, спустил курок. Второй свинцовый заряд, полученный стариком в упор, порвал последнюю слабую ниточку, за которую еще цеплялась жизнь подранка. На впалой груди сразу умиротворенно затихшего бухгалтера быстро расползалось малиновое пятно с черной обуглившейся дыркой посередине.

- Чего застыл памятником? - недовольно-презрительно скривил губы Михаил, взведя курок своей «тулки». - Сейчас будем прятать концы в воду!

Ткнув стволом ружья в живот мертвого старика, произвел одиночный выстрел и, отвечая на немой вопрос Василия, пояснил:

- Бросим старикашку в озеро. Тут водоворотов навалом. Течением утащит на глубину, а с дырявым животом труп уже никогда не всплывет. Учись, салага, пока я жив! Хо-хо!

Вдвоем ухватив бухгалтера за ноги, обутые в светлые молодежные кроссовки, отволокли тело на берег и бултыхнули в воду. Пару секунд труп продержался на поверхности, словно никак не мог насмотреться напоследок своими вдруг раскрывшимися невидящими глазами в ясное синее око неба, а затем медленно пошел в мутно-зеленую глубину.

Выдернув из зарослей боярышника заветный портфель, Михаил открыл его и удовлетворенно выпятил нижнюю губу.

- Все тип-топ! Деньги на месте. Айда обратно - надо от машины с водилой еще избавиться. Я ее от дороги в лес отогнал.

Изувеченный «уазик» стоял на середине солнечной земляничной полянки. За его колесами тянулся жутковатый ярко-красный след. Но это была не кровь, а всего лишь сок раздавленных спелых ягод, распространявших вокруг приторно-сладкий аромат.

Заглянув под брезент, Василий увидел лежащего на заднем сиденье шофера. Признаков жизни тот не подавал.

- Готов он! - ободряюще хлопнул по спине брата Михаил. - Пошукай лопату. Должна где-то быть. По нашим дорогам без нее ни один дурак не ездит.

Он оказался прав. Лопата с укороченным черенком нашлась под мертвым шофером. Василий с трудом вытянул из-под него нужный инструмент - казалось, труп понимает, для чего вдруг понадобилась лопата, и не хочет ее отдавать.

- Давай ямку сваргань! - Михаил что-то прикинул в уме, совсем по-детски наморщив лоб. - Метра полтора длиной и полметра глубиной должно хватить. Будет у нас маленький филиал татарского кладбища - полусидячим шоферюгу закопаем. Хо-хо!

Так и сделали. Чтобы скрыть следы свежей могилы, утоптали место захоронения и запалили на нем костерок, отодрав с близрастущих сосен сухие, мертвые ветки.

- Тип-топ! - осклабился довольный Михаил. - Теперь ни одна собака запашок не учует, ни грибники с охотниками на место это внимания не обратят. Учись, салага!

- Сам ты салага! - не стерпев на этот раз, возмутился Василий. - Я всего-то на пятнадцать минут позже тебя родился!

- Не кипятись по пустякам, младшой! - ухмыльнулся Михаил, присаживаясь к костру. - Тащи-ка лучше из «УАЗа» нашу бутылку и колбасу. Под передним сиденьем глянь. Надо помянуть сгинувших рабов Божьих. По доброму христианскому обычаю! Как-никак, а мы люди православные! Хо-хо!

Водки Василий выпил и даже с жадностью, а от закуски наотрез отказался. Нутром чувствовал: коли съест хоть кусочек - махом вывернет наизнанку.

Сгорая, сучья в костре ежеминутно постреливали, разбрасывая желто-фиолетовые искры, словно поминально салютуя по только что жестоко загубленным человечьим жизням.

- Все пачки мелкими купюрами! - радостно сообщил Михаил, вскрывая одну из них. - Сборные к тому же. Нам знатно пофартило - номера на купюрах не подряд идут! Лафа! Без опаски тратить можно.

«Уазик» загнали в глубь леса и, пробив ножом бензобак, подожгли.

Только к вечеру, измотанные длинным пешим переходом по лесу, добрались до озера. В прибрежном густом камыше их дожидалась спрятанная лодка. На ней доплыли до острова, где еще накануне разбили лагерь, натянув двухместную палатку. То была идея хитрована Михаила, считавшего, что таким незамысловатым способом они обеспечат себе слабенькое, но все же алиби. Мол, ничего ведать не ведаем - несколько дней уже на острове робинзонами отдыхаем от дел праведных - посевной то бишь.

- Надо бы портфель утопить иль сжечь! - вдруг забеспокоился Василий, когда они уже расслабленно сидели в палатке, распечатав новую емкость «Русской». - Да и от винтовки лучше избавиться от греха!

- Ты желторотый салага, братец! - хмыкнул Михаил, закусывая консервированной килькой. - Все будет тип-топ! Если помнишь, на прошлой неделе Фрол освободился из мест не столь отдаленных. Ну, тот уголовник, что на окраине деревни живет! На него милиция в первую голову грешить станет. Верно? Обыск обязательно в доме сделают. А я нынче ночью сплавлю до Балтымки и в сарай этого рецидивиста винторез вместе с портфелем подкину. Пускай доблестные органы махом налет на инкассатора раскроют! Хо-хо!

Но в тот раз у Михаила промашка вышла - идея подставить Фрола почему-то не увенчалась успехом. Правда, нагрянувшая из Верхней Пышмы следственная бригада обыск у него произвела, но ничего подозрительного не обнаружила. То ли такие паршивые сыскари попались, то ли какая-то непредвиденная случайность спасла Фрола от голимого нового срока по двум особо тяжким статьям Уголовного кодекса - вооруженный бандитизм и двойное убийство...

- Везет дуракам! - сплюнув, подвел итог своим воспоминаниям Михаил. - Вывернулся как-то, гад! Заматерел на свободе, охрюкался! В гору попер, чисто как вездеход! Ферму даже у колхоза откупил, морда кулацкая! Где он только деньги взял, интересно. Нарисовал, что ли?

Вот и арендованная делянка показалась. Глухомань несусветная, Тмутаракань, но трава на лугу чуть не в человеческий рост вымахала, сочная и духмяная. Натуральное лакомство для крестьянских буренок.

Оставив «Уралец» на опушке леса, Михаил, прихватив неразлучную двустволку, пошел размять затекшие ноги и заодно осмотреть свое новое приобретение, обещавшее дать не менее двух десятков копен душистого сена.

Пройдя по краю луга с полкилометра, внезапно ощутил знакомый приятный запах. Застыв на месте, Михаил удивленно вдыхал невольно расширившимися ноздрями кисловато-терпкий аромат горячей сивухи.

Послюнив указательный палец и подняв его вверх, легко определил, откуда идет воздушный поток. Скинув с плеча и подхватив под мышку верную «тулку», направился в глубь леса.

У устья мелкой речушки увидел бревенчатую избушку с единственным всего подслеповато-мутным окошком. На забор и намека не было. Входная дверь из плохо пригнанных нетесаных сосновых досок была распахнута настежь, и изнутри слышалось какое-то неясное шевеление. Кося карим глазом на Михаила, лениво прядала ушами пегая лохматая лошаденка, запряженная в телегу, на которой стояло несколько ящиков с водкой «Экстра».

Из низких дверей избушки вынырнул молодой незнакомый детина, неся на вытянутых руках очередной ящик алкоголя. Грохнув его на телегу, он вдруг замер от неожиданности.

Михаил выступил из-за сосны и уверенно зашагал к парню, настороженно наблюдавшему за непрошеным гостем тяжелым исподлобья взглядом.

- Бог в помощь! - ухмыльнувшись, приветственно покачал стволами ружья в сторону парня Михаил. - Чем это ты занимаешься тут, вдали от глаз людских?

Не дожидаясь ответа, заглянул в раскрытую дверь избушки. Одного поверхностного взгляда хватило, чтобы окончательно утвердиться в возникших еще на опушке леса подозрениях. Двухведерная емкость из нержавеющей стали с вившимся из нее змеевиком не оставляла и тени сомнения в ее предназначении. Самогонный аппарат стоял на компактной газовой плите, питавшейся от баллона с пропаном. Баллонами со сжиженным газом был заставлен целый угол. Приличный запасец для этого подпольно-спиртового мини-заводика.

Фрол, находившийся в чулане в поисках куда-то запропастившейся старой брезентовой плащ-накидки, которой он обычно укрывал в телеге ящики с водкой от посторонних глаз, заслышав со двора нагло-громкий чужой голос, насторожился и прильнул к щели между досок, желая разглядеть визитера. Сразу признав в фигуре с ружьем Михаила, посчитал за лучшее не светиться раньше времени и посмотреть, что будет дальше. Михаила он с юности недолюбливал, как и брательника его Василия за их постоянную привычку держаться особняком, будто все остальные им неровня. Тоже бояре нашлись задрипанные! На танцы в клуб, помнится, надевали модные тогда болоньевые курточки. Словно от них не пахло землей и навозом точно так же, как от телогреек и брезентух остальных ребят, которые не форсили и заявлялись на танцы в обычной своей повседневной одежде. Да и кому пыль в глаза пускать? Все же друг друга знают в Балтымке как облупленных!

- Роскошно устроился, земеля! - обернулся Михаил к хмуро молчавшему детине. - Водяры - хоть залейся! И менты не надоедают. Ты кто? Я тебя чегой-то не припоминаю. Не местный вроде?

- Нет, - коротко буркнул тот и облокотился о бортик телеги, делая вид, что его совершенно не интересуют вороненые стволы двустволки, направленные ему в живот.

- А зовут тебя не леший, случаем? - куражась, ухмыльнулся Михаил, с удовольствием сознавая свою полную безраздельную власть над собеседником, которую надежно обеспечивали два двенадцатикалиберных патрона, заряженных крупной дробью.

- Нет, Иваном, - парень выудил из кармана ветровки пачку «Беломора» и неторопливо закурил. - А в чем проблемы, мужик?

- А в том! - стерев с лица наигранное благодушие, жестко-наставительно изрек Михаил. - Свой подпольный цех ты расположил на моем участке! Так что, Ванятка, придется тебе раскошелиться, коли и дальше мыслишь тут робить!

- Можешь ошмонать - денег у меня нет, - парень, у которого слово «нет», видно, было самым любимым, демонстративно-старательно вывернул карманы своих джинсовых брюк.

- А я нынче добрый! - при виде такой покорности снова приходя в хорошее расположение духа осклабился Михаил. - Возьму натурой. Ну-ка, три шага в сторону и сядь на землю! Не боись, она теплая уже, геморроя не заработаешь! Хо-хо!

Когда Иван, повинуясь недвусмысленному движению ружья, сел на указанное место, Михаил приблизился к телеге и снял с нее верхний ящик самопальной «Экстры».

- Ядовитый суррогат небось, ну да шут с тобой. У меня желудок луженый, любой самогон запросто в мочу перегоняет. Без проблем! - хохотнул Михаил, отступая к деревьям и благоразумно не выпуская Ивана из прорези прицела. Ведь никогда не знаешь точно, на какое именно проявление эмоций способен даже самый тихий человек при наглом попирании его имущественных интересов. К тому же Иван на тихоню совсем не походил.

- Каждую неделю наведываться буду, - пообещал на прощание Михаил. - Чтоб ящик завсегда для меня готовый стоял! И днем, и ночью! Счастливо оставаться. Ванятка! Трудись спокойно и качественно. С нонешнего дня ты под моей надежной «крышей». Хо-хо!

Ящик был увесистый, но Михаил, споро вышагивая к трактору, этого не ощущал. Верно все же говорят в народе: своя ноша не тянет. Тем более такая - почти случайная и чисто халявная.

Когда он скрылся из глаз за стволами деревьев, Фрол покинул свое пыльное убежище и вышел на свежий воздух. Набросив брезентовую маскировку на ящики, обернулся к вопросительно глядевшему на него Ивану:

- Не бери в голову Я этого фраера знаю. Больше он сюда не сунется, рубль за сто! С этикетками напряга нет?

- Этого добра хоть завались, - доложил Иван. - Вот сахара пару-тройку мешков привези в следующий раз.

- Заметано! - подвел черту в разговоре Фрол, взбираясь на скрипучие козлы. Подбодрив полудремавшую старую лошаденку ударом вожжей, обронил на прощание почти те же слова, что и недавний нахальный гость:

- Работай спокойно! За моей спиной ты застрахован надежнее, чем в Госстрахе!

Бодрый оптимизм его был наигранным - просто Фрол терпеть не мог суетиться и волноваться на людях. Всегда старался «сохранить лицо», чтоб не упасть во мнении окружающих. Но, отъехав на приличное расстояние от избушки, дал наконец волю своим истинным чувствам:

- Вот козел! Мразота тупорылая! Ружьишком еще помахивает, как деловой! Да я таких «бакланов» пачками в зоне давил! Решил, падла, присосаться к моему бизнесу! Ну, я тебе устрою кучерявую жизнь! Может, ты и будешь сосать у меня, но совсем не то, на что рассчитываешь!..

Столь бурное словоизвержение дало хороший плод - Фрол, сбив громкой руганью накал праведного гнева, сразу успокоился и даже повеселел немного.

«Бугай колхозный, не сознает, кому солнце заслонить собрался, - уже почти беззлобно подумал подпольный спиртоцеховик. - Зоны даже не нюхал, а туда же - в рэкетиры. Шантрапа навозная».

Лошаденка хоть и дышала на ладан по глубокой старости, но была прежнережимной советской закалки - бодренько тащила тяжеленную телегу из последних сил и без допинга - кнута. Привыкла, видать, к повседневной каторжной работе и без нее своей лошадиной жизни не представляла. У малоразвитых существ бытие определяет сознание, как верно подметил один бородатый импортный теоретик.

Полутораэтажный бревенчатый дом Фрола гордо высился на краю деревни и своей удаленностью от остальных домишек, а также солидным количеством хозяйственных пристроек смахивал на настоящий зажиточный хутор. Да и сам дом больше походил не на крестьянскую избу, а на коттедж - по-городскому оштукатуренный со всех четырех сторон, являлся этаким аристократом на фоне плебейских серых изб и покосившихся сараев Балтымки.

Фрол был хозяином рачительным: прежде чем пройти в дом, распряг животину и щедро насыпал в кормушку полведра зерна. Лошаденка, благодарно скосив на Фрола подслеповатые, слезящиеся глаза, тут же принялась старательно перемалывать любимое овсяное лакомство своими стертыми желтыми зубами.

Фрол тоже решил чуток перекусить перед дорогой. Предстояла деловая поездка в Екатеринбург - скинуть ящики самопальной водки в одно питейное заведение. С этим делом он всегда поспешал, по въевшейся зековской привычке не желая даже сутки хранить в доме вещественные доказательства своей подпольной деятельности, чреватой новым сроком. Благо бортовой грузовик «ЗИЛ-130», стоявший сейчас под навесом давал возможность смотаться в город туда и обратно за какой-то час с незначительной мелочью. «Зилок», правда, числился за местным колхозом «Путь к коммунизму», но из-за хронического отсутствия бензина в хиреющем коллективном хозяйстве директор с радостью сбагрил ненужную автотехнику Фролу в долгосрочную аренду за символическую, можно сказать, цену. Прямо смехотворную по нынешним рыночным временам.

Жил Фрол бобылем, и потому горячий обед в печи его не ждал. Впрочем, к разносолам ему негде и некогда было привыкать - с юности жизнь его проходила с небольшими перерывами в тюрьмах и лагерях. А после надоедливо-однообразной баланды простая колбаса кажется восхитительным деликатесом.

Ее-то он и нарезал аккуратными ломтиками на тарелку, добавил туда квашеной капусты из пятилитровой банки и уселся трапезничать, подмигнув по заведенной традиции святым угодникам, хмуро и свысока глядящим на него из «красного» угла просторной горницы.

Стараясь не вспоминать о пузатом литровом графинчике с сорокаградусным «Демидовским бальзамом», Фрол выудил из вместительного нутра холодильника «ЗИЛ» бутылку пива и, тренированно отщелкнув пробку ногтем большого пальца, жадно припал губами к горлышку.

Обжигающе ледяная пенистая жидкость окончательно смыла у него нервозную встрепанность мыслей и активно стимулировала здоровый аппетит. Копченая колбаса с овощным гарниром мигом исчезла с тарелки. Махнув рукой на возможные неприятности с госавтоинспектором, Фрол опустошил «на посошок» еще одну бутылку «Жигулевского» и стал собираться в путь-дорогу.

Загрузив две дюжины ящиков «Экстры» в автомобиль, надежно закамуфлировал груз сверху пустыми ящиками и поднял деревянные борта. Главный источник его еженедельного дохода был готов к дальнейшей транспортировке.

Пышминский тракт, прямой асфальтовой линией пролегавший по лесистым уральским горам, без каких-либо происшествий привел шипованные колеса фроловского «ЗИЛа» в Екатеринбург.

В областном центре кипела обычная деловая суета. По тротуарам озабоченно сновали люди туда-сюда, по дороге лился сплошной поток автомашин всех возможных цветов и марок. Заглядевшись на нахальную позу голой плакатной девки на фонарном столбе, рекламирующей адрес и телефонный номер ближайшего публичного дома, Фрол чуть было не врезался в беспечную новенькую «Тойоту». Чисто машинально ударил в самый последний момент по тормозам и спас благородную лакированную задницу иномарки от грубого зиловского надругательства.

Свернув с центральной улицы в переулок, грузовик прибыл к месту своего назначения.

Полуподвальная питейная забегаловка «Вспомни былое» в этот полуденный час обилием жаждущих клиентов похвастать не могла. Круглые столики пивнушки в большинстве своем пустовали. Рыжеволосая молодая барменша, явно скучая, глазела в окно зелеными кукольными глазками, не замутненными даже слабым намеком на наличие хотя бы одной мысли.

Фрол толкнул боковую дверь с надписью «Управляющий» и оказался в небольшой овальной комнате. Низкий стол посередине, диван, пара глубоких кресел, холодильник и видеодвойка не загромождали служебное помещение, а делали его уютным и чуть ли не домашним.

За столом в белом адидасовском костюме восседал крепко сбитый мужик лет тридцати пяти, мечтательно уставившись в общую тетрадь и задумчиво покусывая кончик авторучки.

- Привет, Фрол! - оторвался от своего умственного занятия управляющий. - Товар привез? Молоток! По тебе часы можно сверять! В натуре!

- Привет, Виктор! - не смог сдержать довольной улыбки Фрол. - А ты все рифмоплетством балуешься? Не надоело с Пушкиным наперегонки бегать?

- Не базарь о чем не смыслишь! - усмехнулся Виктор. - Ты находишь кайф в физическом труде, а я в умственном. Как любит говорить шеф - каждому свое! И переплюнуть я хочу не Пушкина, а Есенина. Вот послушай-ка мое новое четверостишье. «Кабак» называется:

Здесь все туманно от куренья,
Тут хохот слышен и мольба,
Бутылки бьются, и веселье
Гуляет здесь, как Сатана.

- А вот с этим делом ты поаккуратнее будь! - строго заметил Фрол, усаживаясь в свободное кресло. - С тарой нынче напряженка.

- Ты о чем? - не понял управляющий, недовольно захлопывая заветную тетрадку.

- С порожними бутылками туго приходится, говорю, - пояснил Фрол, удивляясь тугодумству неглупого на вид собеседника. - Снабжение подводит. Ты уж поосторожнее как-нибудь с тарой обращайся!

- Да это ж просто поэзия, деревня ты неумытая! - рассмеялся Виктор, но тут же смолк, заметив посуровевшее лицо Фрола с оскорбленно поджатыми губами. - А насчет бутылок напрасно беспокоишься, браток. У меня вся подсобка ими забита - можешь забирать. Хоть сегодня.

- Про поэзию я понимаю, не дурак, поди! - немного оттаял Фрол. - Но ты все же поимей в виду - бутылки бить негоже! Даже ради поэзии. Экономика вот, к примеру, на чем держится? Не знаешь? На экономии!

- Ладно, друг! - отмахнулся Виктор, вдруг осознав всю бесперспективность втолковать своему явно недалекому партнеру такие понятия, как аллегория и творческая фантазия. - Пойду организую выгрузку товара. Можешь пока видео покрутить. Там кассета «Том и Джерри» стоит. Обхохочешься!

Когда дверь за управляющим закрылась, Фрол последовал его совету. На плоском экране «Панасоника» замелькали злоключения несчастного кота Тома, вконец затерроризированного наглым до полного беспредела мышом Джерри. Фролу, вопреки предсказанию Виктора, совсем не было смешно. Глядя в телевизор, он скептически скривил губы. Но даже при большом желании принять эту гримасу за улыбку было нельзя.

Вскоре в кабинет вернулся Виктор. Увидев хмурое лицо Фрола, поинтересовался:

- Что это с тобой? Зуб заболел?

- Нет. Просто я вот в толк не возьму - для каких придурков такую муть гонят? - Фрол кивнул на телевизор. - Неправдоподобно же! Сплошные выдумки и враки!

- Не веришь, значит? - усмехнулся управляющий, выключая видеодвойку. - Станиславский ты у нас, оказывается! Ладно. Товар уже в подсобке. Видно, с тарой у тебя и правда напряженка. Вместо обычных двадцати пяти ящиков я лишь двадцать четыре насчитал.

- Да нет. Тут другое, - Фрол заметно помрачнел. - Кой-какие головняки нарисовались. Один лох колхозный вздумал на халяву нашей продукцией снабжаться. Уволок нынче ящик прямо с заимки.

- Как так?! - не поверил своим ушам управляющий, невольно даже приподнимаясь в кресле. - И ты позволил ему уйти? Живым и здоровым? Не узнаю тебя, братишка!

- Он, гад ползучий, вооружен был, - отводя глаза, попробовал оправдаться Фрол, чувствуя, что теряет уважение приятеля.

- И что из того? - жестко отмел данный аргумент Виктор, насмешливо поблескивая своими темно-серыми глазами. - А куда твой германский «парабел» подевался? Помнится, ты им знатно управляться умел!

- «Шпалер» вышел в тираж. Затвор вконец износился - перекос патрона дает. И обойма постоянно сама выпадает, как у наших отечественных «ТТ». Сейчас «парабеллумом» только орехи колоть, а не отмахиваться от вымогателей, - не сдержал вздоха Фрол.

- Сочувствую. Могу выручить по-товарищески. - Виктор встал и выдвинул деревянную плиту подоконника. Покопавшись в образовавшейся нише-тайнике, извлек на свет Божий тяжелый вороненый пистолет с навинченным на ствол цилиндриком глушителя. - Держи презент на память. «ТТ» китайского производства. Новенький. Из него обойма сама никогда не выскочит. Гарантия!

- Не! Без надобности, - отказался от огнестрельного подарка Фрол, пренебрежительно на него глянув. - Этой городской пукалкой в наших краях только баловаться, а не робить! Есть у меня в наличии винтовка-«трехлинейка». Если б нынче под рукой оказалась - другой бы расклад получился. И ящик водяры остался бы на положенном месте. Верняк!

- Ну, хозяин - барин, - Виктор зашвырнул волыну обратно в тайник и задвинул подоконник. - А где, любопытно, ты раритетное оружие откопал? Грабанул небось музей гражданской войны?

- Винторез мне какая-то падла мутнорылая спецом подбросила лет восемь назад. На пару с портфелем убиенных инкассаторов. Уже пустым, ясно. Хотел кто-то списать на меня свое мокрое дело. Но не выгорело! Случайно наткнулся я в сарае на «подарочки» эти и мигом вкурил, что почем. Портфель в озере утопил, а ствол сховал в надежное местечко. И очень вовремя! На следующий день менты понаехали шмон производить. Всю усадьбу перелопатили, даже в колодец лазали, но все дохлый номер. Так и умотали восвояси несолоно хлебавши.

- Вот везунок! - восхитился Виктор, в порыве чувств хлопнув себя по коленям. - Если б ты не подсуетился тогда - уж давно бы в земельке сгнил, расстрелянный ни за что ни про что! По ходу, рядом с тобою ангел-хранитель в то время обретался!

- Ясно - судьба! - важно кивнул Фрол, с заметным сожалением покидая уютное мягкое кресло. - Пора и честь знать! В гостях хорошо, а дома завсегда лучше. Через неделю жди новую партию товара.

- Думаю, в следующий раз незапланированных вычетов не окажется? - хитро прищурил глаз, словно подмигивая, управляющий.

- Не сомневайся! Весь товар будет в наличии, как в аптеке! - ответно улыбнулся Фрол, обнажив в оскале свои блестящие стальные зубы лагерной работы.

Через две четверти часа старенький трудяга «ЗИЛ-130», загруженный под завязку сотней ящиков со стеклотарой, старательно отфыркиваясь выхлопными газами, уже бодро колесил по Пышминскому тракту в обратный путь.

Тамара

Нынче наступила суббота, день народился безоблачно ясный и по-весеннему ласково-теплый, но Тамару с раннего утра бил озноб, она места себе не находила - маялась, чувствуя какую-то непонятную тревогу, тяжко сдавившую невидимыми лапами грудь.

Явного повода для беспокойства или апатии не было. Вернее, таких причин существовало немало, но они носили привычный хронический характер, и сегодняшний внезапный всплеск депрессии объяснить ими было нельзя.

Воспользовавшись тем, что муж Михаил чуть ли не с рассветом укатил куда-то на тракторе, Тамара решила заняться своей внешностью. В их просторной пятистенной избе в горнице у окна стояло высокое зеркальное трюмо - одна из немногих радостей Тамары.

Принеся из кухни табурет, молодая женщина устроилась напротив троекратного своего отражения и начала методично расчесывать роскошно-длинные, волосы металлической щеткой - эта нехитрая процедура всегда ее успокаивала, отвлекая от постоянных и тягостных мыслей о Михаиле, его жестокости и унизительно-животном к ней отношении.

Жили вместе они уже почти девять лет, но лишь первый год после свадьбы прошел более или менее нормально, как у людей. А после суда над братом мужа Василием их дальнейшую совместную жизнь можно было точно определить всего одним емким словом: пытка.

А как замечательно и красиво все начиналось! Почти как в индийском кино!

Познакомилась она с братьями в тот же день, как приехала в Балтымку, на вечерней дискотеке в клубе. Срезу обратила на близнецов внимание, как вошла. По-другому и быть не могло - их до последней черточки одинаковые лица и статные, крепко сбитые фигуры просто бросались в глаза. Да и одеждой они выгодно выделялись из серой толпы молодежи - по-городскому красовались в модных тогда болоньевых куртках. Только разного цвета. На одном была коричневая, а на другом черная - чтобы хоть как-то различаться меж собой, наверно.

На Тамару близнецы тоже мигом глаз положили. И совсем не из-за ее пышных рыжеватых волос, загодя старательно уложенных с помощью обыкновенных бигудей в прическу а-ля Софи Лорен. Причина мужского любопытства оказалась совершенно прозаичной.

- Новенькая? - спросил один из братьев, подходя к полуразбитому деревянному алтарю, где стояла Тамара. В незапамятные времена здесь располагалась местная церковь и в клуб превратилась по идее партийного начальства без лишних мудрствований и дорогостоящей перестройки - просто выкинули иконостас и церковную утварь во двор, откуда все эти культовые реликвии моментально растащили веселая хохочущая ребятня и богомольные плачущие старушки.

- Откуда взялась в нашей Тмутаракани? - подал голос точный дубликат первого любознательного парня. Даже голоса у них были поразительно схожи, как и серо-свинцовые глаза, бесшабашно поблескивавшие из-под широких темных бровей.

- Все оттуда же, - без тени смущения улыбнулась Тамара, сразу переняв от собеседников их чисто деревенскую манеру не отводить при разговоре прямого взгляда и держаться так, словно они уже давным-давно знакомы. - По распределению. Закончила Тагильский сельскохозяйственный техникум и приехала укреплять научно-технический прогресс на селе.

- Новый зоотехник, что ль? - ухмыльнувшись, высказал догадку парень в черной куртке.

- Агроном! - гордо поправила Тамара и, так как в этот момент был объявлен «белый» танец, бесстрашно ухватила парня за руку и увлекла в середину прокуренного зала, где не слишком ловко уже извивалась полупьяная сельская молодежь, истово пытаясь изобразить нечто похожее на модный в то время заграничный шейк. У большинства отплясывающих выходило что-то среднее между гопаком, твистом и фрагментами утренней физзарядки с интенсивными приседаниями. Впрочем, и музыкальное сопровождение было под стать - допотопный ламповый магнитофон «Дайна» с двумя усилительными колонками безбожно фальшивил и агонизирующе хрипел, словно предчувствуя свою неизбежно скорую отправку на свалку в глубокий овраг за околицей деревни.

Ритмичный танец не располагал к обстоятельной беседе, но они все же успели познакомиться. Партнера Тамары звали Михаилом, а его двойника в коричневой болонье - Василием.

Несколько запыхавшиеся, но довольные друг другом, они вернулись к алтарю.

Тамаре нравились одинаково оба брата. Было в их атлетически сложенных фигурах нечто притягательное и волнующее для девушки. Но Михаил оказался более настойчив и инициативен - он вообще в дуэте близнецов всегда и во всем старался играть главную скрипку.

С той дискотеки он ежедневно преподносил Тамаре целые охапки цветущей сирени, сладко-пряный аромат которой действовал на девушку не хуже приворотного любовного зелья.

Особую нежность, смешанную с жалостью, Тамара стала испытывать к братьям, узнав о схожести их трех судеб. Все трое были круглыми сиротами. Только ее выкормил Нижнетагильский детский дом, а близнецов - вся Балтымка. Кто нес в их дом ведро картошки, кто пакетик с мукой. Всем миром подняли на ноги малолеток-сирот. Оно и понятно. Каждый крестьянин хорошо понимал, что завтра и в его семью может такое же горе незваным прийти. Обычное дело. Осудили родителей малолеток за кражу мешка колхозного зерна на пять лет лагерей. Властям ведь не втолкуешь, что от многого немножко - это не грабеж, а дележка. Сытый голодного не разумеет. А как на голые колхозные «трудодни» семью можно прокормить?!

Обратно в деревню родители близнецов так и не вернулись. Сгинули, должно, в лютых колымских вьюгах, как и тысячи других подобных горемык.

Ухаживания Михаила продолжались недолго - меньше месяца и закончились простенько, но со вкусом, как говорится, - свадьбой. Разочарование в семейном счастье не заставило себя ждать. Михаил почти перестал обращать на нее внимание, решив, видно, что окольцованная птичка уже никуда не улетит. Внешний атлетизм мужа тоже себя не оправдал - на любовную игру молодожен сподабливался лишь раз в неделю. Обычно по субботам после жаркой баньки.

При такой вопиющей холодности супруга немудрено, что Тамара как-то однажды не устояла перед откровенными заигрываниями Василия. Вот говорят, будто близнецы во всем копия друг друга. Ничего подобного, Василий, в отличие от Михаила, был готов к постельным подвигам постоянно - хоть семь раз на дню.

Но недолго бабское счастье длилось. Посадили Ваську в тюрьму за смертоубийство. Пьяная ссора, люди сказывали. Да к тому же Михаил - по вечному закону подлости - пронюхал каким-то образом о ее измене с братом. Ладно бы просто прибил или вовсе перестал выполнять свой супружеский долг. Не тут-то было! Садистом натуральным оказался, извращенцем половым.

- Долги свои я завсегда плачу! - заявил, криво ухмыляясь. - И ты по субботам свое будешь и дальше получать. Но теперича уже не спереди, а сзади, как и положено сучкам! Чего глазами хлопаешь? Не поймешь никак? Объясню наглядно! А ну, вставай на четвереньки, шалава!

Однажды, после очередного унизительного, и весьма болезненного акта «собачьей любви», Тамара не стала, как обычно, греть в тазике воду, а направилась на подгибающихся ногах к бабке Агафье.

Ее маленький, всего о двух оконцах, домишко буквально утопал в густых зарослях цветущей сирени. Но на сей раз сладко-пряный душистый аромат не тревожил и не ласкал сердце. Наоборот, даже добавил душевных мук и горечи.

Смазанные гусиным жиром, железные петли калитки без малейшего скрипа впустили позднюю гостью во двор. Собаку бабка Агафья не держала. Да и нужды в сторожевом звере не было никакой. За глаза бабку в деревне звали не иначе как ведьма или Баба Яга и сторонились утопающего в сирени домика, как вертепа всяческой нечисти. Впрочем, когда припирала нужда, деревенские жители, стараясь делать это незаметно друг от друга из-за какого-то непонятного им самим стыда, тайно навещали бабку Агафью. А куда ж деваться? Никто, кроме этой полусгорбленной старухи с диковатыми глазами на удивительно свежем, без единой морщинки лице, не умел так быстро и, главное, недорого снять порчу со скотины, точно предсказать роженице, девочку или пацана та вынашивает в утробе, и сколько еще дней продлится сухостой - жгучий враг урожая. Да и по другим, не менее важным житейским вопросам бабка могла всегда дать дельный совет - не зря прожила свою долгую жизнь, опыта поднакопила предостаточно. Все население деревушки это доподлинно знало - всем ведь известно, что среди ведьм дур не найдешь. Даже днем с огнем.

Сеней избушка не имела, и поэтому, толкнув низкую дубовую дверь, Тамара сразу оказалась в горнице. Бабка еще бодрствовала, сидючи за круглым столом без скатерти, занималась своим обычным любимым делом - перебирала пучки разных трав и корешков, росших на болоте в основном. Может, любовалась причудливыми мертвыми лепестками, а возможно, просто подбирала ингредиенты для какого-нибудь тайного колдовского снадобья. Тамара очень рассчитывала именно на последнее.

- Вечер добрый, бабушка Агафья! - с порога вымученно улыбнулась гостья, отвечая на вопросительный, хитровато-прищуренный взгляд хозяйки. - Я по недоброму делу к тебе. Коли поможешь извести муженька - проси что хочешь! Ничего не пожалею, Богом клянусь!

- Не поминай Бога всуе и не клянись именем его! - строго заметила бабка и кивнула на свободный стул. - В ногах правды нет. Присаживайся, голубушка, и поведай о горести своей. Сядем рядком, поговорим ладком. Небось налево кобель твой гулять повадился?

- Нет, бабушка, - Тамара присела на краешек деревянного стула и невольно болезненно поморщилась.

- Исполосовал, изверг, задницу? - живо заинтересовалась старуха. - Вожжами? Надо бы смазать жиром гусиным. Наипервейшее средство, поверь, милая. Выходит, это ты налево кому-то подвернула?

- Нет, бабушка! - через силу улыбнулась фиолетовыми губами Тамара, начиная сомневаться в общепризнанной прозорливости хозяйки. - Все значительно хуже!

Превозмогая женскую стыдливость, Тамара рассказала об их совместном житье-бытье с мужем, не скрыв даже своей кратковременной связи с его братом-близнецом. Лицо ее, только что синюшно-серого оттенка, сейчас пунцово пылало, но она, почти не сбиваясь, досказала все до конца - вплоть до ежесубботнего над ней скотско-унизительного надругательства.

- Вредно это, - сочувственно покачала седой головой практично мыслящая старуха. - Геморрой запросто заработать можно. Свечи вот хорошо помогают. Или специальную мазь могу предложить. Никакой боли уже не почувствуешь - как по маслицу пойдет! Недорого совсем.

- Ты все не о том, бабка! - Лицо поздней гостьи опять стало бледнеть, но уже от искреннего негодования. - Я ведь правда не шучу - помоги сжить со света Михаила! Хватит гаду такому уж небо коптить!

- Грех великий это, - лукаво прищурилась Агафья. - А чего по-доброму не разбежитесь? Нонче это запросто. Аль имущество делить резону нет?

- Само собой! - без тени смущения, цинично призналась Тамара, невольно стискивая ладони в два маленьких, но убедительных, упрямо-твердых кулачка. - Не для того я восемь лет мучилась, чтоб на бобах остаться! Родичей, как знаешь, у меня нет. Некуда мне отсюда подаваться. Никто нигде не ждет!

- Сиротинушка ты у нас, - вздохнула Агафья, нежно поглаживая натруженные руки Тамары своими морщинистыми ухватисто-крючковатыми коричневыми пальцами.

Очень скоро кулачки той безвольно разжались и остались расслабленно лежать на столе, напоминая пару развернувшихся розовых ежиков.

- И то верно! - продолжала ласково ворковать старуха. - Даже при социализме сироткам негде голову приклонить было, а уж при нонешнем капитализме - и подавно! Надо, видать, помочь горю твоему. Я хоть и стара, но сердце у меня не каменное - живое, жалостливое. Только с умом нужно все сладить, чтоб шито-крыто было. Нонче это не просто. Шибко грамотного фершала из области прислали - враз мышьяк в желудке отыщет. Пройдоха, одним словом! А ведь наипервейшее ране это средство было: знай подмешивай в чай постылому мужу-злыдню каждый день по нескольку крупинок мышьяка - через месячишко, глядишь, он и преставился от внутреннего воспаления. А залучше всего фотокарточку мужа в гроб к покойнику подложить. Но шибко долго ждать - год сухотка глодать его будет, пока истает, как снежок на солнышке. Тебе-то, милочка, к спеху, поди, надоть? Сможешь еще хотя б месячишко-другой перетерпеть? В таком деле поспешать - себе дороже! Поверь уж, голубушка, слову бабки старой, много чего повидавшей на своем веку.

- Столько лет терпела, сумею и еще подождать! - устало кивнула Тамара. - Только уж так подсоби, чтоб в тюрьму за смертоубийство мне не попасть.

- Все шито-крыто, девонька, будет. Строго по науке! - Старуха многозначительно покосилась на выпирающую грудь гостьи, где явственно угадывалось нечто чужеродное. - Деньги я вперед в таких случаях беру...

Тамара, готовно сунув руку за пазуху, извлекла на свет Божий увесистую бумажную пачку, собранную из купюр самого разного достоинства - от пятисотрублевок до десятитысячных. Без колебаний придвинув ее по столу к бабке Агафье, заказчица безвременной смерти мужа, не мигая, уставилась в бесцветные, но странно живые глазки старухи, ожидая без промедления получить требуемое тайное зелье.

- Все мои сбережения. Хватит на яд?

- Окстись, милочка! Что за слова страшные говоришь?! - закудахтала старуха, пряча денежную пачку где-то в складках своих многочисленных цветастых юбок. - Ядами я не торгую! Просто по доброте и сердобольности помогаю страждущим всякими разными средствами. Советами то бишь. И тебе добрый совет уж приготовила. Слушай и запоминай, девонька: чтоб избавиться от изверга проклятого, возьми в аптеке пару дюжин градусников. Да в городе покупай, не здесь. Чтоб лишнего внимания людского не привлекать. В таком деле оно нам без надобности совсем. Градусники те разбей, а ртуть в пузырек порожний собери. В сапоги мужа под стельки потихоньку подливай каждую седмицу. Потому как она шибко испаряется. Эти вот пары ртутные и изничтожат горесть твою. Через месяц-другой сляжет изверг от болезни. Белокровие называется. Уж не подымется, поверь слову! И никакой фершал тут ничего не отыщет. Пусть хоть лопнет от старания!

Сердобольная старушенция пискляво захихикала, очень собою довольная. Может быть, даже счастливая в данный момент от близкой возможности вставить хорошую шпильку ненавистному фершалу. Со всем его специальным медицинским образованием и хваленым практическим опытом.

Солидарно с хозяйкой начали весело подрагивать красные бархатные кисти на шелковом абажуре под потолком. По стенам запрыгали причудливые тени каких-то зверей, и Тамаре на мгновение стало страшно. Но она быстро успокоила себя трезвой мыслью, что, наверно, просто где-то рядом проехал тяжелый грузовик - вот абажур и закачался, словно живой.

- Только сапоги те не забудь потом изничтожить, - вдруг вспомнила Агафья, становясь вновь серьезной. - Ну, давай прощаться, миленькая. Мне до полуночи надо еще травяной настой сварить - пацаненок у соседки от падучей хвори мается. Буду лечить болезного. Нужно завсегда помогать ближним. Тем мы и отличаемся от зверей лесных.

- Не забуду, бабушка, будь покойна, - кивнула Тамара, с некоторой опаской косясь по сторонам. Но никто по стенам на этот раз не прыгал. Абажур тоже было мертво неподвижен.

Вернулась домой вмиг материально обедневшая, но приобретя твердую лучезарную надежду в скором избавлении от Михаила с его мерзопакостной «собачьей любовью».

На следующий день, сказавшись мужу, что поехала в город за электролампочками, бывшими в их сельпо большим дефицитом, отправилась на местном автобусе в Верхнюю Пышму.

Провинциальный городишко заметно видоизменился за тот год, что она здесь не была. Отовсюду навязчиво лезли в глаза фанерные щиты с рекламой, почему-то сплошь на иностранном языке. Хотя нет. Вон на торце противоположного от здания милиции дома аршинными буквами выведена реклама фирмы «Фантазерка» с указанием контактного телефона. А чтоб у неискушенного обывателя не оставалось сомнений в специфическом профиле фирмы, тут же была соблазнительно изображена голая толстозадая красотка с призывно полуоткрытым красным ртом и нахально высунутым языком. Прозрачно намекая, видно, что «фантазерка» непревзойденная специалистка не только в обычном, но и в новомодном оральном сексе.

Аптека находилась поблизости. У безнадежно закрытого окошечка для обслуживания ветеранов Отечественной войны и пенсионеров покорно-терпеливо стояла очередь из глубоко пожилых людей. Прошел обнадеживающий слух, что нынче будут давать с пятидесятипроцентной скидкой нитроглицерин и аскофен. С давно просроченным сроком годности, правда.

Зато на других витринах радовало глаз красочное многообразие заморских товаров - одних женских прокладок было представлено на обозрение около десяти разновидностей. Нитроглицерин с аскофеном тоже присутствовали. Германского и финского производства.

Приобретя для полной гарантии аж тридцать градусников, Тамара неожиданно почувствовала нечто, похожее на раскаяние. В ее златокудрой головке вдруг народилась спасительная идея, как избежать смертного греха. Скрывая радость, решительно подошла к витрине с противозачаточными средствами. Ведь Михаил настаивает на жестоком анальном сексе лишь из нежелания иметь от нее детей. Но такого же результата можно достичь и при нормальном половом акте, просто используя презерватив. Купила целую упаковку самых дорогих резиновых изделий под малопонятным названием «Фаворит». Ее заинтересованное внимание привлек также «Дидлоу» - очень натуральная каучуковая имитация мощного фаллоса какого-то полового гиганта. Немного засмущавшись молоденькой продавщицы, купила и его, спрятав на самое дно хозяйственной дерматиновой сумки.

- Проще, гражданка, надо к этому делу относиться, - усмехнулась густо накрашенными губами деваха-аптекарша. - Мужики вот себе резиновых баб покупают, а мы чем хуже? Равноправие должно быть во всем! На той недельке обязательно загляните. Американские электрические вибраторы к нам должны завезти. Супер, говорят. Никакого мужика после него уже не требуется. Честно-честно.

Занятая своими радужными мыслями, Тамара чуть было не забыла купить перед отъездом домой экономных и потому весьма редких лампочек-сороковатток.

Вечером того же дня протопила березовыми полешками баньку во дворе и попарилась всласть, исхлестав себя веником до устало-блаженного состояния и тела, и души. На своей половине их пятистенного дома щедро обрызгалась любимыми духами «Красная Москва» и старательно высушила волосы, открыв доступ теплому ветру. В распахнутое окошко проникали запахи недавно оттаявшей земли и близкого соснового леса, будоража в Тамаре полузабытые приятные воспоминания.

Накинув на голое тело короткий махровый халатик, сунула в кармашек коробочку «Фаворита» и прошла в комнату Михаила. Тот занимался своим привычным времяпрепровождением - развалившись на диване, смотрел по телевизору все передачи подряд, прихлебывая между делом ядреную яблочную брагу из литрового деревянного ковшика.

- Совсем, что ль, сбрендила, дура? - неласково встретил раскрасневшуюся супругу Михаил. - Не суббота же нынче, а ты баню топить зачем-то удумала!

Подозрительно принюхавшись, уловил терпкий аромат духов и брезгливо выпятил нижнюю губу.

- Воняешь, как дешевая шлюха вокзальная! Чего это тебе вдруг в башку ударило? Э? - удивленно воззрился на странное поведение суженой. Та сбросила с себя халатик и осталась нагишом, жеманно протягивая Михаилу желто-розовую коробочку с изображением целующейся парочки.

- Чего это? Гондон, кажись?

- Надо говорить по-культурному - презерватив, - мягко поправила Тамара, присаживаясь на краешек мужнего дивана. - Раз ты деток не хочешь, то это наипервейшее средство. Высшего импортного качества! Городские исключительно только «Фаворитом» пользуются. А они-то, поди, понимают толк в этих делах.

- Ага! - осклабился Михаил, припечатав свою широкую волосатую длань к розовым ягодицам супруги. - Просек, что почем! Рассчитываешь, что задницу застраховала? Не надейся, дура! Таких сучек только в «очко» надо трахать. Чтоб осознавали, кто они такие есть. А ну, падай на четвереньки! Вчерась, видать, мало тебе показалось - так сейчас повторим! Можно и с «Фаворитом», коли ты стала культурною такой. Вставай в позу, шлюха!

...Ночью, сидя в тазике с горячей водой, Тамара переломала все градусники, вытряхнув красиво-серебристый и совсем неопасный с виду жидкий металл в порожний пузырек от валерьянки. Уже под утро, крадучись, пробралась в сени и, вынув кожаные стельки, плеснула ртути в хромовые сапоги мужа. Как-то сразу успокоившись после этого, наконец забылась в глубоком тяжелом сне, по-кошачьи свернувшись калачиком на скрипуче-пружинистой кровати в своей комнате.

Яркий лунный свет, отражаясь в стальных шариках кровати, делал их очень похожими на четыре поминальных свечи у гроба покойной.

Нашлось достойное применение и другой аптекарской покупке.

«Дидлоу», изготовленный в далекой цивилизованной Швеции, получил теплый прием в этой дремучей по части сексуальных новшеств уральской деревушке. Стоило только Тамаре случайно показать соседке заморский муляж мужского детородного члена, как об этом мигом проведала вся взрослая женская часть населения Балтымки. Пришлось одалживать каучуковую штуковину сестрам по полу, жаждавшим приобщиться к высоким западным технологиям. Впрочем, возможно, ими двигала простая бабская потребность в ласке. Пусть и бездушно-резиновым «ласкателем». Зато можно отдаться безграничному сексуальному удовольствию, воображая, что со своим милым дружком развлекаешься. Забыть хоть на время, что милые дружки поголовно все горькие пьяницы и импотенты, чье мужское «достоинство» безвольно падает уже после трех минут работы. «Дидлоу» же был несгибаемо-неутомим и всегда давал ласк ровно столько, сколько от него требовали.

Таким образом, веселая импортная игрушка победно путешествовала из дома в дом, оказываясь у своей законной владелицы не чаще раза в месяц. Тамара, наверно, из-за свойственной ей хозяйской рачительности не могла потерпеть простоя в так хорошо налаженном интимном процессе. Для этого она хитроумно использовала деревянную табуретку с отверстием посередине. В нем надежно крепился «Дидлоу», когда Михаил отлучался из дому. Ритмично раскачиваясь-приседая на табурете, Тамара всегда беззвучно плакала, запрокинув вверх мокрое лицо - то ли от острого наслаждения, то ли поливая слезами свою загубленную молодость, да и всю жизнь.

Со дня той первой инъекции ядовитого серебристого металла в мужнины сапоги прошло уже около двух месяцев. Тамара, строго следуя полученной инструкции, аккуратно раз в неделю повторяла ночные манипуляции с ртутным пузырьком, но ожидаемый результат все почему-то не достигался. Она уже стала было подумывать предъявить гневный счет за обман бабке Агафье, но решила прежде дождаться окончания второго месяца неудачных попыток отравления.

Заслышав с улицы хорошо знакомое тарахтение, Тамара прекратила расчесывать волосы и отодвинула оконную занавеску. Так и есть. Трактор Михаила въезжал во двор, распугивая кур и гусей, никак не желавших привыкать к чадящему и громоподобно «кудахтающему» железному соседу. А может, просто у глупой домашней птицы с условными рефлексами была большая напряженка.

Загнав «Уралец» под навес сарая, Михаил, тяжело топая сапогами, ввалился в горницу, победно неся на вытянутых руках ящик с водкой. Коротко глянув на поднявшуюся ему навстречу супругу, скривил губы в ухмылке:

- Опять прихорашивалась? Для кого, любопытно? Ага, допер! Нынче же суббота, банный день. И ночь нашей страстной любви! Хо-хо! Хвалю за старания. Ступай-ка баньку хорошенько протопи. Как я люблю - одними березовыми полешками. А я пока хапну «Экстры» с устатку. Для поднятия половой активности. Не сомневайся - оттрахаю, как отстираю! Готовься, сучка!

Ягода

Ночной лес лишь издали выглядит таинственно-пугающим.

Ориентируясь по железобетонным столбам высоковольтной линии электропередачи, Ягода тренированно-спорым шагом, почти по-спринтерски, приближался к Екатеринбургу. Узкая просека местами была завалена бесхозяйственно неубранными срубленными деревьями, но Василий, загодя замечая препятствия при ярком неоновом свете луны, ловко перепрыгивал полусгнившие стволы, не сбавляя хода.

Смертельно хотелось курить, но он и не думал жалеть о той последней своей сигарете, щедро подаренной Максу. Не зверь же он какой-то, а нормальный человек - просьба обреченного на смерть священна. По любому закону. Хотя лагерный приятель даже и не подозревал, что банальное желание курнуть станет последним в его загубленной жизни.

Ягода жалел лишь об одном - что сейчас не лето и сухого мха днем с огнем не сыщешь. Завернув его в клочок газеты, можно было бы сварганить знатную самокрутку. Горло дерет натурально - не хуже моршанской махры.

Главное, добраться до областного центра. Потом останется уж плевое дело - отыскать широкий Пышминский тракт и топать параллельно ему до самой Балтымки. На шоссе, ясно, не выйдешь: любой желторотый мент враз просечет по его прикиду, из каких именно мест он вдруг на трассе нарисовался.

«Занятно будет глянуть в удивленную морду брательника, никак не ожидающего столь скорой встречи. Навряд ли обрадуется. Ну да черт с ним! Отдаст свою ксиву и деньгами, не скупясь, поможет - никуда не денется! Сидел-то я за его «мокруху». Восемью годами под остервенелый лай овчарок сполна уж рассчитался с ним за обиду - случайную любовную связь с его женой Тамаркой. Соблазнительная лярва, и монах бы не устоял!»

А если разобраться, обычная пробежала между братьями-близнецами «черная кошка». Наверно, ни одна баба не выдержит перед неуемным женским любопытством: проверить на практике, есть какие-либо отличия у близнецов в половом плане или нет.

Почти сразу после свадьбы Михаила и Тамары произошла старая банальная вещь. Стала делить молодая жена свою постель с обоими братьями. Правда, надо признать, главная инициатива в данном случае исходила не от женщины, а от мужчины. Василия то бишь.

Тишь и гладь да Божья благодать сохранялись в любовном треугольнике до того момента, пока об адюльтере между женой и братом не прознал Михаил. Сам бы он ни в жизнь не догадался их заподозрить, но донес ему бдительный сосед о зачастившем к Тамаре в отсутствие мужа Василии. Кстати, соседу его чистоплюйское доброхотство вышло крутым боком. Фатальным, можно даже сказать. Конкретно.

Получив донос, Михаил тут же рванул к брательнику на разборки. После женитьбы брата Василий благородно покинул родной дом и перебрался на окраину деревни в ничейную, давно пустовавшую брошенную избу. Огород там напрочь зарос бурьяном и чертополохом. В тот момент Василий как раз деятельно занимался его прополкой, обнажив свой мощный торс страстно-жарким лучам полуденного солнца. Узрев близнеца, Михаил, прежде чем начать трудный разговор, благоразумно выдернул из забора увесистый дрын - без его солидной помощи «беседовать» было бессмысленно и даже опасно - по физическим данным Василий ничем не уступал брату. А в рукопашном бою и вовсе превосходил его: служа в спецназе, заработал черный пояс по карате. Михаил же, при всем старании, выше коричневого так и не поднялся.

Заслонив ладонью лицо от солнца, Василий удивленно наблюдал за странным поведением ближайшего родственника, хотя подсознательно давно ожидал нечто подобное. С самого первого дня тайной связи с Тамаркой.

- Снюхались, значит, с моей женушкой-паскудой?! - без долгих предисловий взял быка за рога Михаил, недвусмысленно-угрожающе подымая деревянный кол над головой.

- Полная чушь! Чего это тебе в голову ударило? Моча, наверно! - заявил Василий, рыская глазами по сторонам в тщетных поисках аналогичного оружия. Верно говорят: против лома нет приема - окромя другого лома.

- Отмазаться не выйдет! - злобно оскалился оскорбленный муж. - У меня верный свидетель имеется! Он видал, как ты, крадучись, Тамарку навещаешь, пока я, как дурак, в поле горбачусь!

Не обнаружив поблизости ничего подходящего, что можно было бы противопоставить дрыну, Василий прибег к единственно доступному сейчас оружию - подняв на брата невинные глаза, выдал целую речь о несусветно-наглых выдумках всяких грязных сплетников, особо напирая на скудоумие людей, всегда готовых принять на веру любой гадостный поклеп.

Сбитый с толку этим напористо-убедительным словоизвержением, Михаил медленно опустил дрын, начав вдруг сомневаться в зоркости соседа.

- Айда к Василь Иванычу! - буркнул он, зашвырнув свое березовое орудие возмездия в кусты. - Поглядим, что ты ему в глаза скажешь!

- Пойдем, - тут же согласился Василий, обрадованный, пусть и кратковременной, но оттяжке выяснения отношений. - Все ему выскажу, мухомору подлючему! Вот только рубаху накину.

Заскочив в дом, Василий не одной рубахой обзавелся, но и кухонным ножом, незаметно сунув его за хромовое голенище своего фасонистого сапога.

Василий Иванович жил один, год назад расставшись со своей женской половиной - Агафьей, которая излишне явно увлеклась на старости лет знахарством, колдовством и еще Бог знает какими тайно-темными делишками с нечистой силой. «А что я могу поделать? - оправдывалась Агафья. - Матушка мне перед смертью свои знания и силу передала. Я обязана силу эту тайную в миру показать». Сбрендила, короче. Расстался Василий Иванович с женой легко - благо деток Бог им не дал - и просто - выгнал из дома. Агафья поселилась на окраине деревни в одной из брошенных изб.

В тот момент, когда к нему в горницу ввалились два брата-амбала, Василий Иванович занимался своим любимым делом - поливал из лейки диковинное разлаписто-махровое красно-фиолетовое растение под названием «чертов корень», сохраненный им в память об этой заблудшей овце, Агафье, которую в деревне уже давно и недвусмысленно называли не иначе как Бабой Ягой. Все соседи наперебой предлагали ему поскорее избавиться от «чертова корня» вместе с деревянной кадкой, предрекая, что тот накличет в дом беду, но Василий Иванович лишь посмеивался: ну какая злая напасть может с ним приключиться, коли он каждый воскресный день исправно посещает местную церквушку? Ерунда это, одни глупейшие суеверия. Ей-богу.

Недовольный, что его прервали, старик обернулся к непрошеным гостям, тут же верно сообразив, что к чему.

- Ты не обижайся, Вася, но смолчать я не в силах был, глядючи на ваше с Тамаркой непотребство! - сразу перешел дедок в наступление, невольно, как щитом, загораживаясь от бугая Василия своей смешной жестяной лейкой.

- Напраслину возводишь, пень старый! - взвился уличаемый и подскочил к Василию Ивановичу, потрясая для большей убедительности кулаками. - Ты нас в постели видал?!

По вдруг заострившимся чертам лица пенсионера Василий со всей очевидностью вдруг понял, что сейчас тот честно ляпнет утвердительный ответ, и, чтоб не допустить этого, использовал свой главный сногсшибательный довод - левой в солнечное сплетение и правой снизу в челюсть.

Старик отлетел к стене, чудом не сбив по пути любимую кадку с красивым махровым растением. По-рыбьи жадно разевая рот и обеими руками схватившись за поврежденную скулу, он некоторое время приходил в себя.

Плаксиво-жалкое выражение на морщинистом лице старика неожиданно кардинально изменилось.

- Ты же мне челюсть сломал, паршивец! - прошамкал Василий Иванович, сверкая злобными глазами. Видно, вспомнив, что он как-никак является полным тезкой бравого рубаки Чапаева, разъяренный сосед, необычайно быстро для своего почтенного возраста поднявшись на ноги, схватил табуретку и начал агрессивно наступать на молодого обидчика.

Василий не нашел ничего лучшего, как вытащить спрятанный за голенищем сапога хлеборез. Впрочем, засветил нож он лишь для визуального устрашения не в меру развоевавшегося старикашки. Всерьез это смехотворное нападение божьего одуванчика Василий не воспринимал и поэтому легкомысленно пропустил момент удара. Обрушившийся на его голову тяжелый дубовый табурет вмиг доказал всю несостоятельность наивных умозаключений Василия, щедро вознаградив за проявленную глупую неосторожность глубоким нокаутом.

Выронив нож, Василий распластался на полу, не проявляя уже более ни малейшего интереса к происходящему.

Старик будто осатанел - снова замахнулся своим дубовым оружием, желая, по ходу, окончательно проверить на прочность череп поверженного врага.

Михаил, до сего момента равнодушно взиравший на потасовку, с силой отпихнул ополоумевшего пенсионера в сторону.

- Совсем опупел, козел?! - прорычал Михаил. - Ты ж убьешь моего братана!

- Тоже схлопотать хочешь? - взвизгнул Василий Иванович и, угрожающе размахивая своей нелепой табуреткой, стал наступать на нового обидчика.

Михаил подобрал с пола кухонный тесак брата и недвусмысленно покачал его на ладони.

- Лучше погасни, мужик! А то я сам лично тебя загашу!..

Но старик, взбесившийся от невыносимой боли в сломанной челюсти, не внял предупреждению. За что тут же и поплатился. Ловко уклонившись от метившего в голову табурета, Михаил насадил потерявшего равновесие старика на нож, как курицу на вертел.

Василий Иванович умер тихо, как и жил. Пару раз лишь судорожно всхлипнул и испустил дух.

Очнувшись, Василий застал только финальную сцену. Еще плохо соображая, уставился на валявшийся рядом труп с торчащей из его груди очень знакомой рукоятью ножа.

- Чего зенки вылупил? - скривил губы Михаил. - Мертвяков мало в жизни видал? Вспомни профилактические рейды по горным аулам. После наших «зачисток» в них не только живых «духов», но и самого духа человечьего не оставалось! Хо-хо! Между прочим, он тебя кокнуть хотел, вот и пришлось... Хоть и не стоило шкуру твою спасать! Спишь ведь с Тамаркой, гад! Ладно, пока замнем для ясности. Позже разберемся. Сейчас сделаем так: я слиняю до хаты за канистрой с бензином, а ты подготовь тут все к поджогу. Заметем следы, раз уж так вышло. Спалим хибару вместе с хозяином к черту!

Когда брат ушел, Василий окинул комнатенку взглядом, прикидывая, какими вещевыми горючими материалами завалить тело, чтоб оно наверняка сгорело дотла. Но прежде следовало убрать с места преступления главную улику. Взявшись обеими руками за рукоятку ножа, Василий дернул вверх. Нож-то он вытащил, но из раны брызнула горячая кровь, препротивно запятнав его руки чуть не до локтей.

Выругавшись, Василий отступил от трупа и оглянулся на скрип входной двери. В комнате он уже был не один. Участковый инспектор держал Василия на мушке табельного «макара», а из-за его спины испуганно выглядывала соседская старуха, которая, как позже выяснилось, и сбегала за представителем власти, заслышав из дома пенсионера подозрительный шум и крики.

Таким вот манером и угорел Василий на лагерный срок вместо родного брата. Даже хитромудрый адвокат, которому обвиняемый в умышленном убийстве рассказал все как на духу, недоверчиво-сочувствующе вздохнул:

- Я-то тебе верю, мил человек, но суд эмоции в расчет не берет - только исключительно факты. А они, сам знаешь... отпечатки на орудии преступления, кровь на рубашке, свидетели... Короче, советую понатуральнее показать полное чистосердечное раскаяние - глядишь, поменьше годков припаяют. А я буду стараться свести дело всего лишь к превышению пределов необходимой обороны. Это «трешка» всего. Не падай духом! Пробьемся!

Но пробиться не удалось. Василию отвесили по максимуму: червонец. Даже «чистосердечное раскаяние» не помогло - потерпевший оказался боевым орденоносцем в прошлом, да еще и депутатом сельсовета в придачу. За убийство таких кадров снисхождения не бывает никогда.

Через сутки после трагедии на «чертовом корне» неожиданно проклюнулся нежно-фиолетовый цветочек, словно приветствуя установленный в горнице дешевый сосновый гроб с покойником.

...Весь путь до Балтымки преодолевать пешедралом Василию не пришлось. Он вовремя вспомнил, что рядом с деревней проходит железная дорога. Отыскать нужную «ветку» труда не составило. Вынужден был пропустить пару электричек, прежде чем появился нужный товарняк. Забравшись в пустой вагон, недавно использовавшийся, судя по острому запаху, для перевозки лошадей, Василий смог наконец передохнуть и собраться с мыслями. Ноги гудели и были вроде как чужие, а вот голова работала вполне исправно: «Основное сейчас - побыстрей разжиться цивильной одеждой, деньгами и документами. Одежду и свой паспорт Михаил, ясно, отдаст без базара. А вот с «капустой» наверняка проблема будет - прижимист брательник, как жлоб. Ну да ладно, сумеем договориться. Родственники все же».

Вот и знакомый с детства мост. Хоть поезд и сбавил ход, Василий, прыгая, чуть не промахнулся. Упал на крутую насыпь перед самым мостом. Чуть не сорвался в реку. Ладно бы в реку, но в этом месте она давным-давно пересохла, и сверзись он с этой десятиметровой высоты - стопроцентная «крышка». Под мостом не вода ждала, а грозно торчавшие крупные валуны, заросшие мхом.

От места рискованной высадки до деревни было рукой подать - километр всего. Прошел его беглец не таясь, прямо по обочине дороги. Во-первых, сбил он ноги о лесные колдобины и овраги, а во-вторых, риск был минимальный - время приближалось уже где-то к трем часам ночи. В эту пору даже дворовые собаки дрыхнут без задних лап в своих конурах.

Лишь одна какая-то старая псина, видно, страдавшая бессонницей, лениво побрехала вослед неясной человеческой тени. Но, не получив голосистой поддержки от хвостато-клыкастых сородичей, разочарованно умолкла.

Василий, миновав свою заколоченную избушку на околице деревни, направился к дому брата. Невольно замедлил шаги, занятый мыслью, как его неожиданное появление воспримет Михаил. Характер у него взбалмошный. Основательно пожег себе нервишки, как; и все, кто принимал участие в «спецоперациях» спецназа.

Во двор зашел без опаски - собаку они сроду не держали, считая ее совершенно неоправданной роскошью. Какой дурак сунется к двум амбалистым мужикам? А когда малолетками были, у них красть нечего было.

За цветастой штапелевой занавеской бокового окна теплился свет. Василий слегка побарабанил подушечками пальцев по оконному стеклу и отступил в тень - страхуясь, если на стук выглянет кто-то чужой.

Занавеска отдернулась, и показалось бледное, осунувшееся лицо Тамары. Хворает, что ль?

Вглядевшись в приблизившуюся темную фигуру, жена брата прикрыла себе рот ладонью, явно сдерживая рвавшийся на волю возглас испуганного изумления.

Через пять минут ночной гость уже сидел напротив брата в просторной горнице. Тамара поспешно собирала на стол, а Михаил, тяжело уперев локти в дубовый стол, хмуро разглядывал «младшого». Если и был рад встрече, то ничем этого не выдал.

- В бегах, значит... - Михаил со вздохом отвел взгляд от своего живого отражения, прикидывая в уме нежданные и неприятные расходы. - Паспорт, конечно, дам. О его потере в ментовку заявлю месяца через два-три. Успеешь за это время новой ксивой обзавестись. С одежкой тоже без проблем. А с деньгами худо совсем. И занять не у кого. Зарплату в колхозе уж пять месяцев не выдавали. Тысяч триста наскребу, не боле. Ты уж не обессудь, младшой.

«Жлоб! - убежденно подумал Василий, кося мрачным взглядом на ящик водки, стоявший у стены. - Денег, говорит, нет! А сам водяру ящиками покупает!»

- Выпить хочешь? - неправильно истолковал Михаил внимание брата к ящику. - Без проблем! Отметим по-людски твое освобождение! Но все же по утряне линяй куда подальше. Органы здесь в первую голову тебя шукать станут. Прохлаждаться тут тебе не след!

«Даже дать переночевать пожадничал!» - наливаясь тяжелой ненавистью, отметил про себя Василий.

Михаил тем временем торжественно водрузил на стол две «Экстры». Тамара принесла из кухни вместительную чугунную сковороду с дымящейся яичницей и тарелку с солеными огурчиками в обрамлении синеватых луковок.

- За твое условно-досрочное освобождение! - хохотнув, поднял граненую стопку Михаил. - Чтоб зону ты уже только в страшном сне видал!

Выпив, хозяин застолья удовлетворенно крякнул, приходя в хорошее расположение духа, и азартно захрустел ядреным пупырчатым огурцом.

Василий опорожнил стопку без всякого удовольствия - угнетала мысль, что вскоре опять придется тащиться по лесу, избегая из опаски дорог и даже троп. В Екатеринбурге можно сесть на электричку, но куда, черт возьми, ехать?..

После третьего стопаря физиономия Михаила раскраснелась, глаза маслено блестели, а речь приобрела некоторые, несвойственные ему обычно цветистость и многословность.

- Вот припекло тебя до самого темечка, и к кому пришел за помощью? Ко мне! Так как братаны мы единородные. И я тебя принял, обогрел, денег даже выделю. Хотя ты мне в душу втихаря кучу дерьма наклал! Во всю моченьку свою постарался, кувыркаясь с моей личной женой, этой, как выяснилось, сучкой ненасытной! Ладно, я зла не держу! - Михаил залпом заглотил очередную дозу спиртного и вдруг кривовато ухмыльнулся какой-то своей мысли. - А чтоб ты, братишка, до конца осознал широту души моей, предлагаю использовать шлюху эту по прямому назначению на пару. Поставим на карачки - ты спереди в хлебало, а я сзади. Как говорит ваш брат уголовник: «вертолетом». Ну как? Просекаешь, какой я щедрый и добрый? Тамарка, а ну, сучка, становись раком!

Супруга в этот момент убирала со стола начисто опустошенную усилиями братьев сковороду. Нынче после бани она уже испытала еженедельную унизительную экзекуцию, и воспоминания были еще слишком болезненно-свежи. Да и невыносимо стыдно было перед Василием. Даже не успев осознать, что творит, Тамара обернулась и с размаху ударила муженька-изверга тем, что оказалось в руках - чугунной сковородой. Михаил, никак не ожидавший такого крутого развития событий, уклониться не сумел, и сковорода проставила на его лбу глубокую неизгладимую печать. Навроде штемпеля браковщика на фабрике манекенов. Лицо Михаила стало похоже на застывшую резиновую маску, буквально на глазах менявшую цвет с красного на противно синюшный. Несколько мгновений тело каким-то непонятным образом сохраняло равновесие, а потом грохнулось вместе со стулом на пол. Да так и осталось лежать в жутковатой неподвижности.

Оттенком щек Тамара вполне могла составить конкуренцию супругу. Вытаращившись на дело рук своих, она плаксиво дрожала губами и смахивала сейчас на нашкодившую девчонку, пойманную с поличным.

- Кажись, ты наглушняк брательника ухайдакала, - неожиданно равнодушно подытожил Василий, наливая себе по новой. - Послушай: дышит аль нет?

Тамара неуверенно присела над телом и, не решаясь к нему притрагиваться, просто склонила голову, прислушиваясь.

- Не дышит он! - через полминуты хрипло выдохнула она, попыталась подняться, но ее как-то нелепо повело в сторону, и Тамара потеряла сознание, почти коленопреклоненно застыв кулем у ног лежащего Михаила. Словно прощение вымаливала.

- Ишь, слабонервная какая! - желчно отметил Василий, обозревая полупьяным взглядом эту живописную картину. - Нехилый дуэтик у них сложился! Прям как два жмурика разлеглись!

В том, что Михаил жив, Василий ни капли не сомневался. Удар сковородой пришелся в лоб - самое защищенное место черепа. Вот если бы в висок или затылок, тогда верняк брательник выпал бы в осадок. Скоро очухается. Фартит все же этому жлобу! Сама судьба мастит!

Неожиданная мысль остановила руку с наполненной стопкой на полпути, и Василий быстро трезвеющими глазами уже совсем по-новому взглянул на происшедшее:

«А ведь сейчас неплохой шанс чуток подправить Судьбу в мою пользу... И махом решить все свои проблемы.»

Василий, чтоб хоть немного оттянуть неприятную минуту исполнения задуманного, неторопливо выцедил водку и усердно-старательно пережевал безвкусную луковицу, стараясь не глядеть в сторону все еще неподвижного Михаила. Не отдавая себе в том отчета, он надеялся, что тот наконец очнется и тогда не нужно будет приводить кровавый план в исполнение. Глядя в глаза родного брата, он уже просто не сможет убить его. Не дикий зверюга ведь он, а вполне нормальный человек.

Но проказница Фортуна, насмехаясь, сейчас показывала Михаилу свои розовые задние округлости - тот не очнулся.

«Значит, так тому и быть!» - Василий решительно двинулся к телу брата и застыл над ним, прикидывая, как и чем сподручнее нанести грамотный смертельный удар.

Самое надежное и многократно испытанное в лагерных драках - кованым каблуком сапога в височную область, но сапоги он давеча культурно снял еще в сенях, оставшись в одних шерстяных носках. Не долго думая, Василий подобрал с пола чугунную сковороду и со всего маха опустил ее на затылок Михаила. У тела конвульсивно дернулись ноги, и оно опять застыло в мертвой неподвижности. Василий хотел было для полной страховки повторить удар, но передумал - все ж таки брат это, а не какой-то левый фраер. Излишняя жестокость совсем ни к чему. С опаской скосил глаза на Тамарку и облегченно перевел дух - та пока все еще находилась в счастливом беспамятстве и ничего видеть не могла. Удачно карты ложатся! Глупо будет в таком пасьянсе концы с концами не свести!

Бросив кухонное орудие преступления на прежнее место, Василий увесисто похлопал Тамару по бледным щекам. Жена брата прерывисто задышала, но глаза остались закрытыми. Веки не подрагивали - значит, она не симулировала.

Твердым и быстрым шагом Василий прошел на кухню и зачерпнул из ведра ковшик воды. Импровизированный холодный душ не заставил долго ждать результата. Тамара со стоном поднялась на ноги, вытирая со лба струйки воды, стекавшие с ее роскошных рыжих волос. Блуждающий, еще плохо осмысленный взгляд женщины остановился на восковом лице скрючившегося на полу Михаила.

- Да уж, милая! - тяжко вздохнул Василий, разливая водку в две стопки, - Нехорошо вышло. Наглушняк ведь ты моего брательника вмазала. Что теперь делать будем? Э? - обернулся к новоиспеченной вдове. Кажется, мокроты на ее лице сильно прибавилось - капало уже не только с волос, но и из сразу покрасневших глаз. Только бабской истерики ему сейчас не хватало! Если Тамарка сдуру запаникует - весь его хитрый план может накрыться к чертям собачьим.

Насильно всунул в занемевшие ледяные пальцы женщины стопку с «Экстрой»:

- Выпей-ка давай! Махом полегчает! Ты не боись, я тебя в беде не брошу. Не таковский! Помогу уйти от ответственности. Все сварганим по уму, комар носа не подточит! Слушай сюда, милая. Раз уж все так получилось, то сделаем вот что...

Посвятив в свой план безвольно кивавшую, как китайский болванчик, Тамарку, Василий распорядился:

- Тащи сюда одежку какую-никакую. И на ноги что-нибудь.

Как незрячая, натыкаясь на стены, женщина безмолвно ушла в соседнюю комнату. Донесшийся оттуда скрип выдвигаемых и задвигаемых ящиков комода рассеял сомнения Василия в том, что она поняла его верно.

Намеревался поначалу раздеть Михаила только до трусов, но на том оказались голубые плавки, которые в зоне носить считалось западло. Менты могут обратить внимание на эту мелкую, но весьма странную деталь, никак не вязавшуюся с серьезной лагерной репутацией Ягоды.

Преодолевая брезгливость, Василий стянул с брата атрибут нижнего белья и полностью переодел труп в свою спецовку, включая сюда и сапоги с телогрейкой, принесенные из сеней. Мрачно полюбовавшись на полученный результат - двойника, во всем идентичного зеку-поселенцу, Василий, как истинный мастер, добавил еще один очень существенный штрих - сунул в потайной карман поменявшей хозяина телогрейки свой финский нож с нацарапанным на медном шарике рукоятки именем «Васек».

Тамара копалась в комоде так долго, что Василию пришлось основательно приложиться губами к водочной бутылке, чтоб вконец не озябнуть в своем голом виде. Надеть на себя снятый с Михаила свитер он посчитал просто-напросто неприличным. Западло то бишь.

Наконец появилась Тамара, снабдив его необходимой амуницией - рубашкой, джемпером, джинсами и кроссовками мужа. Все вещи были новые, должно быть, выходная сменка покойного. Неразношенные тесноватые кроссовки чуток жали, но Василий этого даже не заметил, спеша завершить начатое до восхода солнца.

Времени оставалось в обрез. Небо на востоке уже понемногу начинало бледнеть, скоро все петухи станут наперебой приветствовать нарождающееся утро.

Уже через десять минут трактор Василия, деловито урча, выехал за околицу деревни на дорогу, ведущую к мосту. Недавний владелец трактора был тут же - лежал на дне тесной кабины. Машину безбожно потряхивало на колдобинах, так как Василий, не зажигая из осторожности фары, ехал напрямки. Но на сей раз Михаил безмолвствовал, нисколько не возмущаясь бездорожьем и некачественными рессорами.

Когда Василий сбрасывал тело с моста, ему вдруг показалось, что брат дышит. Хотел было пощупать его сердечную мышцу, но тут же передумал, хрипло чертыхнувшись:

- Нет уж, старшой! Карты розданы - надо играть! - И столкнул брата с железнодорожных путей на крутую насыпь.

Все вышло, как он и рассчитывал. Прокатившись по хрустящему гравию насыпи, тело сорвалось вниз и глухо шмякнулось на валуны под мостом.

«Все в елочку! - мысленно подытожил Василий, забираясь в кабинку трактора, ставшую заметно просторнее. - Менты решат, что я расшибся насмерть, неудачно спрыгнув с проходящего поезда. Обычный несчастный случай!»

Въезжал в деревню под голосистые - и не очень - приветственно-истошные крики со всех сторон. Петушиное племя, следуя тысячелетнему своему инстинкту, радостно сообщало всем о наступлении нового дня.

До тех, для кого он уже никогда не наступит, петухам, понятно, дела никакого не было.

Судьба

С той ночи прошла неделя.

День выдался солнечный и душно-безветренный. Лето уже окончательно задушило в своих жарких объятиях беспечную красотку-весну и заправляло в природе единолично, безжалостно уничтожив оппозиционные ручейки и приятную свежую прохладу мощными солнечными залпами прямой июньской наводкой.

Но Василию, как представителю гордого племени гомо сапиенс, было на природу, со всеми ее коллизиями, глубоко наплевать. Его волновал судьборешающий вопрос - удался план с двойником или нет.

Ответ можно было получить только в Верхней Пышме. До отправления в город рейсового микроавтобуса оставался час с мелочью. Расписание за восемь лет не изменилось. Замечательная российская стабильность, которую не поломала даже нежданно-негаданно ворвавшаяся в Балтымку рыночная экономика. Стоимость автобусного билета, правда, весьма заметно подскочила. Сейчас вместо прошлых десяти копеек нужно было заплатить кондуктору уже полторы тысячи рублей.

Тамара за эту неделю изменилась разительно. Исчез с головы вечный темный платок, освободив волнистые рыжеватые волосы. Обычно бледно-осунувшееся лицо оживилось и порозовело. На губах угадывался легкий слой помады, а над бровями явно потрудился черный косметический карандаш. В общем, в ней проснулась женщина, дремавшая последние восемь бесконечных лет в каком-то тяжко-однообразном летаргическом сне.

Василий, поедая завтрак, состоящий из пельменей со сметаной, радовался этим изменениям, поощрительно похохатывая, когда Тамара заботливо подкладывала ему на тарелку добавку за добавкой. Видно, ее перестала угнетать мысль о дурной смерти Михаила, и она полностью отдалась настоящему, выкинув прошлое из головы.

Если бы Василий знал о «собачьей любви» и ртутных махинациях, он бы сразу прекратил волноваться за психическое состояние подруги - та давно ждала смерти супруга, и свершившееся не стало для нее тяжелым моральным ударом. Облегчением скорее.

- Ты куда-то собираешься? - заметила Тамара нетерпеливые поглядывания Василия на настенные часы с кукушкой.

- Надо в город скататься, Гляну на милицейский стенд «Их разыскивает милиция». Коли мой портрет сняли, значит, все в елочку - Михаил проканал за меня.

- Рано еще, Вася, на людях появляться! - обеспокоилась Тамара. - Подожди хоть с месяц!

- Заглохни, дура! - не сдержался Василий. - Если фото на месте - мне нужно рвать когти, пока менты здесь не нарисовались! Могли ведь догадаться снять отпечатки пальцев с трупа. Тогда кранты, разве не ясно?!

- Успокойся, милый! - Тамара опустилась на колени перед стулом Василия и шаловливо пробежалась умелыми пальчиками по тому органу, который подвластен лишь инстинкту, а не трезвому рассудку. - Поезжай на велосипеде. Он в сарае стоит. - Тамара многообещающе улыбнулась, продолжая нежно массировать быстро набухающий ствол. - Дешевле и безопасней, чем на автобусе, а скорость почти та же.

- Уговаривать ты умеешь! - против воли согласился Василий, не в силах устоять перед жаркой волной вожделения. - Пойдем-ка на постельку, милашка!

На утоление обоюдного приступа животной страсти потребовался почти час интенсивной постельной работы.

Механическая кукушка, высунувшись из своего деревянного гнезда, бойко напомнила о том, что время не стоит на месте и невидимым аллюром приближается к полудню.

Спортивный велосипед был на ходу - даже шины не понадобилось подкачивать.

Распугивая нагло развалившихся в пыли дороги кур, Василий вовсю жал на педали, чтоб побыстрей проскочить деревню. Но у околицы пришлось все же тормознуть - дорогу загораживала лошадь с телегой. Приветствуя знакомого возницу, Василий даже кепку вежливо приподнял:

- Здорово, Фрол!

- Здорово, коль не шутишь! Далеко ли навострился, Михаил?

- В город решил смотаться. Надо подарок Тамарке приглядеть. У нее день рождения не за горами.

- Дело хорошее! - одобрил Фрол, чему-то усмехаясь. - Бог навстречу! Но, родимая! - Хлестнув лошадь вожжами, Фрол съехал колесами телеги на обочину, давая велосипедисту дорогу.

Сплюнув с досады, что заговорил с этим нахальным типом, Василий снова бешено закрутил педалями, за минуту оставив далеко позади бывшего рецидивиста с его дурацкой телегой.

Фрол, полуобернувшись, мрачно наблюдал за велосипедистом, пока тот не скрылся в лесу.

- Ишь, как улепетывает! - оскалил в недоброй усмешке прокуренные зубы Фрол. - Но от судьбы все одно не убежишь, друг ситный!

До Верхней Пышмы вела хорошо утрамбованная асфальтовая дорога, и десять километров, отделявших Балтымку от райцентра, Василий преодолел играючи, даже не устал совсем. Наоборот, чувствовал свое разгоряченное тело сильным и безотказным живым механизмом, готовым для хозяина на любые физические перегрузки.

В черте города пришлось значительно сбавить скорость из-за большого автомобильного движения во всех направлениях. Транспортная забитость трассы говорила не о деловой суете города, а лишь о начале купального сезона - люди в основном ехали из Екатеринбурга, чтобы хапнуть солнечной радиации на ухоженных галечных пляжах озера Балтым и окунуться в сравнительно чистую зеленоватую водичку.

Приближаясь к горотделу милиции, где у входа с незапамятных времен был установлен деревянный щит с объявлениями о розыске преступников и сгинувших в неизвестность людей, Василий, чтоб не привлекать лишнего внимания к своей персоне, слез с велосипеда и пошел пешком, ухватившись враз вспотевшими ладонями за руль своего спортивного транспорта. Осторожно и сосредоточенно толкал велосипед вперед, как санитар каталку с тяжелобольным.

Поравнявшись с доской объявлений, будто бы скучая, закурил и начал бродить взглядом по белым бумажным листочкам с фотографиями. Специфическим в основном - анфас и в профиль.

«Ну и рожи! Все просят кирпича!» - бодрясь, усмехнулся он, со страхом ожидая натолкнуться взглядом на собственное обритое изображение.

Но пронесла нелегкая. Фотографии Василия ни под одной грозной надписью «Разыскивается опасный преступник» не наблюдалось. Для верности еще разок пробежавшись глазами по лицам менее удачливых собратьев по несчастью, убедился, что ошибки нет. Злополучное объявление отсутствовало. Пылится уже, по ходу, где-то в архиве, перечеркнутое крест-накрест красным карандашом какого-нибудь милицейского бюрократа...

Под равнодушно-сонным взглядом отдыхавшего на скамейке прапорщика внутренних войск Василий культурно выплюнул окурок не на землю, а в жестяную урну и, оседлав велосипед, неспешно покатил к выезду из города.

Проезжая мимо обувного магазина, пожалел, что не захватил с собой денег. Дурочка Тамара сожгла зачем-то совсем новые хромовые сапоги Михаила. Суеверная, видать, слишком. Теперь надо тратиться на обновку, в кроссовках по Балтымке долго не позажигаешь. Любой маломальский дождичек превращает дороги в грязь непролазную.

В душе Василия пели медные трубы победы под аккомпанемент литавр радостных надежд. Ноги, как заведенные, без устали крутили педали - не терпелось поделиться счастливым известием с Тамаркой, верной подругой дней его суровых. Небось так обрадуется, что в обморок грохнется. Опять водичкой придется обливать дурочку. Хо-хо!

Смех вдруг застрял в горле. Василию на миг почудилось, что смеется совсем не он, а брат Михаил. А, ерунда! Мертвые не кусаются! Просто у близнецов все одинаковое.

На одном дыхании проскочив длинное пшеничное поле, Василий въехал в сосновый лес. Природа, словно разделяя его чувства, величаво-торжественно покачивала навстречу верхушками прямых корабельных сосен и удальски посвистывала ветром.

«А ведь без сучка и задоринки проканала моя хитрая мутка с двойником! - важничал сам перед собой Василий, восторженно вдыхая полной грудью пьянящий ветер свободы. - Теперь-то уже можно смело рассчитывать на лучшее!»

Но человек лишь предполагает, а Судьба располагает, как давно известно. Должно быть, на роду Василия начертано было, чтобы он до конца своей забубенной жизни отвечал за художества брата-близнеца.

Когда он сбавил скорость, спускаясь в неглубокий овраг, кусты дикой акации слева от дороги бесшумно раздвинулись и показался черный ствол «трехлинейки».

Фрол поймал в прорезь прицела знакомую клетчатую кепку и, для верности затаив дыхание, плавно нажал на курок.

Грохот выстрела вспугнул с деревьев стаю красногрудых снегирей. Но совсем ненадолго. Сделав широкий круг над лесом, пичуги успокоились. Все осталось по-прежнему: солнце продолжало ласково греть, перистые облака все так же безмятежно плыли куда-то по небу, стройные верхушки молоденьких сосенок кокетливо покачивались, робко отвечая на заигрывания шаловливого ветра.

Все в мире было привычно и замечательно.

Внизу под деревьями тоже появилась красненькая «птичка». Она угнездилась на затылке валявшегося на обочине дороги мертвого велосипедиста и, растекаясь, ежесекундно увеличивалась в размере.

Над дымящейся лужицей крови, словно желая напиться, склонил нежно-фиолетовую головку странного вида цветок с красивыми разлаписто-махровыми листочками.

сделать озонотерапию

---

Пользователь, раз уж ты добрался до этой строки, ты нашёл тут что-то интересное или полезное для себя. Надеюсь, ты просматривал сайт в браузере Firefox, который один правильно отражает формулы, встречающиеся на страницах. Если тебе понравился контент, помоги сайту материально. Отключи, пожалуйста, блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров вверху страницы. Это тебе ничего не будет стоить, увидишь ты только то, что уже искал или ищешь, а сайту ты поможешь оставаться на плаву.

---

---

Пользуйся браузерами Yandex, Firefox, Opera, Edge - они правильно отражают формулы, встречающиеся на страницах, как в десктопном, так и в мобильном вариантах.

Отключи на минуту блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров на странице. Тебе ничего не будет стоить, а сайту поможешь материально.

---