Глава II. Методологические аспекты проблемы «мозг и психика»

Метаморфозы дуалистических представлений о связи души и тела

Истинное значение состоит не в знакомстве с фактами, которые делают человека лишь педантом, а в использовании фактов, которые делают его философом.

Г.Бокль

Разные философские направления имеют в основе идею о раздельном существовании тела и души, однако статус этих «субстанций» - материальной и бестелесной - не одинаков у разных философских школ.

Первобытные люди пришли к представлению, что их ощущения и мышление есть деятельность не их тела, а души, обитающей в этом теле и покидающей его при смерти (или во сне). Есть основания - по характеру захоронений - считать, что эти представления возникли примерно 20 тысяч лет назад. Как писал Л.Фейербах, люди «в течение тысячелетий отделяли душу от тела и думали только о том, как отделить дух от материи». Не имея никакого понятия о строении своего тела, первобытные люди связывали душу со всем телом. Но уже в Библии, в «Экклезиасте» сказано: «У мудрого глаза его - в голове». Есть данные о том, что «Экклезиаст», приписываемый царю Соломону (X в. до н.э.), в действительности создан в III в. до н.э. В это время в Палестине на секту эссеев оказала влияние греческая философия. Алкмеону, философу и врачу, приписываются первые высказывания о том, что душа связана с мозгом. Платон считал, что душа бессмертна и головной мозг является главным местом пребывания души, а Гиппократ говорил, что размышление человека - это «прогулка души».

Душа - понятие, отражающее исторически изменявшиеся воззрения на психику человека и его внутренний мир. В религии душа - это нематериальное, независимое от тела животворящее и познающее начало. Душа представлялась как особая сила, обитающая в теле человека и животного (иногда и растения), покидающей его во время сна, обморока или в случае смерти. В период античности сама душа представлялась одним из видов вещества: душа как огонь (Гераклит, Демокрит), воздух (Анаксимен), смешение четырех элементов (Эмпедокл). Впервые положение о неотделимости души от тела выдвинул Аристотель, согласно которому душа выступает в трех модификациях: растительной, животной и разумной. В современной классической психологической литературе термин «душа» не употребляется или используется очень редко - как синоним слова «психика». В повседневном словоупотреблении душа по содержанию обычно соответствует понятиям «психика», «внутренний мир человека», «переживание», «сознание».

Гален (ум. в 199 г. н.э.) занимался вивисекциями животных, в том числе обезьян, и видел мозг раненых гладиаторов. Он пришел к предположению, что в желудочках мозга содержится «психическая пневма», что в разных желудочках локализованы: чувство, разум и память. Эта идея локализации психических способностей в желудочках мозга просуществовала, как мы увидим, около 1500 лет. Подробное изложение взглядов Галена приведено в трактате «О природе человека» Немесия Эмесского (Сирия, IV в.).

На Среднем Востоке Авиценна (ум. в 1037 г.) придерживался взглядов Галена.

Идеи Галена были развиты испанским врачом и философом Хуаном Уарте, чья книга вышла в 1575 г. По Уарте, для того, чтобы душа могла находиться в мозге, необходим ряд условий: мозг должен обладать некоторой массой и температурой, состоять из очень тонких и нежных частей и иметь желудочки. В отличие от Галена он заключил, что психические способности - понимание, воображение, память - соединены в каждом желудочке. Он рассматривал, видимо, возможность того, что душа связана не только с желудочками мозга, но и с веществом мозга; его смущало, однако, то, что, как он писал, «если мы вскроем череп и рассмотрим анатомию мозга, то убедимся, что он весь составлен одним способом из гомогенной субстанции». Уарте указывал, что животные обладают памятью, воображением и зачатками рассудка, что душа животных пользуется в качестве орудия мозгом. Можно предполагать, что это утверждение послужило причиной запрета его книги.

Знаток строения мозга, анатом и папский врач Вароли (ум. в 1575 г.) выдвинул положение, что субстанция мозга служит субстратом душевных явлений (spiritus animalis residet in substuntia cerebri). Галеновское мнение о пребывании животных духов и в мозговых полостях он считал ошибочным, так как они содержат не воздух, а воду; эта вода имеет единственное назначение выводить продукты распада веществ, образующихся при деятельности мозга. В субстанции мозга, в частности, в больших полушариях, как он считал, представлены картины вещей в символическом виде, лишенные всего телесного.

Таким образом, Вароли приписал коре мозга роль воска, на котором остается отпечаток перстня в известном примере древнегреческих философов. Но теоретические заключения Вароли оставались неизвестными, ибо ни Везалий, придерживавшийся взглядов Галена, ни Декарт не упоминают идей Вароли.

Леонардо да Винчи в одном из опытов заполнил мозговые желудочки расплавленным воском и впервые сделал их слепок. Но в период с 1485 по 1515 гг. он пришел к мысли, записанной тайнописью (в рукописи, хранящейся в королевской библиотеке в Виндзоре), что местоположение души находится в точке пересечения линий в трех плоскостях в центре мозга, локализовав ее, как выразилась М.Брезье, стереотаксически. Леонардо да Винчи думал, что душа вступает в связь с мозгом не в желудочках, а в точке, где сходятся все чувства (senso commune).

Мы видим, что концепция Галена не всеми и не во всем разделялась, а в эпоху Ренессанса иногда даже полностью опровергалась. Но ее продолжали в той или иной форме использовать многие выдающиеся естествоиспытатели и философы еще долгое время.

Попытку решить вопрос, каким образом душа определяет поведение, каков механизм ее действия, сделал Декарт. Декарт предложил понятие рефлекса, этого краеугольного камня в учении о деятельности нервной системы. Но, как известно, он не распространял свою рефлекторную теорию на область поведения человека, которое, по Декарту, управляется высшим разумом, душой, помещающейся в мозгу. Душа связана не со всем мозгом, а с «маленькой железой» - эпифизом, - находящейся в его середине. «Всякое действие души заключается в том, что она, желая чего-нибудь, заставляет маленькую железу, с которой она непосредственно связана, двигаться. При различных движениях этой железы, подсказанных душой, она действует на «животные духи» и направляет их через поры мозга по нервам в мускулы. У Декарта эпифиз и spiritus animalis - «слуги души».

Основные трудности, с которыми столкнулась идея Декарта, заключалась в следующем. Духовная, мыслящая вещь (res cogitans) не протяженна, протяженна лишь физическая вещь (res extensa). Как может непротяженная душа производить что-либо, подобное толчку, с протяженным телом? Действительно, если нематериальный дух может двигать материю, то он может порождать энергию; если же материя действует на нематериальный дух, то энергия должна исчезнуть. Декарт предложил объяснение, согласно которому действие души на «животные духи» заключается в изменении направления их движения; он полагал, что это может происходить без нарушения законов физики.

Это наблюдение интересно со многих точек зрения. Нас же интересует вопрос предметного отношения души к телу, рассматриваемый как лечебный фактор. Душа, как говорит Шарль де Виллер, может сама «переносить свои воздействия на другое тело. Если это существо организовано с присущим ему движущим началом и, таким образом, я окажу целительное действие на пациента... Это перенесение осуществляется лишь в той мере, в какой душа больного пожелает... (оно) происходит посредством мысли...». «Поскольку душа пациента, - продолжает он, - действует в его теле, и моя душа тоже действует там, они действуют заодно, а для этого они должны слиться... и слияние это будет тем полнее... чем больше у меня общих душевных стремлений с пациентом. Какое же стремление больного сильнее всего? Это желание избавиться от недуга. Значит, я тоже должен проникнуться волей к излечению с тем, чтобы мое воздействие на него было как можно более эффективным» (1787 г.).

« Де Виллер опережает свое время, - говорит Л.Шерток, - переходя от магнетизма к внушению: он признает, что предметное отношение управляется врачами, но утверждает, что власть врача зависит не только от его собственных способностей, но и от внутренних позиций больного по отношению к врачу и тем самым, по существу, описывает отношение «трансфер-контрасфер» (1991 г.).

У Лейбница вопрос влияния души на тело оказался как бы «брошенным в открытое море», так как он не находил никакого средства для объяснения того, каким образом одна субстанция может иметь дело с другой. «Итак, как состояния самой души, а не мозга суть того явления, сопутствующие внешним вещам, так организованная масса, в которой находится точка зрения души, в свою очередь является готовой к действию сама собой, следуя законам телесной машины, в тот момент, когда хочет душа - причем она не нарушает закона другой, и жизненные духи, и кровь, производят движение тогда, когда последние должны отвечать на эффекты и представления души, - то это взаимное соотношение, наперед установленное в каждой субстанции универсума, и производит то, что мы называем их общением; единственное в чем и состоит связь между душой и телом.»

Лейбниц считал, что душа - это нематериальный автомат, что Бог, создав телесные автоматы, счел необходимым создать также автоматы нематериальные.

В 1748 г., через 100 лет после Декарта, Галлер поставил опыты по проверке утверждения о местопребывании души в эпифизе. Он нашел, что уколы в эпифиз собаки вызывает лишь судороги. (Следует отметить, что Декарт связывал действие души с эпифизом только у человека.) К этому времени стало также известно, что эпифиз лежит вне желудочков, жестко прикреплен к ткани мозга и не может таким образом выполнять те функции, которые приписывал Декарт.

По Галлеру, третья ступень познания включает в себя процесс возникновения структурных изменений в «общем чувствилище», sensum commune, в месте происхождения черепно-мозговых нервов в большом мозгу. Четвертая степень - это скачок от движения материальных частиц в сферу идеального. Для души этот конечный телесный момент становится исходным для возникновения ощущения.

Кант в трактате «Об органе души» счел пригодной быть в качестве sensorium commune воду, которая содержится в желудочках мозга: «Она и есть тот непосредственный орган души, который, с одной стороны, разъединяет оканчивающиеся здесь нервные пути, чтобы они вызывали смещение, с другой стороны, создает их полное взаимное общение». (1799 г.) Он предлагает вместо механической организации динамическую, в основе которой лежат химические принципы. По его предположению, деятельность души основывается на способности нервов разлагать воду в желудочках мозга на первичные элементы и освобождать тот или иной элемент, вызывая различные ощущения. «Мы получаем то, к чему стремились с помощью прочной организации, а именно - коллективное единство всех чувствительных представлений в... sensorium commune, которое может быть, однако, постигнуто в том случае, если мы исходим из химического разложения». Таким образом, и по Канту, орган души - это жидкость в желудочке. Что касается вопроса о локализации души, то он считает задачу неразрешимой и внутренне противоречивой. Идея о sensorium commune в какой-то степени была воскрешена в середине столетия в связи с электрофизиологическими изучениями организации и функций ретикулярной формации ствола мозга.

В связи с крупнейшими достижениями в области морфологии мозга в середине XIX столетия некоторые морфологи, разделявшие дуалистические представления, пришли к заключению, что связь души с материальным миром обусловлена деятельностью тысяч связей клеточных групп и волокон, которые обнаружило микроскопическое изучение мозга. Вагнер в 1854 г. писал, что анализ нервных явлений, представляющих инструмент души, невозможен без изучения отдельных клеток и волокон, из которых соткано высшее физическое произведение Создателя, - человеческий мозг, так как и душа без них не может ощущать и не может без них проявлять свою деятельность.

Дюбуа-Реймон в одной из своих речей сказал, что «седалищем» деятельности души являются ганглиозные клетки мозга, что определенному душевному состоянию соответствуют определенные движения мозговых молекул. Но в настоящее время молекулярные биологи считают, что попытки «молекулярного объяснения сознания» являются напрасной тратой времени, поскольку физиологические процессы, обусловливающие ощущения, задолго до того, как будет достигнут молекулярный уровень, распадутся до ординарных рабочих реакций, не более удивительных, чем процессы, происходящие, например, в печени. Некоторые считают, что мы никогда не узнаем механизма связи идеального и материального, повторяя таким образом, вслед за Дюбуа-Реймоном, «ignorabimus» - (непознаваемо).

Суммируя положение вещей к середине XIX в., Людвиг в своем учебнике писал, что «нам неизвестно то место в мозге, где происходят душевные явления». Фрейд сознательно старался «избегнуть искушения определить психическую локализацию в каком-либо анатомическом смысле». Он представлял себе, что инструмент, служащий целям душевной деятельности, является чем-то вроде сложного микроскопа. Психическая локализация соответствует той части мозга, в которой осуществляется одна из предварительных стадий образа, это лишь идеальные точки и плоскости. Не напоминает ли это современные попытки использовать голограмму для объяснения психических образов?

В предисловии к изданию 1947 г. книги «Интегративная деятельность нервной системы» Шеррингтон писал: «Следует, по-видимому, предложить наличие двух непрерывно протекающих последовательных явлений, одно из которых физико-химическое, другое психической природы, причем временами между ними обоими имеет место взаимодействие. Таково взаимоотношение тело - сознание; трудность его понимания лежит в вопросе «как»? Вопрос, как осуществляется эта связь, остается там же, где Аристотель оставил его более 2000 лет тому назад».

Экклс отмечает, что Шеррингтон, Эдриан и другие лишь описывают определенные явления в мозгу, которые связаны с определенными состояниями, но ничего не говорят о том, как происходит эта связь. Например, связь мозга сознанием возможна только тогда, когда имеется некоторый высокий уровень активности коры (на основании ЭЭГ); как только активность снижается (аноксия, анестезия, сон, сотрясение), связь сознания с мозгом нарушается. Сейчас выяснено, что сознание утрачивается приблизительно через 10 секунд после прекращения поступления кислорода к нервным элементам мозга. Но почему, задает вопрос Экклс, связь с сознанием происходит только при определенных состояниях «материально-энергетической системы» коры?

В 1951 г. он выдвинул гипотезу, согласно которой кора мозга человека обладает специальным свойством, выделяющим ее в особую категорию из всего остального естественного мира, при определенном функциональном состоянии она является детектором, чувствительным к особого рода влияниям, которые не могут быть уловлены какими-либо физическими инструментами, благодаря этому свойству мозг вступает в связь с сознанием.

Детекторная функция коры основана на том, что «поле внешнего влияния» способно оказать действие на нейроны, находящиеся на критическом уровне местного возбуждения. Постулируется, что сознание, «дух», может определять поведение материи в пределах, устанавливаемых состоянием неопределенностей Гейзенберга. Синаптическое окончание, пуговку (сфера с диаметром 1,3 мкм, 10^-10-10^-12 г) Экклс рассматривал как ключевую структуру, на которую может воздействовать сознание. Он пришел к заключению, что под влиянием сознания синапс может изменять свое положение в пределах 1,5 нм в 1 мс; от изменения положения синапса даже на такую величину должно значительно изменяться его возбуждающее воздействие на клетку (т.е. импульс, недостаточный для возбуждения нервной клетки, сможет вызвать ее возбуждение, если сознание переместит соответствующий синапс на некоторую ультрамикроскопическую величину). Возбуждение же одной клетки передается на тысячи нейронов. Таким образом, по Экклсу, в коре имеется механизм, способный в тысячи раз усилить то влияние, которое сознание оказывает на отдельные синапсы.

Но в известной монографии Экклса «Физиология синапсов» не упоминается о движении синапсов как основе связи духа и мозга. Возможно, это было обусловлено тем, что, как выяснилось, в химических синапсах приближение синаптического окончания к мембране иннервированного им нейрона не должно приводить к увеличению эффективности синаптического действия. В одной из рецензий на эту монографию было отмечено, что в новой редакции гипотезы пришлось бы, очевидно, говорить о передвижении синоптических пузырьков.

Действительно, в публикации 1970 г. Экклс постулирует, что ключевой структурой, на которую сознание может действовать, является синаптический пузырек. Размеры синаптического пузырька 40 нм и масса 10^-17 г, т.е. на много порядков меньше массы синаптического окончания. Если распространить принцип Гейзенберга на тело такой величины, то неопределенность его положения составит 5 нм в 1 мс (5 нм - это толщина мембраны, отмечает Экклс).

Центральное место в субъективном мире - Мире II, по К.Попперу, занимает Эго, способное передвигать синаптические пузырьки и, таким образом, осуществлять произвольные двигательные акты. Оно узнает, в каких синапсах надо вызвать передвижение пузырьков, сканируя кору мозга и выбирая нужные модули, каждый из которых (их 4×10⁶) по новым морфологическим исследованиям состоит из 2500 нейронов, связанных между собой отрицательными и положительными обратными связями. Сознание, «дух» связывается, по Экклсу, с модулями одного из полушарий коры мозга, в котором располагаются центры речи.

Является ли идея Экклса в философском смысле оригинальной? Если отбросить сложную аргументацию, остается следующее принципиальное положение: сознание, «дух» передвигает синаптическое окончание или синаптический пузырек, т.е. часть нервной системы, и, таким образом, сознание, «дух» действует на мозг. Положение Экклса («дух механически передвигает синапс» или «дух механически передвигает синаптический пузырек») есть повторение положения Декарта: «Дух механически передвигает маленькую железу». Основной вопрос философии решается с точки зрения дуализма (и религии), стоит только признать, что сознание, «дух» способны вызвать передвижение одного из невообразимого множества синаптических пузырьков на 5 нм в 1 мс.

Принцип Гейзенберга фактически неприложим в случаях синаптического окончания и синаптического пузырька. Уолд (1967 г.) указывает, что организационные структуры ограничивают положение и скорость входящих в их состав молекул. Вероятно, в связи с этим затруднением Экклс в книге, изданной совместно с Поппером, не упоминает о такого рода механизмах связи души с мозгом, а выдвигает тезис о том, что происходит передача на границе между материальным Миром I и субъективным Миром II не энергии, а информации. Бунге (1980 г.) замечает по этому поводу, что носителем любого информационного сигнала служит какой-либо процесс, который передает энергию. Поппер утверждает, что взаимодействие через границу не вступает в конфликт с первым законом термодинамики, поток информации в модули коры может быть осуществлен сбалансированным увеличением и снижением энергии в разных, но прилегающих микроэлементах, и, таким образом, не должно происходить изменений энергии в мозге, так как закон сохранения энергии - статистический.

Можно представить себе дальнейший ход рассуждений Экклса. Известно, что для выделения медиатора в синапсах необходимо присутствие ионов Са⁺⁺. Известно, что при инъекции Са⁺⁺ в терминаль гигантского синапса происходит выделение медиатора. Известно также, что для выделения одного кванта медиатора нужно четыре иона Са⁺⁺. Можно свести вопрос о механизме влияния души, исходя из дуалистической установки, к изменению (фосфорилированию) Са⁺⁺ каналов. Интересно отметить, что ставится уже вопрос о том, каким образом потоки в коре мозга связываются с сознанием. Фактически аргументация Экклса может быть использована не только приверженцами дуализма, но и апологетами фидеизма. Ф.Энгельс более ста лет назад писал, что «эмпирическое презрение к диалектике наказывается тем, что некоторые из самых трезвых эмпириков становятся жертвой... спиритизма».

Любопытно, что в одной из недавних проповедей архиепископ Сан-Францисский сказал о том, что сознание связано с серым веществом коры мозга, что клетки верхних слоев контролируют деятельность нижележащих, что в верхнем слое, на поверхности коры, лежат высшие клеточки, но они - под контролем сверхсознания, каждая клеточка открыта для сверхсознания, источником которого является царство Господа Бога. У Экклса, с одной стороны, для сознания открыты модули коры, с другой - он подчеркивает специальное значение в обучении синапсов самых поверхностных слоев коры головного мозга.

Философы, врачи, анатомы, физиологи и психологи, стоящие на позициях дуализма, пытались (и пытаются) решить вопрос о связи психического с мозгом. Однако с развитием естествознания постоянно меняются представления о механизмах связи души и тела.

Соотношение мозга и сознания как проблема физиологии и психологии

Предметом медицины является человек, проявляющий себя в событиях повседневной жизни в своей биологической ипостаси как организм, в социально-психологическом качестве - как личность.

Ю.М.Губачев

При решении этой сложной проблемы прежде всего необходимо определить сущность психики, выделить ее наиболее характерные признаки.

Наиболее существенными для направленного поиска физиологических механизмов психики являются два ее основных свойства.

Первое свойство: будучи продуктом мозга, психика отражает не работу, а внешний мир, объективную реальность. Ощущается, таким образом, не работа нервных клеток, не передача возбуждения из одних отделов в другие, другими словами, не внутренние механизмы деятельности мозга, а ее конечный результат, благодаря которому в сознании воссоздается картина действительности. При этом речь идет не о «фотографическом» отображении внешнего мира, а о творческом активном процессе, в котором образы окружающей среды преломляются через индивидуальный опыт субъекта.

Второй особенностью психики является то, что картина окружающего мира предстает в сознании как нечто отличное от субъекта. Образы внешнего мира не сливаются с ощущением собственного «я», со сферой внутренних переживаний. В отличие от первого свойства, которое характерно для всех видов психического отражения, эта вторая особенность психики присуща лишь ее высшей форме - человеческому сознанию. Исходя из сказанного, физиологические механизмы должны обеспечить, во-первых, воссоздание картины внешнего мира, и, во-вторых, сопоставление этой картины с внутренними переживаниями субъекта.

Одним из путей этих механизмов является изучение параллельно физиологических и психических феноменов с последующим сопоставлением полученных данных. Однако на этом пути исследователи встречаются со значительными трудностями как методического, так и методологического характера. Первые обусловлены сложностью самого объекта исследования - человеческого мозга; вторые - тем, что производится сравнение разных уровней мозговой интеграции, которые находят качественно различное выражение, например, ощущение красного света и колебания электрического потенциала мозга.

Трудности методического характера преодолеваются по мере накопления знаний о работе мозга. Методологические трудности могут быть преодолены на основе последовательного применения принципов диалектики, знания общих законов мироздания.

При решении проблем, связанных с двумя смежными науками - физиологией и психологией - могут быть использованы принципы решения аналогичных проблем, стоящих на стыке других фундаментальных наук, таких, как физика, химия и биология, с той, правда, оговоркой, что задача физиолога еще сложнее, так как он имеет дело не с различными формами движения материи (как физик или химик), а с наиболее сложно организованной живой материей и ее высшим проявлением в виде психики.

При изучении состояния между явлениями, относящимися к разным условиям интеграции, важным связующим звеном могут явиться понятия информации и ее кода. При этом одна из наук исследует механизмы, явления, ее внутреннюю организацию, то есть код, а смежная с ней наука - то, как этот механизм проявляется в качественно иных процессах более высокого уровня. То, что является кодом для одной науки, выступает как информация для смежной научной дисциплины. В свою очередь, процессы более высокого уровня образуют код, с которого считывается информация для явлений, выступающих предметом исследования следующей науки. Например, физическая структура атома в виде определенного числа протонов и нейтронов, входящих в состав атомного ядра, а также число и энергетическое состояние электронов, составляют электрический код, который содержит информацию о химических свойствах элементов. В химической структуре ДНК, то есть в чередовании пуриновых и пиримидиновых оснований, заключена наследственная информация, являющаяся основой живых организмов.

Наконец, явления биологического порядка, а именно мозговые процессы, выступают как код психологической деятельности. Остановимся на последнем положении подробнее. И.М.Сеченов впервые высказал идею, что адекватность впечатления реальному стимулу обусловлена тем, что они соединены «средним членом» - физиологическим процессом, который, с одной стороны, несет на себе отпечаток раздражителя, а с другой - лежит в основе психического образа. Фактически развивая эту идею, П.К.Анохин сформулировал принцип информационной эквипотенциальности на различных этапах психического отражения, согласно которому информация, содержащаяся в совокупности мозговых процессов и в соответствующих им психических, одинакова, несмотря на их качественное различие. Интересные сообщения о соотношении между мозгом и сознанием как кодом и информацией были высказаны также Д.И.Дубровским.

Итак, через понятие информации фундаментальные науки - физика, химия, биология, психология - осуществляют связь между собой, результатом чего является создание единой непротиворечивой системы взглядов, в которой каждое более сложное явление может быть объяснено при помощи простого (но не сведено к нему). Для установления связи между явлениями, относящимися к разным уровням интеграции, необходимо, таким образом, понять, какую информацию несут явления более низкого уровня для явлений более высокого уровня интеграции. Такой информационный подход, очевидно, имеет хорошие перспективы и для изучения соотношения мозговых процессов и психики. Действительно, если информация, содержащаяся в совокупности нервных процессов и в психическом образе, эквивалентна, то именно анализ информационного содержания физиологических процессов будет способствовать изучению связи между мозговыми и психическими феноменами.

Таким образом, одна из методологических трудностей, которая может быть обозначена как проблема качественного подхода, решается, в принципе, через понятие информации. Однако при изучении физиологических механизмов психики необходимо преодолеть еще одну трудность. Недостаточно знать нервные коды, не менее важно определить, какие именно процессы играют решающую роль для данной психической функции. Ведь реакции мозга, скажем, его ответ на раздражитель, весьма многообразны. Практически, куда бы мы ни поставили электрод, мы можем зарегистрировать те или иные изменения деятельности мозга. Однако не все они равнозначны, и лишь некоторые из них играют решающую роль в обеспечении психической функции, тех ее кардинальных свойств, о которых говорилось выше.

Эта проблема имеет также общеметодологическое значение, она характерна для исследований, проводимых на стыке двух наук, в процессе которых приходится сопоставлять качественно различные явления. Ее решение заключается в том, что явления, составляющие код, и содержащаяся в этом коде информация, обладают определенным сходством организации, так как структура явлений более низкого уровня находит свое отражение в процессах более высокого порядка. Единство организации составляет поэтому тот признак, который указывает, какие именно феномены двух наук подлежат составлению для изучения функциональной связи между ними. В качестве наиболее яркого примера правильности этого положения можно привести соответствие между общей структурой атомов по Бору и периодической системой элементов Менделеева. Это универсальное правило (кстати, оно широко используется при разгадке шифров), очевидно, применимо к анализу соотношения мозговых и психических процессов. В свое время было выдвинуто положение о том, что концепции физиологии и психологии, если они описывают функционально связанные между собой физиологические и психологические процессы, должны обладать определенным сходством, изоморфизмом.

Эти соображения восходят в значительной мере к идеям И.М.Сеченова и И.П.Павлова. Сеченов говорил о том, что адекватность отражения обеспечивается тем, что между законами представляемого и действительного существует строгое соответствие. По Павлову, «слитие психического и физиологического, субъективного и объективного» может быть осуществлено на основании тождества физиологического понятия условного рефлекса и психологического понятия ассоциации. Интересны также соображения Л.А.Орбели. Он писал: «Если субъективное явление есть проявление определенного физиологического процесса, подчиняющегося определенным закономерностям, то эти закономерности должны наблюдаться как в ряде объективных наблюдаемых явлений, так и в ряде соответствующих им субъективных проявлений».

Перспективный подход к поиску физиологических механизмов психики, таким образом, заключается в сопоставлении теоретических концепций физиологии и психологии, отборе на этой основе физиологических процессов, обеспечивающих данную психическую функцию, и анализе информационного содержания этих процессов. Многие работы посвящены изучению физиологических процессов построения субъективного образа. Следует отметить, что в психическом феномене восприятия находят достаточно полное выражение два указанных признака психики: отражение внешней среды и отношение субъекта к этой среде. В работах также используется сопоставление двух концепций: информационного синтеза и психологической теории сигнала.

Первая концепция разработана на основании исследований, проведенных, главным образом, методом вызванных потенциалов. В ней связываются различные волны вызванных потенциалов с приходом в кору качественно различной информации. Теория обнаружения сигналов - ведущая концепция восприятия. Методические приемы, разработанные в рамках этой теории, позволяют количественно оценить характеристики сенсорно-перцептивного процесса. Две указанные теории обладают значительным внутренним сходством и описывают процесс обработки стимульной информации как результат взаимодействия сенсорных и несенсорных переменных. В процессе исследований на одни и те же стимулы регистрировались физиологические показатели обработки стимульной информации в виде вызванных потенциалов и психологические показатели процесса восприятия в виде психофизических индексов сенсорной чувствительности и критерия решения. Основные выводы сделаны на основании сопоставления физиологии и психологии.

Исследования показали, что сходство обеих концепций не случайно: они описывают на уровне физиологии и психологии явления, функционально связанные между собой. Это обстоятельство дало возможность подвести под психические процессы определенный нейрофизиологический баланс, изучив тем самым организацию мозговых процессов, лежащих в основе построения субъективного образа. В этих процессах можно выделить три этапа: сенсорный, синтеза и перцептивного решения. Содержание первого этапа составляет анализ физических характеристик стимула; на втором этапе осуществляется синтез сенсорной и несенсорной информации о стимуле; на третьем этапе происходит опознание стимула, то есть его отнесение к определенному классу объектов. Одним из фундаментальных факторов является то, что поступление сенсорной информации в кору еще не сопровождается ощущением. Ощущение возникает только на втором этапе сенсорно-перцептивного процесса. При этом, хотя ощущение формируется на основании синтеза физических и сигнальных характеристик стимула, эти последние присутствуют в ощущении в неявной форме, и внешний объект воспринимается преимущественно как совокупность его физических характеристик. Осознание значимости стимула, его категоризация, как правило, происходит на третьем этапе восприятия.

Известно, что психика в эволюции претерпевает сложное развитие от элементарных психических проявлений до человеческого сознания. Этот долгий путь повторяет затем каждый человек в своем индивидуальном развитии, проделывая его за долгие годы своего детства и отрочества. К этим известным положениям мы можем сейчас добавить еще одно: каждый из нас, реагируя на сигнал, проходит те же стадии тысячи раз в день за несколько долей секунды. Три этапа восприятия - это только три временных интервала, в которых развертывается последовательный анализ стимульной информации. Это три уровня мозговой иннервации, каждая из которых характеризуется вовлечением в функцию большого числа мозговых структур, более сложной организацией внутримозгового взаимодействия и более высокой стадией психического отражения.

Интересно, что передача на исполнительные механизмы может быть осуществлена на каждом из этапов, так что каждой из трех стадий психики соответствует свой тип ответной реакции. Выбор типа ответа определяется задачей, стоящей перед индивидуумом, при этом, проигрывая в скорости реакции, организм выигрывает в сложности и точности ответа, его адекватности нестандартной ситуации. Необходимый минимум структур - это «жесткие» звенья, они участвуют в реакции любого типа, другие структуры - это «гибкие» звенья, системы обеспечения психической функции, по Н.П.Бехтеревой, их включение в функцию дает возможность осуществления более сложных реакций.

Перечислим три указанных типа реакций. Наиболее элементарной реакцией является автоматизированный условный рефлекс. При этом типе реакции переход возбуждения на исполнительные центры осуществляется до возникновения ощущения. Эта реакция наблюдается либо в стандартизированных условиях, когда мы реагируем на раздражитель, не замечая его, и ощущение при этом может не возникать вовсе, или при реакциях скоростного типа, например, в транспорте, когда нога как бы сама нажимает на педаль тормоза. К более высокому уровню относится реакция, возникающая в ответ на ощущение, которое еще не опознано. Как уже говорилось, в ощущении представлены в основном физические характеристики стимула. Тем не менее, оно может быть основой для построения двигательных актов, связанных с анализатором достаточно сложной стимульной информации. Это - следствие того, что информация о значимости стимула, хотя и в неявной форме, участвует в генезе ощущений. Наконец, реакции высшего психического уровня - это ответы организма, которые формируются на основании того, что возникшее ощущение опознано и, как правило, вербализовано. Приведем простой пример, чтобы проиллюстрировать, как организм может применять имеющийся в его распоряжении регистр уровней психического отражения и набор соответствующих им двигательных ответов. Предположим, что человек идет по хорошо известной ему дороге, его мозг в это время занят обдумыванием какого-либо дела. Его ноги твердо ступают по дороге, он обходит мелкие неровности, правильно координирует все свои движения, идет быстро и уверенно, он смотрит на дорогу и в то же время как бы не видит. Это автоматизированные реакции низшего психического уровня. Но вот ему встречается трудный отрезок дороги, например, впереди не расчищенный от снега и льда скользкий участок пути. Человек смотрит на дорогу и хорошо видит ее, все ее неровности и опасные участки. Он сообразует каждый свой шаг с этими деталями. В то же время было бы неправильно считать, что в данном случае каждая деталь определенным образом категоризуется, обозначается. Возникшие образы создаются, хотя действия по-прежнему носят в значительной мере автоматизированный характер: человек не думает, куда ему поставить ногу. Вдруг на пути встречает неожиданное препятствие, например, дорогу пересекает поток талой воды. Человек останавливается. Он думает, как ему перебраться на другую сторону. Можно утверждать, что он использует при этом понятийный аппарат и внутреннюю речь. Наконец он принимает решение и преодолевает препятствие, например, кладет доску и переходит через ручей. На этом примере видно, как весь диапазон реакций используется с максимальной эффективностью, со строгим соблюдением принципа экономии ресурсов мозга и затраченного времени. Более высокие уровни психического отражения и реакции включаются тогда, когда низшие не обеспечивают достижение цели.

Отметим, что все три типа описанных реакций являются выработанными, они основаны на прошлом опыте. Разница заключается в том, что в одних случаях прошлый опыт может быть использован без какой-либо коррекции, а в других необходима рекомбинация прошлых впечатлений для выработки творческого, нестандартного решения.

Какие же физиологические механизмы обеспечивают осуществление реакций более высоких уровней и в чем их отличие от более элементарных, автоматизированных реакций? Исследования показали, что необходимым элементом возникновения ощущения как психического феномена является сопоставление, синтез сенсорной информации со следами памяти, то есть информацией о прошлых встречах индивидуума с данными или сходными сигналами. Происходит активизация следов памяти по принципу условного рефлекса. Однако синтез информации требует еще одного звена, которое не входит в условный рефлекс. Сопоставление сенсорной и несенсорной информации о стимуле обеспечивается механизмом возврата возбуждения из подкорковых центров эмоций и мотиваций, а также и других отделов коры, включая ассоциативные зоны и области проекции других анализаторов, в первичную проекционную область. Это возбуждение несет информацию о значимости данного объекта внешней среды, то есть его отношение к определенной деятельности организма, и сведения об иных его физических признаках, полученных в прошлом с помощью других анализаторов. Синтез всей этой информации и лежит в основе построения субъективного образа.

В ответ на внешний стимул из глубин памяти, таким образом, поднимается все, что было накоплено в прошлом в применении к оценке данного стимула. И здесь мы, возможно, подходим к одному из критических моментов в понимании физиологических основ сознания - к сущности мозговых механизмов, которые ответственны за его важнейшее свойство: разделенность на сферы внешнего и внутреннего, своего «я» и «не я». Развитие этой загадки сознания связано со значительными трудностями методического характера. Достаточно упомянуть о бесплодности попыток решить логический парадокс «гомункулуса», найти структуры, ответственные за интеграцию «я».

Но в то же время, что такое это таинственное «я», как не наша память о нас самих, о наших впечатлениях, полученных в течение жизни? Нельзя ли поэтому предположить, что память, актуализированная в ответ на приход сенсорного сигнала, и есть та частица нашего «я», по отношению к которой этот сигнал воспринимается как нечто внешнее. При этом сопоставление внешнего сигнала и сферы внутренних переживаний определяется особой организацией информационных процессов в мозге: активизацией следов памяти в ответ на внешний сигнал и обратным движением этой информации на встречу с сенсорным сигналом в области его первичной проекции, которые являются в данном случае центром интеграции мозговой системы, обеспечивающей генезис ощущений. При опознавании стимула на третьем этапе восприятия центр интеграции перемещается в лобные отделы полушарий. В этих процессах значительную роль играет межполушарное воздействие. При этом, возможно, образуется как бы второй круг возбуждения, включающий синтез информации в отделах доминантного полушария, связанного вербальной функцией.

Разделение в сознании «я» и «не я», а также их синтез в процессе формирования реакции на сигнал, обеспечивается, таким образом, особой иерархией информационных потоков и точными временными соотношениями между различными стадиями мозговой оценки сенсорных и биологических характеристик. Добавим к этому, что наше сознание не только разделено, оно в равной степени и объединено, нельзя ощутить внешний сигнал без своего «я» без внешнего сигнала. Так, на основе сложной организации мозговых процессов возникает психика как единство отражения объективной реальности и преломления через индивидуальный опыт. В психическом отражении синтезируется прошлый опыт, ощущение настоящего и прогноз на будущее.

Разделенность сознания да сферы внешнего и внутреннего - важнейшее завоевание эволюции. Оно создает возможность, с одной стороны, отражения объективных характеристик внешней среды, а с другой - известной независимости, автономности субъекта от этой среды и относительного постоянства личных характеристик. Своеобразие человеческой индивидуальности - это не только ее генетическая неповторяемость, но и уникальность жизненного пути. Нельзя полностью переделать личность, как нельзя переписать прошлое. В то же время человек постоянно изменяется, так как приобретает новый опыт. Чем больше этого опыта накоплено, тем меньшую часть составляет новое, тем более устойчивы черты характера и привычки, тем большую роль в поведении играет эндогенный фактор в виде приобретенного опыта...

Итак, психическое отражение возникает на основе определенной организации информационных процессов мозга, высокой степени согласованности всех звеньев, входящих в систему обеспечения данной психической функции. Возможность сложной мозговой интеграции обеспечивается определенными структурными особенностями мозга, разделенными на три основных функциональных блока (А.Р.Лурья), наличием достаточно дифференцированных нервных ансамблей, корковых полей с иерархическим строением и межцентральных связей. Однако эта структурная основа создает лишь возможность возникновения психики. Для того, чтобы эта возможность была реализована, необходимо еще одно условие: приобретение индивидуального опыта.

Опыт играет ключевую роль и в генезе кардинального свойства сознания - ощущения своей личности как чего-то отдельного от внешней среды. Это свойство сознания возникает в онтогенезе в процессе общения с другими людьми, то есть в основе социального опыта.

Общаясь с другими людьми, человек лучше понимает и самого себя. Вырабатывается сознание как собственное знание и совесть, как высший нравственный отчет перед самим собой. Мое отношение к моей жизни и есть сознание. Диалектика развития проявляется в том, что, возникая в процессе общения с людьми, сознание в то же время является необходимым условием для их объединения в коллектив. Общество состоит из отдельных личностей. С общественным опытом связаны и высшие достижения человеческой культуры и науки как наиболее сложные проявления психической деятельности человека.

Учение о высшей нервной деятельности и проблема «мозг и психика»

В сущности, нас в жизни интересует только одно: наше психическое состояние... Миллионы страниц заняты изображением внутреннего мира человека, а результатов этого труда - законов душевной жизни человека - мы до сих пор не имеем.

И.П.Павлов

И.П.Павлов многократно подчеркивал, что первейшей реальностью, с которой человек имеет дело в своей повседневной жизни и с которой ученый должен считаться при изучении функций мозга, является его психическая деятельность, переживаемая им в его сознании как собственный мир. Однако механизм психического состояния был и остается окутанным для нас глубоким мраком. Все ресурсы - искусство, религия, литература, философия и исторические науки - все это соединяется, чтобы бросить луч света в это мрак. Но человек располагает еще одним могущественным орудием: естественно-научным изучением с его строго объективными методами.

И.П.Павлов рассматривал вопрос об изучении психической деятельности человека как комплексную проблему, существенное место в познании которой должно занимать естествознание. У него не было и тени сомнения в том, что все названные области человеческого познания имеют законное право на существование и могут заниматься исследованием психической деятельности человека и высших животных.

В ряду наук, изучающих субъективный мир человека, свое законное место занимает и психология как наука. «Психология, - писал И.П.Павлов, - касающаяся субъективной части человека, имеет право на существование, потому что ведь наш субъективный мир есть первая реальность, с которой мы встречаемся». В другом месте он говорил: «Я не отрицаю психологии как познания внутреннего мира человека. Тем не менее, я склонен отрицать что-нибудь из глубочайших влечений человеческого духа». При изучении субъективного мира человека он писал, что это лишь «способ отрешиться от шаблонных антропоморфических представлений и толкований».

Однако, признавая наличие субъективного мира человека и законную роль психологии изучать его своими методами и со своей точки зрения, И.П.Павлов не мог отказаться от решения вопроса: что должен делать физиолог с психическими явлениями, а также имеет ли он право изучать их своими естественно-научными методами. По глубокому убеждению И.П.Павлов-физиолог не может оставить их без внимания. Сомнения в том, что психику можно изучать методами физиологии, не должно быть. Вопрос заключается в том, как нужно вести это исследование.

И.П.Павлов хорошо понимал, что, хотя и физиологи, и психологи изучают одну и ту же реальность жизнедеятельности человека и высших животных, предметы их наук разные. Он считал это разными формами мышления. Предметом психологии является сознательная психическая деятельность человека в том виде, как мы ее знаем из опыта самонаблюдения. Эта та реальность, которую мы видим, согласно Р.Декарту, «при естественно присущем нашей душе свету...»

Классическая интроспективная (методом самонаблюдения от лат. introspectare - смотрю внутрь) психология выросла именно на этом декартовском понимании сущности психической деятельности человека.

Так, понимаемая субъективная реальность человека - «душа» - и была предметом пристального изучения классической интроспективной психологии. «Душа, - писал В.Вундт, - есть прежде всего и исключительное единство связей в явлениях внутреннего опыта...» Вундт изучал психическую деятельность при помощи «апперцепции». Это психическое явление он понимал как процесс, который с объективной стороны состоит в восприятии определенного содержания знаний, а с субъективной стороны дан в виде переживаний личности.

И.П.Павлов ясно сознавал, что таким образом понимаемая субъективная реальность человека не может быть предметом естественно-научного исследования. Нужно было искать другой, не изведанный до этого путь. Для осуществления этой цели нужно создать такую концепцию психического, представить его в виде такого феномена, который регистрируется объективно, как и любое другое явление. Именно в поисках этого феномена «неудержимый со времен Галилея ход естествознания заметно приостановился».

Первый шаг на пути открытия этой реальности был сделан И.М.Сеченовым (1863 г.), который доказал, что все акты сознательной и бессознательной психической деятельности по своему происхождению являются рефлексами. В процессе изучения физиологии пищеварения И.П.Павлов, как известно, открыл «такое элементарное психическое явление, которое целиком с полным правом могло бы считаться вместе с тем и чистым физиологическим явлением». Этот феномен и есть условный рефлекс.

«Психические явления, - писал И.П.Павлов, - я буду трактовать так же объективно, так же только с внешней стороны, как и все то, что изучается в физиологии».

Понятно, что такие принципиально отличающиеся друг от друга подходы к изучению субъективной реальности, как интроспективная психология и павловское учение о ВНД, не могли и не могут не приводить к открытию явлений и закономерностей, которые принципиально не сводимы друг с другом. «Сопоставление результатов, полученных объективным анализом сложно-нервных явлений, - писал И.П.Павлов, - с результатами субъективных исследований наталкивается на чрезвычайные затруднения. Затруднения эти - главным образом, двух родов. Они относятся к фактам, полученным строго объективным путем, носят особый характер. Наши факты мыслятся в форме пространства и времени, это естественно-научные факты. Психологические же факты мыслятся только в форме времени, и понятно, что такая разница в мышлении не может не создать известной несоизмеримости этих двух видов мышления».

Однако современная наука доказывает, что все явления должны описываться с опорой на такие категории, как энергия, информация, пространство и время,

Другую причину несовместимости фактов, изучаемых психологами, с фактами, полученными в эксперименте на животных при помощи условно-рефлекторного метода, И.П.Павлов видел в степени сложности тех и других явлений.

Деятельность нервной системы человека намного сложнее деятельности нервной системы собаки. Поэтому трудно сказать, что подтверждают факты, полученные при помощи условно-рефлекторного метода, в экспериментальной психологии и вообще в психологическом исследовании. Учитывая указанные затруднения, И.П.Павлов говорил, что анализ еще долгое время будет принципиально отличаться от анализа психологов.

Отмечая заслугу В.Н.Мясищева в попытке связать психологию отношений с учением И.П.Павлова об условных рефлексах, А.Е.Личко (1977) развивает понятие отношения как компонента системы «личность» и условного рефлекса как компонента системы «высшая нервная деятельность». Сходство между этими понятиями не случайно, т.к. они вырабатываются в процессе развития и накопления индивидуального опыта. И условный рефлекс, и отношения, раз образовавшись, никогда не исчезают полностью, а лишь могут быть заторможены и перестроены. По мнению А.Е.Личко, такой анализ сходства и различия этих понятий существенен для психотерапевтической практики - разработки психотерапевтических методов и понимания механизмов их действия.

Таким образом условные рефлексы, психическая деятельность, поведение, субъективный мир человека, личность как свойство биологического объекта (Homo Sapiens; по аналогии: способности дышать, смотреть, и др.) сознание как механизм (состояние) с помощью которого проявляется личность и становятся предметом исследований психофизиологов и рассматривается как деятельность всего организма в целом.

Такой подход к изучению субъективной реальности бесспорно доказал, что «...наше сознание и мышление, как бы ни казались они сверхчувственными, являются продуктом вещественного телесного органа - мозга... Это, разумеется, чистый материализм» (Ф.Энгельс).

Проблема «мозг и психика» имеет самое непосредственное отношение ко многим вопросам современной медицины. Важнейшее значение эта проблема имеет для психиатрии, перед которой стоит вопрос об изучении изменений мозга (морфологических и биохимических), приводящих к сложным психическим расстройствам.

Интересные данные о соотношении мозга и психики получены при изучении неврозов (Б.Д.Карвасарский). В работах ряда авторов были показаны следующие особенности ЭЭГ при различных формах неврозов: неустойчивость и нерегулярность коркового ритма, атипичная выраженность активности в лобных областях коры и др.

Связь психических функций с мозгом отчетливо проявляется при очаговых поражениях головного мозга. Эта связь лежит в основе топической диагностики различных поражений мозга.

Много интересного для понимания соотношений психики и мозга дает практика психотерапии сосудистых заболеваний нервной системы (В.Д.Трошин). Особые аспекты проблемы «мозг и психика» имеются и при ряде психосоматических расстройств.

Вряд ли какая-либо из современных естественных и медицинских наук обладает фактами, которые так бесспорно подтверждают материалистическое понимание проблемы «мозг и психика», чем психофармакология. Как говорит само название этой науки, она является своеобразным синтезом двух греческих слов: психе - душа и фармакон - лекарство.

Первое из них относится к характеристике мира человека - психической деятельности сознательных существ.

Второе из них отражает определенный класс веществ, имеющих строго заданные химические свойства и поддающиеся точному научному исследованию и объективной регистрации.

Этот столь необычный «союз» духа и материи в предмете психофармакологии говорит о глубочайшем внутреннем единстве психики и мозга.

Для определения в эксперименте психотропного эффекта того или иного лекарственного вещества нужно выбрать объективные показатели деятельности организма, которые можно регистрировать при помощи современных естественно-научных методов, используемых во многих областях знаний.

В качестве таких объективных показателей действия психотропных лекарств психофармакология использует поведенческие и эмоциональные реакций, биоэлектрическую активность мозга, вегетативные и гормональные реакции и биохимические изменения в различных образованиях нервной системы.

Такой методологический подход связан с вопросом, в какой степени по изменениям отмеченных выше показателей мы можем судить об изменениях субъективных переживаний человека, которые мы непосредственно не можем наблюдать и объективно регистрировать.

На пути решения этой интересной проблемы психофармакологии встречается с рядом вопросов принципиальной важности.

Самым существенным из них является философско-теоретический, сближающий психофармакологию как медицинскую науку с философией и психологией.

Это вопрос о единстве психических и физиологических процессов в деятельности мозга.

Непосредственно с ним связан вопрос о возможности найти явления в деятельности нервной системы, которые в той или иной степени являются одновременно и психическими и физиологическими. Такими феноменами являются обобщенные синдромы психопатологических состояний больных (страх, депрессия и др.).

Все указанные выше медицинские науки достигли замечательных успехов, которые, казалось бы, бесспорно подтверждают мысль о том, что мозг является органом человеческой психики.

И вот на этом фоне достижений современной науки выступают крупные ученые-физиологи и известные философы, которые подвергают сомнению идею о том, что мозг является органом психической деятельности человека и животных.

Известный нейрофизиолог Экклс (1978 г.) на основе ряда рассуждений приходит к выводу, что мозг не является органом психики. В этих выводах он опирается на декартовский дуализм «духа и тела».

Свою позицию он называет триалистическим интеракционизмом и непосредственно связывает ее с идеями Декарта.

Однако, добавляет он, эти идеи развиты «с учетом достижений философии и науки с XVII в. до наших дней».

Экклс, Поппер (1977 г.) и другие сторонники «интеракционного триализма», например, считают, что идеальное, в виде философских идей, ценностей человеческой культуры, научных истин и т.д., существует независимо от отдельного индивида и имеет характер объективно существующей информации.

Этот «третий мир» существует наряду с «первым миром», объективной реальностью, к которой относится и мозг как часть природы, и со вторым мировоззрением (наши субъективные переживания). Раз мир идей, художественных ценностей и т.д. существует независимо от отдельных индивидов, то он, следовательно, не является функцией человеческого мозга, осуществляющейся под влиянием объективной реальности.

«Третий мир» - мир идей, логико-категориальные формы мышления, научные понятия, художественные ценности и т.д. - лишь взаимодействует с нашим мозгом, но не является результатом его деятельности.

К отрицанию роли мозга как органа психики В.П.Зинченко (1978 г.), например, приходит на том основании, что он ищет способ «введения психической реальности в основание существования живых существ». Как нетрудно заметить, этот подход существенно не отличается от истолкования Аристотелем «души» как «причины и начала живого тела».

При таком понимании сущности и онтологического статуса психики человека она может и не быть связана с деятельностью мозга. Ведь известно, что Аристотель помещал душу в сердце.

Другими путями, но к таким же теоретическим выводам пришел и Э.В.Ильенков (1979 г.), который писал, что психика может с «одинаковым успехом толковаться как вполне телесная функция вполне телесно понимаемой души, какому бы органу в частности эта функция ни приписывалась: сердцу, печени или мозгу».

Каковы основания, исходя из которых Э.В.Ильенков делает такой вывод? Основанием для него является понимание идеального как характеристики вещественно зафиксированных (объективных, овеществленных, опредмеченных) образов человеческой культуры. Эти образы, способы общественно-человеческой жизнедеятельности противостоят индивиду с его сознанием как особая сверхприродная объективная деятельность. В силу этого, заключает Э.В.Ильенков, бессмысленно принять термин «идеальное» к психике отдельного индивида, рассматривать ее как функцию мозга.

Однако вряд ли при помощи всех этих теоретических рассуждений можно опровергнуть очевидный факт, что именно при нарушении функции мозга, а не какого-либо другого органа, нарушается способность человека реагировать на те сверхпроводниковые объекты, с которыми Э.В.Ильенков связывает идеальное.

Изучением интерсубъективности - независимости от индивида, общезначимости, - научных понятий и художественных ценностей (образов) занимались многие философы. Хорошо известны неудачные попытки решения этой проблемы Е.Хуссуль, Р.Карнап, М.Хеэдегер и др. Поппер (1977 г.), например, стремится решить эту проблему при помощи концепции «знания без познающего субъекта». Хуссель (1906 г.) пытался понять независящие от субъекта характеристики нашего познания и художественных ценностей при помощи так называемой трансцендентальной интерсубъективности.

Для определения онтологического статуса «идеального» он выдвинул понятия «трансцендентального субъекта и объекта». Хуссель рассуждал приблизительно следующим образом.

Материалистические формулы, философские идеи, художественные ценности и т.д. выступают во множестве состояний материальных и идеальных форм. Они первый раз возникли в сознании их творцов. Но этих творцов давно уже нет в живых, а идеи существуют, их изучают, при их помощи решают задачи, восхищаются художественными образами, с упоением слушают их мелодии и т.д. Следовательно, художественные образы, научные истины, философские идеи, бессмертные мелодии и т.д. не являются субъективно-психологическим состоянием их создателей. Не сводятся они и к сумме психических актов их слушателей, зрителей, читателей, интерпретаторов и т.д. Этих актов бесконечно много, и каждый из них индивидуально неповторим, а формула Пифагора, слова Гераклита «все течет, все изменяется», сонаты Бетховена, балет Чайковского и полонезы Шопена уникальны.

В последние годы ряд философов и психологов делают попытки ответить на вопрос: как происходит преобразование материального в голове человека, каковы реальные процессы, осуществляющие превращение материального в идеальное?

Некоторые сглаживают границы между идеальным и материальным, считая эти явления различными сторонами одной и той же медали.

Как нетрудно заметить, во всех цитированных выше определениях превращения материального в идеальное существует либо само материальное, либо само идеальное. Для определения, даваемого Э.В.Ильенковым (1991 г.), идеальное - лишь «схема движений субъекта». Но движение, как известно, принадлежит субъекту и как принадлежащее субъекту и как принадлежащее исключительно ему может наполнить объективным содержание идеальное, содержанием души от материального мира. В таком идеальном объекте оно не содержится ни в каком виде, так как движения, будучи атрибутами лишь субъекта, лишь проявлением определенных функций его организма, не могут внести в содержание идеальной характеристики объекта, который оно должно отражать.

И в информационной концепции материальное тоже отсутствует, так как оно заменено «чистой информацией». В нем, по сути дела, нет и субъективного.

В третьем из указанных выше подходов тоже нет идеального, потому что оно определяется лишь как материальная (вещественно-метаболическая) копия или модель материального.

Идеальное не может быть понято и как сочетание различных физиологических процессов. Сколько бы ни усложнялись электрофизиологические процессы, происходящие в нем, сами по себе они не могут породить психическое, идеальное, не могут осуществить скачок из «царства вещей» в «царство идей». О характере трудностей, возникающих при таком подходе, определенное представление могут дать следующие слова П.К.Анохина: «Я объясняю студентам: нервное возбуждение формируется и регистрируется вот так, оно в такой-то форме в нерве, оно является таким-то в клетке. Шаг за шагом, с точностью до одного иона я говорю им об интеграции, о сложных системах возбуждения, о построении поведения, о формировании цели к действию и т.д., а потом обрываю и говорю: сознание - идеальный фактор. Сам я разделяю это положение, но я должен как-то показать, как же причинно-идеальное сознание рождается на основе объяснимых мною материальных причинно-следственных отношений. Нам это сделать очень трудно без изменения принципов объяснения».

Многие ученые и философы понимают павловское учение об условных рефлексах как физикальное на том основании, что оно якобы сводит психику к сумме рефлексов, выводит их непосредственно из процессов возбуждения и торможения. Считают, что психическое - это всего-навсего более сложное физиологическое.

Однако смысл и значение учения И.П.Павлова, открывшего условный рефлекс, не сводится к этому. И.П.Павлов, открыв условный рефлекс, создал естественно-научную модель, на которой в экспериментальных условиях можно изучать рождение, генезис идеального в процессе взаимодействия организма с окружающим его миром, точнее говоря, с безусловными раздражителями в экспериментальной ситуации.

Перед тем, как перейти к анализу условного рефлекса как системы, в которой рождается идеальное, сразу отметим, что все, чем мы выше характеризовали «идеальное», относится и к условному рефлексу.

Ранее ученые пытались показать знаковый характер условно-рефлекторной деятельности. Хорошо, известно, что любой условный рефлекс протекает по схеме: знак (условный раздражитель) - деятельность организма - подкрепление. Если знак вызывает деятельность, которую до этого вызывал безусловный раздражитель, то это значит, что в знаке содержится нечто существенное, принадлежащее безусловному раздражителю. Возникает вопрос: что именно? Его физико-химические, механические, акустические или какие-либо другие свойства безусловного раздражителя как единственного явления действительности? Нет, не это вбирает в себя (замещает, обозначает) условный раздражитель (знак). Условный раздражитель - звонок, свет лампочки, стук метронома и т.д. - по своим физико-химическим свойствам ничем не похож на пищу, которую И.П.Павлов давал животному, или на кислоту, которую он вливал ему в рот. Тогда возникает вопрос: что именно, если не отмеченные физические свойства безусловного раздражителя?

Из пищи животное берет нужные ему питательные вещества. Они-то и действуют на соответствующие анализаторы, а не просто кусок мяса, хлеба и т.д. как отдельные, чувственно воспринимаемые предметы и явления. Их вбирает в себя сигнал, они составляют его «душу», то, что перешло к нему от безусловного раздражителя. Но питательные вещества, содержащиеся в куске мяса, - это тоже какие-то конкретные чувственные явления. Ведь не написано же на том куске мяса, что он содержит то-то и то-то, и нужные для жизни питательные вещества. Да, такого ярлыка на куске мяса нет, но при действии этого куска мяса на соответствующие рецепторы животного то, что содержится в куске мяса, подводится под нечто общее, присущее как этим веществам, свойствам внешнего объекта, так и живому организму.

Как писал еще Гегель, животное, активно действующее существо, субъект «в себе тождественен с внешним объектом... этот последний содержит в себе возможность удовлетворения вожделения... Отношение к объекту является поэтому для субъекта необходимым. Субъект усматривает в объекте свой собственный недостаток, свою собственную односторонность - видит в объекте нечто принадлежащее к его собственной сущности, и тем не менее, ему недостающее».

В основе этого определения отношения животного к существующему безусловному раздражителю лежит диалектика соответствующей «меры-биоконстанты» организма.

В основе взаимодействия организма и безусловного раздражителя лежат его определенные свойства с соответствующей «мерой» организма. Диалектика «меры» организма - вот первая причина его активности, его спонтанного и целенаправленного отношения к тем или иным явлениям, предметам и событиям внешнего мира. Говоря о пищевом поведении, И.П.Павлов писал: «Совершенно ясно, что первый толчок деятельности этого пищевого центра, заставляющий животного двигаться, брать пищу, лить слюну и желудочный сок, исходит из химического состава крови животного, которое несколько часов не ело, у которого кровь постепенно делается «голодной».

Любые формы реакций организма на безусловные и условные раздражители опосредованы соответствующими «мерами» организма, нормами его реакций. Исходя из этих представлений, безусловно-рефлекторную деятельность можно было бы представить в следующем виде.

Как видно из схемы, суть безусловно рефлекторной деятельности состоит в том, что ее осуществление приводит к усвоению, ассимиляции безусловного раздражителя согласно требованиям соответствующей меры организма. Безусловный раздражитель субьективизируется, идеализируется организмом в рамках деятельности, которая осуществляет превращение безусловного раздражителя в условный, ассимилированный организмом. В этом процессе осуществляется переход «тождественной субстанции» безусловного раздражителя, превращается в нечто внутреннее, органическое, присущее самому организму. На стороне безусловного раздражителя происходит превращение реальной, наличной «тождественной субстанции» в «идеальную», снятую. На стороне организма происходит противоположный процесс: «идеальная», лишь долженствующая стать реальной, «тождественная субстанция» превращается в нечто реальное, наличное, принадлежащее уже самому организму. Эта диалектика лежит в основе становления условно-рефлекторной деятельности. Снятая, усвоенная идеализированная «тождественная субстанция» (всеобщее) безусловного раздражителя связывается с наличным бытием условного раздражителя - знака, сигнала.

Сложной и противоречивой является форма содержания безусловного раздражителя. Еще Ч.Пирс, указывая на двойственный характер содержания объекта в сигнализирующем знаке, писал: «Необходимо отличать непосредственный объект, или объект как его репрезентует знак, от динамического объекта, или реально действующего, но непосредственно не наличного объекта». Из этого высказывания Ч.Пирса видно, что объект, ставший предметом обозначения, имеет как бы двойную форму существования: как наличный единичный, реально существующий объект, обозначаемый знаком, и как динамичный, действующий, но непосредственно на данный объект. Чем для Пирса характеризуется «динамичный», «скрытый план существования» обозначаемого предмета?

Ответ на этот вопрос в какой-то степени дают следующие слова того же самого Ч.Пирса: «Мы должны отличать непосредственный объект, который есть объект, поскольку сам знак его репрезентации в знаке, от динамического объекта, который есть реальность и тем или иным путем ухитряется побудить знак к его репрезентации». Из цитированных слов Пирса можно сделать вывод, что основным свойством динамического объекта является его свойство заставить знак репрезентировать (от франц. representatif - показательный, характерный) обозначаемый объект. В условном рефлексе это свойство динамической формы существования безусловного раздражителя в знаке заставляет животное производить деятельность, которую оно совершит под влиянием безусловного раздражителя.

Исходя из изложенных выше представлений, структуру условного рефлекса схематически можно представить следующим образом:

Как видно из схемы, замена безусловного раздражителя сигналом непосредственно связана с возникновением идеального. Сигнал, как безусловный раздражитель заменяет на общее свойство предмета, которое тождественно характеристикам изменений внутренней среды организма.

Сигнал содержит в себе нечто, в одинаковой степени присущее и объекту, и организму-субъекту. То, что содержит в себе знак, - это объект-субъективное, системное качество системы: организм - безусловный раздражитель.

Поэтому говорить об идеальном помимо его отношения к субъекту без субъекта, без «головы» нелепо. Психическое, идеальное - это та «ничья земля», то «пространство», в котором осуществляются переходы между наличным бытием и отсутствующим количеством этой же субстанции в «мере» субъекта, вся деятельность субъекта и определяется тем, что наличное количество «тождественной субстанции» меры организма.

Жизнедеятельность отдельных клеток и целых клеточных популяций мозга является конечным звеном всех преобразований внешних раздражителей в процессе взаимодействия организма с окружающим миром. Высокодифференцированные клетки мозга являются поздним продуктом фило- и онтогенеза человека и высших животных, и их константы с необходимыми для их жизни веществами и энергиями внешнего мира многократно опосредованы деятельностью других органов и систем организма. Такое соотношение нервных клеток с окружающим миром и привело, с одной стороны, к возникновению аналитических систем (органов чувств) и, с другой стороны, к организации сложных поведенческих актов для практического освоения окружающего мира.

Возникает вопрос, как материальное «проникает» в голову, если ни грамма его не входит в органы чувств при их взаимодействии? Восприятие, внешних объектов органами чувств приводит, как известно, к возникновению соответствующих ощущений. От органов чувств по соответствующим нервам в мозг поступают не кусочки внешних объектов, а биотоки и целая гамма химических, биологически активных веществ, осуществляющих передачу сведений о том, что действует на органы чувств. Сейчас этот сложный многоэтапный процесс называют кодированием информации сенсорными системами.

Мозг как целое и отдельные его элементы находятся в различных отношениях с отдельными этапами практического овладения и ассимиляции организмом внешних явлений и необходимых ему предметов окружающего мира. Хорошо известно, что непосредственная жизнедеятельность клеток мозга осуществляется за счет веществ, находящихся в самих этих клетках и межклеточном пространстве. Собственно говоря, в процессе этой жизнедеятельности и осуществляется саморегуляция «меры» деятельности клеток мозга. Ближайшим источником этих веществ является их содержание в крови и других средах организма. При этом в стенках сосудов находится большое количество рецепторов, которые сигнализируют о наличии и количественном содержании «тождественной субстанции» в кровеносном русле. В этих условиях «тождественная субстанция» воспринимается как нечто внутриорганизменное, как нечто принадлежащее самому организму. Поэтому хемо-, баро-, глюко- и другие рецепции от кровеносных сосудов, оказывая существенное влияние на саморегуляцию деятельности ряда систем организма, как правило, не доходят до нашего сознания и не дают ощущения чего-то внешнего.

Другой формой существования «тождественной субстанции» для клеток мозга является та, которая связана с безусловными раздражителями и воспринимается специальными рецепторами. В данном случае «тождественная субстанция» воспринимается как нечто внешнее, относящееся к объективному миру и не зависимое от организма. Ее нужно отыскать среди многообразных явлений постоянно меняющегося мира, овладеть и ассимилировать ее. Это открытие, отражения и усвоение «своего» в «другом» имеет основное значение для детерминации деятельности организма, его активного взаимодействия с окружающим миром. Восприятие «тождественной субстанции» дистантными органами чувств (глаз, ухо, обоняние) имеет ту особенность при помощи которой воспринимается не только сама она, но и какие-либо другие свойства предметов, ее носителей. Возникает вопрос: как познается эта «субстанция» воспринимающими органами и как происходит ее измерение на расстоянии? На этот вопрос пока нет общепринятого ответа. Так, например, К.Прибрам (1975 г.) считает, что в мозге должно быть какое-то специальное устройство, считывающее события, закодированные в импульсах, идущих от органов чувств. Это устройство должно возникать на месте стыковки нейронов.

В современной науке механизм передачи нервного импульса изучен более или менее хорошо. Однако пока неизвестно, действуют ли все вещества, имеющие характер медиаторов или модуляторов нервного возбуждения, просто как компоненты химической реакции, представляющие лишь свое собственное наличное бытие, или они имеют характер знаков, с чем и связано их влияние на соответствующее поведение нейронов. Сам факт, что импульсы, пробегающие по нервным волокнам, называются сигналами, говорит, скорее всего, о том, что их нужно рассматривать как носителей «значений», как знаки.

В чем состоит «значение» этих знаков-сигналов? В том, что при помощи соответствующих нейромедиаторов и нейромодуляторов нервная клетка может определять соответствующее количество, качество и место нахождения «тождественной субстанции», действующей на органы чувств вместе со всеми качествами своего носителя - внешнего, для организма объекта. Рецепторы кодируют воспринимаемую ими «тождественную субстанцию» в виде каких-то электрофизиологических и химических процессов, а нервная клетка декодирует их обратно на язык своей «меры-жизнедеятельности».

Условно-рефлекторная деятельность может быть моделью изучения этих процессов: так, например, один и тот же условный раздражитель может сочетаться с разными безусловными раздражителями. «Значение» условного раздражителя - это не его свойства как единичного, чувственно воспринимаемого явления, а системное качество, приобретенное им благодаря включению в контекст какой-либо целостной деятельности организма, приводящей к освоению, ассимиляции безусловного раздражителя. По аналогии с условным раздражителем можно сказать, что один и тот же медиатор, один и тот же паттерн электрофизиологической активности могут иметь самое разное значение для организма и вызывать самую разнообразную его деятельность в зависимости от состояния клеток, воспринимающих их, от локализации и других физических характеристик.

Из изложенного выше легко понять, почему не может быть психической деятельности, идеального без мозга, нервной системы и почему мы может коррегировать эту деятельность как в области сенсорики, так и в области высших психических функций при помощи различных психических, химических и других воздействий.

Психофизиологическая проблема: информационный подход

Язык, с помощью которого передается информация (в мозге)... не соответствует и не должен соответствовать тому языку, которым люди пользуются в общении друг с другом.

Питтс и Мак-Каллок

Ядром психофизиологической проблемы выступает вопрос об отношении явления сознания к деятельности мозга, ибо главные теоретические трудности рассматриваемой проблемы встают перед нами тогда, когда психическое берется именно в качестве явлений сознания. Как же «связать» сознание и мозг, если категориальные структуры описания первого и второго не имеют между собой прямых логических связей?

Оставляя в стороне вопросы критики идеалистических и дуалистических подходов к рассматриваемой проблеме, ибо их несостоятельность не вызывает сомнений, остановимся на различных подходах к этой проблеме. Здесь можно выделить три установки, каждая из которых определяет специфическую программу и методологию исследования проблемы, которая в дальнейшем для краткости будет именоваться «сознание и мозг»: 1) физикалистскую, 2) бихевиоральную, 3) информационную.

Суть первой из них заключается в стремлении провести принцип физикалистского монизма в объяснении явлений сознания. С этой позиции сознание, духовное, психическое рассматриваются как особый вид физических процессов. Главным методологическим принципом тут выступает радикальный редукционизм: сведение всякой реальности к физической реальности и всякого научного знания к физическому знанию.

Наиболее последовательными представителями такой программы являются «научные материалисты» (Г.Фейгл, Д.Армстронг, Дж.Смарт, Р.Рорти, Э.Уилсон и др.). «Научный материализм», к которому тяготеют многие нейрофизиологи и психологи, представляет собой одно из весьма широких и влиятельных направлений современной философии. Его сторонники остро критикуют идеалистические и дуалистические концепции сознания и развивают «теорию тождества» психического и физиологического (физического). В ряде существенных отношений установки радикального физикализма воспроизводят взгляды классических представлений вульгарного материализма (К.Фохт, Л.Бюхнер, Я.Моллешот и др.). В силу этого она неприемлема с позиции диалектического материализма по принципиальным теоретическим соображениям, не говоря уже о том, что предлагаемые объяснительные модели крайне упрощают феномен сознания, лишая его качества идеальности, тех специфических свойств, которые создают главные трудности для его научного объяснения.

Суть бихевиоральной установки состоит в том, что явления сознания и мозговые процессы берутся нерасчлененно, как бы в их изначальном единстве, и описываются в поведенческих терминах (Э.Торндайк, Дж.Уотсон, А.Вайсс, Э.Газри). Действительно, всякий поведенческий акт включает органическое единство психического и физиологического. Поэтому, в принципе, бихевиоральная установка, взятая в ее общем виде, имеет важный смысл. Однако реально она выступает в различных конкретных формах, интерпретируется в довольно широком диапазоне. Некоторые виды ее интерпретации методологически неприемлемы. Это относится прежде всего к редукционистскому варианту, когда сознание сводится к поведению, что характерно для концепции бихевиоризма. Столь же необоснованны попытки отождествления феномена сознания с рефлексом, что ведет к упрощению модели соотношения психического и физиологического, ибо в них не находят должного отражения и объяснения такие кардинальные свойства субъективной реальности, как содержание, смысл, ценность, волевая направленность и т.д.

Позитивные варианты интерпретации бихевиоральной установки исключают жесткий редукционизм, акцентируют внимание на единстве психического и физического, но имеете с тем полагают в качестве объекта исследования именно поведенческую реакцию в ее обусловленности теми физиологическими процессами, которые совершаются в головном мозге и нервной системе в целом. Такая методологическая программа характерна для учения И.П.Павлова о высшей нервной деятельности. Исходя из того, что рефлекс есть единство физиологического и психического, современные последователи И.П.Павлова истолковывают психическую деятельность как высшую нервную деятельность мозга и стремятся описывать психическую деятельность в терминах высшей нервной рефлекторной деятельности. Структура такого описания образует синтез бихевиорального (ибо рефлекс есть реакция, поведенческий акт) и собственно нейрофизиологического (так как рефлекс означает и нервную связь).

Гораздо более широкие методологические возможности для разработки проблемы «сознание и мозг» открывает информационная теория (Д.И.Дубровский, 1983 г.). Как и вся концепция, информационный подход строится следующим образом: принимаются некоторые исходные посылки, а затем из них выводятся следствия, содержащие ответы на основные вопросы данной проблемы.

1. Исходные посылки:

1.1. Информация есть результат отражения (данного объекта определенной материальной системой).

1.2. Информация не существует вне своего материального носителя (всегда выступает лишь в качестве его свойства - структурного, динамического и т.д.).

1.3. Данный носитель информации есть ее код (информация не существует вне определенной кодовой формы).

1.4. Информация инвариантна по отношению к субстрактно-энергетическим и пространственно-временным свойствам своего носителя (то есть одна и та же для данного класса систем информация может быть воплощена и передана разным по указанным выше свойствам носителями; это означает, что одна и та же информация может существовать в разных кодах).

1.5. Информация обладает не только, формальными (синтаксическими), но также содержательными (семантическими) и ценностными (прагматическими) характеристиками.

1.6. Информация может служить фактом упрощения, то есть инициировать определенные изменения в данной системе на основе сложившейся кодовой организации (здесь опираемся на понятия информационной причинности).

Что касается утверждения «всякое явление сознания есть функция головного мозга», то оно вряд ли нуждается в специальном обосновании. Заметим лишь, что указанное утверждение ни в коей мере не противоречит тезису о социальной природе сознания, ибо человеческий мозг есть продукт антропогенеза и социального развития.

Если любое явление сознания есть информация и в то же время функция мозга, то это означает, что материальным носителем такой информации являются определенные мозговые процессы, которые на современном уровне познания описываются в большинстве случаев посредством понятия мозговой нейродинамической системы (Н.П.Бехтерева, П.В.Бундзен, 1975 г.).

Зафиксируем теперь следующую группу положений информационного подхода, которые определяют возможность использования приведенных выше исходных посылок для объяснения ряда существенных особенностей явления сознания:

2.1. Всякое явление сознания (как явление субъективной реальности) есть определенная информация, присущая определенному социальному индивиду.

2.2. Будучи информацией, всякое явление сознания (субъективной реальности) необходимо воплощено в своем материальном носителе (в силу 1.2.).

2.3. Этим носителем является определенная мозговая нейродинамическая система (данного индивида).

2.4. Определенная мозговая нейродинамическая система (в силу 1.3.) является кодом соответствующей информации, представленной данному индивиду как явление его субъективной реальности (обозначим для краткости изложения всякое явление сознания, субъективной реальности через Н, мозговой носитель такого рода информации, ее код - через С).

Опираясь на сформулированные исходные посылки (1) и принятые нами положения (2), попытаемся ответить на те трудные вопросы, которые издавна образуют содержание проблемы «сознание и мозг». Они могут быть представлены в виде двух главных вопросов.

Как объяснить связь явлений сознания (если им нельзя приписывать физические и вообще субстратные свойства) с мозговыми процессами?

Как объяснить тот факт, что явление сознания управляет телесными изменениями (способы вызывать их, регулировать и прекращать), если первым нельзя приписывать физических, в том числе энергетических, свойств?

Связь между информацией и ее носителем - это особая функциональная связь, характеризуемая понятием кодовой зависимости. Поэтому Н и С суть явления одновременные: если есть Н, то, значит, есть С, и наоборот.

Это положение можно интерпретировать следующим образом: ни одно явление субъективной реальности не существует в виде некоей особой сущности, то есть обособленно от своего материального носителя. Оно непреложно объективно в определенных мозговых процессах, что исключает идеалистическое и дуалистическое истолкование категории идеального. Всякое явление субъективной реальности данной личности, протекающее в данном интервале, реализуется посредством мозгового кода типа С. Если последний дезактивируется, то это равносильно утрате соответствующего субъективного переживания, замене его другим (по содержанию) или прекращению сознательного состояния вообще.

Наконец, явления субъективной реальности есть определенное «содержание», представленное личности мозговым кодом типа С. Это «содержание», то есть информация как таковая, может быть многократно перекодировано, представлено в других типах кодов, например, посредством речи, слов, жестов и т.п., причем такого рода коды не способны существовать вне и независимо от реальных личностей. При утрате «содержания» качество субъективной реальности начисто утрачивается.

Последнее обстоятельство важно подчеркнуть при гипнотизации и внушении, ибо обязывает видеть качественное различие, например, между содержанием мысли на понятном для субъекта языке и этим же содержанием как таковым на иностранном языке, если человек не владеет им (т.к. это будет просто информацией). В такой кодовой форме это содержание может быть понято субъектом лишь частично, если человек, говорящий на иностранном языке все-таки будет выражать определенные эмоции и передавать их с помощью жестов и мимики. В древнем папирусе, который никто ни разу не прочел, может «находиться» содержание мысли того, кто его написал. Но в такой кодовой форме это содержание не является идеальным. Качество субъективной реальности связано исключительно с определенным типом мозговых кодов. Идеальное характеризует именно живую мысль, а не отчужденное от личности содержание мысли, которое может быть представлено в самых разнообразных внеличностных, внемозговых кодах (предметных, знаково-символических и других, существующих независимо от человека).

Если говорить более точно, то идеальное непосредственно связано с тремя видами кодов; мозговым, по преимуществу нейродинамическим кодом, бихевиорально-экспрессивным, по преимуществу поведенческим кодом (двигательные акты, внешние телесные изменения, в особенности выражения глаз, лица, рук) и речевым, в виде слов. Причем только первый из них является фундаментальным, базовым (А.В.Напалков и др., 1988 г.). В свою очередь, можно выделить три вида кодов внеличностного уровня: знаковый, предметный, «следовой» (например, отпечатки пальцев и т.п.). Последние «представляют» информацию в отчужденном от личности виде и не содержат в себе субъективной реальности как таковой. По нашему мнению, все методы гипнотизации, не связанные с речью (словом), связаны с нейродинамическим и поведенческим кодами.

С первым, главным, вопросом связан ряд, если так можно выразиться, подвопросов, которые обычно служат предметом острых обсуждений. Попытаемся их рассмотреть.

1.а. Где находится данное явление субъективной реальности? Можно ли его локализовать, прибегая к определенным пространственным характеристикам?

Общий ответ на вопрос состоит в следующем; данное явление субъективной реальности (скажем, H₁) находится в своем коде (C₁), который, как все явления объективной реальности, обладает определенными пространственными и временными свойствами - представляет собой пространственно организованную и локализованную подсистему мозговой деятельности, изменяющуюся во времени (П.В.Бундзен, 1978 г.). Поэтому вопрос: «Где существует информация?» - является не столь уж бессмысленным. Он приобретает существенный смысл, когда возникает задача диагностирования кодового объекта (то есть объекта, несущего информацию, суть которого не в природных, физических, субстрактных свойствах, а в его функциональном значении, в том, что он «представляет») и когда возникает задача расшифровки кода, постижения воплощенной в нем информации. Этот код всегда находится в определенном «месте», хотя зачастую по различным «местам», наконец, он может быть преобразован в другие формы кодов, которые получают особое пространственное размещение.

Таким образом, одна и та же информация может существовать одновременно во многих «местах», и ее конкретное местоположение не затронет ее специфического «содержания». Для него это местоположение, как правило, безразлично. Но данная информация все же не существует везде, ее местоположение в целом ограничено пространственной сферой существования жизни и общества. И если мы хотим получить эту информацию, «присвоить» ее, то мы должны найти хотя бы одно конкретное «место», где она действительно существует, - конкретный кодовый объект (вещный, знаковый и т.п.) или конкретного человека, в мозговых кодах которого воплощена интересующая нас информация.

В связи с этим вопрос о «местоположении» информации вообще или информации определенного вида заслуживает подробного анализа. Мы ограничимся лишь констатацией того, что при решении вопроса о локализации данной информации необходим конкретный подход и соблюдение меры. Речь идет о том, что для большинства теоретических целей «местоположения» информации следует ограничивать ее кодом, а не той более широкой системой, элементом которой является код. Например, в качестве живой мысли (явления субъективной реальности) информация о вкусе лимона существует только в человеческом мозге, хотя она может существовать и вне мозга (в вещных и знаковых формах, то есть в книгах и т.п.), но это будет уже не мысль, ибо в таком случае качество субъективной реальности аннулируется.

1.б. Как объяснить тот факт, что объективно существующий в мозге человека нейродинамический код переживается им в качестве субъективной реальности? Этот вопрос ставится особенно остро, когда рассматривается такой вид явлений субъективной реальности, как чувственный образ. Тогда обычно спрашивают: где именно и как существует в мозгу образ видимого сейчас лимона и как можно субъективно переживать образ лимона, реально ощущать вкус дольки лимона при внушении и гипнотизации, если объективно его в мозге нет. На поставленный вопрос мы находим в литературе три типа ответов.

Отдельные авторы полагают, что образ лимона существует в виде копии в самом субстрате головного мозга и что, только допустив там наличие таких материальных копий (физиологических, химических и т.п.), можно объяснить факт психического переживания образа. Подобная точка зрения, разделяемая сейчас немногими, резко противоречит современным представлениям о способах реализации мозгов сенсорных и перцептивных процессов (Дж.Сомьен, 1975 г.)

Некоторые философы и психологи, решительно отвергая первый ответ, считают, что вообще бессмысленно говорить о каких-либо материальных эквивалентах образа в мозге, ибо все, что там происходит (физиологические, биохимические процессы, передача нервного импульса и т.д.), не может служить основанием для объяснения психического образа (А.В.Запорожец, 1967 г., В.П.Зинченко, Н.Ю.Вергилес, 1969 г.). Такое основание они видят в предметных действиях и моторике рецептора, прежде всего, в микродвижениях глаз, воспроизводящих контуры воспринимаемого предмета. Эта «антимозговая» точка зрения тоже игнорирует результаты нейрофизиологических исследований процессов чувственного отображения, замещая их планом изучения предметных действий. Сторонники этой теории или этой точки зрения исходят из того, что для теоретического оправдания факта переживания психического образа должен быть обязательно найден его материальный дубликат - таковой они находят в комплексе микродвижений глаз (Л.Митрани, 1973 г.). И тут нетрудно заметить, что они стоят в данном вопросе на общей со сторонниками первой точки зрения методологической платформе.

Наконец, некоторые авторы, признавая, что в мозге нет никаких «рисунков» лимона, а есть только коды, которые выступают в роли нейродинамических эквивалентов образа, вместе с тем убеждены, что для объяснения факта переживания образа необходимо приписывать мозгу некую специальную операцию декодирования, посредством которой и осуществляется «перевод» кода в образ. Однако сторонники подобной точки зрения, постулируя особую операцию декодирования, не разъясняют, как оно может быть выполнено. Ведь декодирование (в силу 1.2 и 1.3) означает преобразование одного кода в другой, то есть «неизвестного» кода в «известный» (для данной самоорганизующей системы). Поскольку образ лимона есть информация, воплощенная в определенном мозговом коде, и поскольку информация не существует вне своего носителя, вне кодового воплощения, то сама по себе ссылка на операцию декодирования ничего не объясняет.

Этот вопрос решается посредством различения двух кодовых форм: «естественных» и «чуждых» кодов (Д.И.Дубровский, 1986 г.). Различие между этими кодами, очевидно, и встречается повсеместно. «Единственный» код есть элемент самоорганизующей системы. Воплощенная в таком виде информация дана этой системе непосредственно, то есть «понятна» ей непосредственно. Здесь не требуется никакой операции декодирования. Частотно-импульсивный код на выходе сетчатки глаза сразу же «понятен» тем мозговым структурам, которым он адресован. Значение слова «лимон» сразу понятно знающему русский язык читателю, ему не нужно специально анализировать физические и иные свойства этого кода.

Наоборот, «чуждый» для данной самоорганизующейся системы код несет информацию, которая непосредственно ей недоступна. Здесь требуется расшифровка кода, специальная операция декодирования. Но она не может означать ничего иного, как перекодирование, перевод «чуждого» кода в «естественный».

После того, как найден для самоорганизующей системы и закреплен способ такого преобразования, «чуждый» код становится «естественным», что знаменует акт ее развития. «Естественный» код как определенная упорядоченность его субстратных элементов, физических свойств и т.п. является для системы, если так можно выразиться, «прозрачным», как в том смысле, что составляющие его свойства, элементы не дифференцируются, выступают в качестве целостности, сразу «открывающей» воплощенную в нем информацию (например, такую, как хорошо известные слова родного языка), так и в том смысле, что кодовая организация может вообще не отображаться на психическом уровне.

1.в. Как объяснить то, что в явлениях субъективной реальности социальному индивиду дана информация об отображаемых в них объектах, а также информация о них самих (характерная для акта сознания рефлексивность, отображение отображения), но полностью отсутствует отображение носителя этой информации (т.е. не содержится никакой информации о собственном мозговом коде)?

Рассматривая категорию отражения, как общее свойство материи, целесообразно выделить различные типы отражения в связи с их специфическими объектами. Имея в виду только психические формы отражательной деятельности человека, допустимо вычленить следующие типы отражения (и, следовательно, отражаемого):

1) отражение внешних объектов;

2) отражение внутренних состояний организма (гомеостаза);

3) отражение собственных субъективных явлений (переживаний).

Последний тип представляет собой отражение отражения.

Вычленение трех типов отражения произведено с той целью, чтобы указать на все основные случаи использования категории отражения при характеристике психических явлений. Однако не каждое психическое явление может быть определено без натяжки посредством категории отражения. Последняя оказывается явно недостаточной при попытках охарактеризовать такие психические явления, как побуждение и т.д. Это обусловило то, что ряд психологов и психиатров вводят наряду с категорией отражения еще одну фундаментальную категорию «отношение». (В.Н.Мясищев, 1949 г., 1966 г.; С.Л.Рубинштейн, 1957 г.; Б.Ц.Бадмаев, 1965 г.). По мнению В.Н.Мясищева, «психическую деятельность нельзя рассматривать как только отражение»; психика и сознание «представляют единство отражения человеком действительности и его отношения к этой действительности». Говоря о таких психических явлениях, как потребность и чувство, В.Н.Мясищев подчеркивает, что «главным и определяющим здесь является отношение».

Используя термин «отношение», можно сделать ряд определений, связующих психологические понятия. Так, например, личность - это свойство человека, выражающееся в отношении к чему - или кому-либо. А сознание - это механизм, или (состояние), с помощью которого проявляется личность.

Поскольку одна и та же информация может выступать в разных кодовых воплощениях, поведенческий акт определяется именно семантическим и прагматическим параметрами информации, а не конкретными свойствами носителя, ибо они могут быть разными, поскольку в ходе биологической эволюции и антропогенеза способность отображения носителя информации не развивалась, но зато усиленно развивалась способность получения самой информации, расширения ее диапазона, способность оперировать ею в качестве фактора управления и саморазвития.

В этой связи хочется привести высказывание одного английского философа, являющегося основоположником сенсуализма (от лат. sensus - ощущение). В своем сочинении «Опыт о человеческом разуме» он написал: «Думать, что душа мыслит и человек этого не замечает, значит делать из данного человека две личности».

На этом пути в процессе антропогенеза и возникает сознание как новое качество (в сравнении с психикой животных). Оно возникает в результате развития способности оперировать информацией, достигающей уровня управления самим информационным процессом. Это создает представление и развивает способность абстрактного мышления и духовного творчества, целеположения и волеизъявления, образует личностное самоотражение и самосознание.

Психологическое воздействие в процессе общения

Как ни совершенно крыло птицы, оно никогда не смогло бы поднять ее ввысь, не опираясь на воздух. Факты - это воздух ученого. Без них вы никогда не сможете взлететь. Без них ваши теории - пустые потуги.

И.П.Павлов

Воздействие всегда реализуется в общении, будь то обычный разговор, или - в случае манипулирования общественным сознанием (пропаганда), - в прослушивании лекции, или же в форме прочитывания какого-либо текста.

Для психологов представляет интерес прежде всего место речи в системе высших психических функций человека - ее взаимоотношении с мышлением, сознанием, памятью, эмоциями и т.д.; при этом особенно важны те ее особенности, которые отражают структуру личности и деятельности. Большинство психологов рассматривают речь как речевую деятельность, выступающую или в виде целостного акта деятельности (если она имеет специфическую мотивацию, не реализуемую другими видами деятельности), или в виде речевых действий, включенных в неречевую деятельность. Структура речевой деятельности или речевого действия в принципе совпадает со структурой любого действия, т.е. включает фазы ориентировки, планирования (в форме «внутреннего программирования» или «речь про себя»), реализации и контроля.

Специфика речевого действия, в сравнении с другими видами действия формируется следующим образом: 1) речевое действие всегда коммуникативно (от лат. communico - делаю общим, связываю) и может быть всегда понято и интерпретировано; 2) речевое действие осуществляется с помощью элементов знаковой системы; 3) речевое действие осуществляется во взаимодействии с другими типами действия; 4) речевое действие осуществляет когнитивную (от лат. cognitio - знание) функцию, в ходе его планирования и реализации протекают определенные мыслительные и оценочные процессы (Н.А.Безменова, 1991).

Речевое действие вообще складывается из ряда компонентов: самого события высказывания, акта выражения определенного намерения, условий реализации акта выражения мысли, последствий реализации этого акта. Всеми этими процессами занимается риторика.

Что такое риторика? Для обозначения данного понятия можно выделить три вида определений. Первая группа, условно называемая греческой, трактует риторику как «искусство убеждать». Вторая группа определений, связанная с особенностями римской цивилизации, трактует как «искусство говорить хорошо». Третье определение, характерное для средневековья и начального периода Возрождения, трактует риторику как «искусство украшать (речь)». Следует заметить, что эти определения отражают риторику лишь с разных сторон. В наиболее общем виде риторика есть искусство воздействия. В основе ее лежат следующие категории: культура и чистота речи, ее стиль, театральность и манерность, понимание, интеллект, воля, а также социальная установка.

Как известно, проблема установки была специальным предметом исследования в школе Д.Н.Узнадзе. Внешнее созвучие терминов «установка» и «социальная установка», приводит к тому, что иногда содержание этих понятий рассматривается как идентичное. Тем более, что набор определений, раскрывающих содержание этих двух понятий, действительно схож: «склонность», «направленность», «готовность» и т.д. Вместе с тем необходимо возвести сферу действия установок, как понимал Д.Н.Узнадзе, и сферу действия социальных установок. Установка в концепции Д.Н.Узнадзе более всего касается вопроса о реализации простейших физиологических потребностей человека.

Впервые в социально-психологической литературе в 1918 г. американскими исследователями У.Томасом и Ф.Знаменским было введено понятие «социальная установка», которое было определено как «психологическое переживание индивидом ценности, значения, смысла социального объекта» или «состояние, сознания индивида относительно некоторой социальной ценности». В 1942 г. М.Смитом была предложена трехкомпонентная структура социальной установки, в которой выделяются: а) когнитивный компонент (осознание объекта социальной установки); б) аффективный компонент (эмоциональная оценка объекта, выявление чувства симпатии к нему); в) поведенческий компонент (последовательное поведение по отношению к объекту). Теперь социальная установка определяется как сознание, оценка, готовность действовать. В этой связи можно сказать, что многие люди, выходящие на сцену при гастролировании эстрадных гипнотизеров уже уверены, что их загипнотизируют. Этому же способствует общее мнение, что врач-гипнолог может ввести человека в состояние транса. Социальная установка начинает укрепляться и усиливаться уже с момента рекламы (телевидение, радио, афиши, разговоры) эстрадных выступлений; особенно привлекают чудеса, связанные с гипнозом.

Искусство «направлять интеллект и действовать» предполагает внушение другому «мысли, чувства, решения, чтобы овладеть его разумом, сердцем и волей» (A.Pellissier, 1894 г.). Влияя на огромные массы людей, оратор формирует мнение, о котором Б.Паскаль говорил, что оно правит миром. Наиболее известным является современное определение риторики, хорошо согласуемое с классическим, как теория убеждающей коммуникации (C.Perelman, 1977 г.).

Объект классической риторики - монологическая речь. В ней решение сверхзадачи (влияние на систему убеждений другого человека) упрощается из-за единственной цели и однонаправленности коммуникации. В диалоге, как и в любой форме интеракции (от англ. interaction - взаимодействие), коммуникативные шансы симметричны, поэтому воздействие имеет более сложную направленность.

Монологическую речь иногда называют ораторской. Аристотелем выделяются три типа речей, называемых «ораторскими жанрами». Эпидейктическая, или демонстративная, речь порицает или восхваляет; относится к настоящему и поэтому должна оперировать исключительно фактами; производится, как правило, на торжественных собраниях в учреждениях. Речь делиберативная построена как совет, который оратор дает индивиду или коллективу; поэтому относится к будущему; в современной практике почти целиком принадлежит прессе. Юридическая речь посвящена защите или обвинению; относится к прошедшему; произносится, как правило, в суде.

«По мнению софистов, - говорил Сократ, - тому, кто собирается стать хорошим оратором, совершенно излишне иметь истинное представление о справедливых и хороших делах или о людях, справедливых или хороших по природе либо по воспитанию». Результат такой позиции прискорбен: «В судах решительно никому нет никакого дела до истины, важна только убедительность, - констатирует Сократ. - А она состоит в правдоподобии, на чем и должен сосредоточить свое внимание тот, кто хочет произнести искусную речь. Иной раз в защитительной и обвинительной речи даже следует умолчать о том, что было в действительности, если это неправдоподобно, и говорить только о правдоподобном: оратор изо всех сил должен гнаться за правдоподобием, зачастую распрощавшись с истиной».

Понятие «убедить другого» освещается в классической риторике с непременным давлением, использованием «страстей» и т.д. Убеждение достигается через консенсус, т.е. принятие большинством людей высказываний гипнотизера. Понятие консенсуса содержит, конечно, и определенную меру лукавства, поскольку вращается в очень широком диапазоне между «убедить» и «уговорить». Не случайно, любое эстрадное выступление гипнотизера начинается с истории гипнологии и описания способностей некоторых людей через слово воздействовать на других.

Эти приемы многообразны. В отличие от непроизвольной логической ошибки - паралогизма, - являющейся следствием невысокой логической культуры, софизм - это преднамеренное, но тщательно замаскированное нарушение требований логики.

Вот пример довольно простых софизмов:

«Лекарство, принимаемое больным, есть добро; чем больше делать добра, тем лучше; значит, лекарство нужно принимать в больших дозах».

«Гипнотизер не желает сделать ничего дурного; показ интересных и не опасных для жизни опытов дело нужное, необходимое для раскрытия тайн гипноза; следовательно, гипнотизера не нужно бояться, он желает только хорошего».

Мера, в которой различные аудитории поддаются социально-психологическому заражению, зависит, конечно, и от общего уровня развития личностей, составляющих аудиторию, и - более конкретно - от уровня развития их самосознания. В этом смысле справедливо утверждение, что в современных обществах заражение играет значительно меньшую роль, чем на начальных этапах человеческой истории.

Б.Ф.Поршнев справедливо отмечал, что чем выше уровень развития общества, тем критичнее отношение индивидов к силам, автоматически увлекающим их на путь тех или иных действий или переживаний, тем, следовательно, слабее действие механизма заражения.

При анализе внушения как специфического средства воздействия встает, естественно, вопрос о соотношении внушения и заражения. Для Б.Ф.Поршнева внушение является одним из видов заражения, наряду с подражанием. Б.Д.Парыгин, напротив, подчеркивает отличия внушения от заражения, которое сводят к следующему: 1) при заражении осуществляется сопереживание большой массой людей общего психического состояния, внушение же не предлагает такого «равенства» в сопереживании идентичных эмоций. Процесс внушения имеет одностороннюю направленность - это не спонтанная тонизация состояния группы, а персонифицированное, активное воздействие одного человека на другого или группу; 2) внушение, как правило, носит вербальный характер, тогда как при заражении, кроме речевого воздействия, используются и иные средства (восклицания, ритмы и пр.). Но самое главное то, что при внушении действуют специфические социально-психологические факторы. Так, например, в многочисленных экспериментальных исследованиях выявлено, что решающим условием эффективности внушения является авторитет гипнотизера, создающий особый, дополнительный стимул воздействия - доверие к источнику информации.

Если на эстрадном выступлении гипнотизер сообщает, что он является научным сотрудником Санкт-Петербургского научно-исследовательского психоневрологического института им.В.М.Бехтерева или учеником самого А.Кашпировского, то эта информация значительно повысит «эффект доверия», так как у населения сложилось общеодобряющее отношение к этим фамилиям. Таким образом, вызванное или сформированное доверие устраняет фильтр сознания, тем самым уменьшает критику. Авторитетность гипнотизера и в том и в другом случае выполняет функцию так называемой «косвенной аргументации», своего рода компенсатора отсутствия прямой аргументации, что является специфической чертой внушения.

Успех психологического воздействия в общении во многом зависит от тех аргументов, которые приводятся в поддержку выдвигаемых тезисов или утверждений.

Первое требование к аргументам: они должны быть истинными высказываниями. Аргументы - это основания или предпосылки, из которых по правилам логики вытекает тезис. Истинность тезиса гарантируется этими правилами только в том случае, если сами аргументы истинны.

Второе требование: истинность аргументов должна быть установлена независимо от тезиса. Нарушение этого требования называется «кругом в обосновании» или «порочным кругом в доказательстве»: истинность тезиса обосновывается ссылкой на соответствующие аргументы, а достоверность самих аргументов явно или неявно выводится из тезиса. Этот «порочный круг» чаще всего встречается в рассуждениях, имеющих сложную структуру. В таких случаях его обнаружение, как правило, связано со значительными трудностями.

Третье требование к выдвигаемым аргументам: в своей совокупности они должны быть такими, чтобы из них с необходимостью вытекал тезис. Это требование достаточности аргументов показывает, что принцип «чем больше аргументов, тем лучше» не всегда оправдывает себя. Дело не в количестве доводов, а в их силе и характере их связи с отстаиваемым тезисом.

Если тезис логически следует из одного-единственного истинного утверждения, то оно одно вполне достаточно для его доказательства.

Эти три требования к аргументам - их достоверность, автономное обоснование и достаточность - иногда дополняют еще требованием внутренней непротиворечивости аргументов. Неочевидно, что оно не является самостоятельным.

Иногда гипнотизер вместо обоснования истинности или ложности тезиса объективными доводами пытается опереться на мнение, чувства и настроения слушателей. Воспользовавшись этим аргументом, гипнотизер стремится привлечь их на свою сторону, апеллируя по преимуществу к их чувствам, а не к разуму.

Глубинным психологическим механизмом авторитетности является внушение (лат. autoritos - власть, приказание, влияние). Подавляя противодействие, авторитетность предстает как механизм запрещения и повеления. Она вовлекает в сферу социально-психологических явлений многообразие эмоций. Но не надо представлять себе авторитет только как власть одного или нескольких индивидов над коллективом. Если заглянуть еще глубже, то ведь это в известном смысле и обратная зависимость: в конечном счете внушать людям можно только то, что в общем соответствует направлению их потребностей и интересов, их убеждений и воли, а значит, сам авторитет порождается коллективом, общностью и психически индуцирован ими.

С другой стороны, внушение отличается от убеждения. Еще В.М.Бехтерев показал, что внушение действует путем непосредственного прививания психических состояний, не нуждаясь в доказательствах и логике. Убеждение, напротив, построено на том, чтобы с помощью логического обоснования добиться согласия от человека, принимающего информацию. При внушении же достигается не согласие, а просто принятие информации, основанное на готовом выводе, в то время как в случае убеждения вывод должен быть сделан принимающим информацию самостоятельно. Поэтому убеждение представляет собой преимущественно интеллектуальное воздействие, а внушение - преимущественно эмоционально-волевое.

Механизмам речевого воздействия посвящено немало исследований: от Цицерона до наших дней. В каждом из них всегда отражается личность.

Ведь если рассматривать дар красноречия как некую абстрактную, лишенную нравственного содержания категорию, то к числу выдающихся ораторов всех времен и народов несомненно можно отнести - нравится нам это или нет - Гитлера, Муссолини и т.п. Вспомним, до какого состояния массовой истерии доводили они слушателей, используя полный набор демагогических приемов и психологических трюков. Можно вспомнить и неистового Савонаролу, под влиянием речей которого бросал в костер свои полотна великий Боттичелли. Очевидно, что слово способно подвигать в равной степени как на правое, так и на неправое дело.

В любом случае направленность ораторского дара несомненно зависит от нравственного потенциала личности. Однако хочется отметить, что многие эстрадные гипнотизеры действовали по наитию, общая одаренность, талантливость натуры позволили им проявить себя в этом непростом деле; самых блестящих результатов достигает тот, в ком сочетаются природный ум, глубокие познания, широта кругозора и, безусловно, свободное и органичное владение всеми приемами ораторского искусства.

Уместно будет закончить эту главу словами известного французского моралиста XVIII века, мастера афористического жанра Вовенарга:

«Чтобы говорить изысканно, довольно капельки воображения, памяти и обходительности, но сколь многого требует подлинное красноречие: рассудительности и чувства, бесхитростности и приподнятости, порядка и беспорядка, силы и изящества, кротости и неистовства и т.д.!

Все, что было когда-либо сказано о важности красноречия, лишь в малой степени исчерпывает эту тему. Красноречие оживляет все, без него не преуспеть ни в науках, ни в делах, ни в беседе, ни в сочинительстве, ни даже в погоне за наслаждениями. Оно распоряжается человеческими страстями, пробуждая, успокаивая, направляя и видоизменяя их по своему произволу; все повинуется его голосу, и, наконец, лишь оно само способно воздать себе заслуженную хвалу».

Подводя итог сказанному выше, следует отметить, что эффективность психологического воздействия определяется: 1) свойствами человека, проводившего внушение или убеждение (социальный статус, обаяние, волевое, интеллектуальное и характерологическое превосходство); 2) особенностями лица, испытывающего психологическое давление (степень внушаемости); 3) отношениями, складывающимися между ними (доверие, авторитетность, зависимость); 4) способом конструирования сообщения (уровень аргументированности, характер сочетания логических и эмоциональных компонентов, подкрепление другими воздействиями).

процедура огонь и лед для лица

---

Пользователь, раз уж ты добрался до этой строки, ты нашёл тут что-то интересное или полезное для себя. Надеюсь, ты просматривал сайт в браузере Firefox, который один правильно отражает формулы, встречающиеся на страницах. Если тебе понравился контент, помоги сайту материально. Отключи, пожалуйста, блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров вверху страницы. Это тебе ничего не будет стоить, увидишь ты только то, что уже искал или ищешь, а сайту ты поможешь оставаться на плаву.

---

---

Пользуйся браузерами Yandex, Firefox, Opera, Edge - они правильно отражают формулы, встречающиеся на страницах, как в десктопном, так и в мобильном вариантах.

Отключи на минуту блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров на странице. Тебе ничего не будет стоить, а сайту поможешь материально.

---