Книга вторая

Глава 1

Четыре дня спустя «Китайское Облако» тайно бросил якорь в заливе Дипуотер Бэй у южной оконечности Гонконга. Было утро - холодное, с низко нависшими плотными облаками, которые придавали морю серо-стальной цвет.

Струан стоял у ромбовидных окон в капитанской каюте и смотрел на остров. Дуга залива была образована голыми скалами, почти отвесно уходящими в море; их вершины окутывали облака. В центре этой дуги желтел небольшой пятачок песчаного пляжа, за которым земля опять круто взбегала к облакам, суровая и покинутая. Воздух был наполнен криками чаек. Волны лениво плескались о борт. Корабельный колокол пробил шесть склянок.

- Да? - отозвался Струан, услышав стук в дверь.

- Катер вернулся, - устало сообщил ему капитан Орлов, широкоплечий горбун едва пяти футов роста, с мощными руками и огромной головой. На руке у него болтался боевой цеп. С того момента, как серебро погрузили на корабль, он носил его днем и ночью, не снимая даже когда ложился спать. - Клянусь бородой Одина, наш груз хуже «черной смерти».

- Опять какие-нибудь беспорядки?

- Беспорядки, говорите? Только не на моем корабле, клянусь головой матери Иисуса Христа! - Крошечный уродец весело хмыкнул, и глаза его зло сверкнули: - По крайней мере, когда я не сплю, а, Зеленые Глаза?

Струан повстречался с Орловом много лет назад в Глазго, где тот бесцельно шатался по докам. Горбун был норвежцем, потерпевшим кораблекрушение в опасных водах у Оркнейских островов. С тех пор он никак не мог найти себе корабль: хотя для моряков национальность значения не имела, ни один владелец не хотел доверять свое судно человеку, который никому и никогда не говорил «сэр» или «мистер» и соглашался служить только капитаном - не меньше.

- Лучше меня нет никого в целом мире, - орал Орлов, и его рябое крючконосое лицо тряслось от ярости. - Я отслужил свое на реях - довольно, больше я туда не встану! Проверьте меня, и я вам докажу, клянусь кровью Тора!

Струан проверил, как Орлов знает море и ветер, испытал его силу и мужество и не нашел у него ни одного недостатка. Орлов говорил на английском, французском, русском, финском и норвежском языках, обладал блестящим умом и поразительной памятью. И хотя внешне он напоминал злого гоблина и при необходимости мог убивать так же безжалостно, как акула, он был честен и совершенно неподкупен. Для начала Струан дал ему небольшой корабль, потом корабль побольше. Потом клипер. В прошлом году он сделал его капитаном «Китайского Облака», окончательно убедившись в том, что все, что говорил о себе Орлов, - правда от первого до последнего слова.

Струан налил еще чаю, горячего, сладкого, с каплей рома, придавшего ему особый вкус и аромат.

- Как только мистер Робб и Кулум поднимутся на борт, берите курс на гавань Гонконга.

- Чем скорее, тем лучше, а?

- Где Вольфганг?

- В своей каюте. Он вам нужен?

- Нет. И проследите, чтобы нас не беспокоили.

Направляясь к двери, Орлов раздраженно повел плечами и передернулся под промокшей одеждой.

- Чем скорее мы избавимся от этой заразы в трюме, тем лучше. Самый жуткий груз, который мне когда-либо доводилось перевозить.

Струан не ответил. Он был измучен до предела, но голову сохранял ясную и всякую минуту был начеку. Почти дома, сказал он себе. Еще несколько часов, и ты будешь в безопасности в гавани. Благодари Господа за королевский флот. Встав на якорь рядом с одним из фрегатов, ты сможешь отдохнуть.

Капитанская каюта была просторной и отличалась роскошью отделки. Но сейчас она была вся завалена мушкетами, тесаками, боевыми цепами, мечами и абордажными саблями. Он разоружил всю команду, прежде чем перегрузил серебро на клипер. Теперь только он и капитан Орлов носили оружие. Струан постоянно ощущал то чудовищное напряжение, в котором пребывали все на корабле. Серебро заразило алчностью душу каждого члена команды. Да, подумал он, эти слитки никого не оставят равнодушными. Даже Робба. Даже Кулума. Может быть, даже Орлова.

По дороге от Мраморной пагоды А Гип впала в беспамятство и вскоре скончалась. Струан хотел похоронить ее в море, но Мэй-мэй обратилась к нему с просьбой:

- А Гип была преданной рабыней, - сказала она. - Плохой будет йосс не вернуть ее родителям и не похоронить по китайскому обычаю, о, абсолютно очень плохой и ужасный, Тай-Пэн.

Струан изменил курс и отправился в Макао. Там с помощью Маусса он купил для А Гип красивый гроб и передал его родителям девушки. Он дал им также десять тэйлов на похороны. Ее родители были танка. Они поблагодарили его и стали уговаривать взять вместо А Гип ее младшую сестру А Сам, веселую, круглолицую девочку пятнадцати лет, которая тоже говорила на «пиджин» и имела перевязанные ноги - для танка вещь крайне необычная. Мэй-мэй знала А Сам и раньше, девушка ей нравилась, поэтому Струан согласился. Родители запросили за А Сам триста серебряных тэйлов. Струан был готов заплатить без разговоров, но Мэй-мэй сказала, что как госпожа она сильно потеряет лицо, если будет заплачена первая же названная сумма. Она принялась усердно торговаться с ними и в конце концов сбила цену до ста шестнадцати тэйлов.

Струан не споря выполнил все формальности, связанные с покупкой девушки, потому что этого требовал обычай. Но затем, когда сделка состоялась и он, по китайскому закону, стал владельцем рабыни, он разорвал документ на глазах у А Сам и сказал ей, что она не рабыня, а только прислужница. А Сам ничего не поняла. Струан знал, что потом она спросит у Мэй-мэй, почему он порвал такую важную бумагу, и Мэй-мэй ответит, что некоторые обычаи варваров действительно странные и смысл их понять невозможно. А Сам согласно кивнет головой, и ее страх перед ним увеличится.

Все то время, пока «Китайское Облако» стоял в Макао, Струан продержал команду на борту. Исключение было сделано только для Вольфганга Маусса. Шотландец опасался, что слухи о серебре разнесутся по городу, и, хотя обычно он доверял своим людям, он не мог полагаться на них сейчас, когда такое огромное богатство лежало буквально под рукой и словно ждало, чтобы его взяли.

Он ожидал пиратского нападения как извне, так и изнутри. В Макао на борту едва не вспыхнул бунт, и впервые ему и его офицерам пришлось прибегнуть к плети, рассыпая удары без разбора направо и налево. После этого Струан распорядился выставить часовых на полубаке и встать на якоре в мелкой гавани подальше от берега. Всем сампанам было запрещено подходить к «Китайскому Облаку» ближе, чем на сто ярдов.

Он выслал Кьюдахи, первого помощника, с катером на Гонконг впереди себя, чтобы тот привез Робба и Кулума на тайное свидание в Дипуотер Бэй, строго предупредив не говорить им ни слова о серебре. Он знал, что этим увеличивает грозящую ему опасность, но понимал также и то, что должен пойти на этот риск. Благополучно погрузив серебро на «Китайское Облако», он смог спокойно поразмышлять о Дзин-куа, а также о «Благородном Доме», Роббе и Кулуме и решил, что делать дальше. Он понимал, что пришло время окончательно определить будущее лицо компании. С Роббом и Кулумом или без них. Любой ценой.

Струан оставил Мэй-мэй в Макао, в доме, который подарил ей. Перед тем, как уехать, он и Мэй-мэй навестили Чен Шеня.

Дункан, их трехлетний сын, встречая родителей, опустился на колени для поклона, но Струан поднял малыша и сказал, чтобы тот никогда и ни перед кем не смел больше этого делать. Дункан пролепетал: «Да, Тай-Пэн», и крепко прижался к нему и к матери.

За крошкой Кейт ухаживали с той же любовью и заботой, что и за Дунканом, и Чен Шень хлопотал вокруг них, как старая курица. Принесли еду и чай, и тогда Чен Шень попросил позволения Струана пригласить Кай-сун, которая хотела поклониться Тай-Пэну.

Кай-сун минуло тридцать шесть. Она появилась в великолепном темно-красном с золотом платье с нефритовыми и серебряными заколками в черных волосах. Струану показалось, что семнадцати лет, прошедших со времени их последней встречи, словно не было. Ее лицо было белым и чистым, как алебастр, а глаза остались такими же бездонными, как и в дни юности.

Но по щекам катились слезы, и она прошептала что-то на кантонском наречии, а Мэй-мэй радостно перевела:

- Старшая сестра так опечалена, что твоя Тай-тай стала мертвая, Тай-Пэн. Старшая сестра говорит, всегда, когда ты хочешь, чтобы дети были здесь, они будут как ее дети. И она благодарит тебя за то, что ты так добр к ней и к ее сыну.

- Скажи ей, что она выглядит очень хорошо, и поблагодари ее.

Мэй-мэй перевела, потом немного поплакала вместе с Кай-сун, и они почувствовали себя счастливыми. Кай-сун низко поклонилась еще раз и ушла.

Чен Шень отвел Струана в сторону.

- Слышать твоя, может, холосый йосс есть, Тай-Пэн. - Все его необъятное лицо сложилось в одну большую улыбку.

- Может.

- Холосый йосс есть тоза - моя покупать люди стлоить Гонконг оц-цень дешевый! - Чен-Шень ухватился руками за огромный живот и громко захохотал. - Хейа, Тай-Пэн! Децтвенный рабыня есть. Твоя хотеть? Я твоя покупать, хейа? Дешевый-дешевый.

- Ай-йа, девственница! Лишние заботы зачем, свои заботы много есть и так!

Струан и Мэй-мэй забрали детей и вернулись к ней домой. Мэй-мэй проиграла ему в трик-трак больше, чем стоил этот ее дом, некогда подаренный ей Струаном. Она официально и с большой церемонией передала ему купчую и тут же протянула колоду карт.

- На квит, Тай-Пэн, в долги.

Он вытащил валета, и она завыла и стала рвать на себе волосы.

- О горе, горе, горе! Ах, я паршивая собака, старая ни на что не годная подстилка! Я зачем открывала свой грязный рот?

С мученическим видом она зажмурилась, вытащила карту, съежилась от страха и чуть-чуть приоткрыла глаза. Это была дама. Она вскрикнула от счастья и бросилась в его объятия.

Они с Мэй-мэй договорились, что Струан очень быстро вернется с Гонконга или пришлет за ней «Китайское Облако». Затем он отплыл к Дипуотер Бэю.

Дверь каюты открылась.

- Здравствуй, отец, - сказал Кулум.

- Привет, Дирк, - произнес вслед за ним Робб.

- Добро пожаловать. Добрались без приключений?

- Да, все нормально. - Робб тяжело опустился в кресло. Под глазами у него залегли черные тени.

- Ты выглядишь совсем обессилевшим, Робб.

- Так оно и есть. Я перепробовал все, что можно, все. - Он стащил с себя тяжелый плащ, от которого валил пар. - Никто не хочет открывать нам кредит. Мы погибли. О каких хороших новостях мог ты вообще писать, Дирк? - Он пошарил в кармане своей куртки и вытащил оттуда письмо. - Боюсь, из меня добрый вестник тоже не получится. Это пришло для тебя со вчерашней почтой. От отца.

Вся радость Струана, вся его гордость за то, чего он сумел достичь, улетучились в один миг. Винифред, подумал он, это должно быть о ней. Он взял письмо в руки. Печать была не сломана. Струан узнал мелкий паучий почерк своего отца.

- Какие новости из дома? - спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

- Это все, что нам пришло, Дирк. Я не получил вообще ничего. Извини. Ну, а ты-то как? Что случилось с твоим лицом? Ты обжегся? Мне очень жаль, что я ничем не сумел помочь.

Струан положил письмо на стол.

- Ты купил землю?

- Нет. Распродажу отложили - Робб старался не смотреть на письмо.

- Она состоится завтра, отец. Не хватило времени, чтобы обмерять все участки. Поэтому ее и перенесли. - Кулум неловко покачнулся, когда корабль накренился, увлекаемый вперед наполнившимися парусами. Он оперся о стол. - Хочешь, я сам вскрою письмо?

- Нет, спасибо. Вы видели Брока?

- «Белая Ведьма» прибыла с Вампоа два дня назад, - сказал Робб. - Сам я его не видел. Это правда, что у нас опять война?

- Да, - ответил Струан. - Флот по-прежнему на Гонконге?

- Да. Но когда Эликсен привез последние новости, он развернулся в боевое построение. К восточному и западному входам в пролив посланы корабли для патрулирования. Китайцы собираются напасть на Гонконг?

- Не будь смешным, Робби.

Робб посмотрел в окно на море за кормой клипера. В лице Дирка появилось что-то новое, подумал он. - Откуда здесь столько оружия, Дирк? Что-нибудь не так?

- Чем занимался Лонгстафф все это время, Кулум? - спросил Струан.

- Не знаю, - ответил юноша. - Я видел его лишь однажды, когда понадобилось его согласие, чтобы перенести распродажу.

- И я тоже с ним не встречался, Дирк. После той статьи про нас в газете мне вообще стало трудно с кем-либо встречаться. Особенно с Лонгстаффом.

- В самом деле? Что же случилось?

- Я увиделся с ним на следующий день. Он сказал: «Чес-с-слово, это что, правда?», и когда я ответил ему: «Да», он взял понюшку табаку, пробормотал: «Жаль. Ну что же, я очень занят, Робб. Всего хорошего», и выпил еще один стакан портвейна.

- Ты ожидал чего-то другого?

- Не знаю, Дирк. Наверное, я ждал сочувствия. Или какой-нибудь помощи.

- Лонгстафф не уволил Кулума. Это говорит в его пользу.

- Он вызвал меня обратно только потому, что на тот момент у него под рукой не оказалось никого, кто мог бы этим заняться, - заметил Кулум. За последние две недели он начал прибавлять в весе, и его болезненная бледность уже не так бросалась в глаза. - По-моему, он испытывает удовольствие от того, что мы потерпели крах. То есть, - быстро добавил он, - я-то, конечно, не в счет. Я хочу сказать, что «Благородный Дом» потерпел крах.

- Если это не «мы», значит это какая-то другая компания, Кулум.

- Да, я знаю, отец. Я имел в виду, что... ну, по-моему, ты всегда был для Лонгстаффа особенным человеком. Он, как китаец, низко кланялся твоим знаниям и опыту, потому что ты был богат. Но если отбросить богатство, у тебя нет ни знатности, ни воспитания. А без этого ты не можешь быть для него равным. А если ты ему не ровня, значит и знания твои не имеют никакой ценности. Абсолютно никакой. Мне кажется, все это весьма печально.

- Где ты узнал о китайском обычае низко кланяться?

- Подожди, пока увидишь Гонконг.

- Что это значит, парень?

- Мы будем на месте через несколько часов. Ты сможешь увидеть все своими глазами. - Голос Кулума зазвенел: - Пожалуйста, отец, вскрой письмо!

- Это известие подождет. Винифред умирала, когда ты уезжал. Ты ждешь чуда?

- Я надеюсь на него, да. Я молил о нем Господа.

- Пойдемте вниз, - пригласил их Струан.

Аккуратные ряды серебряных слитков таинственно посверкивали в полумраке трюма, отражая свет покачивающегося фонаря. Воздух здесь был сперт и насыщен сладковатым дурманящим запахом сырого опиума. Кругом кишели тараканы.

- Это невозможно, - прошептал Робб, касаясь серебра рукой.

- Я и не знал, что в каком-то одном месте на земле может оказаться столько серебра, - произнес Кулум, потрясенный увиденным не меньше своего дяди.

- Оно все здесь, можешь не сомневаться, - сказал Струан.

Робб дрожащей рукой взял один слиток, чтобы увериться, что это не сон. - Невероятно.

Струан рассказал им, как он получил это серебро. Он передал им все, что говорил Дзин-куа, не упомянув лишь о печати, четырех половинках монеты, о пяти лаках, которые предстояло вложить в землю на Гонконге, о пяти лаках, которые нельзя было трогать, а также об одном лаке для Гордона Чена. Он описал им морское сражение с Броком. Но ни словом не обмолвился о Мэй-мэй.

- Ах он проклятый пират! - негодовал Кулум. - Лонгстафф прикажет повесить Брока и Горта, когда услышит об этом.

- С какой стати? - поинтересовался Струан. - Брок виноват в этом не больше меня. Он просто случайно столкнулся со мной в темноте.

- Но это не ложь. Ты можешь доказать, что он...

- Я не могу и не стану ничего доказывать. Брок сделал попытку, она не удалась, вот и все. Это дело касается только его и меня, и никого больше.

- Мне это не нравится, - угрюмо сказал Кулум. - Закон предписывает по-иному смотреть на преднамеренное пиратство.

- Все счеты будут сведены. Когда я сам решу, что время пришло.

- Господи, помоги нам, мы спасены, - чуть слышно пробормотал Робб, голос его дрожал. - Теперь мы без помех осуществим все наши международные финансовые планы. Мы станем самой богатой компанией на Востоке. Благослови тебя Бог, Дирк. Ты совершил невозможное. - Теперь наше будущее обеспечено, восторженно думал Робб. Теперь денег хватит, чтобы удовлетворить самые экстравагантные вкусы Сары. Теперь я могу немедленно отправляться домой. Может быть, Дирк еще передумает и никогда не уедет отсюда, никогда не будет жить в Англии, забудет про парламент. Все наши тревоги позади. Теперь я смогу купить замок и зажить в мире и спокойствии, как какой-нибудь лорд. Сыновья женятся, дочери выйдут замуж, я смогу обеспечить им безбедное существование, и еще детям их детей останется. Родди сможет закончить университет. Он станет банкиром и никогда не узнает, что такое Восток. - Благослови тебя Бог, Дирк!

Кулум тоже пребывал в экстазе. Это не просто деньги, кричал ему мозг, это власть! Возможность покупать оружие, покупать голоса, чтобы диктовать свою волю парламенту. Здесь, передо мной, решение всех проблем чартистов и чартистского движения. Как Тай-Пэн я смогу использовать власть этого богатства - а потом и еще большего богатства - для достижения благородной цели. Благодарю тебя, Боже, истово молился он, что Ты не оставил нас в трудный час, в час испытаний.

Теперь Кулум по-другому смотрел на отца. За последние недели он много размышлял над словами Струана о богатстве власти, о их назначении и о том, что они дают человеку. Постоянно общаясь с Глессингом, прикоснувшись к той огромной власти, которой обладал на Востоке Лонгстафф, ловя сочувственные улыбки или наблюдая открытую радость по поводу гибели «Благородного Дома», он понял: человек без титула или богатства - сам по себе - беззащитен в этом мире. Струан почувствовал алчность, овладевшую Роббом и Кулумом. Да, сказал он себе. Но будь честен. Деньги, такие деньги способны совратить любого. Посмотри на себя. Ты убил восемь, десять человек, чтобы сохранить их. И убил бы еще сотню. Посмотри, что они заставляют тебя делать с собственным сыном и собственным братом.

- Есть одна вещь, и я хочу, чтобы вы ее очень хорошо усвоили, - заговорил он. - Эти деньги даны мне в долг. Под мое слово. Я отвечаю за них перед Дзин-куа. Я. Не «Благородный Дом».

- Я не понимаю тебя, Дирк, - поднял голову Робб.

- Что ты сказал, отец?

Струан достал Библию.

- Сначала поклянитесь на Священном Писании, что все, что я скажу, останется нашей тайной, тайной трех человек.

- Неужели нужно клясться? - удивленно произнес Робб. - Разумеется, я и так никогда ничего не скажу.

- Так ты клянешься, Робб?

- Конечно.

Он и Кулум поклялись, коснувшись рукой Библии.

Струан положил книгу на серебряные слитки.

- Эти деньги будут использованы для спасения «Благородного Дома» только при том условии, что если кто-либо из вас станет Тай-Пэном, он согласится: во-первых, целиком посвятить нашу компанию поддержке Гонконга и торговли с Китаем; во-вторых, навсегда сделать Гонконг тем местом, где будет располагаться главная контора компании; в-третьих, принять на себя выполнение всех обещаний, данных мною Дзин-куа, и держать мое слово перед ним и его наследниками; в-четвертых, взять с преемника, которого он выберет Тай-Пэном себе на смену, клятву, что тот будет делать то же самое; и в-последних, - Струан показал рукой на Библию, - обещайте сейчас, что сколько бы лет ни просуществовал наш торговый дом, только христианин, наш родич, сможет стать его Тай-Пэном. Поклянитесь в этом на Священном Писании, так же как вы заставите поклясться на Священном Писании своего преемника в соблюдении этих условий, прежде чем передадите ему власть.

Наступило молчание. Затем Робб, хорошо зная своего брата, спросил:

- Нам известны все условия, которые поставил Дзин-куа?

- Нет.

- Каковы же остальные?

- Я назову их после того, как вы поклянетесь. Можете доверять мне или не доверять, дело ваше.

- Получается не очень-то честно.

- То, что это серебро здесь, не очень-то честно, Робб. Я не могу рисковать. Это не детская игра. И в данный момент я не думаю о вас как о своих родственниках. Ставка делается на столетие. На два столетия вперед. - В неверном свете раскачивающегося фонаря глаза Струана горели зеленым огнем. - Отныне для «Благородного Дома» время будет идти по-китайски. С вами или без вас обоих.

Воздух в трюме сгустился почти ощутимо. Робб почувствовал, как взмокли его спина и плечи. Кулум ошеломленно смотрел на своего отца.

- Что для тебя означают слова «целиком посвятить компанию поддержке Гонконга»?

- Развивать и охранять его, сделать остров постоянной базой для всех торговых операций. А торговля имеет целью открыть Китай для остального мира. Весь Китай. Он должен войти в семью народов.

- Это невозможно, - покачал головой Робб. - Невозможно!

- Что ж, может быть. Но именно этому «Благородный Дом» посвятит все свои усилия.

- Ты хочешь сказать, поможет Китаю стать мировой державой? - спросил Кулум.

- Именно.

- Это опасно! - вскричал Робб. - Это сумасшествие! На земле и без того хватает забот, чтобы помогать еще и бесчисленным толпам язычников! Они же поглотят нас, как болотная трясина. Всех нас. Всю Европу!

- Сейчас каждый четвертый человек на земле - китаец, Робб. Нам выпала редкая возможность помочь им. Обучить нашим обычаям. Британским обычаям. Дать им закон, порядок, справедливость. Христианство. Ибо рано или поздно настанет день, когда они ринутся из своих пределов - сами по себе. Я говорю, что мы должны направить их по нашему пути.

- Это невозможно. Их не переделать. Никогда. Такая попытка заранее обречена на неудачу.

- Таковы условия. Через пять месяцев ты - Тай-Пэн. В свое время Кулум придет тебе на смену - если окажется достоин.

- Господи на небесах! - взорвался Робб. - Так вот к чему ты стремился все эти годы?

- Да.

- Я всегда знал, что у тебя есть какая-то непонятная мечта, Дирк. Но это... это уже слишком. Не берусь судить, чудовищно это или удивительно. Мне просто не дано тебя понять.

- Может быть, - ответил Струан, и в голосе его зазвучал металл. - Но это условие твоего выживания, Робби, твоего и твоей семьи, и залог их будущего. Ты станешь Тай-Пэном через пять месяцев. И будешь им по крайней мере один год.

- Я уже заметил тебе однажды, что, по-моему, это еще одно неразумное решение, - горячо заговорил Робб, и лицо его исказилось. - У меня нет ни твоих знаний, ни твоей хитрости, чтобы вертеть Лонгстаффом или удерживать «Благородный Дом» на первом месте во всей этой кутерьме с войнами, перемириями, новыми войнами. Или справляться с китайцами.

- Знаю. Я знаю, на какой риск иду. Но Гонконг теперь наш. Эта война закончится так же быстро, как и предыдущая. - Струан махнул рукой в сторону серебра. - Вот это - скала, которая не скоро рассыплется по песчинкам. Отныне все будет решать торговля. А торговать ты умеешь.

- Нет, тут дело не только в торговле. Есть еще корабли, которыми нужно управлять, пираты, с которыми нужно драться. Брок, которого нужно держать в узде, и тысячи других проблем.

- За пять месяцев мы сумеем решить основные. Со всеми остальными ты справишься.

- Справлюсь ли?

- Справишься. Потому что благодаря этим деньгам, мы теперь стоим более трех миллионов. Уезжая, я заберу с собой один. И двадцать процентов прибыли пожизненно. Ты сделаешь то же самое. - Он взглянул на Кулума. - К концу твоего срока мы будем стоить десять миллионов, потому что я смогу защитить вас и «Благородный Дом» из парламента и сделаю компанию баснословно богатой. Нам больше не нужно будет полагаться на сэра Чарльза Кросса, Дональда Макдональда, Макфи, Смита, Росса и всех, кого мы поддерживаем, чтобы они отстаивали наши интересы. Я буду делать это сам. И я буду постоянно приезжать на Гонконг, так что тебе не о чем беспокоиться.

- Мне нужно лишь достаточно денег, чтобы спокойно засыпать ночью и мирно просыпаться утром, - сказал Робб. - В Шотландии. Не на Востоке. Я не хочу умереть здесь. Я уезжаю со следующим кораблем.

- Год и пять месяцев, о которых я прошу, это не много.

- Это требование, Дирк, а не просьба.

- Я тебя ни к чему не принуждаю. Месяц назад, Робб, ты был готов принять пятьдесят тысяч и удалиться на покой. Прекрасно. Это предложение остается в силе. Если же ты хочешь получить то, что по праву принадлежит тебе, - более миллиона фунтов, - ты получишь их не позже, чем через два года. - Струан повернулся к Кулуму: - От тебя, парень, мне нужно два года твоей жизни, Если ты станешь Тай-Пэном - еще три года. Всего - пять лет.

- Если я не соглашусь на эти условия, тогда мне придется уехать? - спросил Кулум, чувствуя, как у него заныло сердце и пересохло в горле.

- Нет. Ты по-прежнему останешься партнером, хотя и младшим. Но ты никогда не будешь Тай-Пэном. Никогда, Мне придется найти и подготовить кого-то другого. Год - как раз тот срок, который справедливо попросить - или, как он говорит, потребовать - у Робба. Он уже одиннадцать лет в деле. - Струан взял в руки слиток серебра. - Тебе еще предстоит доказать, что ты достоин занять его место, Кулум, даже если ты сейчас согласишься. Ты будешь лишь предполагаемым преемником, не более того. Я не дам тебе жиреть на моем поте или поте Робба. Это закон клана и хороший закон жизни вообще. Каждый человек должен стоять на своих собственных ногах. Конечно, я буду помогать тебе всем, что в моих силах - пока я жив, но ты сам должен показать, на что способен. Только настоящий мужчина имеет право стоять на самом верху.

Лицо Кулума вспыхнуло.

Робб в упор смотрел на Струана, ненавидя его.

- Тебе не нужен Тай-Пэн через пять месяцев. Тебе просто нужна нянька на год, не в этом ли все дело?

- Обещай мне остаться здесь на пять лет, и ты сможешь сам выбрать, кого захочешь.

- Значит, я могу прямо сейчас устранить Кулума в обмен на обещание отдать тебе еще пять лет?

- Да, - не задумываясь ответил Струан. - Я думаю, из мальчика вышел бы толк, но окончательное решение осталось бы за тобой. Да.

- Видишь, что власть делает с человеком, Кулум? - сказал Робб натянутым голосом.

- Нынешний вариант «Благородного Дома» мертв без этих денег, - сказал Струан безо всякой злобы. - Я изложил вам свои условия. Решайте.

- Я понимаю, почему тебя ненавидят в этих морях, - произнес Кулум.

- Понимаешь ли, дружок?

- Да.

- Ты никогда не знаешь этого, не узнаешь по-настоящему, пока не истекут твои пять лет.

- Значит, у меня нет выбора, отец. Либо пять лет, либо ничего?

- Либо ничего, либо все, Кулум. Если тебя устраивает быть в жизни вторым, отправляйся сейчас на палубу. Я хочу, чтобы ты понял одно: стать Тай-Пэном «Благородного Дома» означает, что ты должен приготовиться к тому, чтобы жить в одиночестве, быть ненавидимым многими, иметь некую цель, высокую и бессмертную, и без колебаний приносить в жертву любого, в ком ты не уверен. Поскольку ты мой сын, я сегодня предлагаю тебе, безо всякого испытания, возможность получить верховную власть в Азии. То есть власть делать почти все на свете. Я не предлагаю этого с легким сердцем. Я знаю, что это такое - быть Тай-Пэном. Выбирай же, клянусь Богом!

Кулум не мог оторвать взгляд от Библии. И от серебра. Я не хочу быть вторым, сказал он себе. Теперь я это знаю. Тот, кто остается вторым, никогда не сможет сделать ничего достойного. У меня впереди бесконечно много времени, чтобы поразмыслить об этих условиях, о Дзин-куа и китайцах и заняться решением мировых проблем. Возможно, мне даже не придется переживать, стану я Тай-Пэном или нет... может быть, Робб решит, что я не подхожу для этого. О Господи, сделай так, чтобы я оказался достойным, пусть я стану Тай-Пэном, чтобы обратить эту власть на пользу добру. Пусть она явится средством для достижения Твоей цели. Хартия должна победить. И это единственный путь.

Его лоб покрылся капельками пота. Он взял Библию.

- Я клянусь господом Богом соблюдать эти условия. Если и когда я стану Тай-Пэном. Да поможет мне Бог. - Его пальцы дрожали, когда он клал Библию на место.

- Робб? - спросил Струан, не поднимая глаз.

- Пять лет как Тай-Пэн, и я могу отослать Кулума назад в Шотландию? Прямо сейчас? Смогу менять и переделывать все, что сочту нужным?

- Да, клянусь Господом. Неужели мне нужно повторять что-то дважды? Через пять месяцев ты будешь делать, что захочешь. Если согласишься на другие условия. Да.

В трюме наступила глубокая тишина, нарушаемая лишь нескончаемой крысиной возней в темноте.

- Почему вы хотите от меня отделаться, дядя? - спросил Кулум.

- Чтобы заставить страдать твоего отца. Ты последний в его роду.

- Верно, Робб. Так оно и есть.

- Но то, что вы говорите, ужасно! Чудовищно, - воскликнул пораженный Кулум. - Ведь мы же родственники. Родственники.

- Да, сказал Робб с мукой в голосе. - Но сегодня у нас откровенный разговор. Твой отец готов принести в жертву меня, тебя, моих детей, чтобы достичь своей цели. Почему мне не поступить точно так же?

- Может быть, ты так и поступишь, Робб, может быть, ты так и поступишь, - произнес Струан, кивая головой.

- Ты знаешь, что я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль. Господи милостивый, иже есть на небесах, что же с нами происходит? Мы всего лишь раздобыли денег, а нас вдруг обуяла алчность и Бог знает что еще. Прошу тебя, отпусти меня. Через пять месяцев. Прошу тебя, Дирк.

- Я должен уехать. Только в парламенте я смогу по-настоящему управлять Лонгстаффом и теми, кто придет ему на смену, - как это будешь делать ты, когда покинешь Азию. Только там мы сможем осуществить наш план. Но Кулуму нужно многому научиться. Ты пробудешь Тай-Пэном год и уедешь.

- Как можно обучить его за такой короткий срок?

- Через пять месяцев я увижу, может он быть Тай-Пэном или нет. Если нет, я сделаю другие распоряжения.

- Какие распоряжения?

- Смерть господня! Ты согласен, Робб, или ты отказываешься? Что это будет: один год или пять? Или ни одного?

Крепчающий ветер еще больше накренил корабль, и Робб перенес вес тела с одной ноги на другую. Все его существо восставало против этой клятвы. Но он знал, что должен ее принести. Должен ради своей семьи. Он взял в руки Библию, книга показалась ему отлитой из свинца. - Несмотря на то, что я ненавижу Восток и все, что он олицетворяет, я клянусь господом Богом соблюдать эти условия в полную меру своих сил и способностей. Да поможет мне Бог. - Он протянул Библию Струану. - Я думаю, ты пожалеешь, что заставил меня остаться и стать Тай-Пэном - на один год.

- Может быть. Но об этом не пожалеет Гонконг. - Струан открыл Библию и показал им четыре половинки монет, которые он воском прилепил изнутри к переплету. Он перечислил им все условия Дзин-куа, умолчав лишь об одном лаке для Гордона Чена. Это мое дело, сказал себе Струан и на секунду задумался, как отнесется Кулум к своему сводному брату - и к Мэй-мэй, - когда узнает о них. Робб знал о Мэй-мэй, хотя никогда и не видел ее. Интересно, спрашивал себя Струан, мои враги уже успели шепнуть Кулуму о Гордоне и Мэй-мэй?..

- Я считаю, ты был прав, что заставил нас поклясться, - сказал Робб. - Одному Богу известно, какой дьявольский трюк кроется за этими монетами.

Когда они вернулись в каюту, Струан подошел к столу и сломал печать на письме. Он прочел первые несколько строк и вскричал, задыхаясь от радости:

- Она жива! Винифред жива, клянусь Господом. Она поправилась!

Робб схватил письмо. Струан, вне себя от счастья, крепко обнял Кулума и начал отплясывать джигу, джига перешла в рил, он сомкнул руки с Кулумом, они вытащили в круг Робба, и вся их ненависть и недоверие друг к другу исчезли в один миг.

Потом Струан всей своей невероятной силой остановил их голова к голове.

- А теперь все вместе! Раз, два, три, - и они во всю силу легких прокричали латинский боевой клич клана:

- Feri! - Рази без промаха!

Потом он еще раз крепко обнял их и прогремел:

- Стюард!

Матрос со всех ног бросился на зов.

- Да, сэр-р?

- Всей команде по двойной чарке. Волынщики на ют! Принеси бутылку шампанского и еще один чайник с чаем, клянусь Богом!

- Есть, так точно, сэр-р!

Так они помирились между собой. Но в глубине души каждый понимал, что их отношение друг к другу уже никогда не будет прежним. Слишком много было сказано. Скоро каждый из них пойдет своей собственной дорогой. Один.

- Слава Богу, что ты вскрыл письмо потом, Дирк, - сказал Робб. - Слава Богу, что оно пришло. Я чувствовал себя ужасно. Ужасно.

- Я тоже, - добавил Кулум. - Прочти его вслух, отец.

Струан опустился в глубокое кожаное морское кресло и начал читать. Письмо было написано по-гэльски четыре месяца назад - через месяц после того, как Кулум отплыл из Глазго.

Парлан Струан писал, что жизнь Винифред две недели висела на волоске, а потом девочка начала поправляться. Доктора ничего не могли понять, они лишь пожимали плечами и говорили: «Воля Божья». Сейчас она жила со стариком на небольшом участке земли, который Струан приобрел для него когда-то много лет назад.

- Ей там будет хорошо, - сказал Кулум. - Вот только поговорить там не с кем, одни козы да охотники. Куда она станет ходить в школу?

- Пусть сначала окончательно поправится, окрепнет. Тогда подумаем и об этом, - сказал Робб. - Что там дальше, Дирк?

Дальше в письме шли семейные новости. У Парлана Струана было два брата и три сестры, и все давным-давно обзавелись своими семьями, а теперь переженились и их дети и народили им внуков. Были семьи и у его собственных детей: Дирка и Флоры - от первого брака и Робба, Ютинии и Сьюзан - от второго.

Многие из его потомков эмигрировали: в канадские колонии, в Соединенные Штаты Америки. Несколько человек были разбросаны по Индиям и испанской Южной Америке.

Парлан Струан писал, что Алистер МакКлауд, муж сестры Робба Сьюзан, вернулся из Лондона со своим сыном Гектором и поселился в Шотландии - потеря Сьюзан и их дочери Клер, скончавшихся от холеры, тяжелым камнем легла ему на сердце и почти доконала его. Он писал также, что получил письмо от Кернов: Флора, родная сестра Дирка, вышла замуж за Фаррана Керна, и в прошлом году они уехали в Норфолк, штат Вирджиния. Добрались они благополучно, и плаванье прошло хорошо; Керны и их трое детей были здоровы и счастливы.

Дальше в письме говорилось: "Передай Роббу, что Родди вчера уехал в университет. Я посадил его на дилижанс до Эдинбурга с шестью шиллингами в кармане и запасом еды на четыре дня. Твой кузен Дугалл Струан написал мне, что будет забирать его на каникулы к себе и станет его опекуном, покуда Робб не вернется домой. Я взял на себя смелость послать с ним вексель, выданный от имени Робба, на пятьдесят гиней в уплату за комнату и стол на год вперед и для выдачи одного шиллинга еженедельно на карманные расходы. Я также дал ему Библию и предупредил против продажных женщин, пьянства и азартных игр, и прочитал в напутствие отрывок из «Гамлета» Уилла Шекспира, где говорится про то, чтобы «в долг не брать и денег не давать», и заставил парня переписать его на листок бумаги и хранить его в Священном Писании. У мальчика хороший почерк.

Твоя дорогая Рональда и дети похоронены в одной из чумных ям. Прости, Дирк, мой мальчик, но закон требовал, чтобы всех умерших хоронили именно так - сжигали, а потом посыпали известью - ради безопасности живых. Но похороны были освящены в соответствии с нашей верой, и участок земли с могилами сделали священным местом. Да упокоит Господь их души.

За Винни не беспокойся. Девочка сейчас прямо красавица, и здесь, у Лох Ломонд, где на землю ступала нога Господа, она вырастет в добрую богобоязненную женщину. Теперь хочу предупредить тебя: не дай языческим варварам в Индийском Китае украсть твою душу и тщательно закрывай дверь от всякого зла, которое плодится в тех проклятых краях. Не сможешь ли ты вскоре приехать? Здоровье у меня прекрасное, милостивый Господь хранит меня. Только семь лет осталось мне до семи десятков, которые Бог обещал нам, но лишь один на четыре сотни видит в наше злое время. Я чувствую себя очень хорошо. В газетах пишут, что в Глазго, Бирмингеме и Эдинбурге были большие беспорядки. Опять поднялись чартисты. Фабричные рабочие требуют большей платы за свой труд. Два дня назад в Глазго состоялось публичное повешение за кражу овец. Черт побери англичан! В каком же мире мы живем, когда доброго шотландца вешают только за то, что он украл английскую овцу, да еще приговор выносит судья-шотландец. Ужасно. На той же сессии сотни людей выслали на австралийскую землю Ван Димена за участие в бунтах, забастовках и за то, что сожгли фабрику. Друга Кулума Бартоломью Ангуса приговорили к десяти годам ссылки в Новый Южный Уэльс за то, что он возглавлял чартистский мятеж в Эдинбурге Народ..."

- О Боже! - выдохнул Кулум.

- Кто этот Бартоломью, Кулум? - спросил Струан.

- Мы жили с ним в одной комнате в университете. Бедный старина Барт.

- Ты знал, что он чартист? - резко проговорил Струан.

- Конечно. - Кулум подошел к окну и устремил взгляд в море.

- Ты тоже чартист, Кулум?

- Ты сам говорил, что Хартия - справедливый документ.

- Да. Но я также высказал тебе и свои взгляды на неповиновение. Ты активный сторонник движения?

- Я был бы им, если бы остался дома. Большинство студентов университета поддерживают Хартию.

- Тогда, клянусь Богом, я рад, что ты здесь. Если Бартоломью стоял во главе бунта, он заслужил эти десять лет. У нас хорошие законы и лучшая парламентская система в мире. Неповиновение, бунты и забастовки - не способ добиваться перемен.

- О чем еще говориться в письме, отец?

Струан несколько секунд наблюдал спину своего сына, уловив в его голосе хорошо ему знакомую интонацию Рональды. Он мысленно решил внимательнее разобраться в действиях чартистов. Потом вернулся к письму:

"Народ ежедневно прибывает в Глазго с севера, где лорды продолжают огораживать клановую землю, лишая своих родичей исконного права на нее. Граф Струан, этот дьявол с черным, сердцем, да поразит его Господь скорой смертью, собирает теперь свой полк, чтобы сражаться в индийских колониях. Люди стекаются под его знамя отовсюду, привлеченные обещаниями богатой добычи и земли. Ходят слухи, что нам опять придется воевать с проклятыми американцами из-за канадских колоний, и еще рассказывают о войне между этими дьяволами французами и русскими из-за оттоманских турок. Черт бы побрал этих французов. Словно мало мы натерпелись от их архидьявола Бонапарта.

В печальные времена живем мы, мальчик мой. Да, забыл упомянуть, что появился план построить за пять лет железную дорогу от Глазго до Эдинбурга. То-то будет здорово? Тогда, быть может, мы, шотландцы, сможем объединиться, и выбросим вон англичан, и выберем своего короля. Обнимаю тебя и твоего брата и обними за меня Кулума. С уважением, твой отец Парлан Струан".

Струан с усмешкой поднял глаза.

- Кровожаден, как всегда.

- Если граф набирает полк в Индию, вполне может так получиться, что они окажутся здесь.

- Верно. Я подумал о том же. Что ж, парень, если он когда-либо доберется до владений «Благородного Дома», полк вернется домой без командира, да поможет мне Бог.

- Да поможет мне Бог, - эхом откликнулся Кулум.

Раздался стук в дверь, и в каюту торопливо вошел стюард, неся шампанское, бокалы и чай.

- Капитан Орлов благодарит вас от имени команды, сэр-р.

- Попроси его и Вольфганга присоединиться к нам в конце вахты.

- Есть, так точно, сэр-р.

После того как было разлито вино и чай, Струан поднял бокал.

- Тост. За Винифред, воскресшую из мертвых!

Они выпили, и Робб сказал:

- Еще один тост. Я пью за «Благородный Дом». Пусть никогда во веки мы не замыслим и не сделаем зла друг другу.

- Да.

Они выпили снова.

- Робб, когда мы придем на Гонконг, напиши нашим агентам. Пусть выяснят, кто являлся директорами нашего банка и кто был виновен в превышении кредита.

- Хорошо, Дирк.

- А потом, отец? - спросил Кулум.

- Потом мы пустим по миру всех виновных, - ответил Струан. - Вместе с их семьями.

У Кулума побежали мурашки по коже от неумолимой окончательности этого приговора.

- Почему же и семьи тоже?

- А что их жадность сделала с нашими семьями? С нами? С нашим будущим? Нам еще много лет предстоит расплачиваться за их тупую ненасытность. Поэтому они заплатят той же монетой. Все до единого.

Кулум встал и направился к двери.

- Что тебе нужно, парень?

- Туалет. То есть, я хочу сказать, «гальюн». Дверь закрылась за ним.

- Жаль, что пришлось говорить ему такие вещи, - вздохнул Струан. - Но по-другому нельзя.

- Знаю. Мне тоже жаль. Но ты прав насчет парламента. Он будет прибирать к рукам все большую и большую власть. Там и станут заключаться самые крупные торговые сделки. Я присмотрю за деньгами, и вместе мы сможем направлять Кулума и помогать ему. Как чудесно все получилось с Винифред, а?

- Да, слава Богу.

- У Кулума, похоже, вполне определенный взгляд на некоторые вещи?

- Он очень молод. Рональда воспитывала детей... Ну, она понимала Писание слишком буквально, как тебе известно. Когда-нибудь Кулуму придется повзрослеть.

- Что ты намерен делать в отношении Гордона Чена?

- Ты имеешь в виду его и Кулума? - Струан наблюдал за полетом морских чаек. - С этим придется разбираться сразу же, как только мы вернемся на Гонконг.

- Бедный Кулум. Взросление ведь дается нелегко, не так ли?

- Взросление никогда не бывает легким, - покачал головой Струан.

После короткой паузы Робб спросил:

- Помнишь мою Мин Су?

- Да.

- Я часто думаю, что сталось с ней и ребенком.

- Денег, которые ты дал ей, хватит на то, чтобы она могла жить как принцесса и нашла себе замечательного мужа, Робб. Она сейчас наверняка жена какого-нибудь мандарина. Не стоит за них переживать.

- Маленькой Изабель теперь должно быть десять. - Робб позволил себе скользнуть в ласковые объятия воспоминаний, где звенел ее смех и жила радость, которую Мин Су дарила ему. Так много радости, подумал он. Мин Су за один день давала ему больше любви, доброты, нежности и сочувствия, чем Сара за все годы их брака. - Тебе нужно жениться еще раз, Дирк.

- У меня еще будет время подумать об этом. - Струан рассеянно взглянул на барометр. Прибор показывал 30,1 дюйма, ясно. - Робб, когда станешь Тай-Пэном, Кулуму спуску не давай.

- Не волнуйся, не дам, - ответил Робб.

Когда Кулум поднялся на палубу, клипер перевалился на другой борт и вырвался из пролива, который образовывал с Гонконгом крошечный прибрежный остров Тун Ку Чай. Корабль быстро выскользнул из горловины пролива, зажатого меж высокими скалами, в открытое море и взял курс на юго-восток. Другой остров, покрупнее, Поклью Чау лежал в двух милях по левому борту. Свежий северный муссон срывал пену с волн, над морем висело серое покрывало облаков.

Кулум стал пробираться вперед, тщательно обходя аккуратные бухты канатов и тросов. Он прошел мимо рядов пушек, тускло отсвечивавших начищенными боками, и подивился чистоте и порядку на всем корабле. На Гонконге он поднимался на борт других торговых судов и везде видел грязь.

Левый гальюн оказался занят двумя матросами, поэтому он осторожно перебрался через борт в правый. Уцепившись за веревки, он с большим трудом спустил штаны и опасливо присел над сеткой.

Подошел молодой рыжеволосый матрос, ловко перемахнул через фальшборт в гальюн и снял штаны. Он был босиком и, присев, не стал держаться за веревки.

- С чудесным вас утречком, сэр, - поприветствовал он Кулума.

- И тебя также, - ответил Кулум, угрюмо держась за веревки.

Матрос управился быстро. Он потянулся вперед к фальшборту, взял из коробки квадратик газетной бумаги и подтерся, потом аккуратно бросил бумагу вниз и подвязал штаны на поясе.

- Что это ты делаешь? - спросил Кулум.

- Что? А, вы это про бумагу, сэр-р? Разрази меня гром, если я знаю, сэр. Это вроде как приказ Тай-Пэна. Вытирай задницу бумагой или лишишься платы за два месяца и просидишь десять суток в чертовом карцере. - Матрос рассмеялся - Тай-Пэн горазд на всякие шутки, прошу прощения, сэр. Но это его корабль, так что если сказано вытирать задницу, мы ее и вытираем. - Он легко спрыгнул на палубу, окунул руки в ведро с морской водой и поплескал ее себе на ноги. - Руки чертовы тоже мой, клянусь Богом, и ноги тоже, или отправляйся в карцер! Прямо чудно все это. Ни дать, ни взять сума... прошу прощения, сэр-р. Но вы только подумайте: руки чертовы мой, чертову задницу вытирай, каждую чертову неделю мойся целиком и каждую чертову неделю меняй одежду - не жисть, а прямо мука, провалиться мне на этом месте.

- Как же мука, черта с два, - откликнулся другой матрос, он жевал табак, облокотившись на фальшборт. - Плату получаешь звонкой монетой? И всегда, черт побери, в срок, клянусь Господом! Жратва что у твоего принца за столом? Да еще призовые деньги. Какого же рожна тебе еще надобно, Чарли? - Потом обратился к Кулуму: - Уж не знаю, как Тай-Пэн это делает, сэр, да только на его кораблях болезней и цинги меньше, чем на любом другом, сколько их тут ни плавает. - Он выпустил изо рта на ветер длинную струю черной от табака слюны. - Так что я свою задницу вытираю и всем при этом доволен. Прошу прощения, сэр, на вашем месте, сэр, я сделал бы то же самое. Тай-Пэн страх как любит, когда его приказы выполняются!

- Взять рифы на брамселях и бом-брамселях, - прокричал с юта капитан Орлов неожиданно мощным для такого маленького человечка голосом.

Моряки ловко отдали Кулуму честь и присоединились к тем, кто уже карабкался наверх к парусам.

Кулум воспользовался бумагой, вымыл руки и спустился вниз к отцу и дяде, где стал ждать подходящего момента, чтобы вступить в разговор.

- Какой смысл в том, чтобы пользоваться бумагой?

- А? - Струан удивленно поднял брови.

- В гальюне. Подтирайся бумагой или десять суток в карцере.

- А, вон что. Забыл сказать тебе, сынок. Китайцы полагают, что между испражнениями и болезнью существует какая-то связь.

- Это смешно, - фыркнул Кулум.

- Китайцы так не думают. И я тоже. - Струан повернулся к Роббу: - Я пробую это уже три месяца на «Китайском Облаке». Больных стало меньше.

- Даже по сравнению с «Грозовым Облаком»?

- Да.

- Это совпадение, - покачал головой Кулум.

Робб хмыкнул.

- На наших кораблях ты обнаружишь много совпадений, Кулум. Прошло лишь пятьдесят с небольшим лет с тех пор, как капитан Кук открыл, что лимоны и свежие овощи излечивают цингу. Может быть, испражнения действительно как-то связаны с болезнями.

- Когда ты мылся в ванне последний раз, Кулум? - спросил Струан.

- Не знаю... месяц... нет, вспомнил. Капитан Перри на «Грозовом Облаке» настоял, чтобы раз в неделю я мылся вместе с командой. Я тогда едва не умер от холода. Почему ты спрашиваешь?

- Когда ты в последний раз стирал свою одежду?

Кулум недоуменно заморгал, глядя на отца, потом опустил глаза на свои плотные штаны из коричневой шерсти и сюртук:

- Да никогда не стирал! Зачем ее нужно стирать?

Глаза Струана сверкнули:

- Отныне, на берегу или в море, ты будешь мыться целиком раз в неделю. Будешь пользоваться бумагой и мыть руки. Раз в неделю будешь отдавать свою одежду в стирку. Воду пить не будешь, только чай. И каждый день станешь чистить зубы.

- Зачем? Не пить воды? Это безумие. Стирать одежду? Господи, да ведь она от этого сядет, покрой испортится, и Бог еще знает что!

- Все это ты будешь делать. Это Восток. Ты нужен мне живым. Сильным. И здоровым.

- Я не стану. Я не ребенок и не один из твоих матросов!

- Тебе лучше послушаться отца, - сказал Робб. - Я тоже противился ему. Всем его нововведениям. Пока он не доказал мне, что они срабатывают. Как и почему, не знает никто. Но там, где люди мерли, как мухи, мы остались здоровыми.

- А вот и нет, - возразил Кулум. - Вы сами говорили мне, что постоянно болеете.

- Да. Но этой болезни уже много лет. Я так и не поверил твоему отцу про воду и продолжал пить ее. Теперь мой живот кровит и всегда будет кровить. Мне уже с этим ничего не поделать, слишком поздно, но, клянусь Богом, я жалею, что не попробовал. Может быть, эта гниль и не забралась бы ко мне внутрь. Дирк никогда не пьет воду. Только чай.

- Это то, что делают все китайцы, парень.

- Я в это не верю.

- Что ж, пока ты выясняешь, правда это или нет, - резко бросил Струан, - ты будешь подчиняться приказам. Ибо это приказы.

Кулум вскинул подбородок:

- Из-за каких-то варварских обычаев этих язычников-китайцев я должен поменять весь свой образ жизни? Ты это хочешь сказать?

- Я готов учиться у них. Да. Я перепробую все, чтобы сохранить здоровье, и ты будешь делать то же самое, клянусь Богом. Стюард! - рявкнул он.

Дверь распахнулась.

- Да, сэр-р.

- Приготовьте ванну для мистера Кулума. В моей каюте. И чистую одежду.

- Есть, сэр-р.

Струан пересек комнату и встал перед Кулумом. Он обследовал голову сына. - У тебя вши в волосах.

- Я совсем тебя не понимаю! - взорвался Кулум. - Вши есть у всех. Они всегда с нами, нравится нам это или нет. Ты просто почесываешься немного, вот и все.

- У меня нет вшей, нет их и у Робба.

- Тогда вы особенные. Прямо уникальные. - Кулум раздраженно отхлебнул из бокала с шампанским. - Мыться в ванной - значит глупо рисковать здоровьем, все это знают.

- От тебя дурно пахнет, Кулум.

- Ото всех дурно пахнет, - нетерпеливо отмахнулся Кулум. - Зачем же еще мы постоянно таскаем с собой помады? Вонь - просто часть нашей жизни. Вши - это проклятие, ниспосланное людям, о чем тут еще говорить.

- От меня не пахнет, не пахнет от Робба и от членов его семьи, не пахнет ни от одного из моих матросов, и мы самая здоровая компания на всем Востоке. Ты будешь делать то, что от тебя требуют. Вши - это совсем не обязательно, равно как и вонь.

- Тебе надо побывать в Лондоне, отец. Наша столица воняет, как ни один другой город мира. Если люди услышат, что ты проповедуешь насчет вшей и вони, тебя сочтут сумасшедшим.

Отец и сын сверлили друг друга взглядом.

- Ты подчинишься приказу! Ты вымоешься, клянусь Богом, или я заставлю боцмана вымыть тебя. На палубе!

- Соглашайся, Кулум, - вмешался Робб. Он чувствовал растущее раздражение Кулума и слепое упрямство Струана. - В конце концов, какое это имеет значение? Пойди на компромисс. Испробуй это в течение пяти месяцев, а? Если к этому времени ты не почувствуешь себя лучше, вернешься к тому, как жил раньше.

- А если я откажусь?

Струан посмотрел на него с неумолимым видом.

- Я люблю тебя, Кулум, больше своей жизни. Но некоторые вещи ты будешь делать. В противном случае я буду поступать с тобой, как с матросом, ослушавшимся приказа.

- Как это?

- Протащу тебя на веревке за кораблем десять минут и вымою таким образом.

- Вместо того, чтобы сыпать приказами, - обиженно выпалил Кулум, - почему бы тебе иногда просто не сказать «пожалуйста».

Струан рассмеялся в ту же секунду.

- Клянусь Господом, парень, а ведь ты прав. - Он хлопнул Кулума по спине. - Пожалуйста, не будешь ли ты так добр сделать то, о чем я прошу? Клянусь Господом, ты прав. Я буду чаще говорить «пожалуйста». И не беспокойся насчет одежды. У тебя будет лучший портной в Азии. К тому же того, что ты привез с собой, все равно недостаточно. - Струан взглянул на Робба: - Как насчет твоего портного, Робб?

- Хорошая мысль. Да. Сразу же, как только мы обоснуемся на Гонконге.

- Мы пошлем за ним прямо завтра, привезем его из Макао со всем, что ему нужно. Если только он уже не на Гонконге. Итак, в течение пяти месяцев, парень?

- Согласен. Но я по-прежнему считаю это пустой затеей.

Струан вновь наполнил бокалы.

- Теперь слушайте. Думаю, мы должны отпраздновать возрождение «Благородного Дома».

- Каким образом, Дирк? - спросил Робб.

- Мы устроим бал.

- Что? - Кулум с интересом вскинул глаза, разом забыв все свои обиды.

- Именно, бал. Для всего европейского населения. Роскошный по-княжески. Через месяц, считая от сегодняшнего дня.

- Это все равно что запустить ястреба в голубятню! - воскликнул Робб.

- О чем ты говоришь, дядя?

- Эта новость вызовет среди наших леди такой переполох, какого ты еще никогда не видел. Они ни перед чем не остановятся, чтобы перещеголять соперниц и появиться на балу в самом красивом платье - и, безусловно, самом модном! Они загоняют мужей до седьмого пота и будут красть друг у друга портних! Боже милостивый, бал - это грандиозная идея. Интересно, что наденет Шевон.

- Ничего - если решит, что это пойдет ей больше всего! - Глаза Струана весело сверкнули. - Да, бал. Мы назначим приз для той леди, чье платье будет признано лучшим. Думаю...

- Ты что, не помнишь, чем кончился суд Париса? - скривившись, спросил Робб.

- Помню. Но судьей будет Аристотель.

- Он слишком умен, чтобы согласиться на это.

- Посмотрим. - Струан на мгновение задумался. - Приз должен быть значительным. Тысяча гиней.

- Ты шутишь! - воскликнул Кулум.

- Тысяча гиней.

Кулума ошеломила такая расточительность. Это было неприлично. Более того, преступно. На эту тысячу гиней в сегодняшней Англии человек мог прожить, как король, пять или даже десять лет. Заработная плата фабричного рабочего, трудившегося от зари до зари и еще часть ночи шесть дней в неделю круглый год, составляла пятнадцать-двадцать фунтов за год - и на эту сумму он устраивал жилье, содержал жену, воспитывал детей, платил ренту, покупал еду, уголь, одежду. Мой отец сошел с ума, думал он, помешался на деньгах. Только подумать о двадцати тысячах гиней, которые он просвистел - да, именно просвистел! - в том глупом споре с Броком и Гортом. Но там, по крайней мере, нужно было убрать с дороги Брока. Эта рискованная затея оправдала бы себя, если бы сработала, да она по-своему и сработала - серебро на «Китайском Облаке», и мы снова богаты. Богаты.

Теперь Кулум понимал, что быть богатым значит прежде всего перестать быть бедным. Он убедился, что его отец был прав: сами деньги не имеют значения - только их отсутствие.

- Это слишком много, слишком много, - потрясение бормотал Робб.

- Да. С одной стороны это так. - Струан закурил сигару. - Но у «Благородного Дома» есть обязанность - все делать по-княжески. Эта новость заполнит умы и сердца людей, как ни одна другая. И об этом станут рассказывать сотни лет спустя. - Он положил руку на плечо Кулуму: - Запомни еще одно правило, дружок: когда ты хочешь крупно выиграть, ты должен крупно рисковать. Если ты не готов рисковать по-крупному, большая игра не для тебя.

- Такое огромное количество денег заставит, может заставить некоторых людей рискнуть большим, чем они могут себе позволить. Это не хорошо, не так ли?

- Главное назначение денег - быть использованными. Я бы сказал, что эти деньги не окажутся потраченными зря.

- Но что же ты приобретаешь с этим?

- Лицо, парень. - Струан повернулся к Роббу: - Кто победительница?

Робб беспомощно покачал головой:

- Не знаю. По красоте - Шевон. Но лучшее платье? Найдутся такие, которые рискнут целым состоянием, чтобы удостоиться этой чести, не говоря уже о призе.

- Ты еще не встречался с Шевон, Кулум?

- Нет, отец. Как-то раз я видел ее прогуливающейся по дороге, которую Джордж - Джордж Глессинг - проложил от Глессинг Пойнта до Счастливой Долины. Мисс Тиллман прекрасна. Но я нахожу мисс Синклер гораздо более привлекательной. В ней столько очарования! Джордж и я проводили некоторое время в ее обществе.

- Вот как, в самом деле? - Струан постарался скрыть внезапно мелькнувший в его глазах интерес.

- Да, - простодушно ответил Кулум. - У нас был прощальный ужин с мисс Синклер и Горацио на корабле Джорджа. У бедняги Джорджа забрали его фрегат. Он был так расстроен... Значит у нас в самом деле будет бал?

- Почему Глессинг потерял свой корабль?

- Лонгстафф назначил его начальником гавани и главным инспектором, и адмирал приказал ему занять предложенные должности. Мисс Синклер согласилась со мной, что это открывает перед ним завидные перспективы, но сам он не выглядел особенно счастливым.

- Он тебе нравится?

- О, да. Он очень доброжелателен ко мне. - Хотя я и сын Тай-Пэна, едва не добавил Кулум. Он благодарил судьбу за то, что у него нашлось с Глессингом общее увлечение. Оба они были прекрасными игроками в крикет. Кулум был капитаном университетской команды, а в прошлом году выступал за графство.

- Клянусь Юпитером, - сказал тогда Глессинг, - значит, ты должен быть чертовски хорош. Сам я играл за флот только полевым. Каким номером ты выходил с битой?

- Третьим.

- Вот это да! Я выше четвертого не поднимался¹. Черт побери, Кулум, старина, может быть, нам следует выделить участок под поле для крикета? Чтобы было где тренироваться, а?

Кулум улыбнулся про себя, очень довольный тем, что оказался хорошим игроком в крикет. Он знал, что без этого Глессинг просто-напросто перестал бы его замечать, и тогда он был бы лишен удовольствия видеть Мэри. Интересно, позволит ли она ему сопровождать ее на бал?

- Мисс Синклер и Горацио очень любят тебя, отец.

- Я полагал, что Мэри в Макао.

- Она и была там, отец. Но где-то около недели назад она на несколько дней вернулась на Гонконг. Очаровательная леди, не правда ли?

Внезапно послышалось тревожное звяканье корабельного колокола, быстрый топот многих ног и крик: «Свистать всех наверх!» Струан рванулся из каюты.

Робб поспешил за ним, но остановился в дверях.

- Две вещи, Кулум, быстро, пока мы одни. Во-первых, делай то, что говорит тебе отец, и будь терпелив с ним. Он странный человек со странными идеями, но в большинстве случаев они себя оправдывают. И, во-вторых, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе стать Тай-Пэном. - После этого он поспешил наверх, Кулум за ним следом.

Когда Струан выскочил на ют, команда уже стояла по местам и открывала пушечные порты, наверху матросы облепили снасти.

Прямо перед ними, растянувшись зловещей линией вдоль горизонта, показалась флотилия боевых джонок.

- Клянусь левой ягодицей Тора, да их тут целый флот! - крякнул капитан Орлов. - Я насчитал больше сотни, Тай-Пэн. Поворачиваем и удираем?

- Следуем прежним курсом, капитан. У нас перед ними выигрыш в скорости. Очистить палубы! Мы подойдем поближе и посмотрим. Поставить брамсель и фор-брамсель!

Орлов проорал наверх:

- Поставить брамсель и фор-брамсель! Все паруса, хоу! - Офицеры подхватили эти крики, матросы бросились к парусам, развернули их, и «Китайское Облако», разрезая форштевнем воду, полетел еще быстрее.

Корабль находился в проливе между крупным островом Поклью Чау в двух милях по левому борту и небольшим островком Ап Ли Чау в полумиле справа. Ап Ли Чау отстоял на четверть мили от Гонконга и образовывал удобный залив, получивший название Абердин. На берегу этого залива располагалась рыбацкая деревушка. Струан заметил в заливе больше сампанов и рыбацких джонок, чем их было там месяц назад.

На ют поднялись Робб и Кулум. Робб увидел джонки на горизонте, и волосы зашевелились у него на затылке.

- Кто они такие, Дирк?

- Не знаю, парень. Ну-ка, в сторону!

Кулум и Робб отскочили с дороги, когда несколько матросов спустились по вантам и, покрикивая хором, закрепили натянутые тросы, а затем бросились к боевым местам на корме. Струан протянул бинокль Мауссу, чья грузная фигура появилась на юте рядом с ним: - Ты можешь разобрать, что у них за флаг, Вольфганг?

- Нет, пока нет, Тай-Пэн. - Вольфганг, чувствуя, как у него пересохло во рту, вглядывался в огромную неповоротливую боевую джонку, шедшую впереди, одну из самых больших, какие ему доводилось видеть, - более двухсот футов в длину и водоизмещением около пятисот тонн. Ее корпус с несоразмерно большой кормой слегка кренился под давлением трех обширных парусов. - Gott im Himmel, их слишком много для пиратского флота. Но это вряд ли армада для вторжения на остров? Они, конечно, не осмелятся напасть на Гонконг, пока наш флот так близко.

- Мы скоро все узнаем, - сказал Струан. - Два румба вправо!

- Два румба вправо, - отозвался рулевой.

- Так держать! - Струан проверил положение парусов. Свежий ветер и натянутые, звенящие снасти заражали его радостным возбуждением.

- Смотрите! - крикнул капитан Орлов, показывая назад.

Еще одна флотилия джонок показалась из-за южной оконечности Поклью Чау, готовясь отрезать им путь к отступлению.

- Это засада! Приготовиться повернуть...

- Остановитесь, капитан! Я на юте!

Капитан Орлов угрюмо отошел к рулевому и встал у компаса, проклиная правило, в котором оговаривалось, что когда Тай-Пэн находился на юте любого судна, принадлежащего «Благородному Дому», он становился его капитаном.

Что ж, подумал Орлов, удачи тебе, Тай-Пэн. Если мы сейчас не развернемся и не бросимся наутек, эти джонки с их висельниками отрежут нас, а те, что впереди, просто задавят нас численностью, и мой прекрасный корабль перестанет существовать. Черта с два, разрази меня гром! Со своими пушками мы отправим штук тридцать в огненные ямы Валгаллы и пролетим сквозь их строй подобно Валькирии.

И впервые за эти четыре дня он забыл о серебре и радостно думал лишь о предстоящей схватке.

Корабельный колокол пробил восемь склянок.

- Разрешение сойти вниз, капитан! - крикнул Орлов.

- Да. Возьмите с собой мистера Кулума и покажите ему, что нужно делать.

Орлов быстро проводил Кулума в глубь корабля.

- Когда пробьет восемь склянок в утреннюю вахту - это полдень по береговому времени, - капитан обязан завести хронометр, - объяснил он, испытывая облегчение от того, что ушел с юта, когда Тай-Пэн узурпировал командование судном. Хотя, опять же, признался он себе, будь ты на месте Тай-Пэна, ты сделал бы то же самое. Оказавшись там, ты бы никогда и никому не уступил самой прекрасной должности на свете.

Его маленькие голубые глазки изучали Кулума. Он заметил его мгновенную неприязнь к нему и взгляды исподтишка на его горб и короткие ноги. Даже после сорока лет таких взглядов он все еще не выносил, когда его считали уродом.

- Я родился на льдине в снежную бурю. Моя мать говорила, я был таким красивым малышом, что злой дух Ворг растоптал меня своими копытами через час после моего рождения.

Кулум неуютно задвигался в полутьме.

- О?

- У Ворга раздвоенные копыта, - с коротким смешком добавил Орлов. - Ты веришь в духов?

- Нет. Нет, не думаю.

- Но в дьявола ты веришь? Как все добрые христиане?

- Верю. - Кулум старался не выдать голосом охватившего его страха. - Что следует делать с хронометром?

- Его следует завести. - Орлов опять хохотнул. - Если бы тебя мать рожала на свет так же, как меня, может и ты вышел бы Кулумом Горбуном вместо Кулума Стройного Красавчика, а? С высоты моего роста на все смотришь по-другому.

- Мне очень... вам, должно быть, ужасно трудно.

- Не трудно - ваш Шекспир нашел слова получше. Но ты не волнуйся, Кулум Силач. Я могу убить человека вдвое больше меня безо всякого труда. Хочешь, я научу тебя убивать? Скажу сразу, лучшего учителя тебе не найти. За исключением, разве что, Тай-Пэна.

- Нет. Нет, спасибо.

- Ты поступишь разумно, если научишься этому. Очень разумно. Попроси своего отца дать тебе несколько уроков. Когда-нибудь тебе понадобится такое умение. Да, и скоро. Ты знал, что у меня есть дар провидения?

Кулум передернулся.

- Нет.

Глаза Орлова сверкнули в темноте, улыбка сделала его еще больше похожим на маленького злого гнома.

- Тебе еще многому нужно научиться. Ты ведь хочешь стать Тай-Пэном, не так ли?

- Да. Я надеюсь стать им. Когда-нибудь.

- В тот день руки твои обагрятся кровью.

Кулум вздрогнул, но тут же постарался вернуть себе самообладание.

- Что вы хотите этим сказать?

- Уши у тебя есть. В тот день на твоих руках будет кровь. Да. И очень скоро тебе понадобится человек, которому ты сможешь доверять в течение многих-многих дней. Пока Норстедт Страйд Орлов является капитаном одного из твоих кораблей, ты можешь верить ему.

- Я запомню, капитан Орлов, - сказал Кулум и пообещал себе, что когда станет Тай-Пэном, он первым делом спишет Орлова на берег. И тут, подняв голову и заглянув ему в лицо, он вдруг испытал странное чувство, будто Орлов прочел его тайные мысли.

- В чем дело, капитан?

- Спроси у себя самого. - Орлов отпер шкафчик, в котором хранился хронометр. Для этого ему пришлось встать на ступеньку приставной лесенки. Затем он начал аккуратно заводить часы большим ключом.

- Эти часы нужно заводить на тридцать три оборота.

- А почему вы сами делаете это? Почему не один из офицеров? - спросил Кулум, хотя это его нисколько не интересовало.

- Это обязанность капитана. Одна из них. Навигация - такая вещь, которую следует хранить в тайне. Если бы с этим мог справиться любой матрос на корабле, конца бы не было бунтам. Лучше всего, когда только капитан и несколько офицеров обладают необходимыми навыками и знаниями. Тогда матросы без них беспомощны и обречены на гибель. Мы держим хронометр на запоре и здесь, подальше от глаз, безопасности ради. Разве он не прекрасен? Какая работа, а? Сделано добрыми английскими руками с помощью добрых английских мозгов. Он показывает точное лондонское время.

Воздух в проходе был спертый, и Кулум почувствовал приступ дурноты, тем более сильный, что его терзал страх перед Орловом и предстоящей схваткой. Но он сумел справиться с тошнотой и твердо решил, что не доставит удовольствия Орлову, раскиснув у него на глазах. Он постарался не замечать кисловатого запаха, который шел из льял. Когда-нибудь я рассчитаюсь с ним за все, поклялся он про себя.

- Неужели хронометр настолько важен?

- Ты посещал университет и задаешь такие вопросы? Без этого красавца нам конец. Ты слышал о капитане Куке? Шестьдесят лет назад он первый воспользовался хронометром и доказал его необходимость. До того времени мы не могли определять долготу. Но теперь, имея точное лондонское время и секстант, мы можем определить свое местонахождение с точностью до мили. - Орлов запер шкафчик и бросил на Кулума короткий взгляд.

- Ты умеешь пользоваться секстантом?

- Нет.

- Когда мы потопим джонки, я покажу тебе. Или ты полагаешь, что сможешь быть Тай-Пэном «Благородного Дома» сидя на берегу? А?

Они услышали торопливый топот ног по палубе и почувствовали, что «Китайское Облако» еще больше прибавил в скорости. Здесь, внизу, казалось, что весь корабль пульсирует, словно живое существо.

Кулум облизнул сухие губы.

- А мы сможем потопить так много джонок и уйти от опасности?

- Если не сможем, до берега придется добираться вплавь. - Коротышка посмотрел на Кулума снизу вверх: - Ты когда-нибудь терпел кораблекрушение или тонул?

- Нет. И я не умею плавать.

- Если ты моряк, лучше и не учиться. Это способно лишь ненадолго отсрочить неизбежное - если море захотело тебя и твое время пришло. - Орлов дернул за цепочку, проверяя замок. - Тридцать лет я провел в море, а плавать не умею. Я тонул больше десятка раз, от Китайских морей до Берингова пролива, но всегда находил рею или лодку. Когда-нибудь море возьмет меня. Оно само решит, когда. - Он поправил боевой цеп на руке. - Я был бы рад вернуться сегодня в порт.

Кулум благодарно последовал за ним вверх по трапу.

- Вы доверяете команде?

- Капитан доверяет своему кораблю, только своему кораблю. И только себе изо всех людей.

- А моему отцу вы доверяете?

- Он капитан.

- Я не понимаю.

Орлов не ответил. Очутившись на юте, он проверил паруса и нахмурился. Слишком уж их много в такой близости от берега. Слишком много неизвестных рифов в этих водах, и в воздухе пахнет бурей. Линия преградивших им путь джонок протянулась в двух милях прямо по курсу; маленькие суда молча и неумолимо надвигались на них.

Корабль шел под всеми парусами, фок и грот по-прежнему зарифлены, и радостно подрагивал всем корпусом. Эта радость передалась команде. Когда Струан приказал убрать рифы, матросы прыгнули к снастям и с песней взялись за дело, забыв про серебро, отравившее их души алчностью. Ветер посвежел, и паруса начали покряхтывать. Клипер накренился, набирая скорость, морская пена, как дрожжи, поднималась в шпигатах.

- Мистер Кьюдахи! Возьмите вахтенных по трюму и вынесите оружие на палубу!

- Есть, так точно, сэр-р! - Кьюдахи, первый помощник капитана, черноволосый ирландец с прыгающими глазами, носил в ухе золотую серьгу.

- Так держать! Палубная вахта! Пушки к бою! Заряжать картечью!

Люди облепили пушки, выкатили их из пушечных портов, зарядили картечью и закатили обратно.

- Расчету третьей пушки по чарке рома сверх нормы! Расчету восемнадцатой чистить льяла!

Крики радости перемешались с громкими проклятиями.

Это был обычай, который Струан ввел на своих судах много лет назад. Расчет, приготовившийся первым перед сражением, получал награду, а отстающим доставалась самая грязная работа на корабле.

Струан окинул взглядом небо, тугие паруса и направил бинокль на огромную боевую джонку. Он заметил много пушечных амбразур, носовую фигуру в виде дракона и флаг, который пока не мог распознать на таком расстоянии. Увидел десятки китайцев, толпящихся на палубе, и горящие факелы.

- Приготовить бочки с водой! - прокричал Орлов.

- Зачем нужны бочки, отец? - спросил Кулум.

- Чтобы тушить огонь, парень. На джонках горят факелы. Китайцы, должно быть, в избытке запасли зажигательные ракеты и дымовые бомбы. Дымовые бомбы делают из дегтя и серы, они испускают страшную вонь, очень едкую, и могут превратить клипер в сущий Бедлам, - если вовремя не приготовиться. - Он посмотрел за корму: другая флотилия входила в пролив позади них.

- Мы отрезаны, не так ли? - спросил Кулум, чувствуя, как сжалось сердце у него в груди.

- Да. Но только дурак повернул бы в ту сторону. Посмотри на ветер, парень. Если бы мы развернулись, нам бы пришлось лавировать против ветра, а что-то подсказывает мне, что он встанет еще круче против нас. Но, двигаясь вперед, как сейчас, мы дадим фору любой джонке. Ты только взгляни, как они неповоротливы, дружок! Словно тяжеловозы в сравнении с нами - легконогой борзой. У нас десятикратный перевес в огневой мощи, если брать корабль на корабль.

Одна из снастей наверху грот-мачты неожиданно лопнула, рея завизжала, ударившись о стеньгу, и парус заплескался на ветру.

- Вахтенные с левого борта, наверх! - прорычал Струан. - Топенант к бом-брам-рее быстро!

Кулум смотрел, как матросы выбрались на рею почти у самой верхушки грот-мачты и боролись с ветром, вцепившись в нее ногтями и пальцами ног, и он знал, что сам никогда не смог бы так. Он ощутил в желудке желчь, которую пригнал туда страх; из головы не шли слова Орлова про кровь на его руках. Чью кровь? Пошатываясь, он подошел к фальшборту, и его вырвало.

- Вот, возьми, сынок, - сказал Струан, протягивая ему фляжку с водой, висевшую на кофель-нагеле.

Кулум оттолкнул ее, ненавидя отца в этот миг за то, что тот заметил его слабость.

- Ополосни рот, клянусь Богом! - Голос Струана звучал сурово.

Кулум с несчастным видом подчинился и даже не заметил, что это была не вода, а холодный чай. Он сделал несколько глотков, и это вызвало новый приступ рвоты. Затем он сполоснул рот и стал осторожно цедить напиток сквозь зубы, чувствуя себя ужасно.

- В первый раз, когда я участвовал в сражении, меня рвало, как упившегося егеря - ты такого даже вообразить себе не можешь. И я был перепуган до смерти.

- Я в это не верю, - чуть слышно произнес Кулум. - Ты никогда в жизни не знал, что такое страх или тошнота.

Струан хмыкнул.

- Что ж, можешь мне поверить. Это было у Трафальгара.

- Я и не знал, что ты был там! - От удивления Кулум даже на время забыл о своем желудке.

- Я был подносчиком пороха, «пороховой мартышкой». Военно-морской флот набирает детей на линейные корабли, чтобы подтаскивать порох из зарядного погреба на пушечные палубы. Проход должен быть узким, насколько это возможно, чтобы уменьшить опасность проникновения туда огня во время боя, иначе весь корабль взлетит на воздух. - Струану вспомнились рев пушек и крики раненых, оторванные конечности, разбросанные по палубе, скользкой от крови, багровый цвет шпигатов - и запах крови. И вонь в нескончаемом черном туннельчике, осклизлом от детской блевотины. Он вспомнил, как на ощупь пробирался к пушкам с бочонками пороха, потом нырял назад в эту страшную темноту, а сердце колотилось как сумасшедшее, и нечем было дышать, и слезы ужаса катились по закопченному лицу - и так час за часом. - Я едва не умер от страха.

- Ты действительно участвовал в Трафальгарской битве?

- Да. Мне было тогда семь лет. Я был самым старшим в моей группе, но боялся больше всех. - Струан тепло потрепал сына по плечу. - Так что не переживай. В этом нет ничего зазорного.

- Мне сейчас не страшно, отец. Это просто запахи в трюме.

- Не обманывай себя. Это запах крови, который ты будто бы уже чувствуешь, и страх, что она окажется твоей собственной.

Кулум быстро перегнулся через борт, и его вырвало снова. Свежий морской ветер никак не мог выветрить тошнотворный сладковатый запах из его ноздрей и зловещее пророчество Орлова из его памяти.

Струан подошел к бочонку с бренди, нацедил чарку и протянул ее Кулуму, наблюдая за ним, пока он пил.

- Прошу прощения, сэр. Ванна готова, как вы приказывали, сэр-р, - доложил стюард.

- Благодарю. - Струан подождал, пока стюард присоединится к своему орудийному расчету, и повернулся к Кулуму: - Ступай вниз, парень.

Кулум весь вспыхнул от унижения:

- Нет. Я останусь здесь. Мне уже лучше.

- Ступай вниз! - Хотя это был приказ, он был отдан мягким тоном, и Кулум понял, что ему дают возможность сойти вниз, сохраняя лицо.

- Пожалуйста, отец, - начал он, чуть не плача. - Позволь мне остаться. Прости меня.

- Извиняться не за что. Я подвергался такой опасности, как сейчас, тысячу раз, поэтому мне легко. Я знаю, чего ожидать. Ступай вниз, парень. Ты еще успеешь вымыться и вернуться на палубу. И принять участие в схватке, если все это кончится схваткой. Пожалуйста, иди вниз.

Кулум подчинился с расстроенным видом.

Струан повернулся к Роббу, который с посеревшим лицом прислонился к фальшборту. Струан задумался на мгновение, потом подошел к нему.

- Могу я попросить тебя об одолжении, Робб? Составь парню компанию. Ему что-то совсем скверно.

Робб выдавил на лице улыбку.

- Спасибо, Дирк. Но на этот раз мне нужно остаться. Как бы я себя ни чувствовал. Они собираются напасть на остров?

- Нет, дружище. Но не волнуйся. Мы сможем пробиться сквозь них, если понадобится.

- Я знаю. Я знаю.

- Как Сара? Срок у нее, кажется, уже очень близко, нет? Извини, что не спросил сразу.

- Она чувствует себя хорошо, насколько хорошо вообще чувствует себя большинство женщин, когда ждать остается несколько недель. Скорее бы ожидание закончилось. Скорее бы.

- Да. - Струан отвернулся и чуть-чуть поправил курс.

Робб заставил себя не думать о джонках, которые, казалось, покрыли собой все море впереди. Надеюсь, это будет еще одна девочка, подумал он. Девочек настолько легче растить, чем мальчиков. Надеюсь, она будет похожа на Карен. Дорогая моя крошка Карен!..

Робб опять возненавидел себя за то, что накричал на нее сегодня утром - неужели еще сегодня утром они все вместе были на «Грозовом Облаке»? Карен куда-то пропала, и они с Сарой решили, что девочка свалилась в воду. Они с ума сходили от беспокойства, а потом, когда начались поиски, Карен со счастливым видом появилась на палубе из трюма, где играла все это время. Робб испытал такое облегчение, что тут же наорал на нее, и Карен, заходясь в плаче, бросилась искать утешения у матери. Робб напустился на жену за то, что она не смотрит за Карен как следует, зная, что Сара тут ни при чем, но не в силах сдержать себя. Потом, через несколько минут, Карен уже была как все дети: она весело смеялась, обо всем забыв. А они с Сарой были как все родители: их еще душила злоба друг на друга, и они не забыли ничего...

Впереди и позади них флотилии джонок блокировали «Китайское Облако». Робб увидел своего брата, который прислонился к нактоузу и невозмутимо прикуривал сигару от тлеющего пушечного фитиля, и пожалел, что не обладает таким же спокойствием.

О Господи, дай мне силы пережить эти пять месяцев, а потом еще двенадцать месяцев и путешествие домой, и, пожалуйста, пусть у Сары все кончится благополучно.

Он перегнулся через фальшборт, и его буквально вывернуло наизнанку.

- Два румба влево, - сказал Струан, внимательно изучая берег Гонконга. Он почти достаточно приблизился к скалистому выступу в море справа по борту и вышел в наветренную сторону от линии джонок. Еще несколько минут, и тогда он повернет и ринется на джонку, которую заранее наметил себе в жертвы, и благополучно вырвется на свободу - если только у китайцев нет брандеров, и если ветер не упадет, и если какой-нибудь подводный риф или мель не изувечат корпус клипера.

На севере небо начинало темнеть. Устойчивый муссон дул с прежней силой, но Струан знал, что в этих водах ветер может с гибельной внезапностью поменять направление на восемь румбов и больше или с моря вдруг налетит ураганный шквал. Его корабль несет столько парусов, что их положение сразу станет крайне опасным: ветер может сорвать паруса прежде, чем они успеют взять рифы, или мачты не выдержат. Кроме того, нельзя было забывать о мелях и многочисленных рифах, которые могут подстерегать их так близко от берега, готовые в любую минуту пропороть им днище. Никто еще не составлял карту этих вод. Однако Струан понимал, что только скорость спасет их. И йосс.

- Gott im Himmel! - Маусс вцепился в бинокль. - Это Лотос! Серебряный Лотос!

Струан выхватил у него бинокль и навел его на флаг, развевавшийся над огромной джонкой: серебряный цветок на красном поле. Ошибки не было. Это действительно был Серебряный Лотос, флаг By Фан Чоя, короля пиратов, о садизме которого ходили легенды, чьи бесчисленные флотилии грабили и разоряли все побережье южного Китая и собирали дань на тысячу миль к северу и югу. По слухам, его главная стоянка находилась на Формозе.

- Что By Фан Чой делает в этих водах? - спросил Маусс. Вновь он почувствовал, как в нем поднимается эта странная смесь страха и надежды. Да исполнится воля Твоя, Господи.

- Наше серебро, - ответил Струан. - Это должно быть наше серебро. В противном случае By Фан Чой никогда бы не рискнул появиться здесь, особенно когда наш флот совсем рядом.

Много лет португальцы и все торговцы платили By Фан Чою дань - за безопасное прохождение своих судов. Так выходило дешевле, чем терять корабли, к тому же джонки пирата держали моря южного Китая свободными от других пиратов - большую часть года. Но с прибытием экспедиционного корпуса в прошлом году британские торговцы перестали платить пиратам, и одна из флотилий By Фан Чоя начала разбойничать на морских путях и на побережье рядом с Макао.

Четыре фрегата королевского флота выследили и уничтожили большинство пиратских джонок, а затем преследовали остальные до самого Байас Бэя - логова пиратов на побережье в сорока милях к северу от Гонконга, где те пытались укрыться. Там фрегаты уничтожили последние джонки и сампаны и сожгли две пиратские деревни. С тех пор флаг By Фан Чоя не рисковал показываться в водах острова.

С пиратского флагмана раздался пушечный выстрел, и, к огромному удивлению англичан, все джонки, кроме одной, повернули к ветру, спустили гроты, оставив лишь короткие паруса на корме, и легли в дрейф. Маленькая джонка отделилась от флотилии и двинулась по направлению к «Китайскому Облаку», намереваясь покрыть разделявшую их милю.

- Руль под ветер! - распорядился Струан, и «Китайское Облако» тоже повернул к ветру. Паруса тревожно захлопали, корабль потерял скорость и почти остановился. - Держать судно носом к ветру!

- Есть, есть, сэр-р!

Струан в бинокль разглядывал маленькую джонку. На верхушке мачты полоскался белый флаг.

- Смерть господня! Это еще что за новости? Китайцы никогда не пользуются белым флагом! - Джонка подошла ближе, и Струан онемел от изумления: джонкой управлял огромный чернобородый европеец в тяжелой морской одежде и с абордажной саблей у пояса. Рядом с ним стоял китайский мальчик, одетый в богатый халат и штаны из зеленой парчи и в мягкие черные сапоги. Струан увидел, как европеец навел длинную подзорную трубу на «Китайское Облако». Через мгновение человек опустил ее, громко расхохотался и помахал рукой.

Струан передал бинокль Мауссу:

- Что ты думаешь об этом человеке? - Он перегнулся к капитану Орлову, наблюдавшему за джонкой в свою трубу. - Капитан?

- Пират, в этом нет сомнения. - Орлов протянул подзорную трубу Роббу. - Вот и еще один слух подтвердился - во флоте By Фан Чоя служат европейцы.

- Но зачем им всем понадобилось спускать паруса, Дирк? - ошеломленно спросил Робб.

- Посланник нам все расскажет. - Струан подошел к краю квартердека. - Мистер, - крикнул он Кьюдахи, - приготовьтесь дать предупредительный выстрел.

- Есть, есть, сэр-р. - Кьюдахи подскочил к первой пушке и навел ее.

- Капитан Орлов! Приготовьте баркас. Вы поведете абордажную команду. Если мы сразу не потопим эту джонку.

- Но зачем брать ее на абордаж, Дирк? - спросил Робб, подходя к Струану.

- Я не подпущу ни одну пиратскую джонку ближе чем на пятьдесят ярдов. Это может оказаться брандер, набитый порохом. В наши времена лучше быть готовым к любым хитростям.

На сходном трапе появился Кулум. Ему казалось, что на него смотрит вся команда. Он был одет, как моряк, в толстую шерстяную рубашку, шерстяную куртку, широкие штаны и парусиновые туфли.

- Привет, парень, - кивнул ему Струан.

- Что происходит?

Струан рассказал ему и добавил:

- Этот костюм идет тебе, сынок. Ты выглядишь лучше.

- Мне действительно гораздо лучше, - сказал Кулум, чувствуя себя неуютно в новой одежде и совсем чужим на корабле.

Когда до пиратской джонки оставалась сотня ярдов, «Китайское Облако» дал выстрел над ее носом, и Струан поднял рупор.

- Паруса долой! - прокричал он. - Или я разнесу вас в щепки.

Джонка послушно повернула к ветру, спустила паруса и легла в дрейф, увлекаемая приливом.

- Эй, на «Китайском Облаке»! Разрешение ступить на борт, - прокричал чернобородый великан.

- Зачем, и кто вы такой?

- Капитан Скраггер, некогда житель Лондона, - крикнул человек в ответ и грубо захохотал. - Словечко вам на ухо, милорд Струан, частным образом!

- Поднимайтесь на борт один. Без оружия!

- Как парламентер, приятель?

- Да. - Струан подошел к леерному ограждению. - Держите джонку под прицелом, мистер Кьюдахи!

- Она под прицелом, сэр-р!

С борта джонки на воду спустили маленькую динги, Скраггер ловко перепрыгнул в нее и начал грести к «Китайскому Облаку». Приближаясь, он зычным голосом затянул матросскую песню «Бей Врага, Друг» в такт движениям кормового весла.

- Отчаянный черт, - заметил Струан, улыбаясь против воли.

- Скраггер - довольно редкое имя, - сказал Робб. - Не за Скраггера ли из Лондона вышла тогда замуж бабушка Этель?

- Да. Я подумал о том же, дружище. - Улыбка Струана стала еще шире. - Погоди, вот еще окажется, что среди наших родственников есть пираты.

- Разве мы сами все не пираты?

Струан рассмеялся.

- «Благородный Дом» будет в безопасности в твоих руках, Робб. Ты мудрый человек - гораздо мудрее, чем ты сам думаешь. - Он оглянулся на динги: - Отчаянный черт!

Скраггеру на вид было тридцать с небольшим. Длинные нечесаные волосы и борода черного цвета, маленькие бледно-голубые глазки, багровые обветренные руки. Из ушей свисали золотые кольца, левая сторона лица была обезображена шрамом.

Он привязал свою динги и с привычной сноровкой начал взбираться по спущенной сверху сети. Спрыгнув на палубу, он повернулся к юту, с нарочитым почтением отдал честь и поклонился по всей форме:

- Доброе утро вашим милостям! - Потом весело бросил матросам, смотревшим на него разинув рты: - Привет, ребятки! Мой начальник, By Фан Чой, желает вам благополучного плавания до самого дома! - Он захохотал, открыв поломанные зубы, потом прошел на ют и остановился перед Струаном. Он оказался ниже шотландца ростом, но выглядел плотнее.

- Давай-ка сойдем вниз!

- Мистер Кьюдахи, обыщите его!

- Эй, я же прибыл с белым флагом и без оружия. Это чистая правда. Я дал тебе слово, да помогут мне святые угодники! - возмутился Скраггер, состроив невинное лицо.

- Тебя обыщут в любом случае!

Скраггер дал себя осмотреть.

- Теперь ты удовлетворен, Тай-Пэн?

- На данный момент.

- Тогда пойдем вниз. Только мы вдвоем. Как я просил.

Струан проверил свой пистолет и жестом показал Скраггеру на трап.

- Всем оставаться на палубе.

К изумлению Струана, Скраггер двигался по клиперу с уверенностью человека, уже побывавшего раз на борту. Войдя в каюту, он с размаху упал в морское кресло и с довольным видом вытянул ноги.

- Я бы не прочь промочить горло до начала разговора, если ты не против. Грести - работка не из легких, и меня мучает жажда.

- Ром?

- Бренди. А-а, бренди! И ежели у вас отыщется лишний бочонок, я буду страсть как расположен.

- Расположен сделать что?

- Запастись терпением. - Глаза Скраггера холодно блеснули, как сталь клинка. - А ты как раз такой, как я думал.

- Ты говорил, что жил в Лондоне?

- Что верно, то верно, так и сказал. Давно только это было. А, вот, спасибо. - Скраггер принял высокую кружку бренди многолетней выдержки. Он умильно потянул носом, в несколько глотков опорожнил ее, вздохнул и вытер грязные усы. - Ах, бренди, бренди! Единственное, что плохо в моей нынешней должности, так это нехватка бренди. Страсть как эта штука помогает мне от сердца.

Струан вновь наполнил кружку.

- Благодарствуй, Тай-Пэн.

- Из какой ты части Лондона? - спросил Струан, поигрывая пистолетом.

- Из прибрежной канавы, приятель. Как раз там я и вырос.

- Как твое имя?

- Дик. А что?

Струан пожал плечами.

- Теперь давай к делу, - сказал он, решив отправить со следующей почтой запрос своим агентам, не является ли человек по имени Дик Скраггер потомком старой Этель, которой они с Роббом доводились внучатыми племянниками.

- А как же, Тай-Пэн, непременно. By Фан Чой хочет поговорить с тобой. Наедине, прямо сейчас.

- О чем?

- Я его не спрашивал, а сам он не сказал. «Отправляйся, - говорит, - привези мне Тай-Пэна». И вот я здесь. - Он осушил кружку, потом хитро прищурился: - У тебя на борту прорва серебра, если слухи не врут. А?

- Передай ему, что я встречусь с ним здесь. Я разрешаю ему прибыть на борт - одному и без оружия.

Скраггер в ответ расхохотался во все горло и привычно почесался: его одежда кишела вшами.

- Ну, Тай-Пэн, ты же знаешь, что он на это не пойдет. Да ты и сам в одиночку не пошел бы к нему без, вроде как, защиты. Видал того парнишку на моей джонке?

- Да.

- Это его младший сын. Он будет заложником. Ты должен прибыть к нему на корабль - при оружии, если хочешь, - а мальчишка останется здесь.

- А потом окажется, что это переодетый сын носильщика, а меня искромсают на куски!

- Ну, нет, - обиделся Скраггер. - Я даю тебе слово, клянусь Богом. И он тоже. Мы не какое-нибудь грязное пиратское отребье. У нас под командой три тысячи судов, и мы правим на всем побережье, как тебе хорошо известно. Я даю тебе честное слово, клянусь Господом. И он тоже.

Струан заметил белые шрамы на запястьях Скраггера. Он знал, что обнаружит такие же и на его лодыжках.

- Почему ты, англичанин, с ним?

- В самом деле, почему, приятель? Вот уж действительно, - ответил Скраггер, поднимаясь на ноги. - Ничего, если я плесну себе еще? Премного благодарен. В его флоте нас, англичан, человек, пожалуй, пятьдесят, если не больше. И еще человек пятнадцать других - американцев, большей частью, и один французик. Капитаны, пушкари, артиллеристы, помощники. Я сам-то раньше плавал помощником боцмана, - словоохотливо продолжал он, разогретый выпивкой. - Лет десять, если не больше, назад мы потерпели крушение у одного из островов там, на севере. Грязные коротконогие языческие ублюдки поймали меня и сделали своим рабом, джапанцы их звали. Они продали меня другим языческим ублюдкам, но я убежал и встретился с By Фан Чоем. Он предложил мне службу, когда узнал, что я плавал помощником боцмана и могу на корабле делать почти все. - Скраггер прикончил еще одну кружку, рыгнул и наполнил ее снова. - Ну так что, мы едем или нет?

- А почему тебе сейчас не остаться с нами? Дорогу через By Фана я себе проложу без всякого труда.

- Спасибо, приятель, но я доволен своей теперешней жизнью.

- Как долго ты пробыл заключенным?

Рука Скраггера с кружкой остановилась на полдороге, и его взгляд стал настороженным. - Достаточно долго приятель. - Он взглянул на белые шрамы на запястье: - Следы от браслетов, а? Н-да, уже двенадцать лет прошло, а они все еще со мной.

- Откуда ты сбежал? Из Ботани Бея?

- Ага, из Ботани Бея и есть, - ответил Скраггер, к которому вернулся его дружелюбный тон. - Пятнадцать лет ссылки я получил, когда был еще совсем мальчишкой, по крайней мере моложе, чем сейчас. Лет, эдак, двадцать пять мне было. Тебе, кстати, сколько?

- Достаточно много.

- А я вот про себя так никогда точно и не знал. Может, мне тридцать пять, а может, сорок пять. Ага. Так вот, пятнадцать лет за то, что съездил по морде мерзавцу - помощнику капитана на трижды чертовом фрегате.

- Тебе еще повезло, что тебя не вздернули.

- Повезло, это уж верно - Скраггер опять рыгнул со счастливой ухмылкой. - Мне нравится беседовать с тобой, Тай-Пэн. Совсем не то, что с моими помощниками. Да-а... так вот, из Блайти нас и повезли. Девять месяцев в море, скованный одной цепью вместе с четырьмястами других бедолаг, да еще столько же примерно женщин там было. Нас приковали к брусьям трюма. На десять месяцев или даже больше. Сухари и вода, и ни кусочка мяса. Нельзя так с людьми обращаться, никак нельзя. Когда пришли в порт, живых нас осталось не больше сотни. В порту Сиднея мы взбунтовались и разбили цепи. Поубивали всех до одного тюремщиков, чтоб их черти забрали. Потом год отсиживался в буше, потом нашел себе корабль. Торговый. - Скраггер злобно ухмыльнулся. - По крайней мере, кормились мы за счет купцов. - Он заглянул в свою кружку, и улыбка исчезла с его лица. - Да, висельники, висельники мы все и есть, да проклянет Господь Бог всех крепкозадых сторожей на свете, - огрызнулся он. Некоторое время он сидел молча, погруженный в воспоминания. - Но про кораблекрушение все это правда, и про остальное тоже.

Струан закурил сигару.

- Зачем служить этому отребью, этой бешеной собаке By Фан Чою?

- Я, скажу тебе, приятель. Я свободен, как ветер. У меня три жены, я ем вдоволь, получаю хорошие деньги, и я капитан корабля. Он обращается со мной лучше, чем мои проклятые соплеменники. Будь они трижды прокляты! Да. Для них я висельник, воронья добыча. Но для By Фана - нет, а где и как еще человек, вроде меня, может иметь жен, хороший стол, деньги, и чтобы никаких тебе тюремщиков или виселиц, а? Конечно, я буду с ним - или с любым, кто даст мне все это. - Он встал. - Так ты идешь, как он просил, или нам придется брать тебя на абордаж?

- Возьмите меня на абордаж, капитан Скраггер. Но сначала допейте свое бренди. Это будет последнее бренди, которое вы выпьете на этом свете.

- Да у нас против тебя больше сотни кораблей.

- Ты, должно быть, принимаешь меня за круглого идиота. By Фан Чой никогда сам не сунется в эти воды. Никогда. Пока наши военные корабли стоят всего лишь на другой стороне Гонконга. By Фана с вами нет.

- Да ты и в самом деле хитер, Тай-Пэн, - хихикнул Скраггер. - Меня предупреждали. Да. By Фан Чоя с нами нет, зато есть его главный адмирал By Квок, его старший сын. И тот мальчишка - его сын, By Квока. Это чистая правда.

- Правда имеет много лиц, Скраггер, - сказал Струан, - А теперь убирайся к чертям с моего корабля. Белый флаг распространяется только на твое судно. Я покажу тебе, чего стоит ваш вонючий пиратский флот.

- Уж это верно, Тай-Пэн, тебе только волю дай. Да, чуть не забыл, - сказал он, доставая с груди маленький кожаный мешочек, висевший на шнурке вокруг шеи. Вынув оттуда сложенный лист бумаги, он положил его на стол и подтолкнул к Струану. - Я должен был передать тебе вот это, - сказал он, и его лицо презрительно скривилось.

Струан развернул бумагу. На белом листе стоял оттиск печати Дзин-куа. Внутри лежала половинка монеты.

Глава 2

Струан с невозмутимым видом замер на носу своего баркаса, глубоко засунув руки в карманы толстого морского сюртука. С правой кисти свисал боевой цеп, за поясом торчали пистолеты. Его люди с напряженными лицами сидели на веслах, вооруженные до зубов. Скраггер опустился на скамью в середине баркаса и пьяным голосом напевал матросскую песню. По предварительной договоренности со Скраггером - Струан настоял на этом условии - пиратский флагман отделился от охраняющей его флотилии джонок и подошел ближе к берегу, расположившись в нескольких сотнях ярдов с подветренной стороны от «Китайского Облака». Здесь, оставив лишь небольшой парус на корме, флагман лег в дрейф, находясь под прицелом пушек клипера и фактически в его власти. Но остальные джонки по-прежнему преграждали англичанам дорогу, окружив два больших корабля.

Струан понимал, чем рискует, поднимаясь на борт пиратского корабля без охраны, но половина монеты не оставляла ему выбора. Он хотел взять с собой Маусса - им понадобится переводчик, к тому же Маусс в драке был сущим демоном. Но Скраггер покачал головой: «Только ты, Тай-Пэн. Там на борту отыщутся такие, которые говорят и по-английски. Так что, один. При оружии, если тебе угодно, но один. Так он просил».

Прежде чем покинуть «Китайское Облако», Струан отдал последние распоряжения в присутствии Скраггера.

- Если флагман поднимет паруса, разнесите его в щепки. Если я не вернусь на баркас через час, пускайте их ко дну без промедления.

- Послушай, Тай-Пэн, - неуверенно заговорил Скраггер, выдавив из себя нервный смешок, - не дело это так относиться к его вроде как приглашению. Совсем не дело, совсем. Все ж таки белый флаг, приятель.

- Разнесите их в щепки. Но сначала вздерните мальчишку на нок-рее.

- Не беспокойтесь, - зловеще сказал Орлов. - Мальчишка все равно что мертв, и, клянусь кровью Иисуса Христа, я не уйду отсюда, пока хоть одна джонка останется на плаву.

- Суши весла! - крикнул Струан; баркас подошел к борту огромной джонки. Сотня китайских пиратов столпилась наверху, возбужденно переговариваясь, ухмыляясь и показывая на него руками. Струан сосчитал пушечные амбразуры. Двадцать с каждого борта. Итого сорок пушек.

Он взобрался по посадочной лестнице. Очутившись на палубе, он отметил, что пушки содержались в порядке, что ящики с порохом валяются там и сям по всей палубе вперемешку с большим количеством дымовых и зажигательных бомб и что пиратов на борту предостаточно. Грязь повсюду, но никаких признаков болезни или цинги. Паруса в хорошем состоянии, снасти не провисли. Трудно - если не невозможно - захватить эту джонку в рукопашном бою. Но потопить ее для «Китайского Облака» труда не составит - если йосс поможет.

Он проследовал за Скраггером вниз в капитанскую каюту под палубой полуюта, механически отмечая в памяти трапы и все, что может пригодиться ему, если придется отступать этой дорогой. Они вошли в грязное помещение, битком набитое людьми. Скраггер протолкался к двери в дальней стене, которую охранял воинственного вида китаец. Охранник показал пальцем на оружие Струана и напустился на Скраггера, что-то сердито ему выговаривая. Но Скраггер проорал ему что-то в ответ на кантонском наречии и, презрительно отшвырнув китайца в сторону одной рукой, открыл дверь.

Каюта была огромна. Небольшое возвышение, на котором стоял низкий лакированный столик красного цвета, было завалено грязными подушками. Каюта, как и весь корабль, пропахла потом, гнилой рыбой и кровью. Позади возвышения от пола до потолка поднималась деревянная решетка. Дерево украшала богатая резьба; решетка была занавешена с той стороны, где спал предводитель. Отсюда сквозь занавеси ничего не видно, подумал Струан, но их легко проткнуть мечом или пробить пулей. Он отметил про себя четыре зарешеченных иллюминатора и шесть масляных фонарей, покачивавшихся под потолочными балками.

Дверь в решетчатой стене открылась.

By Квок оказался тучным коротышкой средних лет, с круглым жестоким лицом и длинной грязной косичкой. На богатом халате зеленого шелка, подвязанном вокруг выпирающего живота, темнели сальные пятна. Он был в морских сапогах из тонкой кожи и носил на запястьях множество бесценных нефритовых браслетов.

Некоторое время он разглядывал Струана, потом жестом пригласил его на возвышение и сел у столика. Струан сел напротив. Скраггер с сардонической ухмылкой прислонился к запертой двери, рассеянно почесываясь.

Струан и By Квок долго сидели неподвижно, глядя прямо в глаза друг другу. Потом By Квок чуть заметно приподнял руку, и слуга принес палочки для еды, чашки, чай, лунные пирожки - крошечные аккуратные пирожки из рисовой муки, начиненные миндальной пастой, - и тарелку разных dim sum.

Dim sum представляли собой маленькие пельмешки из рисовой муки с креветками, жареной свининой, мясом курицы, овощами или рыбой и считались деликатесом. Некоторые были приготовлены на пару, другие обжарены в масле. Слуга налил чай в чашки.

By Квок поднял свою и жестом пригласил Струана сделать то же самое. Они молча выпили чай, ни на секунду не прерывая поединка взглядов. Затем пират взял палочки и выбрал один дим сум. Он положил его на маленькое блюдце перед Струаном и жестом предложил ему попробовать. Струан знал, что, хотя ему тоже принесли палочки, By Квок ожидал, что он станет есть руками, как варвар, и потеряет лицо.

Как бы не так, дерьмо ты лягушачье, подумал он и возблагодарил свой йосс за Мэй-мэй. Струан уверенно взял палочки, ловко подцепил ими дим сум, поднес его ко рту, положил палочки на фарфоровую подставку и принялся жевать с наслаждением, еще большим от того, что почувствовал изумление пирата: надо же, дикарь - и вдруг ест как цивилизованный человек!

Закончив жевать, Струан опять взял палочки и тщательно выбрал другой дим сум: самый маленький и самый нежный, который труднее всего было удержать. Это был приготовленный на пару пельмешек с креветками, тонкое белое тесто казалось почти прозрачным. Быстрым и легким движением он поднял дим сум с блюда, молясь про себя, чтобы не уронить его. Вытянув руку, он предложил его By Квоку.

Палочки By Квока змеей метнулись вверх, он принял дим сум и положил его себе на блюдце. Однако крошечный кусочек креветки упал на стол. Внешне By Квок оставался безучастным, но Струан знал, что пират весь кипит от гнева, потому что потерял лицо перед гостем.

Струан нанес свой coup de grace².

Подавшись вперед, он подобрал кусочек креветки со стола, положил его на свое блюдце и выбрал еще один маленький дим сум. Вновь он предложил его By Квоку. Тот принял пельмешек и на этот раз не уронил ни крошки.

Он поднес дим сум Струану, тот небрежно перехватил его на весу и с удовольствием съел, но от следующего отказался. Это была вершина китайского этикета - притвориться перед хозяином, что пища настолько хороша, что больше съесть невозможно, хотя и хозяин и гость прекрасно знали, что застолье будет продолжаться - и с большим аппетитом.

- Не стесняйся, приятель! У нас этого добра хватает, - неожиданно произнес By Квок, уговаривая его, как и пристало хозяину.

Шок, который испытал Струан, услышав By Квока говорящим на грубом кокни, почти свел на нет удовольствие от того, что он заставил пирата заговорить первым и тем самым приобрел значительное лицо.

- Благодарю тебя. Я рад, что ты говоришь по-английски. Это все упростит, - сказал Струан. - Значительно упростит.

- Что верно, то верно. - By Квок очень гордился своим умением говорить на языке варваров.

- Где ты выучил английский? - Струан наклонился и поскреб ногтями щиколотку: по полу и подушкам прыгали блохи.

- А где ребята вроде тебя учатся есть, как китайские люди, а?

Струан выбрал себе дим сум.

- Я пытался овладеть кантонским наречием. Много раз. Но студент из меня вышел плохой, и мой язык никак не хочет выговаривать звуки правильно. - Он аккуратно съел дим сум и запил его чаем. - Чай отличный. Из Сучьжоу?

By Квок покачал головой.

- Лин Тин. Ты любишь чай из Сучьжоу?

- Лин Тин лучше.

- Я выучился английскому у Скраггера и у других. За много лет. - Некоторое время By Квок ел молча, потом опять принялся настаивать, чтобы Струан не отказывался от деликатеса. - Ешь, ешь еще, приятель. Ты, я вижу, человек необычный. Я прямо страсть как рад повстречать человека вроде тебя. Ты не похож на других, провалиться мне на этом месте. Ты умирал бы много дней, много-много дней.

Глаза Струана вспыхнули изнутри и еще больше позеленели.

- А вот ты умер бы очень быстро. Мои методы отличаются от твоих. В один момент ты жив, в другой - ты мертв. Вот так. - Он щелкнул пальцами. - Это самое лучшее - и для друга и для врага. И для бешеной собаки!

- Почему ты говоришь так странно, а? - спросил By Квок после зловещей паузы.

- Что?

- Ты говоришь не так, как я. Тебя трудно понимать. Как-то по-другому звучит.

- Существует много диалектов - видов - английского языка, - спокойно ответил Струан, возвращая By Квоку лицо.

- Он дэнди, By Квок, я тебе про это говорил, - объяснил Скраггер. - Дэнди все произносят по-другому. Они в школах обучаются. Я же рассказывал тебе.

- Этот висельник Скраггер говорит правду, приятель? Мой английский не правильный?

- Кто говорит на более правильном кантонском - крестьянин или учитель в школе? Язык крестьянина правилен для поля, а язык учителя - для школы.

By Квок, попивая чай, откинулся на подушки.

- Мы слышали, у тебя на борту есть серебро. Сорок лаков.

- Где ты взял вот это? - Струан разжал кулак и положил половинку монеты на стол.

- Одна половина монеты - одна услуга, так, приятель?

- Так, - ответил Струан. Он был в ярости на себя за то, что угодил в ловушку Дзин-куа. - Откуда она у тебя?

- От моего отца.

- А он где ее взял?

- А где, ты думаешь, этот старый разбойник Дзин-куа так быстро откопал и зацапал в свои грязные лапы сорок лаков серебра, приятель? А? Конечно же, у своих старых партнеров. У тебя на борту десять лаков папиных денег. - Большой живот By Квока затрясся от хохота. - Налей его милости грогу, Скраггер. Он ему сейчас ох как нужен.

- By Фан Чой и Дзин-куа партнеры? - спросил потрясенный Струан.

- В некотором роде, приятель. Мы охраняем его морскую торговлю от проклятых пиратов. Мы вроде как стражи моря. За услуги принято платить, дело справедливое, а? А мудрый человек деньги вкладывает с прибылью, а? Вот мы в него иногда и вкладываем. Чай, шелк, опиум. Взаймы даем. - By Квок обхватил свой живот руками, от смеха на глазах, превратившихся в узкие щелки, выступили слезы. - Так что теперь мы вроде как партнеры, мы и «Благородный Дом». Разве можно поместить деньги удачнее, скажи-ка, а, приятель?

- Назови свою «услугу», By Квок.

- Мы сначала выпьем за серебро и за твой йосс, Тай-Пэн. Потом поговорим.

- Он приказал повесить мальчишку, если пробудет на борту больше часа, - заметил Скраггер, наливая ром в три кружки. - А если ты поднимешь парус, тоже сказал, чтобы разнести нас в щепки и вздернуть парня.

- Час это сколько, приятель?

- Достаточно долго.

By Квок стал жевать с задумчивым видом.

- Ты бы повесил мальчишку?

- А ты? - Струан достал свои часы и положил их на стол. - Ты использовал половину своего времени.

By Квок принял кружку от Скраггера и медленно начал пить. Струан почувствовал, как от напряжения зашевелились волоски у него на шее. До него доносились приглушенная китайская речь, поскрипывание бревен, звон и гудение ветра в натянутых тросах.

По палубе над их головами ударили первые капли дождя. By Квок взял зубочистку и почистил зубы, вежливо прикрывая рот ладонью. Дождь усилился.

- Услуга By Фан Чоя, - начал он. - В твоем флоте двадцать клиперов, верно?

- Девятнадцать.

- Девятнадцать. На каждый мы определим одного из наших ребят. Ты обучишь их как капитанов. Офицеров. Девятнадцать человек. Обучишь как надо. Чтобы таких капитанов ты и сам согласился взять. Пори их, протаскивай под килем - все, что хочешь, если они не будут подчиняться, - но только не убивать. На пять лет они твои, потом вернутся домой. Дальше, через год и один день нам нужен клипер. Как «Китайское Облако». Мы заплатим серебром, во что он встанет. Ты даешь нам счета и все прочее, мы платим деньги. С пушками, парусами, оснасткой, как у «Китайского Облака». Десять наших людей отправятся в Блайти смотреть, как он будет строиться, потом вернутся вместе с ним. Где и как мы заберем корабль, скажем позже - правильно, Скраггер?

- Верно.

- И последнее: мы дадим тебе сосунка - трех сосунков на выучку. Трех мальчиков, чтобы обучить их, как дэнди. Лучшая школа в Лондоне. За любые деньги.

- Лучшая одежда, и коляски, и жилье, и жратва, - добавил Скраггер. - Чтобы как чертовых дэнди их воспитывали. Обращались соответственно. Оксфордский или Кембриджский университет. Да. Университет кончат, тогда домой.

- Это не одна услуга, - заметил Струан. - Это много услуг.

- Много, мало - услуга есть услуга, - злобно проговорил By Квок. - Клянусь Богом, это то, что мы просим. Может, я заберу десять лаков назад, да и остальные тридцать. Тогда куплю корабль. Деньги есть - что хочешь купишь, верно, приятель? Да, заберу лаки, может, и договорюсь с Одноглазым Дьяволом. Как его по имени?

- Брок, - сказал Скраггер.

- Ага, Брок. Договорюсь с Броком, или с другим кем-то. Сделка есть сделка. Просто обучи людей. Один корабль. Честная просьба. Ты говоришь да или нет.

- Я заключу с тобой новую сделку. Забирай монету назад и, буду я на борту «Китайского Облака» или нет, попробуй захватить все серебро, клянусь Господом.

- На горизонте две сотни кораблей. Я потеряю одну сотню, две сотни кораблей, ерунда. Я заберу лаки, Тай-Пэн. Я заберу лаки.

Струан взял со стола свою половину монеты и поднялся на ноги.

- Так ты согласен?

- Не согласен. Услуга - ты обещал услугу. Разве у Тай-Пэна «Благородного Дома» больше нет лица, хейа? Да или нет?

- Через тридцать дней вы приведете сто человек, среди них не будет ни одного, кого разыскивают мандарины за какое-либо преступление, и каждый из них должен уметь читать и писать. Из этой сотни я выберу девятнадцать, которые станут капитанами. И десять человек, которые будут наблюдать за постройкой судна. Потом вы передадите мне трех мальчиков.

- Слишком опасно, приятель, - сказал By Квок, - очень много народу. Верно, Скраггер?

- Нет, если мы соберем их, скажем, в Абердине. То, что он сам выберет, это справедливо, вреда от этого не будет. А? Тайком, без шума?

By Квок некоторое время раздумывал.

- Согласен. Тридцать дней. Абердин.

- Я передам построенный клипер лично тебе или By Фан Чою - только вам, - сказал Струан. - Никому другому.

- Любому, кого я пошлю.

- Нет.

- Или мне, приятель? - вставил Скраггер.

- Нет. By Квоку или By Фан Чою. В открытом море.

- Почему? - встревоженно спросил By Квок. - А? Почему? Какую дьявольскую хитрость ты задумал?

- Это будет твой корабль. Я не собираюсь передавать такого красавца кому-то другому. Где твое лицо, а?

- Согласен, - сказал By Квок наконец. - Только без предательства, клянусь Богом, или ты заплатишь.

Струан презрительно скривил губы и направился к двери, но Скраггер преградил ему дорогу:

- Ты даешь священную клятву, Тай-Пэн?

- Я уже дал ее Дзин-куа. Ты знаешь цену моему слову, клянусь Богом!

- Благодарствуй, Тай-Пэн.

Скраггер кивнул By Квоку и шагнул в сторону.

- Видя, как ты соглашаешься на все так, вроде бы славно и по-дружески, Тай-Пэн, - заговорил By Квок, - мой отец посылает тебе подарок и письмо. - Он махнул рукой Скраггеру, который открыл морской сундук, достал оттуда сверток и протянул его Струану.

В свертке оказался флаг - переплетенные Лев и Дракон. И судовой журнал. Судовой журнал пропавшею «Багрового Облака».

Струан раскрыл его и нашел последнюю страницу:

«Ноябрь, 16-е. Полдень. 11º23'11" СШ 114º9'8" ВД. Шторм продолжается, 11 баллов. Прошлой ночью в три склянки во время полуночной вахты унесло штормовые паруса и поломало мачты. Наш корабль бросило сюда, на рифы Тизарда, где, по милости Божьей, он и застрял с оторванным килем и дырой в корпусе.

Ноябрь, 18-е. Четыре часа. На горизонте появились четыре джонки направлением ост-норд-ост. Закончены последние приготовления к тому, чтобы оставить корабль.

Ноябрь, 18-е. Пять часов. Четыре джонки поменяли курс и направляются к нам. Я раздал мушкеты. Постарался подготовить пушки, но крен корабля не позволяет нам воспользоваться ими. Приготовились, как могли. На случай, если это пираты.

Ноябрь, 18-е. Восемь часов. Нас атаковали. Пираты. Мы отбили первый штурм, но они...» Здесь запись обрывалась.

Струан закрыл книгу.

- Вы убили их всех?

- Эти джонки не были частью нашего регулярного флота, приятель. По крайности, большую часть года.

- Вы убили их всех?

- Они сами умерли, Тай-Пэн, меня там не было.

- Ты знаешь повадки некоторых из этих оборванцев, Тай-Пэн, - сказал Скраггер. - Если бы это были люди By Фан Чоя, зачем бы он стал возвращать тебе журнал, а? До By Фан Чоя дошли слухи. Он послал меня посмотреть, что к чему. Людей на корабле не было, когда я туда добрался. Тел тоже. Никого.

- Ты ограбил судно?

- Тебе известны морские законы, Тай-Пэн. Он потерпел крушение и был оставлен командой. Мы спасли половину твоего груза. Шестнадцать пушек и порох с ядрами.

- Где хронометр?

Скраггер вскинул брови:

- Что за вопрос, на моей джонке, конечно, хотя я и не знаю, как с ним обращаться. Пока. Кто нашел, тот и хозяин, а? Все честно, как будто? Но ты знаешь, Тай-Пэн, ты знаешь, что натворили эти Богом проклятые мерзавцы? Они дали ему остановиться. Представляешь! Святая правда. Они его просто не заводили. У нас несколько недель ушло на то, чтобы найти купца с лондонским временем. Американец это был, «Бостонская Ласточка». - Он захохотал, вспоминая об этом случае, потом добавил: - Четверо ребят из его команды решили присоединиться к нам.

- А остальные?

- Спустили их на плот у Филиппин. Недалеко от берега. Даю слово, что так и было. Не то три, не то четыре недели назад.

By Квок задвигался на подушках, благодушно почесываясь.

- И последнее, Тай-Пэн. Отец сказал: «Десять тэйлов с корабля за безопасное плаванье - это совсем не много. Десять тэйлов с корабля, и британский флаг будет под защитой By Фан Чоя». Как мы слышали, у вас теперь новое место появилось, здесь, на Гонконге. Передашь их своему мандарину.

- Возможно, я и стану передавать ему один тэйл с корабля.

- Шесть - самая низкая цена. Меньше нельзя. Так сказал мой отец, зная, что с тобой торговаться трудно. Шесть.

- Один.

- Садись. Мы выпьем еще, а потом нам принесут поесть, - сказал By Квок.

- Через пять минут от этого корабля ничего не останется, а заложника вздернут.

By Квок рыгнул.

- Ты будешь вешать не моего сына, приятель.

- Разумеется, - с отвращением бросил ему Струан. - Это всего лишь какой-то переодетый бедняга.

By Квок усмехнулся и сделал глубокий глоток.

- Ты умный человек, Тай-Пэн. Что ж, пусть будет два тэйла с корабля. Передашь их своему мандарину, а? И еще скажу тебе вот что: оставь мальчишку себе, повесь его, выброси в море - он твой. Верни его нам, и я сам его повешу.

- Что? - взорвался Скраггер. - Этот парнишка не твой сын?

- Конечно, нет, Скраггер. Ты думаешь, я дурак? - хрипло произнес Струан. - Я знаю цену клятвам подонков. - Он вышел из каюты.

- Но это было твое слово и мое. - Скраггер возмущенно повернулся к By Квоку: - Мы дали ему клятву. Ты сказал, что он твой сын. Ты же сам сказал мне, клянусь Богом.

- Тай-Пэн никогда бы не прислал к нам своего сына, почему я должен посылать своего к нему?

- Но я дал ему свое честное слово, клянусь Богом. Это же обман!

By Квок очень медленно поднялся на ноги:

- Ты назвал меня обманщиком, приятель?

- Нет, начальник, нет, - быстро пробормотал Скраггер, напрягая все силы, чтобы лицо не выдало ослепившего его гнева. - Дело просто в моей клятве. У нас принято держать клятвы. То, что случилось, считается у нас неправильным, очень неправильным. Вот и все.

By Квок устало покачал головой, удаляясь в покои:

- Варвары - действительно странный народ, приятель. Очень, очень странный. - Решетчатая дверь закрылась за ним.

Скраггер вышел на палубу. Клянусь Создателем, думал он, едва не плача от ярости, клянусь Создателем, с меня довольно. Я прикончу эту поганку, этого мерзкого извращенца-язычника. Богом клянусь, я это сделаю. Но только после того, как Струан отберет людей. О нет, ни в коем случае не раньше. Раньше я не осмелюсь, нет-нет, клянусь Богом, потому что это все испортит.

А вот потом, клянусь Богом, потом...

Глава 3

«Китайское Облако» разрезал пелену дождя, двигаясь вдоль южного берега Гонконга в главную гавань на севере острова.

Струаны обедали в капитанской каюте: тушеные устрицы, копченые колбасы, соленая рыба, вареная капуста со свиным жиром, холодные жареные цыплята, морские галеты, блюда с яблочным пирогом и пирогами с консервированными фруктами. Охлажденное в море белое вино и шампанское. И чай.

- Сорок лаков - четыре монеты, - говорил Робб, мрачно ковыряя вилкой в своей тарелке. - Одна принадлежит By Фан Чою. У кого остальные три?

- Дзин-куа непременно оставил одну себе. Может быть, две, - сказал Струан. Он потянулся через стол и положил себе еще одну обжаренную соленую селедку.

- Теперь мы связаны клятвой и должны оказать огромную услугу, - продолжал Робб. - Для этих дьяволов она куда как стоит десяти лаков. Заполучив такой клипер, как «Китайское Облако»... Господи, да с ним можно пускать ко дну даже фрегаты. Азиатские морские пути всей империи могут оказаться перерезанными. Один корабль - и десять человек, которые смогут построить еще. Девятнадцать человек, выученных на капитана, которые смогут учить других! Мы в ловушке, перед нами тупик. Ужасно.

- Дзин-куа обманул тебя. Он обманул тебя, - горячился Кулум.

- Нет. Перехитрил меня, да, но и так сказать будет неправильно. Я оказался недостаточно хитер. Я, парень! Не в нем дело. Когда двое садятся за стол, чтобы заключить сделку, каждый старается добиться для себя как можно более выгодных условий. Все очень просто. Да, я оказался слабее, чем он, и только в этом суть. Но даже если бы мне и пришла в голову мысль о том, что эти монеты могут быть поделены между несколькими людьми, мне все равно пришлось бы принять его условия. У нас не было выбора, абсолютно никакого.

- Если перехитрили тебя, Дирк, на что можно рассчитывать мне? Или Кулуму?

- Ни на что. Если только вы не будете готовы думать своей головой и учиться на ошибках других. И не станете вести себя с китайцем, как с одним из нас. Они не такие, как мы.

- Это верно, - сказал Кулум. - Уродливые, отвратительные, грубые. И все на одно лицо, невозможно отличить одно от другого.

- Я не согласен с тобой. Ты не понял меня. Я имел в виду, что у них иной склад ума, они думают по-другому, - возразил Струан.

- Тогда как же подобрать к ним ключ, отец?

- Если бы я знал это, я бы никогда не делал ошибок. Просто у них за спиной пять тысячелетий практики, вот и все. А теперь передай мне, пожалуйста, устриц... вот славный мальчик.

Кулум подал ему блюдо, и Струан положил себе уже третью порцию.

- Тебя все это, похоже, не волнует, Дирк, - заметил Робб. - А ведь это может погубить нас. Погубить всю торговлю с Азией.

- Ты совсем ничего не ешь, Робб. И ты, Кулум. Ешьте. - Струан оторвал куриную ногу и положил себе на тарелку. - Ситуация вовсе не так безнадежна. Возьмем, во-первых, эти девятнадцать человек... да, они будут шпионами By Фан Чоя и его отребья. Но для того, чтобы мы могли научить их, им придется выучить английский, так? А если мы сможем говорить с ними, почему нам не попробовать переделать их? Сделать из пиратов полезных для общества граждан? Может быть, даже христиан? Девятнадцать шансов заполучить ценных союзников. Я бы сказал, что попробовать стоит. А если они перейдут к нам - хотя бы один из них, - мы узнаем, где находятся все пиратские убежища и стоянки. Тогда мы сможем контролировать их, а при надобности и уничтожить. Во-вторых, этот клипер: через год и один день мне предстоит выдержать морское сражение, только и всего. Я передам им корабль, а потом сразу же пущу его ко дну. Я ведь не давал обещания не топить его.

- А почему просто не передать его, набив трюм порохом и запалив медленный фитиль? - предложил Робб.

- By Квок слишком проницателен для этого.

- А нельзя ли как-нибудь подвесить мины снаружи корпуса ниже ватерлинии?

- Такой трюк, возможно, и удался бы. Мины снаружи они могут проглядеть. Но даже если тебя загнали в угол, и ты должен найти какую-то лазейку, ты не можешь нарушать священную клятву. Никакого обмана, Робб. Мы бы потеряли лицо на сотню лет вперед. By Квока я просто убью.

- Зачем?

- Чтобы научить его держать слово. И защитить нас на следующее поколение.

Все замолчали.

- А я полагал, ты собираешься уехать домой через пять месяцев, - сказал Робб.

- В моих планах ничего не изменилось. Я приведу новый корабль обратно, когда он будет готов. Мы назовем его «Облако Лотоса». - Струан вытер рот салфеткой. - С людьми и с кораблем мне все ясно. Но зачем делать из трех мальчиков «дэнди»? Этого я не могу понять. Эти дети беспокоят меня, сам не знаю почему.

- Это будут сыновья By Квока?

- Сыновья или племянники, да, обязательно. Вот только зачем им это? Что они с этим приобретают?

- Все английское. Все наши секреты, - предположил Кулум.

- Нет, парень. То, что относится ко взрослым, относится и к детям. Даже в большей степени. Мальчиков будет легче превратить в европейцев, привить им наши обычаи, обратить в нашу веру. Почему они готовы потерять трех сыновей? Почему это должны быть «дэнди» - не капитаны, солдаты, кораблестроители, оружейники или что-нибудь еще столь же полезное? Почему именно «дэнди»?

Ответа не было...

Когда «Китайское Облако» с запада проскользнул в гавань Гонконга, Струан поднимался на ют, где его ожидали Кулум и Робб. Дождь прекратился, дул резкий пронизывающий ветер. День клонился к вечеру. Струан чувствовал себя хорошо отдохнувшим, на сердце у него было спокойно. Но едва лишь он ступил на палубу, как от его спокойствия не осталось и следа.

- Боже милосердный!

Гавань была забита торговыми судами со всей Азии и кораблями королевского флота. На берегу теснились палатки, в которых расположились четыре тысячи солдат экспедиционного корпуса.

Однако больше всего Струана поразили сотни китайских сампанов, облепивших берег севернее Глессинг Пойнта. Бессчетное количество джонок и сампанов прибывали и отчаливали каждую минуту. Тысячи крошечных лачуг выросли, как уродливые грибы, на склонах одного из холмов.

- Китайцы нескончаемой волной хлынули сюда с тою самого дня, когда я вернулся из Кантона, - сказал Кулум. - Одному Богу известно, сколько их тут. Они прибывают целыми сампанами и джонками и устремляются на берег. Потом растворяются в этой кишащей людской массе. Ночью эти дьяволы разбредаются по острову и крадут все, что можно унести.

- Боже милосердный!

- Поначалу они селились по всему острову. Потом я уговорил Лонгстаффа временно выделить им этот склон холма Они называют его Тай Пинь Шан или что-то в этом роде.

- Почему ты не сказал мне?

- Мы, дядя и я, хотели, чтобы ты сам все увидел. Несколько часов не имели никакого значения. Европейцев, не считая солдат, набирается сотни полторы. Лонгстафф рвет на себе остатки своих волос. Каждое утро мы вылавливаем в гавани по десять-пятнадцать китайских трупов. Убитых или утонувших.

- Нужно самому взглянуть на этот муравейник, чтобы поверить, - сказал Робб. - Как они живут! Места было достаточно, но они прибывают целыми толпами с каждым приливом.

- Что ж, - заметил Струан, - у нас не будет недостатка в носильщиках, слугах и рабочих руках. - Он повернулся к Орлову. - Салютуйте флагману и пошлите сигнал от своего имени: «Разрешение бросить якорь в восьми кабельтовых». Свистать всех наверх. Я жду вас на корме!

Орлов кивнул.

Пушки «Китайского Облака» прогремели, и с флагмана раздался ответный выстрел. Разрешение было дано. Команда собралась на палубе. Струан подошел к леерному ограждению полуюта.

- Всем оставаться на корабле до полудня завтрашнего дня. И до этого же времени никто не должен подниматься на борт. Ни слова о нашем грузе. Или о том, что я на борту. Любого, кто проболтается, я протащу под килем. Всем матросам - двойное месячное жалованье, деньги будут выплачены завтра к вечеру, серебром. Офицерам установить вооруженную охрану на юте по вахтам. Разойтись.

Матросы прокричали тройное «ура» в честь Тай-Пэна и разошлись.

- На какое время назначена распродажа, Кулум?

- На три часа дня, отец, завтра. В Счастливой Долине.

- Робб, позаботься, чтобы мы заранее располагали правильными номерами участков.

- Да. Мы принесли список. Круглый холм покупаем?

- Разумеется.

Робб задумался на мгновение.

- Если Брок окажется так же неподатлив, как ты, нам, возможно, придется рискнуть всем нашим будущим из-за этого несчастного холма.

- Верно. - Струан подозвал Орлова. - В две склянки утренней вахты пошли сигнал Броку от имени Робба с просьбой прибыть на борт к четырем склянкам. Разбуди меня, когда пробьет две склянки. До того времени меня не беспокоить. С этого момента ты принимаешь командование.

- Хорошо, - кивнул Орлов.

- Я пойду вздремну. Робб, тебе и Кулуму тоже нужно выспаться. Завтра нам предстоит долгий день. Да, кстати, Кулум, может быть, ты поразмыслишь над балом. Где, как и что. Через тридцать один день. - Он спустился вниз.

Когда «Китайское Облако» приближался к флагману, Кулум подошел к Орлову:

- Пожалуйста, спустите баркас на воду, как только мы станем на якорь.

- Тай-Пэн приказал всем оставаться на борту. Без его разрешения не будет никакого баркаса.

- Но приказ не распространяется на нас, на мистера Струана и меня, - резко проговорил Кулум.

Орлов хмыкнул.

- Ты не знаешь своего отца, Кулум Силач. Он сказал «всем». И именно так все и будет.

Кулум направился к люку, но Орлов остановил его, небрежно покачивая боевым цепом:

- Его нельзя беспокоить. Это тоже его приказ.

- Убирайтесь с дороги!

- Когда Тай-Пэн отдает распоряжения, он всегда взвешивает каждое слово. Спроси у своего дяди. До тех пор, пока я капитан «Китайского Облака», ни одна душа не сойдет на берег! Если бы он хотел, чтобы ты туда отправился, он бы так и сказал.

- Мы пробудем на борту до полудня, Кулум, - подтвердил Робб.

Сквозь ярость, обуревавшую его, Кулум спросил себя, будут ли и ему подчиняться столь же беспрекословно, когда он станет Тай-Пэном. Он понимал, что подобное повиновение объяснялось не просто титулом. Его нужно было заслужить. - Очень хорошо, капитан. - Он отошел и встал рядом с Роббом у фальшборта. Молча они наблюдали, как остров вырастает перед ними. Вскоре они смогли разглядеть круглый холм.

- Этот холм нас прикончит, - сказал Робб.

- Теперь у нас есть деньги. Брок не станет вмешиваться.

- Он будет повышать, повышать и повышать цену, зная, что Дирк все равно купит холм, чего бы ему это ни стоило. Брок прекратит торговаться, когда цена вырастет до небес. Дирк привязан к этому холму, так же крепко, как мы привязаны к «Благородному Дому». Теперь это вопрос лица, растреклятого лица, черт бы его побрал! Их дикая ненависть друг к другу когда-нибудь уничтожит их обоих.

- Отец сказал, что покончит с ним за эти пять месяцев, разве нет?

- Да, парень. Ему придется это сделать. Я не смогу. И ты тоже.

Кулум приковался взглядом к холму и к Гонконгу.

Хочешь ты этого или нет, сказал он себе, чувствуя, как у него холодеет внутри, но пред тобой сейчас твое королевство. Если ты чувствуешь в себе силу. И смелость, чтобы принять его.

Ему вдруг стало страшно.

С рассветом капитан Орлов дал распоряжение всей команде драить и чистить и без того сверкающее чистотой судно. В две склянки он послал сигнал Броку и спустился вниз.

- Доброе утро. Две склянки, - сказал Орлов в закрытую дверь.

- Доброе утро, капитан, - ответил Струан, открывая ему. - Входите. - Он был в зеленом ночном халате из шелковой парчи, надетом на голое тело. Струан спал без одежды в любое время года. - Распорядитесь прислать мне завтрак. И попросите мистера Робба и Кулума присоединиться ко мне за столом через полчаса.

- Насчет завтрака я уже распорядился.

- Где Вольфганг?

- Наверху.

- А китайский мальчонка?

- Вместе с ним. Бегает за ним, как собака. - Орлов протянул Струану аккуратно написанный список. - Эти лодки подходили к кораблю прошлым вечером и сегодня утром, спрашивали вас. Жена вашего брата прислала баркас с просьбой к нему как можно скорее прибыть на борт. Капитан Глессинг справлялся о вашем сыне. Синклер и его сестра тоже его спрашивали. Она также хотела повидать и вас, поэтому вы найдете ее имя в списке. Кроме этого, был сигнал с флагмана: «Вашему сыну незамедлительно прибыть на борт». Капитан Глессинг ругался, как подвальная крыса, когда я отослал его ни с чем.

- Благодарю вас.

В дверь постучали.

- Да?

- Доброе утро, сэр-р! - сказал вошедший матрос. - Сигнал с «Белой Ведьмы»: «С удовольствием».

- Спасибо, сигнальщик. - Матрос повернулся и исчез за дверью.

Струан протянул Орлову банковский чек на тысячу гиней: - Вместе с нашей благодарностью, капитан.

Орлов прочел сумму. Он ошеломленно поморгал и перечел ее снова.

- Это по-княжески. По-княжески. - Он вернул чек Струану. - Я всего лишь выполнял свою работу.

- Нет. С таким количеством денег на борту - нет. Возьмите чек. Вы его заслужили.

Орлов поколебался, потом опустил бумагу в карман. Он снял с руки боевой цеп и задумчиво положил его на полку рядом с другими. - Ваш сын, - заговорил он после долгой паузы, - вам нужно будет хорошенько присматривать за ним. Впереди его караулит большая беда.

- А? - Струан оторвал глаза от списка.

- Да. - Орлов поскреб свою короткую бороду.

- Что это значит? Опять твое дьявольское ведовство?

- Опять мое второе зрение, да.

- Какая именно беда? - Из долгого опыта Струан знал, что Орлов никогда ничего не предсказывает просто так. Слишком часто этот странный человек оказывался прав.

- Не знаю. - Неожиданная улыбка осветила лицо норвежца. - Он думает, что когда станет Тай-Пэном, то отберет у меня мой корабль.

- Значит, тебе придется заслужить его доверие, заставить его изменить свое решение, иначе ты потеряешь клипер.

Орлов ухмыльнулся.

- Да. Так я и сделаю, можешь не сомневаться. - Улыбка погасла. - Но он станет Тай-Пэном в дурной день. Кровь будет на его руках.

Помолчав немного, Струан спросил:

- Чья? Моя?

Орлов пожал плечами:

- Не знаю. Но он доставит тебе много хлопот. В этом я твердо уверен.

- Какой сын не доставляет хлопот отцу?

- Тут ты прав. - Орлов подумал о своей семье, жившей в Норвике. О двух своих сыновьях, статных двадцатилетних молодцах. Оба они ненавидели и презирали его, хотя он обожал их, как обожал и свою жену Леку, лапландку. Они были счастливы вместе, пока сыновья не стали настраивать ее против него. - Да, - сказал он, чувствуя смертельную усталость, - ты прав. Как обычно.

- Тебе лучше поспать немного, - сказал Струан. - Ты понадобишься мне в восемь склянок.

Орлов ушел.

Долгое время Струан неподвижно смотрел в пространство. Какая беда? Чья кровь? Почему «дурной день»? Потом он отвлекся от того, чему не было ответа, ограничившись заботами сегодняшнего дня и, возможно, завтрашнего.

- С каждым днем ты все больше становишься китайцем, - сказал он вслух. Улыбнувшись, он перечел список еще раз. Горт Брок. Мисс Тиллман. Квэнс. Гордон Чен. Скиннер. Боцман Маккей. Маккей? - Стюард! - крикнул он.

- Да, сэр. - Стюард поставил горячую воду на шкафчик, рядом с бритвенными принадлежностями.

- Передайте мистеру Кьюдахи, что если к кораблю подойдет боцман Маккей, пусть он проводит его на палубу.

- Есть, сэр. - Стюард исчез.

Струан подошел к окнам каюты. Он смотрел на пульсирующее скопище людей, каким было китайское поселение Тай Пинь Шан. Но голова его была занята другим: зачем приезжала Шевон Тиллман? О да, она настоящая королева, достойная того, чтобы разделить с нею ложе. Интересно, она еще девственница? Ну конечно, девственница! По-другому и быть не может. А ты бы взял ее, зная, что она невинна? Без того, чтобы потом жениться на ней? Нет. В этом случае я бы ее не тронул. Мужчине нужна девственница только дважды в жизни.

Один раз в молодости, когда он женится, и другой раз в расцвете лет, когда он с большой тщательностью выберет себе юную любовницу. Когда он уже научился терпению и сочувствию и может безболезненно превратить девушку в женщину.

Конечно, Шевон девственна; нужно быть дураком, чтобы усомниться в этом. Но искорки, таящиеся в глубине ее глаз, и то, как зазывно она покачивает бедрами при ходьбе, многое сулят ее будущему супругу, а? Да, из нее получилась бы интересная любовница. Так ты хочешь жениться на Шевон? Или просто залучить ее в постель?

Если бы ты был китайцем, ты мог бы открыто иметь много жен. И все они мирно уживались бы друг с другом. Струан коротко хохотнул. Хотел бы я видеть Шевон и Мэй-мэй вместе под одной крышей. Интересно, кто бы выиграл эту битву? Потому что только битвой это и могло окончиться - обе они не женщины, а дикие кошки.

- Здравствуй, отец. - На пороге каюты стоял Кулум.

- Ты хорошо спал, дружок?

- Да спасибо. - На самом деле Кулума мучали кошмары: ему снился холм, Орлов на холме, предрекающий им вновь скорую бедность. О Боже, не допусти, чтобы мы опять разорились. Помоги мне исполнить то, к чему я призван. - Кстати, если мы будем хозяевами бала, нам, наверное, понадобится и хозяйка?

- Мэри Синклер?

Кулум безуспешно попытался придать себе безучастный вид.

- Да.

Струан отметил про себя, что ему нужно подыскать сыну какую-нибудь девушку, и побыстрее.

- Может быть, раз мы хозяева, будет лучше, если мы одинаково радушно примем всех, не отдавая предпочтения кому-то в отдельности. Тут у нас более двух десятков юных леди, твой глаз может остановиться на любой из них.

- Орлов сказал, что был сигнал с флагмана. Меня требуют на борт. Могу я теперь отправиться туда? Я хочу уточнить с Лонгстаффом последние детали земельной распродажи. Я бы хотел хорошо выполнить это его поручение.

- Отправляйся. - После паузы Струан добавил: - На твоем месте я не стал бы увольнять Орлова.

Кулум вспыхнул:

- А, так, значит, он рассказал тебе? Мне он не нравится. От него у меня мурашки начинают бегать по коже.

- Смотри на него как на лучшего изо всех капитанов, когда-либо ходивших под парусами. Будь терпелив с ним. Он может оказаться ценным союзником.

- Он говорит, что умеет провидеть будущее.

- Это правда. Иногда его предсказания действительно сбываются. И он далеко не один такой. «Кровь на твоих руках» может означать что угодно или вообще ничего. Не тревожься, сынок.

- Хорошо, не буду, отец. Могу я теперь отбыть на флагман?

- Да. Сразу, как только уедет Брок.

- Ты считаешь, что я не умею держать язык за зубами?

- Некоторые люди обладают даром получать нужные им сведения просто заглянув человеку в лицо. Орлов, например. Или Брок. Ты изменился с того момента, как увидел серебро.

- Ничуть я не изменился.

Струан взял кисточку для бритья.

- Завтрак подадут минут через двадцать.

- Как я изменился? - настаивал Кулум.

- Есть огромная разница между молодым человеком, который знает, что он разорен, и молодым человеком, который уверен в обратном. У тебя хвост торчит трубой, парень, и его видно за полмили. - Струан начал намыливать лицо. - У тебя когда-нибудь была любовница, Кулум?

- Нет, - ответил Кулум, смутившись. - В борделе я был, если ты это имеешь в виду. Почему ты спрашиваешь?

- Большинство людей в этой части света имеет любовниц.

- Китаезских?

- Китайских. Или евразийских.

- А ты?

- И я, конечно. - Струан взял бритву. - В Макао есть бордели. Восточные и европейские. Но без опаски можно посещать лишь некоторые, большинство из них заразны. Отсюда этот обычай… ты слышал о «женской болезни», французской хвори или испанской хвори, называй ее, как хочешь?

- Да. Конечно. Слышал.

Струан начал бриться.

- Говорят, первыми эту болезнь привезли в Европу Колумб и его матросы, подхватившие ее от американских индейцев. Есть своя ирония в том, что мы зовем ее французской или испанской, французы - испанской или английской, а испанцы - французской. Когда виноваты все мы. Я слышал, что она испокон века существует в Индии и Азии. Ты знаешь, что от нее нельзя излечиться?

- Да.

- Тогда ты должен знать, что заразиться ею можно только от женщины?

- Да.

- Тебе известно, что мужчина может предохраняться?

- Да... да, конечно.

- Стыдиться тут нечего. Я жалею, что за последние годы у меня не было возможности поговорить с тобой. Мне бы хотелось самому рассказать тебе о... о жизни. Может быть, ты и так уже все знаешь, а может быть, просто стесняешься. Так что я расскажу тебе в любом случае. Поверь, крайне необходимо надевать чехольчик. Самые лучшие делают из шелка - их выписывают из Франции. Существует и новый тип, который изготовляют из рыбьего пузыря. Я прослежу, чтобы ты получил достаточное их количество.

- Не думаю, что мне понадобятся…

- Согласен, - прервал его Струан. - Но никакого вреда не будет, если ты запасешься ими. На всякий случай. Я не пытаюсь вмешиваться в твою личную жизнь и не предлагаю тебе стать повесой. Я просто хочу быть уверен, что тебе известны некоторые элементарные вещи и что ты сумеешь избежать опасности. Чехольчик предотвратит заражение. И не даст девушке забеременеть, избавив ее, таким образом, от больших неприятностей, а тебя от чувства неловкости перед всем светом.

- Но это против законов божеских, не так ли? Я имею в виду, пользоваться... ну, это ведь грех, разве нет? Разве это не разрушает самого смысла любви. Ведь главное - это иметь детей.

- Так считают католики, да. И наиболее религиозные из протестантов.

- Ты ставишь под сомнение Священное Писание? - искренне ужаснулся Кулум.

- Нет, парень. Лишь некоторые из его - как бы это сказать? - толкований.

- Я всегда считал себя приверженцем передовых взглядов, но ты... знаешь, то, что ты говоришь, это самая настоящая ересь.

- Для некоторых, пожалуй. Но Дом Господа нашего очень важен для меня - он стоит на первом месте, выше меня, тебя, кого угодно, даже «Благородного Дома». - Струан продолжал бриться. - Здесь, на Востоке, существует обычай: каждый имеет свою собственную девушку. Которая принадлежит ему одному. Ты содержишь ее, оплачиваешь ее счета, прислужницу, кормишь ее, одеваешь и так далее. Когда она тебе надоедает, ты даешь ей денег и отпускаешь.

- Тебе не кажется, что все это довольно жестоко?

- Да - если делать это без лица. Обычно та небольшая, в нашем представлении, сумма, которую ты оставляешь ей, более чем достаточна, чтобы у девушки появилось приданое и она нашла себе хорошего мужа. Сам выбор девушки проводится с большой церемонией. Делается это через «маклера» - поверь, это не просто сводник, - и в строгом соответствии с древним китайским обычаем.

- Но разве это не то же рабство? Причем самое гнусное из всех?

- Если ты намерен купить себе рабыню - да. И если ты обращаешься с ней, как с рабыней. Вспомни, как это бывает, когда ты нанимаешь слугу? Ты платишь деньги и покупаешь его на несколько лет. То же самое и здесь. - Струан провел рукой по подбородку и начал снова намыливать те места, которые показались ему выбритыми недостаточно чисто. - Мы поедем в Макао. Я договорюсь обо всем, если ты желаешь.

- Спасибо, отец, но... - Кулум хотел сказать, что покупать женщину - шлюху, рабыню, наложницу - отвратительно и грешно, - ...я... э... благодарю тебя, но в этом нет необходимости.

- Если передумаешь, скажи мне, парень. Только не стесняйся. Я считаю, что «иметь аппетиты» вполне нормально, и греха в этом нет. Но ради Бога, будь осторожен, когда идешь в бордель. Никогда не ходи туда пьяным. Никогда не ложись с девушкой, не приняв мер предосторожности. Пока ты здесь, никогда не позволяй себе вольностей с женой или дочерью европейца - особенно португальца - иначе дело кончится твоей смертью, и очень быстро, что будет только справедливо. Никогда не называй человека сукиным сыном, если ты не готов подкрепить свои слова стальным клинком или пулей. И никогда, никогда не посещай борделей, которые не были рекомендованы тебе человеком, пользующимся твоим доверием. Если тебе не хочется обращаться ко мне или к Роббу, спроси у Аристотеля. Ему можно верить.

Растревоженный всем услышанным, Кулум наблюдал, как отец быстрыми, точными движениями заканчивает бритье. Он кажется таким уверенным во всем, подумал юноша. Но он неправ - во многих вещах. Неправ. В Писании ясно сказано: плотские утехи, похоть посланы нам дьяволом. Любовь же ниспослана нам Господом. Любить женщину, не желая ребенка, - похоть. И страшный грех. Как бы я хотел иметь жену. И забыть о похоти. Или любовницу. Но это незаконно и противно слову Божию.

- Ты купил свою наложницу? - спросил он.

- Да.

- Сколько ты заплатил за нее?

- Я бы сказал, что это не твоего ума дело, сынок, - мягко ответил Струан.

- Прости. Я не хотел быть грубым... любопытным или... - Кулум покраснел.

- Я знаю. Но такие вопросы мужчины друг другу не задают.

- Да. Я просто хотел узнать, сколько стоит женщина? Если ее покупать?

- Это будет зависеть от твоего вкуса. Начиная с какого-нибудь жалкого тэйла и кончая чем угодно. - Струан не жалел, что затеял этот разговор. Лучше сделать это самому, сказал он себе, чем ждать, когда это сделают другие. - Кстати, Кулум. Мы так и не обговорили сумму твоею жалованья. Ты начнешь с пятидесяти гиней в месяц. Эти деньги почти целиком пойдут на твои карманные расходы, поскольку ты будешь всем обеспечен.

- Это очень, очень щедро, - вырвалось у Кулума. - Благодарю тебя.

- Через пять месяцев эта сумма будет значительно увеличена. Как только мы приобретем землю, сразу же начнем строиться. Пакгаузы, Большой Дом - и дом тебе.

- Это было бы чудесно. У меня никогда не было дома - я имею в виду, у меня никогда не было даже комнаты, которая принадлежала бы только мне. Даже в университете.

- Человек должен иметь собственное жилье, пусть маленькое и тесное, но свое. Место, где он мог бы побыть один. Это очень важно для поддержания ясности ума.

- Пятьдесят гиней в месяц - это так много, - проговорил Кулум.

- Это не подарок. Ты их отработаешь.

С такими деньгами я могу жениться, думал Кулум. Очень легко. Он обойдется без борделей или этих грязных китаянок. Кулум с отвращением вспомнил три своих визита в публичный дом, который пользовался популярностью у студентов университета и был им по карману. Ему пришлось тогда изрядно напиться, чтобы не ударить лицом в грязь перед друзьями и заставить себя войти в вонючую комнату. Шиллинг за то, чтобы повозиться на влажных от пота простынях с коровоподобной ведьмой, вдвое старше его годами. Чтобы избавиться от болей, посланных дьяволом, - проклятия всех мужчин. И потом обязательные недели кошмарного ожидания, не проявится ли болезнь. Господи, избавь меня впредь от греха, помолился он.

- Ты хорошо себя чувствуешь, Кулум?

- Да, спасибо. Знаешь, я, пожалуй, пойду побреюсь перед завтраком. Извини меня. Я не хотел... ну, я не хотел показаться грубым.

- Я знаю.

- Подошел баркас Брока, сэр-р, - доложил матрос.

- Проводи его вниз, - распорядился Струан, не поднимая глаз от перечня участков, который передал ему Робб.

Кулум и Робб почувствовали, как с каждой секундой ожидания растет напряженность в каюте.

Дверь открылась, и Брок вошел, тяжело ступая. Он широко улыбнулся:

- Ага, так это все-таки ты, Дирк. Я так и подумал, что ты на борту!

- Выпьешь?

- С удовольствием. Доброе утро, Робб. Доброе утро, Кулум.

- Доброе утро, - ответил Кулум, ненавидя себя за страх, охвативший его при появлении этою человека.

- Эта одежда сидит на тебе прямо лучше не надо. Ты теперь, надо полагать, станешь мореходом? Как твой батюшка?

- Нет.

Брок уселся в морское кресло.

- В последний раз, когда я видел твоего батюшку, он шел под таким креном, что жуть брала. Прямо сказать, тонул он. Ужас, да и только. Страшное это было происшествие - несчастный-то случай. - Он принял от Струана кружку с ромом. - Благодарствуйте. К тому времени, как я управился с этим чертовым огнем, невесть откуда взявшимся в той кромешной тьме, прямо как молния из бездны, и приготовился идти к нему на выручку, глядь, Господи, а его уж и нет нигде. Всю ночь мы тогда провели в поисках и большую часть следующего дня.

- Я ценю такую заботливость с твоей стороны, Тайлер, - сказал ему Струан.

- Прошлой ночью я послал Горта справиться о тебе. Очень, прямо, странно, а, Кулум?

- Что странно, мистер Брок?

- Как что? Да ведь этот дьявол-карлик даже не знал, что твой батюшка у него на корабле. И никому не разрешено было подниматься на борт до полудня, как я слышал. И встали вы под прикрытием пушек флагмана. А ты спрашиваешь, что тут странного.

- Горт коснулся флагштока? - спросил Струан.

- Ага. Очень он только расстраивался. Все говорил, что это было все равно как вбить еще один гвоздь в твой гроб. Ужасно он не хотел этого делать.

Струан протянул ему банковский чек на двадцать тысяч гиней.

- Спасибо, Дирк, - сказал Брок, не прикасаясь к чеку и даже не глядя на него. - Только он не мой. Может, тебе лучше самому отдать его Горту. Или прислать ему на борт. Эти деньги ты не мне платишь.

- Как пожелаешь, Тайлер. Он будет на распродаже?

- А как же.

Струан взял в руки список участков.

- Лучшие прибрежные участки идут под номерами 7 и 8 к западу от долины, 16 и 17 в центре, 22 и 23 к востоку. Какие ты хочешь для себя?

- Ты предлагаешь мне вот так свободно взять и выбрать, Дирк?

- Тут хватит нам обоим. Ты выберешь какие захочешь. Мы не станем торговаться против тебя. А ты против нас.

- Я подумал о том же. Это будет справедливо. 16 и 17 из прибрежных участков и 6 и 7 из городских.

- Мы возьмем 7 и 8 у берега. И 3 и 4 в городке.

- Идет. Остается круглый холм. Ты все так же собираешься купить его, а?

- Да.

Брок приложился к кружке. Он чувствовал беспокойство, снедавшее Кулума.

- Флот завтра уходит, Дирк. Ты слышал об этом?

- Нет. Уходит куда?

- На север. Воевать, - с сардонической усмешкой ответил Брок.

- Я и забыл, что у нас война, - сказал Струан с коротким смешком. - Еще один прорыв к Пекину? Зимой?

- Да. Наши доблестные вожди приказывают кораблям двигаться на север. У твоего лакея вместо мозгов пушечные ядра. Я слышал, адмирал чуть не визжал от возмущения, но Лонгстафф лишь повторял, как заведенный: «На север, клянусь Господом, я приказываю вам идти на север! Мы покажем этому языческому сброду, как нарушать договоры! Они это надолго запомнят!».

- Флот не пойдет на север.

- Теперь, когда ты вернулся, может, и не пойдет. Печальное это дело, когда Тай-Пэном оказывается человек вроде Лонгстаффа. Смех один, а не представитель Короны. И когда люди, вроде тебя, нашептывают ему на ухо. Когда нам всем приходится уповать на тебя, чтобы спасти наш флот. - Он шумно прочистил горло, потом потянул носом воздух: - До чего странно пахнет у вас на корабле.

- О?

- Запах денег. Да, деньгами пахнет, точно. - Брок быстро повернулся к Кулуму: - Стало быть, ты больше не банкрот, а парень?

Кулум промолчал, но кровь бросилась ему в лицо.

Брок удовлетворенно крякнул.

- Я почуял это, когда ты встал на якорь, Дирк. Господи, даже еще раньше, когда ты только вошел в гавань. Стало быть, ты не потонул и деньги у тебя есть, чтобы расплатиться, а я в очередной раз проиграл.

- Когда истекает срок моих векселей?

- Сегодня, как тебе хорошо известно.

- Хочешь отсрочить платеж?

- Если бы не лицо этого парнишки, да и всех на борту, я бы спросил себя, уж не блефуешь ли ты. Может, никакого серебра и нет в твоих трюмах. Но меня не провести. Это написано на каждой роже здесь на корабле, исключая твою - и Робба. Я приму твой банковский чек сегодня, клянусь Богом. Никакого кредита.

- После распродажи мы все уладим.

- До нее. Да, до нее. Лучше тебе быть свободным от всех долгов, прежде чем ты начнешь торговаться на аукционе, - сказал Брок, сверкая глазом, и его злоба прорвалась наружу - Ты опять побил меня, да проклянут тебя Господь и дьявол, которому ты служишь, на веки вечные! Но круглый холм будет мой. Он будет мой.

- Он принадлежит «Благородному Дому». А не тому, кто тащится следом.

Брок поднялся, сжав кулаки.

- Я еще плюну на твою могилу, клянусь Богом.

- А я буду плевать на твою компанию с моего холма, клянусь Богом. Еще до захода солнца!

- Может статься, во всей Азии не наберется столько сокровищ, чтобы заплатить такую цену, клянусь Богом! Желаю здравствовать всем вам.

Брок в ярости ринутся из каюты, и его сапоги застучали по трапу.

Кулум вытер потные руки.

- Этот холм стал твоей ловушкой, Дирк. Он прекратит торговаться и разорит нас, - сказал Робб.

- Да, отец. Я знаю, что он так и сделает.

Струан распахнул дверь каюты:

- Стюард!

- Да, сэр-р.

- Мистера Кьюдахи ко мне. Быстро!

- Есть, сэр-р.

- Послушай, Дирк, - продолжал Робб. - У тебя есть шанс. Сделай с ним то же, что он собирается сделать с тобой. Прекрати вдруг торговаться. Пусть он сам разгребает эту кучу. Тогда конец ему. Ему! Не нам!

Струан не произнес ни слова. Раздался стук в дверь, и в каюту торопливо вошел Кьюдахи:

- Слушаю, сэр-р?

- Катер на воду. Скажите боцману, пусть доставит мистера Робба и мистера Кулума на «Грозовое Облако». Там он дождется мистера Кулума и отвезет его на флагман. Потом пусть возвращается сюда. Собрать всех на палубе у кормы!

Кьюдахи закрыл за собой дверь.

- Отец, дядя прав. Ради всех святых, неужели ты не видишь, что этот проклятый пират загнал тебя в ловушку?

- Тогда нам остается только посмотреть, не вытащат ли нас святые, которых ты помянул, из этой ловушки. Это вопрос лица!

- Дирк, - взмолился Робб, - почему ты не прислушаешься к голосу разума?

- Сара хочет видеть тебя на борту. Пока о серебре ни слова. И, Кулум, дружок, если Лонгстафф спросит обо мне, скажи только, что я на корабле. Больше ничего.

- Дирк, это твой единственный шанс...

- Тебе лучше поторопиться, Робб. Передай мои наилучшие пожелания Саре и детям. - Он вернулся к вороху бумаг на столе.

Робб знал, что спорить дальше бесполезно. Он молча вышел. Кулум последовал за ним с тоской в сердце. Он понимал, ничто на свете не заставит отступить его отца - или Брока. «Благородный Дом» поставил все свое будущее на никчемный холмик земли, выросший на никчемной скале. Глупо, кричало все его существо. Почему отец так чертовски, так безнадежно глуп?

Глава 4

В тот же день после полудня Струан стоял рядом с большой палаткой, которую он распорядился поставить на берегу Счастливой Долины. Он смотрел, как капитан Орлов надзирает за матросами, те перетаскивали бочонки из баркаса на берег и укладывали их ровными рядами внутри палатки. Он был настолько поглощен этим, что не слышал, как сзади к нему подошла Мэри Синклер.

Ее лицо обрамлял капор, подвязанный под подбородком. Коричнево-красное суконное платье волочилось по песку, оно было туго перетянуто в талии, придавая фигуре форму песочных часов по моде того времени. Но ткань была низкого качества, а покрой старомодным. Мэри прятала руки в потертую муфту, на плечи она набросила серую шаль, которая очень шла к ее глазам. Она выглядела аккуратной, невзрачной, бедной, замкнутой и полной достоинства.

- Привет, Тай-Пэн, - сказала она.

Струан, вздрогнув, вышел из состояния задумчивости. - О, привет, Мэри. Ты выглядишь очаровательно.

- Благодарю вас, добрый сэр, - сказала Мэри с мимолетной улыбкой. Она сделала изящный книксен. - Это такая высокая похвала для бедной девушки.

Пляж и долина быстро заполнялись торговцами, их женами и детьми - все в праздничном настроении, приодетые к случаю. Они обменивались друг с другом приветствиями и громко переговаривались Группы солдат и матросов - все офицеры в парадной форме - расположились в разных местах долины. Баркасы постоянно доставляли на берег новые семьи и офицеров. В прибрежной полосе, сбившись в кучки, ловили рыбу несколько сампанов, а к западу шумной толпой стоили любопытные китайцы, отделенные от долины кордоном из морских пехотинцев.

Столик аукционера поставили на небольшом возвышении в пятидесяти ярдах от палатки Струана, и, взглянув туда, шотландец заметил неподалеку от него Гордона Чена. Молодой человек тут же поклонился ему. Струан понял, что его сын хочет поговорить с ним и поэтому, должно быть, уже долгое время терпеливо ждет, когда предоставится возможность сделать это, не привлекая к себе внимания.

- Здравствуй, Гордон. Я освобожусь через минуту, - крикнул он.

- Благодарю вас, сэр, - откликнулся Гордон, кланяясь снова.

Струан увидел Робба, прогуливающегося с Сарой. Сара ступала грузно, с напряженным лицом. Рядом с ними резвилась Карен. Струан поискал глазами Кулума, но не нашел его и решил, что тот все еще на флагмане. Потом он вдруг увидел его, занятого оживленной беседой с Глессингом. Струану показалось странным, что Кулум не подошел к палатке сразу же, как только прибыл на берег.

- Прошу прощения, Тай-Пэн, мисс Синклер, - сказал Орлов. - Все бочонки на берегу.

- Надеюсь, что так, капитан Орлов, - лукаво улыбнулась Мэри. - Я слышала, вы перетаскивали их с баркаса последние два часа без перерыва. Вы хотите споить все европейское население острова, мистер Струан?

Струан коротко хохотнул.

- Нет. Благодарю вас, капитан.

Орлов отдал честь Мэри и скрылся в палатке с несколькими матросами. Другие собрались вокруг нее, одна группа села рядом на берегу и принялась играть в кости.

- Ты пришла рано, Мэри. Торги начнутся не раньше, чем через час.

- Капитан Глессинг был настолько любезен, что предложил проводить меня на берег, - сказала она. - Давайте пройдемся немного, если вы не возражаете.

- Конечно, - ответил Струан, уловив тревожную нотку в ее голосе. Они не спеша пошли в глубь острова.

Внизу в долине было сыро, вчерашний дождь оставил после себя широкие зеркальные лужи. От небольшого водопада, петляя, сбегал тихий ручеек. К шуму прибоя добавлялось неумолчное жужжание мух, стрекоз, пчел и слепней. Лучи солнца несли с собой обещание весны.

Когда они отошли достаточно далеко, Мэри остановилась.

- Во-первых, я хотела сказать вам, как больно мне было услышать о вашей утрате.

- Спасибо, Мэри.

- Я пыталась увидеться с вами до того, как вы отбыли в Кантон.

- Я помню. У тебя доброе сердце.

- Вчера вечером я попробовала попасть на ваш клипер. Мне хотелось знать, как вы себя чувствуете. Это был плохой йосс.

- Да. Но это позади. В прошлом.

- В прошлом. Однако я читаю боль на вашем лице. Другие не видят ее, но я вижу.

- А как дела у тебя? - спросил он, пораженный, как всегда, тем, что Мэри могла выглядеть такой обыкновенной - милой, нежной, такой, какой она должна была быть, но не была. Мне следовало бы презирать ее, подумал он, но вопреки всему она мне нравится.

- Жизнь стала интересной. На некоторое время. - Мэри оглянулась на пляж. Брок, Горт и Нагрек Тум, Элиза Брок и ее дочери сходили на берег из своего баркаса. - Я рада, что вы опять побили Брока. Так рада.

- А разве я его побил?

Мэри прищурилась:

- Сорок лаков серебра? Четыре монеты?

- Откуда тебе известно об этом?

- Неужели вы забыли, Тай-Пэн? У меня есть друзья в высоких сферах. - Она произнесла это самым обычным тоном. Но когда она была рядом с Тай-Пэном, эти «друзья» вызывали у нее презрение.

- У кого хранятся другие половинки монет, кто эти люди?

- Вы хотите, чтобы я узнала?

- Может быть, я думаю, что это тебе уже известно.

- Ах, Тай-Пэн, вам действительно нет равных. - Ее голос потеплел еще больше. - Я знаю, где находятся две. Когда выясню про остальные, я вам сообщу.

- А у кого две первых?

- Если бы вам удалось устроить кому-то такой огромный заем, сколько бы половинок вы оставили себе?

- Все до одной. Да, клянусь Богом, все до одной. У Дзин-куа их две?

- Одна. - Она поиграла шалью и поправила ее на плечах. - Сейчас в Кантоне находятся четыре тысячи «знаменосцев». И большая армада брандеров. Наш флот должен подвергнуться нападению, если попытается атаковать форты Бог. И еще один флот ждет в пятидесяти милях к северу. Имя By Квок говорит вам о чем-нибудь?

Струан притворился, что пытается вспомнить, но на самом деле он был потрясен. До встречи со Скраггером он сам никогда не слышал о By Квоке. О By Фан Чое, его отце - конечно, но не о сыне. Маусс не был посвящен ни в то, что происходило на большой джонке, ни в то, что сказал Скраггер. Знали обо всем только Кулум и Робб. От них Мэри никак не могла узнать о By Квоке. Значит, она должна была получить эти сведения от самого By Квока - или от Дзин-куа. Но каким образом? - Имя как имя, - сказал он наконец. - Почему ты спросила?

- By Квок - старший сын By Фан Чоя.

- Пиратского предводителя? Белого Лотоса? - Струан изобразил на лице удивление.

- Я обожаю шокировать вас, - весело сказала она. - Так вот, император через Хоппо в Кантоне тайно предложил By Квоку и By Фан Чою должности мандаринов. И еще генерал-губернаторство в провинции Фукьен - и на Формозе. В обмен за нападение на корабли в гавани Гонконга. Всем их флотом.

- На какой день назначено нападение? - На этот раз его шок был неподдельным.

- Они еще не приняли предложения. Как говорят китайцы, «переговоры продолжаются».

Может ли быть так, что By Квок просил об услугах лишь для отвода глаз, спрашивал себя Струан. Дьявольская интрига внутри еще одной интриги, чтобы усыпить его бдительность и покрепче захлопнуть дверцу западни? Причем здесь тогда монета? Стали бы они рисковать всем своим флотом? Три тысячи джонок с пиратским сбродом на борту могли бы покончить с нами - может быть!

- А ты узнаешь, если они примут... если нападение все-таки состоится?

- Я не уверена, но думаю, что да. Однако это еще не все, Тай-Пэн. Да будет вам известно, что вознаграждение за вашу голову удвоено. Назначено вознаграждение и за Кулума тоже. Десять тысяч долларов. Вообще за каждого англичанина. Джорджа Глессинга, Лонгстаффа, Брока. - Ее голос упал: - И за Мэй-мэй, Дункана и Кейт. Если их захватят живыми.

- Что?!

- Я услышала об этом три дня назад. Вас здесь не было, поэтому я с первым же судном поспешила в Макао, но вы уже уехали оттуда. Так что я отправилась прямо к Мэй-мэй. Я сказала ей, что меня послали вы, что вам стало известно, будто ей и детям грозит опасность. Затем я повидала вашего компрадора и передала ему, от вашего имени, чтобы он забрал Мэй-мэй с детьми к себе, добавив, что если с ними случится что-нибудь до вашего возвращения, вы повесите его самого, его детей и детей его детей.

- Что ответил Чен Шень?

- Он просил передать, что вам нечего бояться. Я проводила Мэй-мэй и детей в его дом, потом вернулась на Гонконг. Думаю, на время они в безопасности.

- Он знает про серебро?

- Разумеется. Часть его, очень маленькая часть, принадлежит ему. Разве он мог бы найти более выгодное применение своим деньгам?

- Кто еще давал серебро?

- Я знаю о Чен Шене, Дзин-куа, купцах Ко-хонга - каждый внес свою долю. Это составило около пятнадцати лаков. Насчет остального я не уверена. Вероятно, маньчжурские мандарины.

- Ти-сен?

- Нет. Он в совершенной немилости. Все его богатство отошло в императорскую казну. Купцы Ко-хонга считают, что оно оценивалось в две тысячи лаков. Золотом.

- Так Чен Шень сказал, что присмотрит за Мэй-мэй и детьми?

- Да. Теперь, когда вы снова богаты, он готов отвечать за них жизнью своей матери. По крайней мере, какое-то время.

- Подожди меня здесь, Мэри. - Струан повернул к пляжу. Он нашел глазами Маусса, окрикнул его, подзывая рукой, и заторопился ему навстречу.

- Вольфганг, разыщи Орлова и отправляйся на «Китайском Облаке» в Макао. Забери Мэй-мэй и детей и привези их вместе с амой сюда. На всех парусах. Оставь Кьюдахи присматривать за палаткой.

- Привезти их сюда, на остров?

- Да. Вы должны вернуться к завтрашнему дню. Они живут у Чен Шеня.

- Привезти их сюда? Открыто?

- Да, клянусь Богом! Отправляйся немедленно.

- Я не стану этого делать, Тай-Пэн. В открытую - нет. Вы же этим погубите себя. Вы ведь знаете, что перед вами захлопнутся все двери, вы станете изгоем.

- Мандарины назначили награду за их головы. Торопись!

- Gott im Himmel! - Маусс нервно подергал себя за бороду. - Я тайно доставлю их на корабль и возьму с Орлова клятву держать язык за зубами. Gott im Himmel, прости меня, несчастного грешника.

Струан вернулся к Мэри.

- Кто сообщил тебе о похищении, Мэри?

- Вы не знаете этого человека.

- Ты подвергаешь себя большой опасности, девочка. Получаешь информацию, а потом сама же начинаешь действовать.

- Я очень осторожна.

- Оставь Макао раз и навсегда. Избавься от той жизни, пока у тебя есть эта. Твой йосс не может длиться вечно.

- Давайте лучше поговорим о вас, Тай-Пэн. Вы не можете выставлять здесь напоказ свою любовницу.

- Она и дети будут в безопасности на борту моего клипера, а это единственное, что имеет значение.

- Только не в нашем обществе, клянусь Богом, и вы это знаете. Они уничтожат вас, Тай-Пэн, - даже вас, - если вы пойдете против их проклятых правил. Они должны будут сделать это. Она китаянка.

- Чума на них!

- Да. Но это проклятие прозвучит одиноко, а вам нужно думать о своем доме. Пока Мэй-мэй существует только для вас; им она не опасна - то, чего не видно, не существует. Я не могу давать вам советы - вы знаете это лучше, чем кто-либо, но я умоляю вас, пусть о ней никто не узнает.

- Я следовал этому правилу раньше, буду следовать ему и впредь - до тех пор, пока им ничто не угрожает. Я обязан тебе услугой, Мэри.

- Да. - В ее глазах вспыхнул странный огонек. - Я согласна ее принять.

- Назови ее.

- Все, что я попрошу?

- Назови ее.

- Не теперь. Когда она мне будет нужна, я обращусь к вам. Да. Когда-нибудь мне понадобится ваша помощь. - Потом она добавила небрежно: - Вам следовало бы быть более осторожным с такими обещаниями, Тай-Пэн. Я женщина, а женский ум очень не похож на мужской.

- Это верно, - ответил он и улыбнулся.

- У вас такая чудесная улыбка, Тай-Пэн.

- Благодарю вас, добрая леди. - Он изящно поклонился. - Это такая высокая похвала для бедного Тай-Пэна. - Он взял ее под руку, и они направились к пляжу. - Кто сказал тебе о Мэй-мэй и о детях?

- Мы договорились два года назад, что источники моей информации священны и неприкосновенны.

- Постарайся обойтись без таких длинных слов.

- Я рада, что наконец встретилась с Мэй-мэй. Она так прекрасна. И дети тоже. - Мэри чувствовала себя согретой прикосновением его руки.

- А есть хоть какая-нибудь вероятность, что твоя информация неверна?

- Нет. Похищение за выкуп - древний китайский обычай.

- Гнусный обычай. Покушаться на женщин и детей. - Струан какое-то время шел молча. - Как долго ты собираешься пробыть здесь?

- Несколько дней. Горацио... Горацио немного теряется, когда остается один. Кстати, Чен Шень, конечно, знает, что я говорю на кантонском. Теперь об этом знает и Мэй-мэй. Я попросила ее сохранить это в секрете. Она ведь никому не расскажет, правда?

- Нет. На этот счет можешь не беспокоиться. Но я ей напомню о твоей просьбе. - Он заставил себя не думать о Мэй-мэй, детях, By Квоке, брандерах и оставшихся трех половинках монет. - Один секрет заслуживает другого. «Благородный Дом» дает бал через тридцать дней. Разумеется, вы приглашены.

- Какая замечательная идея!

- Мы назначили приз. Тысяча гиней для леди в самом красивом платье.

- Боже милостивый, Тай-Пэн, да вам глаза выцарапают!

- Судьей будет Аристотель.

- Все равно выцарапают. - Ее глаза вдруг словно поменяли цвет. - Вам не следует забывать об одной вещи: вы теперь самый завидный жених во всей Азии.

- Что?

Ее смех прозвучал почти насмешливо.

- Лучше вам поторопиться с выбором супруги, пока еще есть время. Немало красоток будут вертеть у вас перед носом кружевными панталончиками, и немало мамаш принарядят своих дочек, чтобы пропихнуть их к вам в постель.

- Как только у тебя язык поворачивается говорить такое?

- Ну что же, смотрите не говорите потом, что вас не предупреждали. Тысяча гиней? Думаю, я бы хотела выиграть такой приз. - Ее настроение неожиданно изменилось. - У меня есть деньги, чтобы купить такое платье, как вам хорошо известно, но если я это сделаю, то... то что станется с той Мэри Синклер, к которой все привыкли? Каждому известно, что мы бедны, как кули.

- Но я не вижу, что мешало бы мне подарить тебе красивое, модное платье. По крайней мере, ничто не запрещает мне предложить его тебе через Горацио. Как ты думаешь?

- Кровь господня, Тай-Пэн, неужели вы бы это сделали? Я верну вам деньги.

- Если ты прекратишь сквернословить, да. Только никаких денег: подарок есть подарок. - Он задумчиво посмотрел на нее: - Ты когда-нибудь вспоминаешь о своей бабушке Вильгельмине?

- О ком, о ком?

- О двоюродной тете твоей матери, которая в свое время уехала к мужу. В Голландию.

- Кто это?

- Наследница своего мужа. Как раз такая, которая могла бы оставить тебе много денег.

- У меня нет родственников в Голландии.

- Наверное, мать просто забыла рассказать тебе о ней. Может быть, какой-нибудь адвокат из Амстердама смог бы известить тебя, что ты получила наследство. - Он закурил сигару. - Став богатой наследницей, ты смогла бы тратить деньги открыто. Разве нет?

- Но... но... - У нее перехватило дыхание. - А как же быть с Горацио?

- Тетя Вильгельмина могла бы оставить ему две тысячи гиней. Основной капитал - тебе. По-настоящему она любила только отпрысков женского пола. Твоя матушка была ее любимицей. Странно, что никто не говорил о ней ни тебе, ни Горацио. Бедная тетушка Вильгельмина. Она скончалась вчера.

Глаза у Мэри сделались огромными от возбуждения.

- Неужели это возможно, Тай-Пэн? Вы бы взялись за это?

- Письмо до Лондона идет три месяца. Месяц на то, чтобы все подготовить в Голландии. Три месяца на ответ. Через семь месяцев ты станешь наследницей. Но до того времени тебе лучше прилежно играть роль церковной мышки. И не забудь очень удивиться, когда все это произойдет.

- Да. Простите, я... все это так... о, не беспокойтесь. Не беспокойтесь. Если я сейчас немножко сойду с ума и разрыдаюсь или закричу... Я боготворю вас, Тай-Пэн.

Его улыбка погасла.

- Пожалуйста, прошу, не говори таких вещей!

- Я никогда не говорила этого раньше и. возможно, никогда не повторю этого впредь. Но для меня вы - Бог - Она повернулась и пошла в глубь острова одна.

Струан несколько мгновений смотрел ей вслед, потом направился к Гордону Чену. С каждым днем мальчик все больше становится похож на китайца, подумал он. В море баркас с Орловом и Мауссом был все еще далеко от «Китайского Облака». Торопитесь, клянусь Богом!

Его перехватил Скиннер. Редактор выглядел озабоченным.

- Добрый день, мистер Струан.

- О, здравствуйте, мистер Скиннер.

- Сегодня великий день для Востока, не правда ли?

- Да. Извините, но мне нужно...

- Я задержу вас буквально на секунду, мистер Струан. Я пытался увидеться с вами вчера вечером. - Скиннер понизил голос. Он потел больше обычного, и пахло от него так же невыносимо, как и всегда. - Если память мне не изменяет, сегодня истекает срок векселям «Благородного Дома».

- Не изменяет? В самом деле?

- Они будут оплачены?

- У вас вдруг возникли какие-то сомнения на этот счет мистер Скиннер?

- Ходят слухи. О серебре.

- Я их тоже слышал.

- Надеюсь, они подтвердятся. Я бы расстроился, если бы у «Ориентл Таймс» сменился владелец.

- Я бы тоже. Сегодня вечером у меня будет для вас нечто интересное. А сейчас, надеюсь, вы извините меня?

Скиннер увидел, как Струан подошел к Гордону Чену и пожалел, что не может слышать их разговора. Тут он заметил Брока и его семейство, беседующих с Нагреком Тумом. Это действительно великий день, радостно подумал он, грузно зашагав в их сторону. Кому же достанется круглый холм?

- Я был так огорчен, узнав о вашей утрате, сэр, - говорил между тем Гордон Чен. - Я пытался увиделся с вами, но не сумел исполнить свой долг. Я вознес молитву.

- Спасибо.

- Мать просила передать вам, что будет соблюдать положенные сто дней траура.

- Пожалуйста, скажи ей, что в этом нет нужды, - попросил Струан, зная, что Кай-сун все равно сделает по-своему. - А теперь, как идут твои дела со времени нашей последней встречи?

- Ничего особенного не произошло. Я старался помочь Чен Шеню отыскать кредит для компании, сэр. Но боюсь, наши старания не увенчались успехом. - Ветер взметнул ею косичку и стал играть ею.

- Найти кредит - очень трудное дело, - заметил Струан.

- Да, действительно. Мне очень жаль. - Гордон Чен подумал о невероятном количестве серебра в трюме «Китайского Облака», и его охватило чувство восхищения своим отцом. Сегодня утром до него дошли слухи о серебре, и они совпадали с теми, которые еще раньше просочились в Тай Пинь Шан, слухи о том, что Тай-Пэн вывез слитки из Кантона под самым носом у ненавистных маньчжуров. Но Гордон ни словом не обмолвился о возрождении «Благородного Дома», поскольку это было бы невежливо.

- Возможно, пришло время открыть и тебе небольшой кредит. Может быть, мне удастся его устроить. Скажем, один лак серебром.

Гордон Чен часто заморгал, открыв рот.

- Это огромный кредит, сэр.

- Ты возьмешь себе одну четвертую часть прибыли, я возьму три.

- Это было бы очень справедливо, сэр, - произнес Гордон, приходя в себя и быстро собираясь с мыслями. - Очень щедро. В такие тяжелые времена, как теперь, просто очень справедливо. Но если бы я должен был получать две трети, а вы одну, это помогло бы мне значительно увеличить вашу прибыль. Очень значительно.

- Я и так ожидаю, что прибыль будет значительной. - Струан отбросил сигару и заговорил серьезно: - Мы станем партнерами. Прибыль будем делить поровну. Мы заключим с тобой джентльменское соглашение. Для всех оно должно оставаться тайной. Ты будешь вести книги и отчитываться предо мной ежемесячно. Согласен?

- Согласен. Поистине, вы слишком щедры ко мне, сэр. Благодарю вас.

- Приезжай сегодня вечером, я передам тебе необходимые бумаги. Я буду на «Китайском Облаке».

Гордон Чен был так счастлив, что ему хотелось прыгать и кричать от радости. Он не знал, чем объяснить такую невероятную щедрость отца. Но был уверен, что свой лак он теперь обязательно получит, и эти деньги умножатся во сто, в тысячу крат. Если йосс поможет, добавил он быстро. Тут он вспомнил о Хун Мун Тонге и задумался, не вступит ли верность тонгу в противоречие с преданностью отцу. И ее ни это случится, какое из чувств возобладает. - Я не могу найти слов, чтобы выразить вам свою благодарность, сэр. Может ли это соглашение вступить в силу теперь же?

- Да. Полагаю, ты захочешь принять участие в аукционе.

- Я уже думал... - начал было Гордон Чен и вдруг замолчал.

К ним с решительным выражением лица приближался Кулум.

- Привет, Кулум, - сказал Струан.

- Здравствуй, отец.

- Познакомься, это Гордон Чен. Мой сын Кулум, - представил их друг другу Струан, чувствуя на себе изумленные взгляды притихшей толпы на пляже.

Гордон Чен поклонился:

- Для меня большая честь познакомиться с вами, сэр.

- Гордон - твой сводный брат, Кулум, - произнес Струан,

- Я знаю. - Кулум протянул руку. - Рад нашему знакомству.

Оглушенный словами Струана, Гордон слабо пожал протянутую руку. - Спасибо. Спасибо вам большое.

- Сколько вам лет, Гордон? - спросил Кулум.

- Двадцать, сэр.

- Сводным братьям полагается называть друг друга по имени, не так ли?

- Если вам так угодно.

- Мы должны ближе узнать друг друга. - Кулум повернулся к Струану, глубоко пораженному тем, что его сын вот так при всех, открыто признал молодого евразийца своим братом. - Извини, что помешал вам, отец. Я просто хотел познакомиться с Гордоном, - сказал он и удалился.

Струан почувствовал, как окружавшая их тишина лопнула и замерший было пляж снова ожил. И он с удивлением заметил, что по щекам Гордона катятся слезы.

- Простите... мне... я ждал этого всю свою жизнь, мистер Струан. Благодарю вас. Благодарю вас, - произнес Гордон едва слышно.

- Большинство людей зовут меня Тай-Пэном, парень. Давай забудем «мистера Струана».

- Да, Тай-Пэн. - Гордон поклонился и зашагал прочь.

Струан направился вслед за Кулумом, но вдруг увидел, как к берегу подошел катер Лонгстаффа. В катере, кроме капитан-суперинтенданта, находились адмирал и группа морских офицеров. А также Горацио.

Хорошо, подумал Струан. Теперь Брок. Он помахал рукой Роббу и показал на Брока. Робб кивнул, оставил Сару и догнал Кулума. Вместе они присоединились к Струану.

- Бумаги у тебя с собой, Робб?

- Да.

- Тогда пошли. Пора нам заполучить наши векселя обратно. - Струан бросил взгляд на Кулума: - Нервничать нет причин, парень.

- Да, отец.

Некоторое время они шли молча, потом Струан заговорил, обращаясь к сыну:

- Я рад, что ты не отказался от знакомства с Гордоном. Спасибо.

- Я... хотел увидеть его сегодня. Вместе с тобой. Знаешь... на людях.

- Зачем?

- Разве это не дает тебе лицо, которое всегда для тебя так важно?

- Кто рассказал тебе о Гордоне?

- До меня дошли слухи, когда я вернулся из Кантона. Люди всегда с готовностью распространяют дурные вести. - Он вспомнил довольные, ехидные усмешки большинства торговцев и их жен, с которыми он встречался. «Так обидно, парень, что ты приехал в столь несчастливое время. Жаль, право, что вашему торговому дому конец. Без „Благородного Дома“ здесь будет уже не то», говорили все они, каждый на свой лад. Но Кулум видел, что эти люди ликовали в душе, упиваясь их унижением. О Гордоне он узнал от тети Сары. Она первая по-настоящему открыла глаза его наивности. Они тогда шли вместе по Куинз Роуд, и по дороге на глаза им попались евразийцы - Кулум видел их в первый раз - мальчик и девочка. Он спросил у нее, какой они национальности и из какой страны приехали.

- А, эти, - ответила тетя Сара. - Это полукровки: наполовину англичане, наполовину язычники. Многие из торговцев имеют здесь незаконных детей от своих языческих любовниц. Все это, конечно, держится в секрете, но об этом тут знает каждый. У твоего дяди Робба тоже есть одна.

- Что?

- Я спровадила ее подальше вместе с ее отродьем еще много лет назад. Полагаю, все было бы не так скверно, если бы эта женщина была христианкой и красавицей. Это я еще могла бы понять. Но такое - нет.

- А у... у отца есть... другие дети?

- Насчет детей не знаю, Кулум. У него есть сын, который работает на его компрадора Чен Шеня. Его зовут Гордон Чен. У твоего отца, должно быть, странное чувство юмора, раз он решил дать ему клановое христианское имя. Я слышала, впрочем, что мальчика крестили, и он христианин. Полагаю, это уже кое-что. Может быть, мне и не следовало говорить тебе всего этого, Кулум. Но кто-то должен это сделать, и, наверное, лучше узнать правду от близкого человека, чем услышать ее в перешептываниях за своей спиной. О, да. В Азии у тебя есть, по крайней мере, один сводный брат.

В ту ночь он не мог уснуть. На следующий день он в отчаянии отправился на берег. Несколько морских офицеров, Глессинг среди них, играли в крикет, и Кулума попросили дополнить команду. Когда наступила его очередь стоять у калитки, он перенес всю свою злость на мяч, вкладывая в удары максимум силы, словно хотел убить его и вместе с ним свой стыд. Он играл великолепно, но игра не доставила ему удовольствия. Позже Глессинг отвел его в сторону и спросил, в чем дело. Кулум выпалил все, как есть, дрожа от возмущения.

- Я не одобряю твоего отца, как тебе, без сомнения, известно, - сказал ему тогда Глессинг. - Но это не имеет никакого отношения к его личной жизни. У меня и у самого та же проблема, что и у тебя. По крайней мере, мне известно, что у моего отца есть любовница в Майда Вэйл. А также два сына и дочь. Он никогда не говорил мне о них, хотя, полагаю, он знает, что я знаю. Все это чертовски осложняет жизнь, но что может поделать мужчина? Вероятно, дожив до его лет, я поступлю так же, как он. Что ж, подождем, там видно будет. Конечно, я согласен, дьявольски это неловко - знать, что у тебя есть брат-полукровка.

- Ты с ним знаком?

- Я его видел. Никогда с ним не разговаривал, хотя, если верить слухам, он славный малый. Послушайся моего совета - не принимай слишком близко к сердцу то, что делает твой отец в своей личной жизни. Он твой единственный отец, другого не будет.

- Ты его не любишь и при этом принимаешь его сторону. Почему?

Глессинг пожал плечами.

- Может быть, потому, что я усвоил одну истину: грехи отцов - это их проблемы, а не их сыновей. Или потому, что мне никогда не стать таким мореходом, как Тай-Пэн, и он управляет лучшим флотом самых красивых кораблей на свете и обращается со своими матросами как должно: хорошие пища, жалованье, жилье. В то время как нас вынуждают обходиться теми крохами, что выделяет нам этот проклятый парламент: денег, черт побери, ни фартинга, а вместо команды висельники да насильно завербованные остолопы. Может быть, еще из-за Глессинг Пойнта - или потому что он Тай-Пэн. Может быть, потому, что им восхищаются Синклеры. Не знаю. Я открыто заявляю тебе, что если я когда-нибудь получу приказ преследовать его, я пойду на все, что только будет в рамках закона. Но даже так, я от всей души надеюсь, что он сумеет снова перехитрить этого проклятого грубияна Брока. Я бы не перенес, если бы Тай-Пэном стала эта свинья.

С того дня Кулум часто виделся с Глессингом. Их отношения переросли в тесную дружбу…

- Сегодня, - продолжал Кулум, обращаясь к Струану и чувствуя себя крайне неуютно, - ну, когда я увидел тебя вместе с Гордоном Ченом, я спросил о нем у Джорджа Глессинга. Он был достаточно честен, чтобы рассказать мне все, как есть.

Струан остановился.

- Ты хочешь сказать, что с моей стороны было нечестно скрыть это от тебя?

- Нет. Тебе не нужно оправдываться в своих поступках. Передо мной. Отец не должен ни в чем оправдываться перед сыном, не так ли?

- Гордон - хороший парень, - встревоженно вставил Робб.

- Почему тебе захотелось узнать, сколько ему лет? - спросил Струан.

- Мы ведь с ним одного возраста, не правда ли?

- И что из того?

- Это не имеет значения, отец.

- Имеет. Для тебя. Так почему?

- Я бы предпочел...

- Почему?

- Наверное, это вопрос этики. Раз мы одного возраста, получается, что мать Гордона носила своего сына... в одно время с моей.

- Да. Ты верно описал ситуацию.

- Такое слово, как «прелюбодеяние», описало бы ее не менее верно, разве нет?

- Одна из истин в жизни мужчины заключается в том, что прелюбодеяние так же неизбежно, как смерть или восход солнца.

- Вовсе нет, если следовать заповедям Божьим, - возразил Кулум, пряча глаза от отца. - Пора открывать аукцион - Лонгстафф уже прибыл, - сказал он.

- Ты поэтому так нервничаешь? Встретился с Гордоном и напоминаешь мне о Заповедях?

- Для разговора с Броком я тебе не нужен, отец, ведь правда? Думаю, мне... если ты не будешь возражать, я лучше проверю еще раз, все ли готово.

- Поступай, как знаешь, парень. Я считаю, что сейчас ты должен быть с нами. Это редкий случай. Но поступай, как знаешь. - Струан зашагал дальше по дороге. Кулум поколебался одно мгновение, потом догнал его.

Куинз Роуд шла вдоль берега, она вела из долины прямо на запад. Примерно через милю она проходила мимо палаток морских пехотинцев, охранявших постоянно растущее количество складов королевского флота. За ними на целую милю до самого Глессинг Пойнта тянулись ряды палаток британских солдат. Здесь, у мыса, дорога заканчивалась.

А над Глессинг Пойнтом раскинулся Тай Пинь Шан, связанный с берегом нескончаемой вереницей китайцев, согнувшихся под тяжестью своих пожитков. Эта вереница все время двигалась и постоянно пополнялась за счет без конца прибывающих джонок и сампанов.

- Добрый день, ваше превосходительство, - сказал Струан, приподнимая шляпу, когда они поравнялись с Лонгстаффом и его свитой.

- А, добрый день, Дирк. Привет, Робб - Лонгстафф не стал задерживаться рядом с ними. - Разве вы не готовы начинать, Кулум? - спросил он на ходу.

- Буквально через минуту, ваше превосходительство.

- Что ж, поторопитесь. Меня ждут дела на корабле, ну. - Затем он добавил, обращаясь к Струану с оскорбительным опозданием, словно вдруг вспомнил о чем-то: - Рад, что вы вернулись, Дирк. - Он продолжил свой путь, здороваясь с остальными.

- Тон его превосходительства переменится минуты эдак через три, - заметил Струан.

- Глупый, презренный, насквозь прогнивший дурак. - Голос Кулума, задетого за живое, звучал тихо. - Благодарение Богу, сегодня последний день, когда я служу у него.

- Будь я на твоем месте, я бы воспользовался должностью заместителя секретаря колонии себе на пользу, - покачал головой Струан.

- Каким образом?

- Мы вернули себе всю нашу власть. Но по-прежнему именно его рука придает бумаге силу закона. А его рукой все так же нужно управлять, нет?

- Я... да, наверное, - ответил Кулум.

Струаны подошли к Брокам, и на пляже стало тихо, возбуждение нарастало. Горт и Нагрек Тум встали рядом с Броком, Лизой и девочками.

Скиннер принялся насвистывать что-то немелодичное и подобрался к ним поближе.

Кисть Аристотеля Квэнса остановилась на середине мазка.

Лишь самые юные из присутствующих не чувствовали охватившего всех волнения и потому не смотрели и не прислушивались.

- Добрый день, леди, джентльмены, - произнес Струан, приподнимая шляпу.

- Добрый день, мистер Струан, - мягко ответила Лиза Брок. - Вы знакомы с Тесс и Лиллибет, не правда ли?

- Разумеется. Добрый день, леди, - приветствовал их Струан. Девочки сделали книксен. Он отметил про себя, что Тесс очень выросла с того времени, когда он видел ее в последний раз. - Можем мы уладить наше дело? - обратился он к Броку.

- Что же, сейчас момент подходящий, как и любой другой. Лиза, ты с девочками давайте-ка идите на корабль. И, Лиллибет, не опускай ручки в море по дороге, а то поймаешь свою смерть. И смотри не свались в воду. А ты, Тесс, голубушка, будь осторожна и приглядывай за сестренкой. Ну, бегите, да слушайтесь маму и делайте все, как она скажет.

Девочки торопливо присели и побежали вперед, радуясь, что их наконец отпустили.

- Дети с жизнью на корабле никак не вяжутся, а? - заметил Брок. - Никогда не уследишь, куда они деваются. С ума можно сойти.

- Да. - Струан протянул Горту банковский чек. - Теперь мы в расчете, Горт.

- Благодарю вас, - ответил Горт. Он внимательно осмотрел чек.

- Может быть, ты хочешь удвоить свой выигрыш?

- Как это?

- Ставлю еще двадцать тысяч, что один из наших кораблей обойдет тебя на пути домой.

- Благодарствуйте. Только говорят, у дурака деньги надолго не задерживаются. Я не дурак - и не игрок. - Он опустил глаза на чек. - Это может мне как раз пригодиться. Вдруг удастся откупить кусочек круглого холма у батюшки.

Зеленые глаза Струана потемнели.

- Давайте подойдем к палатке, - предложил он и, повернувшись, зашагал вперед.

Робб и Кулум последовали за ним, Робб радовался про себя, что не он, а его брат является Тай-Пэном «Благородного Дома». Его старые страхи вернулись. Как я смогу один справиться с Броком? Как?

Струан остановился у палатки, не заходя внутрь, и кивнул Кьюдахи.

- За дело, ребятки, - крикнул Кьюдахи небольшой группе матросов. - Шевелись!

К огромному удивлению всех, матросы выдернули колышки и повалили палатку.

- Наши векселя, пожалуйста, Тайлер.

Брок неторопливо достал бумаги из кармана:

- Восемьсот двадцать четыре тысячи ровно. Струан передал векселя Роббу, который тщательно сверил их с дубликатами.

- Благодарю, - сказал Струан. - Теперь, пожалуйста, распишись здесь.

- А что это?

- Расписка.

- А где чек вашего банка? - подозрительно прищурившись, спросил Брок.

- Мы решили расплатиться наличными.

Моряки оттащили палатку в сторону. Почти закрывая собой пустые бочонки, глазам всех открылись аккуратные ряды серебряных слитков. Сотни и сотни слитков, тускло поблескивающих в предвечернем солнечном свете. Пораженный Брок не мог отвести от них взгляда. Чудовищное молчание повисло над всем Гонконгом.

- «Благородный Дом» решил расплатиться наличными, - небрежно повторил Струан. Он чиркнул спичкой и поднес ее к свернутым в трубку векселям. Достав три сигары, он предложил одну Роббу, одну Кулуму, и все трое прикурили от горящих документов. - Здесь все взвешено. Но у нас есть весы, если вы пожелаете проверить.

Кровь бросилась Броку в лицо:

- Будь ты проклят, дьявол!

Струан уронил сгоревшие векселя на песок и раздавил их каблуком.

- Благодарю вас, мистер Кьюдахи. Доставьте людей на «Грозовое Облако».

- Есть, так точно, сэр. - Кьюдахи и матросы кинули последний взгляд на серебро и, отирая пот со лба, бросились к своим лодкам.

- Ну, с этим покончено, - сказал Струан Роббу и Кулуму. - Теперь мы можем заняться землей.

- Действительно «редкий случай», Дирк, - заметил Робб. - Это была великолепная идея.

Кулум посмотрел вокруг. Он увидел жадность и зависть и глаза, исподтишка наблюдающие за ними. Благодарю Тебя, о Господи, молча помолился он, за то, что Ты позволил мне быть частью «Благородного Дома». Благодарю Тебя за то, что Ты позволил мне стать Твоим орудием.

Брок пришел в себя:

- Горт, давай всех своих ребят на берег и быстро.

- Что?

- Быстро, в господа бога мать, - яростно повторил Брок низким голосом. - И чтобы все при оружии. Не пройдет и нескольких минут, как все язычники-пираты, сколько их ни есть в Азии, будут дышать нам в затылок.

Горт бросился бегом.

Брок вытащил свои пистолеты и передал их Нагреку:

- Если хоть кто-нибудь подойдет ближе чем на пять ярдов, сноси ему голову. - Он подошел к Лонгстаффу: - Могу я воспользоваться этими солдатами, ваше превосходительство? Иначе не миновать больших неприятностей.

- А? Солдатами? Солдатами? - Лонгстафф, моргая, смотрел на слитки. - Чертнязьми, это что же, все настоящее серебро? Вот это все? Чертнязьми, на восемьсот тысяч фунтов, вы говорили?

- Чуть больше, - нетерпеливо ответил Брок. - Так как насчет солдат? Морских пехотинцев, матросов. Любых, лишь бы при оружии. Для охраны, клянусь Богом!

- А, при оружии! Конечно. Адмирал, распорядитесь, пожалуйста.

- Эй, там! - рявкнул адмирал, взбешенный алчностью, читавшейся на каждом лице, включая лица офицеров королевского флота. Морские пехотинцы, солдаты и матросы со всех ног бросились к нему. - Образовать круг, пятьдесят шагов от сокровища. Никого не подпускать. Ясно? - Он посмотрел на Брока, сверкая глазами. - Я буду отвечать за его сохранность в течение часа. Потом оставлю, где лежит.

- Премного благодарен, адмирал, - ответил Брок, подавив проклятие. Он взглянул на море. Катер Горта быстро шел к «Белой Ведьме». Часа хватит, прикинул он, проклиная Струана и его серебро. Где, во имя Господа, смогу я пристроить столько денег? Под чью подпись решусь их отдать? Когда вот-вот грянет война, и мы, возможно, опять не сможем торговать, а? Если торговля не прекратится, тогда я легко расплачусь за весь чай этого года. Но до тех пор, пока никто не сможет этого гарантировать... Господи, да векселя любой компании останутся пустыми бумажками. За исключением «Благородного Дома», будь он трижды проклят.

Здесь нет ни банка, ни подвала с сейфами, и не будет тебе покоя, пока ты не избавишься от этих слитков до последнего. Твоя жизнь висит на волоске. Раньше нужно было думать, клянусь Богом. Ты должен был предвидеть, что замыслит этот растреклятый мерзавец. Вот уж подловил он тебя так подловил.

Брок с трудом оторвался мыслями от серебра и посмотрел на Струана. Он увидел на его лице насмешливую улыбку, и ярость обуяла его.

- День еще не закончился, клянусь Богом!

- Ты прав, Тайлер, - ответил Струан. - Осталось уладить еще один маленький спор.

- Да, клянусь Богом. - Брок начал проталкиваться сквозь немую толпу к помосту.

Тревога тут же вернулась к Кулуму, теперь она стала еще мучительнее, чем раньше.

- Послушай, отец, - торопливо заговорил он. - Дядя Робб прав. Брок отступится, когда цена дойдет до...

- Во имя Христа, не начинай все с начала, парень. Круглый холм принадлежит «Благородному Дому».

Кулум беспомощно посмотрел на отца. Потом молча зашагал к столику аукциониста.

- Какого дьявола, что с ним такое? - спросил Струан у Робба.

- Ума не приложу. Он сегодня целый день места себе не находит, прямо как сука во время течки.

В этот момент Струан заметил Сару. Она стояла у края толпы с бледным лицом, похожая на статую. Карен прижалась к ее боку. Струан взял Робба под руку и повел к ним.

- Ты ведь еще ничего не говорил Саре, Робб, не так ли? О том, что остаешься?

- Нет.

- Сейчас самый подходящий момент. Теперь вы снова богаты.

Они подошли к Саре, но она их не замечала.

- Пливет, дядя Дилк, - сказала Карен. - Можно мне поиглать вашими класивыми килпичиками?

- Они в самом деле настоящие, Дирк? - проговорила Сара, не отрывая взгляда от серебра.

- Да, Сара, - ответил ей Робб.

- Одному Богу известно, как тебе это удалось, Дирк, но спасибо тебе. - Ребенок зашевелился у нее в животе, она поморщилась и достала нюхательные соли. - Это значит... это значит, что мы спасены, не так ли?

- Да, - ответил Струан.

- Мамочка, ну можно мне поиглать одним таким? - пронзительно прокричала ей Карен.

- Нет, дорогая. Беги поиграй где-нибудь. - Сара подошла к Струану и поцеловала его, из глаз ее катились слезы. - Спасибо тебе.

- Не благодари меня, Сара. Цена такого количества металла очень высока - Струан коснулся рукой шляпы и оставил их одних.

- Что он имел в виду, Робб?

Робб рассказал ей.

- Я все равно уезжаю, - устало произнесла она. - Сразу, как только буду в состоянии. Как только родится малыш.

- Да. Так будет лучше всего.

- Я молю Бога, чтобы ты не нашел ее.

- О, не надо опять об этом, Сара. Пожалуйста, прошу тебя. Сегодня такой необыкновенный день. Мы снова богаты. Теперь ты сможешь иметь все, что только пожелаешь.

- Может быть, мне ничего другого и не нужно, кроме настоящего мужчины в семье. - Сара тяжело двинулась к баркасу и, когда Робб повернулся следом, чтобы проводить ее, резко бросила: - Спасибо, как-нибудь сама управлюсь. Карен, дорогая, пойдем-ка.

- Как тебе будет угодно, - ответил Робб и направился вдоль берега в противоположную сторону. Некоторое время он не мог разыскать Струана в толпе. Потом, подойдя почти к самому помосту, он наконец увидел его. Дирк весело болтал с Аристотелем Квэнсом. Робб присоединился к ним.

- Приветствую тебя, Робб, дружище, - экспансивно обратился к нему Квэнс. - Прими мои поздравления. Это был восхитительный жест. Я как раз говорил об этом Тай-Пэну. Великолепный. Во всем достойный «Благородного Дома». - Он повернулся к Струану, его уродливое лицо лучилось от радости. - Кстати, ты должен мне пятьдесят гиней.

- Ничего подобного!

- Портрет Кулума. Он уже готов. Ты, конечно, забыл о нем.

- Мы сошлись на тридцати гинеях, и ты уже получил десять в задаток, клянусь Господом!

- В самом деле? Черт меня возьми совсем! Ты уверен?

- Где сейчас Шевон?

- Она, как я слышал, больна, бедняжка. - Квэнс взял понюшку табаку. - Королевские у тебя манеры, мой мальчик, поистине королевские. Могу я получить ссуду? Говорю сразу, деньги нужны для благого дела.

- Чем же она больна?

Квэнс огляделся и сказал, понизив голос:

- Сохнет от любви.

- К кому?

Квэнс нерешительно помолчал мгновение.

- К тебе, приятель.

- О, катись ты к черту, Аристотель! - сердито бросил Струан.

- Хочешь верь, хочешь нет. Я-то знаю. Она уже несколько раз о тебе справлялась.

- Во время сеансов?

- Каких сеансов? - переспросил Квэнс с невинным видом.

- Сам знаешь каких.

- Сохнет от любви, мой мальчик. - Старичок расхохотался. - А теперь, когда ты снова богат, держи ухо востро: налетит, как ураган, снесет тебя с ног - да прямо на сено! Клянусь бессмертной мошонкой Юпитера, на сене она должна быть восхитительна! Всего пятьдесят гиней, и я оставлю тебя в покое на целый месяц.

- Что это за «благое дело», о котором ты говорил?

- Я говорил о себе, мой мальчик. Мне нужно лекарство. Последнее время я, знаешь ли, стал прихварывать.

- Ага, и я догадываюсь, в чем тут дело. Седина в бороду, а бес в ребро. Для человека твоего возраста это просто отвратительно!

- Ах, как ты, должно быть, счастлив, мой милый. Должен признать, я великолепен. Пятьдесят монет на поддержание обедневшего гения - это не сумма.

- Получишь свои двадцать гиней, когда картина будет у меня. - Струан наклонился к нему и со значением прошептал: - Аристотель, хочешь получить заказ? Скажем, фунтов на сто? Золотом?

Квэнс тут же протянул руку ладонью вверх.

- Я твой человек. Вот моя рука. Кого я должен убить?

Струан рассмеялся и рассказал ему о бале, о конкурсе и о судействе.

- Черт меня возьми, да никогда в жизни! - взорвался Квэнс. - Я что, похож на круглого идиота? Ты хочешь, чтобы меня оскопили? Загнали в гроб в расцвете лет? Хочешь, чтобы на меня устроили охоту все красотки Азии? Превратили в парию? Подвергли остракизму? Ни за что!

- Только человек твоих знаний и достоинств, твоего...

- Никогда, клянусь Богом! И это предлагаешь мне ты, кого я бывало называл своим другом, - ты за жалкую сотню фунтов готов подвергнуть меня смертельной опасности. Да, клянусь Богом! Именно смертельной опасности! Быть всеми ненавидимым изгоем, погубить свою жизнь, умереть до срока... две сотни даешь?

- По рукам! - кивнул Струан.

Квэнс запустил шляпу в воздух, подпрыгнул, щелкнув каблуками, и любовно стиснул свое брюшко. Потом одернул пурпурный шелковый жилет, поднял шляпу с земли и насадил ее себе на голову, лихо заломив на затылок.

- Ай, Тай-Пэн, ты и вправду князь. Кто, кроме меня, Аристотеля Квэнса, отважился бы на такое? Кто, кроме меня, был бы самой подходящей кандидатурой? Идеальной! О, изумительный Квэнс! Король всех художников! Две сотни. Деньги вперед.

- После конкурса.

- Ты что, не доверяешь мне?

- Нет. Ты можешь удрать. Или тебя одолеют ваперы.

- Да я со смертного одра слезу, чтобы быть судьей в таком конкурсе. Если уж на то пошло, я бы даже вызвался добровольцем. Да, клянусь кровью Рембрандта, я бы сам с радостью заплатил... я бы заплатил сто гиней, чтобы добиться этой привилегии, даже если бы мне пришлось на коленях ползти к Броку и клянчить их у него взаймы.

- Что?

Квэнс опять подбросил шляпу в воздух.

- О, счастливый, счастливый день! О, неповторимый Квэнс, бессмертный Квэнс! Ты обеспечил себе место в истории. Бессмертный, непревзойденный Квэнс!

- Я что-то совсем перестал понимать тебя, Аристотель, - удивленно проговорил Робб. - Ты действительно хочешь судить этот конкурс?

Квэнс подобрал шляпу и стряхнул с нее песок. Его глаза сияли.

- А вы подумали о тех преимуществах, которые дает мне это назначение? А? Господи, да теперь любая красотка в Азии будет - как бы поудачнее выразиться? - будет готова склонить судью на свою сторону, а? Причем заранее.

- А ты только того и ждешь, когда тебя начнут склонять, - вставил Струан.

- Ну, конечно. Но выбор будет честным. Безукоризненным. Я уже знаю, кто победит.

- Кто?

- Еще сто фунтов? Сегодня?

- Куда ты деваешь все эти деньги? Взять Робба, Купера и меня, так мы отвалили тебе целое состояние за эти годы!

- Отвалили! Ха! Отвалили? Да это ваша первая привилегия - не дать угаснуть бессмертному гению. Слышите, привилегия, клянусь седалищем Люцифера! Кстати, в этих бочонках еще осталось бренди? У меня сильнейшая жажда.

- Они пусты. Тут нет ни капли.

- Как это неприлично! Отвратительно - Квэнс взял очередную понюшку и тут заметил приближающегося к ним Лонгстаффа. - Ну что же, я, пожалуй, пойду. Желаю здравствовать, ребятки. - Он удалился, насвистывая. Проходя мимо Лонгстаффа, он с серьезным лицом приподнял шляпу.

- О, Дирк, - приветствовал Струана Лонгстафф с широкой улыбкой на лице. - С чего это Аристотель в таком хорошем настроении?

- Он, как и вы, просто радуется, что мы по-прежнему «Благородный Дом».

- И правильно, ну? - Лонгстафф был общителен и преисполнен уважения. - Я и не подозревал, что в Азии может найтись столько серебра. Это было великолепно - расплатиться вот так. Кстати, не хотите ли отужинать со мной сегодня вечером? Тут есть несколько дел, мне бы хотелось услышать ваше мнение на их счет.

- Боюсь, что сегодня вечером я занят, Уилл. Может быть, завтра? Почему бы вам не приехать к нам на «Отдыхающее Облако»? В полдень.

- Полдень подойдет. Изумительно. Я так рад...

- Кстати, Уилл, раз уж мы встретились... Я думаю, вам стоит отменить приказ, посылающий наш флот на север.

Лонгстафф нахмурился:

- Но эти дьяволы нагло отвергли наш договор, ну?

- Маньчжурский император отверг его, да. Но сейчас сезон тайфунов. Разумнее не дробить наши силы. К тому же здесь флот всегда у вас под присмотром.

Лонгстафф взял понюшку табаку и обмахнул кружевные манжеты своего великолепного камзола. - Погода адмирала не смущает. Но раз вы так считаете… - Он чихнул. - Если мы не пойдем на север, то что же нам тогда делать?

- Давайте поговорим об этом завтра, если вы не против?

- Очень разумно. Утро вечера мудренее. Это то, что нужно, ну? Я буду рад вновь обрести в вас советника. Ага, похоже, мы готовы начать. Кстати, я нахожу этот ваш другой жест столь же восхитительным. - Лонгстафф удалился в превосходнейшем настроении.

- О чем это он? - спросил Робб.

- Не знаю. О серебре, надо полагать. Послушай, Робб, завтра на корабле его примешь ты, - сказал Струан. - И сам скажешь ему, что нужно делать.

- А что нужно делать? - Лицо Робба растянулось в улыбке.

- Захватить форты Бог. Затем подойти к Кантону. Немедленно. Потребовать с города выкуп. Шесть миллионов тэйлов серебром. Потом, когда установится нужный ветер, - на север. Как в прошлый раз.

- Но он захочет говорить с тобой.

- Теперь им можно вертеть, как угодно. Он видел слитки.

- Он не станет доверять мне так же, как доверяет тебе.

- Через пять месяцев у него не будет другого выхода. Как восприняла новость Сара?

- Как ты и предсказывал. Она уедет в любом случае - Толпа возбужденно зашевелилась, и Робб посмотрел на помост. Лонгстафф поднимался по ступенькам. - Ты с ним так любезен, Дирк, даже после того, как он повел себя так оскорбительно. И все же я знаю, что теперь у тебя с ним свои счеты. Верно?

- Он первый губернатор Гонконга. Губернаторов назначают на четыре года. Так что времени впереди много, дойдет очередь и до Лонгстаффа.

- Что мы решим насчет круглого холма?

- Все уже решено.

- Ты собираешься оставить его Броку?

- Нет.

- Джентльмены, - обратился Лонгстафф к собравшимся торговцам, - прежде чем мы начнем, я бы хотел публично подтвердить те правила землевладения и распределения участков, которые были рекомендованы мной правительству Ее Величества. - Он начал зачитывать официальный документ: - «Вся земля является собственностью Ее Величества. Выделение участков будет производиться на открытом аукционе тем, кто предложит самую высокую сумму годичной арендной платы за землепользование, каковая арендная плата и объявляется предметом торгов на аукционе. Выдаются лицензии на девятьсот девяносто девять лет. В течение года на участке должен быть построен дом минимальной стоимостью одна тысяча долларов. Налог на собственность устанавливается из расчета четыре шиллинга четыре пенса за доллар. В противном случае лицензия на аренду изымается. Половина названной на аукционе суммы подлежит внесению в казну наличными сразу по окончании торгов». - Он поднял глаза. - Первоначально мы планировали предложить сегодня к распродаже сто участков, но оказалось невозможным промерить их все. Примерно пятьдесят будут выставлены на аукцион сегодня, а остальные - как только это станет практически осуществимо. Я также рекомендовал, чтобы участникам аукциона было позволено приобретать землю на условиях фригольда, если на то будет соизволение Ее Величества. Ах да, покупатели «прибрежных» участков могут также приобретать «городские» или «загородные» участки. Размер «прибрежных» участков устанавливается в сто футов шириной и протяженностью от Куинз Роуд до моря. - Он оглядел собравшихся и доброжелательно улыбнулся. - Проводя распродажу участков, мы можем считать, что тем самым сегодня закладываем основу нового города. Уже отведена земля под здание суда, административные учреждения, резиденцию губернатора, тюрьму, поле для крикета, рыночную площадь, а также под поселение для туземцев. Я официально назвал наш будущий город Куинз Тауном!

Отовсюду раздались приветственные крики.

- Это первая возможность обратиться сразу ко всем нам, предоставившаяся мне за много дней. Скажу не скрывая, нас ждут тяжелые испытания. Но не будем падать духом. Мы должны объединить усилия. Мы должны дружно навалиться на наш общий плуг и тогда, с Божьей помощью, мы покорим язычников ко славе Ее Британского Величества и ко славе колонии Гонконг.

Прогремело троекратное «гип гип ура» в честь королевы, троекратное «ура» в честь колонии и троекратное «ура» в честь Лонгстаффа. Наблюдавшие все это китайские зеваки оживленно переговаривались и громко смеялись.

- А теперь, если мистер Брок соблаговолит отвлечься от груды мелочи, оставленной ему «Благородным Домом», я объявляю аукцион открытым!

Брок и Горт только что не дымились от ярости, когда над их головами прокатились волны громкого хохота.

Лонгстафф сошел с помоста, и к нему подошел Глессинг.

- Я должен повторить еще раз, ваше превосходительство, - заговорил Глессинг, - что из-за нехватки времени не все участки промеряны достаточно аккуратно.

- Пустяки. Пустяки, мой милый. Какое значение могут иметь несколько футов? Земли хватит на всех. Пожалуйста, Кулум, дружище, теперь вам слово. Удачи вам обоим. - Лонгстафф направился к своему катеру. Проходя мимо Струана, он улыбнулся и приподнял шляпу: - Значит, завтра в полдень, Дирк.

Кулум отер пот, струившийся по его лицу, и взглянул на маленького человечка, стоявшего рядом:

- Мистер Хиббс?

Генри Харди Хиббс выпрямился на все свои полные пять с половиной футов и взобрался на помост.

- Добрый день, господа, - начал он с елейной улыбкой. - Генри 'Арди 'Иббс, - представился он, по привычке глотая "х" в начале слов. - Уроженец Лондона, некогда директор фирмы «'Иббс, 'Иббс и 'Иббс», торговля недвижимостью и проведение аукционов. Официальный аукционер при его превосходительстве достопочтенном Уильяме Лонгстаффе. К вашим услугам. - Он напоминал неопрятного, отвратительного гнома с лысой головой и льстивыми манерами. - Лот номер один. Итак, джентльмены, прошу вас.

- Черт побери, где ты только раскопал его, Кулум? - спросил Струан.

- На одном из торговых судов. - Кулуму казалось, что за него говорит кто-то другой. Он желал лишь одного: чтобы этот день наконец закончился. - Хиббс отработал на нем свой проезд из Сингапура. Где его обобрал карманник, оставив без гроша.

Струан слушал, как Хиббс умело и с большим успехом подталкивал цену все выше и выше. Шотландец внимательно оглядел толпу и нахмурился.

- В чем дело, Дирк? - спросил Робб.

- Я искал Гордона. Он не попадался тебе на глаза?

- Последний раз, когда я его видел, он шагал по направлению к Глессинг Пойнту. Что-нибудь случилось?

- Да нет, ничего, - ответил Струан, находя про себя очень странным, что Гордон не присутствует на аукционе. Я бы подумал, что он захочет сам принять в нем участие, говорил он себе. Лучшего применения его деньгам сейчас не найти.

Торговались за участки жестко. Все понимали, что колония - это дело серьезное, на века. Поэтому цены на землю будут расти, как снежный ком. Особенно если учесть, что колония - остров, где ровных, пригодных для строительства участков не так уж много. Земля сулила обеспеченность; землю, в отличие от денег, не так легко было потерять. На ней можно нажить состояния. Торги продолжались, и Струан чувствовал, как возбуждение внутри него нарастает. С другой стороны плотной толпы коммерсантов стоял Брок, тоже на взводе. Горт был рядом с ним, его взгляд метался от Струана к матросам, окружавшим серебро. Струан и Брок приобрели те участки, о которых договорились. Но цены оказались выше, чем они ожидали, поскольку соперничество на торгах развернулось жаркое. Они торговались друг против друга за несколько мелких участков. Одни из них достались Струану, другие он уступил. Волнение среди торговцев нарастало.

Последний из прибрежных участков был предложен и приобретен. Затем на торги выставили городские и пригородные участки, которые тоже разошлись за высокую цену. Наконец, остался только круглый холм. Это был самый крупный участок земли и, несомненно, самый лучший.

- Что ж, джентльмены, вот и все, - объявил Хиббс охрипшим от постоянного напряжения голосом. - Все, кто приобрел землю, должны заплатить половину цены сейчас, звонкой монетой. Расписки у заместителя секретаря колонии. Прошу вас!

Толпа замолчала в каком-то недоуменном потрясении.

- Торги еще не кончены, - прорезал тишину голос Струана.

- Верно, клянусь Господом! - откликнулся Брок.

- Прошу прощения, джентльмены? - осторожно проговорил Хиббс, почуяв неладное.

- Вы забыли про холм.

- Про какой холм, ваши милости?

Струан ткнул вытянутым пальцем:

- Вот про этот холм!

- Он... э... не внесен в список, сэр. Я тут ни при чем, сэр, - торопливо добавил Хиббс и приготовился быстро ретироваться. Он бросил косой взгляд на Кулума, стоявшего неподвижно, как статуя. - Не правда ли, ваша милость?

- Нет, не внесен. - Кулум заставил себя посмотреть на отца; повисшее над пляжем молчание душило его.

- Почему же, черт побери, его нет в списке?

- Потому что... потому что он уже куплен. - Волосы на затылке Кулума зашевелились, когда он увидел - словно во сне, - как отец подошел к нему, и все тщательно подобранные слова разом улетучились из его головы. Все его объяснения. Про то, как сегодня утром он с отчаяния сказал Лонгстаффу, что отец надумал поставить на холме церковь. Для всего Гонконга. Это был единственный выход, хотелось кричать ему. Неужели ты не понимаешь? Ты погубил бы всех нас. Если бы я предложил тебе такое, ты даже не стал бы меня слушать. Неужели ты не понимаешь?

- Куплен кем?

- Мной. Для Церкви, - запинаясь проговорил Кулум. - За один фунт в год. Холм принадлежит Церкви.

- Ты забрал у меня мой холм? - Слова прозвучали тихо, но колюче, и Кулум почувствовал притаившуюся за ними жестокость.

- Для Церкви. Да, - выдавил из себя Кулум. - Ку... купчая была подписана сегодня утром. Я... его превосходительство подписал ее. Навечно.

- Ты знал, что я хочу этот холм?

- Да. - Кулум не видел ничего, кроме ослепительного света, струившегося из глаз отца. Этот свет пожирал его, как пламя, выжигая самую душу. - Да. Да. Я решил отдать его Церкви. Да. Холм принадлежит Дому Божию.

- Значит, ты осмелился пойти против меня?

Наступила звенящая тишина. Даже Брок был поражен той силой, которая, казалось, изливалась из Струана и, как водоворот, захлестывала их всех.

Кулум ждал удара, который, как он знал - как знали все на пляже, - сейчас последует.

Но кулаки Струана разжались, он круто повернулся и зашагал прочь из долины.

Громовой хохот Брока вдребезги разнес тяжелое молчание, и каждый на берегу невольно вздрогнул.

- Заткнитесь, Брок, - сказал Квэнс. - Заткнитесь.

- Так я и сделаю, Аристотель, - ответил Брок. - Так я и сделаю.

Торговцы разделились на перешептывающиеся группки, и Хиббс выкрикнул дрожащим голосом:

- Пожалуйста, все, кто приобрел землю, проходите сюда. Прошу вас, джентльмены.

Брок внимательно, почти сочувственно, оглядел Кулума.

- Я бы сказал, что дни твои сочтены, парень. Ты не знаешь этого дьявола так, как его знаю я. Теперь, когда ходишь, оглядывайся почаще. - Он подошел к Хиббсу, чтобы заплатить за свои участки.

Кулум дрожал с головы до ног. Он чувствовал, что люди смотрят на него. Чувствовал их преклонение перед ним. Или это был ужас?

- Ради всего святого, почему ты не спросил у него? - проговорил Робб, едва оправившись от потрясения. - А? До того, как сделал это?

- Он ведь не согласился бы, правда?

- Не знаю. Не знаю. Мог и согласиться. Или мог оставить Брока с этим... - Робба вдруг охватила слабость, и он замолчал. - И не обращай внимания на то, что говорит Брок. Он просто пытается запугать тебя. Тебе не о чем беспокоиться. Совершенно.

- Я думаю, отец действительно сам дьявол.

Робб невольно вздрогнул всем телом.

- Глупости это, парень. Глупости. Ты просто измотан. Мы все измотаны. Это серебро и... ну, волнение момента. Беспокоиться не о чем. Он все поймет, когда... - Робб не договорил. Повернувшись, он поспешил вслед за братом.

Кулум тщетно пытался поймать хоть один предмет в фокус, все плыло у него перед глазами. Ему казалось, что звуки стали громче, чем раньше, но людские голоса доносились до него словно издалека, цвета и контуры слились в одну нескончаемую пеструю полосу. Его глаза заметили вдалеке Мэри Синклер и ее брата. Вдруг он услышал их голоса совсем рядом, они обращались к нему.

- Извините, - пробормотал он. - Я не слышал, что вы сказали.

- Я просто говорил, что это будет прекрасное место для церкви. - Горацио натянуто улыбнулся. - Лучше-то не найти.

- Да.

- Ваш отец всегда хотел иметь этот холм. С самого первого дня, когда увидел Гонконг, - сказала Мэри.

- Да. Однако теперь холм принадлежит Дому Божьему.

- Действительно, - печально кивнула она. - Но какой ценой?

В следующий миг он почему-то уже не разговаривал с ними, а вместо этого недоуменно смотрел на Хиббса.

- Да?

- Прошу прощения, сэр, но расписки ждут. Расписки тем, кто купил сегодня землю, - тревожно поглядывая на него, проговорил Хиббс.

- Расписки?

- Да. Расписки за взносы. Вам бы нужно их подписать.

Кулум последовал за Хиббсом к помосту - ему казалось, что он видит себя как бы со стороны. Механически он написал свое имя.

Робб торопливо шагал по Куинз Роуд, не обращая внимания на смятенные взгляды, которыми его провожали все, кто попадался ему по дороге. Грудь болела от напряжения.

- Дирк, эй, Дирк, - выкрикнул он. Струан остановился на мгновение.

- Скажи ему, что я буду ждать его на его холме на рассвете.

- Но, Дирк, Кулум только хотел...

- Скажи ему, чтобы приходил один.

- Но, Дирк, послушай минутку. Не уходи. Подожди. Бедный парень просто...

- Скажи ему, чтобы приходил один.

Глава 5

В эту ночь во время полуночной вахты ветер переменился с ост-норд-оста на ост, и скорость его упала на один узел. Влажность увеличилась, температура поднялась на градус, и капитаны всего флота заворочались во сне и на короткое мгновение проснулись, зная, что новый муссон проложил себе курс. Теперь теплый и влажный ветер будет дуть с востока три месяца до самого мая, потом так же неожиданно переменится вновь, забирая к югу и неся с собой все больше влаги и тепла. Затем осенью опять задует ост-норд-ост, сухой и прохладный, и так до весны следующего года, когда он в очередной раз повернет к востоку и ослабнет на один узел.

Капитаны снова погрузились в сон, но теперь он стал тревожен. Восточный ветер возвещал начало сезона тайфунов.

Брок раздраженно заворочался на своей койке и почесался.

- Что с тобой, Тайлер? - спросила Лиза, проснувшаяся в тот же миг и с ясной головой, как это бывает с женщинами, когда у них глубоко озабочен супруг или болеет ребенок. Она спала на койке у противоположной стены их пропахшей потом каюты.

- Пустяки, Лиза. Ветер переменился, только и всего. Спи, отдыхай. - Брок поправил фланелевый ночной колпак и тяжело зевнул.

Лиза грузно поднялась с постели и зашлепала босыми ногами через комнату.

- Куда это ты собралась?

- Да вот окно открою, дружок. Спи.

Брок повернулся на другой бок и закрыл глаза, но он знал, что сон к нему уже не вернется. Он почувствовал прохладное дуновение ветра в каюте. - Скоро поднимется туман, - сказал он.

Лиза вернулась на свою койку, и соломенный матрас шумно заскрипел под ней. Она уютно устроилась под одеялами.

- Это все серебро тебя так тревожит, верно?

- Да.

- Не мучайся сейчас понапрасну. У тебя будет время для этого завтра. - Она зевнула и поскребла ногтями то место, где ее укусил клоп. - Славно будет вновь зажить на берегу. А много времени уйдет на то, чтобы построить дом?

- Не много, - ответил он, поворачиваясь на другой бок.

- Этот бал, который дает Струан, - начала она, подбирая слова с большой осторожностью. - Прямо пощечина тебе.

- Не смеши меня. Спи давай. - Брок сразу же насторожился.

- Конечно, если мы появимся там одетые, как подобает, это уже будет пощечина ему, а, Тайлер?

Брок издал протяжный стон, но позаботился, чтобы Лиза его не услышала. Весть о предстоящем бале облетела корабли сразу же, как только Струан сообщил об этом Скиннеру. Каждый муж и глава семейства в Азии осудил эту затею Тай-Пэна и проклял его самого, потому что всем сразу стало ясно, что он украл их покой. И вместе с тем кровь у каждого быстрее побежала по жилам. Начали заключаться пари. Шевон Тиллман шла бесспорным фаворитом. - Так ты предлагаешь заклепать ему пушки кружевными тряпками? - сказал он. - Хорошая мысль, Лиза. Кстати, ты выглядишь прямо чудесно в красном шелковом платье, которое я...

- В этих старых лохмотьях? - встрепенулась Лиза, презрительно шмыгнув носом. - Ты, должно быть, шутишь!

- Старых, ты говоришь? Господи, да ты и надевала-то его всего три, не то четыре раза. По мне, так ты выглядишь...

- Три года я его ношу. Три. Да и тебе понадобится новый фрак, и бриджи, и нарядный жилет, и еще столько всего.

- Меня вполне устраивает то, что я сейчас ношу. Я думаю...

- Пора мне отправляться по магазинам. Прежде чем купят последнюю в Азии штуку приличного шелка и завалят заказами всех портних. Завтра я отплываю в Макао. На «Серой Ведьме».

- Но, Лиза! Из-за какого-то там дурацкого бала, который Дирк...

- Я отправлюсь в полдень, когда начнется отлив.

- Хорошо, Лиза, - сдался Брок, уловив в ее голосе тот особый тон, который означал, что сколько бы он ни спорил, она от своего не отступится. Чума на Струана! Но, несмотря на все его раздражение, мысль о призе и об объявленном конкурсе волновала его. Это отличная идея! Отличная! Черт, почему я сам до нее не додумался? Чума на Струана!

Лиза поправила подушку, мысли о бале не шли у нее из головы. Она уже решила, что приз достанется Тесс. И вся честь вместе с ним. Чего бы это ни стоило. Но как уговорить Тайлера отпустить Тесс на бал? Он упрется, как баран, стоит только завести об этом речь.

- Пришло время подумать о нашей Тесс, - сказала она вслух.

- А что с ней такое?

- Пора тебе задуматься о женихе для нее.

- Что?! - Брок сел на своей койке. - Ты что, рехнулась? Да Тесс едва из пеленок вышла. Ей всего шестнадцать.

- Вспомни, сколько было мне, когда я выходила за тебя замуж.

- Это совсем другое дело, клянусь Богом! По тем временам ты была достаточно взрослой, да и выглядела старше своих лет. Но времена меняются. Спешить некуда, придет черед и для этих ваших женских разговоров, клянусь Богом! Жених для Тесс? Нет, ты совсем из ума выжила, женщина! И надо же, заговорить о таком среди ночи! Вот что, чтобы я этого больше не слышал, не то придется ремню прогуляться по твоим бокам. - Он гневно повернулся к ней спиной, ткнул кулаком подушку и закрыл глаза.

- Хорошо, Тайлер, - ответила Лиза, улыбаясь в темноте. Она не осуждала супруга за те нечастые случаи, когда ей доставалось от него. Он никогда не бил ее со зла или в пьяном гневе. Да и было это уже давно. Двадцать лет прожила она с ним и была довольна своим мужем.

- Лиза, девочка, - осторожно заговорил Брок, все так же лежа лицом к стене, - а Тесс знает о... ну, об этих «вещах»?

- Разумеется, нет, - оскорбленно ответила она. - Девочку воспитывали как подобает!

- Ну что же, клянусь Богом, приспело время тебе отвести ее в сторонку и все ей объяснить, - сказал он, разволновавшись, и опять сел на постели. - И лучше тебе присматривать за ней повнимательнее. Клянусь Крестом Господним, если я увижу, что кто-то крутит носом вокруг нашей Тесс... А почему ты решила, что она уже достаточно взрослая? Девочка что, говорила тебе что-нибудь? Может, она ведет себя как-то по-другому?

- Конечно, на нее заглядываются. Смешно думать иначе. Смешно! - фыркнула Лиза. - Все вы, мужчины, одинаковы. Ха! Только от вас и слышишь, что угрозы, да «сделай то, сделай это», да бог весть еще какую ерунду, а ведь девочка просто-напросто подрастает и вступает в тот возраст, когда пора уже подумать о помолвке! И я буду очень вам благодарна, мистер Брок, если вы станете поменьше сквернословить. Очень это некрасиво и неприлично.

- Ну, ладно, хватит об этом, клянусь Господом, все, конец!

Лиза самодовольно улыбнулась про себя. Теперь дальше, подумала она, кто же это будет? Уж только не Нагрек Тум, клянусь Богом! Кто? Молодой Синклер? Ни гроша за душой, больно спесив и слишком набожен. Но здоровья отменного, и, без сомнения, у него есть будущее, да и сейчас он приближенное лицо проклятого Лонгстаффа. Нет ничего лучше, чем сын священника в семье. Возможно. Американец Джефферсон Купер? Этот позавиднее. Достаточно богат. Достаточно могуществен. Вот только чертов иностранец, который ненавидит нас, англичан. Но даже если и так, из Брока и Купера-Тиллмана, соединенных вместе, получится славный нож в брюхо «Благородного Дома». Горт подошел бы, но он ее сводный брат, так что он отпадает. Жаль.

Она перебрала в уме тех многих, из кого могли бы получиться хорошие мужья. Мужчина должен иметь деньги, власть и уверенность в будущем. А также железную волю и крепкую руку, чтобы держать жену в узде. Да, подумала Лиза, этой девчонке время от времени будет нужна хорошая порка. Такая упрямая, что только держись. Нелегко будет ее приручить. Лонгстафф был бы для нее идеальной парой. Но он женат, хотя я слышала, что у его жены слабое здоровье и к тому же она в Лондоне. Так что, может быть, нам следует подождать?

В конце концов список сократился до двух человек. Только вот кто же из них?

- Тайлер.

- Ради Бога, дай же ты человеку поспать. Ну, что теперь?

- Что этот дьявол сделает с Кулумом Струаном?

- Откуда мне знать. Может, убьет его. Не знаю. Но это будет что-то ужасное, можешь мне поверить.

- Кулум, видно, не робкого десятка парень, если решился на такое.

Брок рассмеялся.

- Жаль, что ты не видела лица Дирка. Этот сукин сын прямо окаменел от изумления. Вот так взял и окаменел на месте.

- Мальчишка-то поступил хитро, что отдал землю Церкви. Избавил отца от опасности. Да и тебя тоже.

- Не смеши меня, женщина. Уж никак не меня, клянусь Богом. Дирку этот пригорок был нужен, как воздух. Он бы повышал и повышал цену, пока она не задушила бы его, тут-то я бы и отступился. Не будь этого молокососа, Дирк бы сейчас стоял на коленях. Разоренный дотла.

- Или предоставил бы тебе самому задыхаться в этой петле.

- Ну нет. Уж очень он хотел заполучить этот холм.

- Но разорить тебя он хотел еще больше.

- Нет. Ты ошибаешься. Ложись-ка спать.

- Как он поступит с Кулумом?

- Не знаю. Обид он не прощает. Они оба теперь ненавидят друг друга. Никогда не видел Дирка в таком бешенстве. Вражда между ним и мальчишкой может оказаться нам на руку.

На какое-то мгновение Лизу охватил страх. Страх за мужа. Страх перед той ненавистью, которую он и Струан испытывали друг к другу. Ненавистью, которая могла умереть только со смертью одного из них. Или обоих. Господи милосердный, помолилась она уже в несчетный раз, пусть между ними будет мир. Затем страх оставил ее, и она сказала себе то, что всегда говорила. «Чему быть, того не миновать». Это напомнило ей «Гамлета» и Уилла Шекспира, который был ее страстью.

- Почему бы тебе не построить театр, Тайлер? На Гонконге. Мы ведь теперь останемся здесь, не так ли?

- Да. - Брок просветлел, сразу перестав думать о Струане. - Это хорошая мысль, Лиза. Просто замечательная. Построим театр, пока это исчадие ада не подумал о том же. Да, завтра же я поговорю со Скиннером. И создам специальный фонд. Мы выпишем сюда актерскую труппу. Поставим пьесу к Рождеству. Подумай, какую лучше выбрать.

Лиза прикусила язык. Она едва не назвала «Ромео и Джульетту», а это было бы глупо, поскольку она ни минуты не сомневалась, что муж тут же разгадает ее тайные намерения. Да, именно Тесс станет ключом к проблеме Броков и Струанов. Только этот брак не закончится трагедией. Не как у этих Монтекки и Капулетти.

- Если бы Горт поступил так с тобой, отнял бы у тебя холм, что бы ты сделал?

- Не знаю, дорогая. Я рад, что это не был Горт. А теперь давай спать.

Лиза Брок отдалась свободному течению мыслей. Так который же из двух будет лучше всего? Лучше для нас и лучше для Тесс? Кулум Струан или Дирк Струан?

Туман накрыл корабли, мирно стоявшие на якоре. В его молочно-белых космах тенью проскользнул сампан. Лодка на мгновение ткнулась в носовой якорный канат «Белой Ведьмы». Ловкие руки быстро вцепились в него, топор поднялся и опустился, и сампан исчез так же бесшумно, как и появился.

Те, кто был на палубе - вооруженные матросы и Нагрек, стоявший эту вахту, - не заметили ничего необычного. В густом тумане, когда не видно ни берега, ни других кораблей, легкий ветерок, спокойное море и тихий прилив увлекали корабль с собой, ничем не выдавая его движения. «Белую Ведьму» сносило к берегу.

Боцман отбил восемь склянок, и Нагрека охватила паника: риск, на который он был готов пойти через несколько минут, казался ему теперь неимоверным. Чертов ты болван, в смятении думал он. Ты подвергаешь себя смертельной опасности, договариваясь с Тесс о таких свиданиях, как это. Не ходи туда! Останься на палубе - или иди к себе и ложись спать. Но не ходи к ней! Забудь ее и забудь сегодняшний день и вчерашнюю ночь. Уже много месяцев Нагрек постоянно чувствовал ее присутствие, но прошлой ночью, во время вахты, он заглянул в иллюминатор каюты, которую она делила со своей сестрой. Он увидел Тесс в ночной рубашке, молящуюся на коленях возле кровати подобно ангелу. Пуговицы рубашки были расстегнуты, соски грудей напряглись под тонким белым шелком. Закончив молитву, она открыла глаза, и на какое-то мгновение ему показалось, что она его заметила. Но она отвернулась от иллюминатора, собрала рубашку на спине и завязала ее узлом, так что тонкая ткань словно прилипла к ее телу. Затем она провела по себе руками. Нежно. Томно. По груди, бедрам, лону. Потом выскользнула из рубашки и встала перед зеркалом. Дрожь пробежала по ее телу. Она медленно оделась, вздохнула, задула лампу и забралась в постель.

А потом сегодня, когда она неслась по пляжу и юбки ее развевались, он увидел ее ноги, и ему до боли захотелось провести по ним рукой, и в этот момент он решил сделать ее своей. Сегодня днем на борту, цепенея от ужаса и желания, он прошептал ей несколько слов и увидел, как она вспыхнула, и услышал ее ответный шепот: «Да, Нагрек, сегодня в восемь склянок».

На палубу поднялась новая вахта.

- Иди вниз, Нагрек, - сказал Горт, вступая на ют. Он оправился в шпигаты, зевнул, занял свое место на квартердеке у нактоуза и встряхнулся почти по-собачьи.

- Ветер поменялся на ост.

- Я это почувствовал. - Горт раздраженно нацедил себе чарку рома. - Проклятый туман!

Нагрек спустился в свою каюту Он снял туфли и сел на койку, чувствуя, как по спине струится холодный пот. Полузадушенный собственной глупостью, но не в силах справиться с нею, он выскользнул в коридор и бесшумно прокрался на цыпочках к корме. Он остановился снаружи ее каюты. Влажной рукой осторожно попробовал ручку двери. Едва дыша, проник внутрь и закрыл дверь за собой.

- Тесс? - позвал он шепотом, почти молясь про себя, чтобы она его не услышала.

- Чш-ш-ш, - ответила она, - а то разбудишь Лиллибет.

Его страх усилился - «Уходи!», кричал ему рассудок, - но боль внизу живота заставила его остаться.

- Это страшно опасно, - проговорил он, чувствуя, как ее рука проскользнула из темноты, сжала его руку и подвела его к койке.

- Ты хотел поговорить со мной? Чего ты хотел? - прошептала она, воспламененная темнотой, таинственностью и присутствием Нагрека, ужасаясь этому разбуженному внутри нее огню и одновременно наслаждаясь им.

- Теперь не подходящее время, милая.

- Но ты хотел поговорить наедине, чтобы никто не знал. Как же еще мы можем встретиться наедине? - Она села в постели и плотнее закуталась в рубашку, оставив свою руку в его руке и чувствуя, что ее тело становится будто бы чужим.

Он присел на койку, задыхаясь от желания. Его рука потянулась вперед, он коснулся ее волос, потом шеи.

- Не надо, - прошептала она и задрожала, когда он стал ласкать ее грудь.

- Я хочу жениться на тебе, любовь моя.

- О да, о да.

Их губы соприкоснулись. Рука Нагрека заскользила по ее телу, жадно повторяя его изгибы. И вслед за этим прикосновением пришел лихорадочный жар и ужас. Огненный смерч подхватил их, увлекая все выше, выше...

Горт перестал всматриваться в туман, услышав, как боцман отзвонил одну склянку, и неторопливо подошел к нактоузу. Он взглянул на компас в подрагивающем свете фонаря и не поверил своим глазам. Горт потряс головой, словно пытаясь проснуться, и нагнулся к нактоузу еще раз.

- Этого не может быть!

- Что случилось, сэр? - удивленно посмотрел на него боцман.

- Ветер, клянусь Богом. Ветер западный! Западный!

Боцман подбежал к нактоузу, но Горт уже несся по палубе, расталкивая матросов.

Забежав на нос, он перегнулся через борт и увидел перерубленный канат.

- Эй, на вахте! Нас сносит! - прокричал он, запаниковав от неожиданности, и на корабле поднялся переполох. - Отдать кормовой якорь! Скорее, в тригоспода бога мать!

Моряки бросились к кормовому клюзу, но в этот миг киль заскреб по каменистому дну, корабль содрогнулся и словно вскрикнул.

Этот крик пробил толщу деревянных настилов и перегородок и проник в горнило их каюты. Нагрека и девушку на мгновение парализовало. Потом он оторвался от ее льнущей к нему теплоты, выскочил в коридор и кинулся на палубу. Брок распахнул дверь своей каюты и мельком увидел, как Нагрек поднимается по трапу. Краем глаза он заметил, что дверь в каюту его дочерей открыта, но тут же забыл об этом в лихорадочной спешке наверх. Лиза выбежала за ним следом, пересекла коридор и скрылась в этой открытой двери.

Когда Брок появился на юте, кормовой якорь отдали, но было уже слишком поздно. «Белая Ведьма» вскрикнула в последний раз, слегка завалилась на левый борт и тяжело села на мель. В тот же миг из тумана выскользнули многочисленные сампаны, абордажные крючья впились в борты, и пираты начали карабкаться наверх.

Они были вооружены мушкетами, ножами и абордажными саблями. Первым на палубу спрыгнул Скраггер. И вот уже команда «Белой Ведьмы» дралась за свою жизнь.

Горт увернулся от бросившегося на него китайца, схватил его за горло и одним движением сломал ему шею. Нагрек подобрал боевой цеп и врезался в наседающую орду, заметив среди китайцев Скраггера и других европейцев. Он изувечил одного пирата и поспешил к Броку, который прикрывал трап, ведущий к каютам внизу. И к серебру в трюме.

Скраггер ударом сабли свалил матроса и отпрыгнул назад, окидывая взглядом атакующих пиратов. «Пробивайтесь вниз, клянусь Богом!» - прокричал он и бросился с несколькими людьми на Брока. Остальные ринулись вперед и уничтожили первых из вахтенных матросов, пытавшихся выскочить на палубу снизу.

Брок выстрелом в упор разнес голову одному из европейцев, с размаху сунул разряженный пистолет в пах другому и описал грозный полукруг своей саблей. Он сделал выпад в сторону Скраггера, тот скользнул вбок и нажал на курок наведенного пистолета, но в эту секунду в него врезался Нагрек, и пуля, просвистев мимо, улетела в туман. Скраггер, рыча, круто обернулся и рубанул наотмашь, достав Нагрека концом клинка и легко его ранив. Потом он бросился в общую схватку, вновь пытаясь добраться до Брока. Его сабля вонзилась в грудь матросу, и в этот момент Брок схватил его за горло, и они рухнули на палубу, молотя друг друга кулаками и ногами. Брок задохнулся от боли, когда гарда сабли Скраггера врезалась ему в лицо. Огромным усилием он поднялся, швырнул пирата себе под ноги и взмахнул саблей. Скраггер едва успел откатиться в сторону; клинок звякнул о палубу и переломился. Брок погрузил обломок в живот китайца, вцепившегося ему в шею, а Скраггер метнулся назад, в безопасное место, прикрытый своими людьми.

Горт дрался в людском водовороте на главной палубе, рубя, уворачиваясь, снова нападая, когда в бок ему вонзился нож, и он рухнул, хватая ртом воздух. Брок видел, как упал его сын, но остался у трапа, продолжая сражаться и убивать.

Внизу Лиза затолкала Тесс и Лиллибет в свою каюту.

- Ну, девочки, смотрите не пугайтесь, - сказала она, захлопывая дверь снаружи.

Она встала в проходе - по пистолету в каждой руке и еще два в кармане. Если враг начнет спускаться по трапу, прежде чем сражение закончится, это будет означать, что ее муж убит или лежит без сознания. Но четыре пирата умрут, пока им удастся пройти дальше.

Предводительствуемые Скраггером, пираты еще раз атаковали матросов Брока и снова были отбиты. Кучка матросов прорвалась наверх из полубака. Трое из них присоединились к Броку у трапа, и вместе они ринулись на пиратов, отбросив их назад.

Кофель-нагель врезался Скраггеру в спину, и он понял, что схватка проиграна. Он тут же прокричал что-то по-китайски, и его люди прекратили атаку, как крысы, хлынули вниз по бортам в сампаны и стали уходить, Скраггер прыгнул с носа в море и исчез под водой. Брок выхватил мушкет у одного из матросов и подскочил к борту. Когда голова Скраггера на мгновение показалась на поверхности, Брок выстрелил, но промахнулся, и голова опять исчезла. Брок выругался и швырнул бесполезный теперь мушкет в темноту.

Его люди открыли огонь по сампанам, которые быстро растаяли в тумане. Когда больше некого было добивать, Брок приказал выбросить всех пиратов, и мертвых и раненых, за борт и подошел к Горту.

Кровь сочилась из раны, которую Горт прикрывал сжатым кулаком. Брок отстранил руку сына. Нож глубоко вошел под мышку по косой к спине.

- Ты харкал кровью, парень?

- Нет, Па.

- Хорошо. - Брок вытер пот с лица и поднялся на ноги. - Принесите смолу. И ром. Шевелитесь, черт возьми! Всем, кто ранен, собраться на корме. Остальные пусть сядут в лодки и стащут нас с мели. Прилив закончился. Торопитесь!

Нагрек пытался прогнать невыносимую головную боль, распоряжаясь спуском лодок на воду. Рана на плече сильно кровоточила.

Брок протянул Горту кружку рома. Как только смола забулькала на жаровне, он окунул в нее кофель-нагель и стал заталкивать смолу в рану. Лицо Горта перекосилось, но он не издал ни звука. Затем Брок принялся лечить ромом и смолой остальных.

- А я, сэр? Вы забыли про меня, - простонал один из матросов. Он держался за грудь. На губах у него выступила кровавая пена, воздух с шипением вырывался из раны.

- Ты уже мертвец. Тебе лучше приготовиться к встрече с твоим Создателем.

- Нет! Нет, клянусь Богом! Прижгите ее смолой, сэр, как и всем. Ну же, клянусь Богом! - Он закричал.

Брок ударом кулака сбил ею с ног, матрос повалился на палубу и остался лежать там неподвижно, воздух хлюпал в ране, выходя наружу вместе с кровавыми пузырями.

Брок помог сыну подняться. Выпрямившись, Горт твердо встал на ноги.

- Я в порядке, клянусь Господом!

Брок оставил его и посмотрел назад. Лодки понемногу стащили корабль с мели и теперь выгребали подальше от берега. Вода стояла, прилив еще не сменился отливом.

- Навались! - прокричал он гребцам. - Готовь носовой якорь, Нагрек!

Корабль вывели на глубокую воду - лоцман громко называл каждый промер, - и когда Брок убедился, что корабль в полной безопасности, он приказал бросить якорь.

Клипер качнулся, подхваченный отливом, и замер.

- Парусный мастер!

- Здесь, здесь, сэр-р - откликнулся старый матрос.

- Сшей им саваны, - распорядился Брок, показывая на семь тел. - Возьми грот. Цепь к ногам, и с рассветом - за борт. Я отслужу панихиду, как обычно.

- Есть, слушаюсь, сэр.

Брок опять повернулся к Горту:

- Сколько времени прошло от твоего заступления на вахту до того, как мы сели на мель?

- Не больше нескольких минут... Нет! Ровно одна склянка. Я отчетливо помню.

Брок на секунду задумался.

- Нас не могло снести с места нашей стоянки до самого берега за одну склянку. Никак не могло. Значит, в дрейф нас пустили во время предыдущей вахты. - Брок посмотрел на Нагрека, и тот отшатнулся. - Твоей вахты. Двадцать плетей на рассвете каждому, кто был на палубе.

- Есть сэр - холодея от ужаса, ответил Нагрек.

- Если бы не ты, я был бы уже на том свете от пули того растреклятого пирата, так что я подумаю о тебе, Нагрек.

С этими словами он спустился вниз.

- Все хорошо, милая, - сказал он. Лиза, наклонив голову, стояла перед дверью детской каюты, незыблемая, как скала.

- Спасибо, Тайлер. - Она опустила пистолеты. - Тяжело было?

- Очень тяжело. Все из-за серебра. Видано ли это, чтобы пираты нападали на нас в гавани! В гавани! Среди них были англичане. Я прикончил одного, но главарь, черт бы его побрал, ускользнул. С детьми все в порядке?

- Да. Они внутри. Уже спят. - Лиза замолчала в нерешительности. - Наверное, мне следует поговорить с тобой.

- Так вот мы же и разговариваем, не так ли.

Она мрачно прошла по коридору к главной каюте. Он последовал за ней, она пропустила его в каюту и закрыла за собой дверь.

В три склянки Брок вновь появился на палубе. Туман поредел но и ветер упал. Он принюхался попробовал воздух и определил, что ветер вскоре опять наберет силу, так что к утру туман рассеется.

- Горт, пойдем-ка вниз, проверим груз.

- Но Па, ни один из этих грязных висельников даже не побывал внизу!

- Все равно пойдем посмотрим. Ты тоже, Нагрек.

Брок взял фонарь, и они спустились в трюм.

- Вот смотри! Дверь по-прежнему заперта, - раздраженно сказал Горт, которого мучила его рана.

Брок отпер замок, и они вошли внутрь. Он осторожно поставил фонарь на слитки, вернулся к двери и запер ее снова.

- Ты лишился разума, Па! - вскинулся Горт.

Брок в упор смотрел на Нагрека.

- Что случилось, мистер Брок? - спросил Нагрек, замирая от ужаса.

- Похоже, что Нагрек щупал твою сестру, Горт. Тесс.

- Я не... я не делал этого, клянусь Господом! - вскричал Нагрек. - Не делал ничего подобного.

Брок снят со стены кошку-девятихвостку.

- Похоже, что он забрался к ней в каюту, когда она спала, разбудил ее и стал играть с ней.

- Я не трогал ее, ничего ей не сделал, ничего, клянусь Господом! - кричал Нагрек. - Она сама позвала меня в свою каюту. Она позвала. Сегодня днем она позвала меня. Сама, клянусь Господом!

- Так, значит, ты все-таки был в ее каюте!

Горт бросился на Нагрека и тут же чертыхнулся от боли - рана в боку разошлась. Нагрек метнулся к двери, но Брок отшвырнул его назад.

- Ты покойник, Нагрек!

- Я ничего не сделал ей, как перед Богом клянусь, как перед...

- Ты совал свои грязные лапы к ней под рубашку!

Плеть жалила Нагрека снова и снова - Брок загонял его глубже в трюм.

- Совал ведь, клянусь Богом, разве нет?

- Как перед Богом клянусь, я не трогал ее. Не надо, мистер Брок. Пожалуйста. Никакого зла не свершилось... простите меня... я только дотронулся до нее... больше ничего... совсем ничего.

Брок остановился, часто дыша.

- Так это правда. Ты слышал, Горт? - Оба, отец и сын, прыгнули к Нагреку одновременно, но Брок оказался быстрее, и от удара его кулака Нагрек свалился без сознания. Брок оттолкнул Горта в сторону. - Погоди!

- Но, Па, эта свинья...

- Погоди! Твоя матушка сказала, что бедная девочка поначалу боялась даже рот раскрыть. Тесс думает, что раз он ее потрогал там, у нее теперь будет ребеночек. Но Лиза говорит, что Тесс еще невинна. Он только лапал ее, благодарение Богу!

Когда Брок перевел дыхание, он раздел Нагрека донага и подождал, пока тот придет в себя. Потом он оскопил его. И забил до смерти.

Глава 6

- Ты хотел меня видеть, отец? - Лицо Кулума было белым, как мел,

Струан стоял на вершине холма с биноклем на шее и ножом за поясом. У его ног лежал сложенный боевой цеп. Он неотрывно наблюдал за Кулумом с того самого момента, как юноша прибыл на берег, и видел, как тот вошел в долину и поднялся на холм. Ветер к утру разогнал облака, и солнце, встававшее на горизонте, обещало ясный день.

Струан показал рукой вниз:

- Вид отсюда замечательный, а? - Кулум не ответил. От пламени, полыхавшего в глазах отца, у него подгибались колени. - Ты не согласен со мной?

- Церковь будет... все будут...

- Не нужно рассказывать мне о церкви, - прервал его Струан. - Ты слышал про Брока? - Его голос звучал слишком мягко, слишком спокойно.

- Что с ним?

- Ночью на него напали. Пираты перерезали якорный канат, и судно вынесло на берег. Потом они взяли его на абордаж. Разве ты не слышал выстрелов?

- Слышал. - Кулум был в подавленном настроении. Бессонные ночи, пришедшее вслед за ними понимание, что только он один может спасти компанию, решение обмануть Лонгстаффа, которое он принял и осуществил - он чувствовал себя выжатым, как лимон. - Только я не знал, что это были пираты.

- Они самые. В гавани Гонконга. Как только туман рассеялся, я побывал у Брока. Он сказал, что потерял семерых и капитана.

- Горта?

- Нет. Нагрека Тума. Бедняга умер от ран. Горта тоже ранили, но не опасно. - Кулуму показалось, что лицо Дирка Струана сделалось жестче. - Капитан погиб, защищая свой корабль. Вот как должен умирать мужчина.

Кулум закусил губу и окинул взглядом холм. Сердце бешено колотилось у него в груди.

- Ты хочешь сказать, что это моя Голгофа?

- Я не понимаю тебя.

- Я о капитанах, которые умирают, защищая свои корабли. Это мой корабль - вот этот холм, - разве ты не это хотел сказать? Ты спрашиваешь меня, хочу ли я умереть, защищая его?

- А ты хочешь?

- Я не боюсь тебя. - Слова царапнули пересохшее горло Кулума. - Есть законы против убийства. Я знаю, мне не справиться с тобой, и ты можешь убить меня, но тебя за это повесят. Я пришел без оружия.

- Ты думаешь, я бы смог убить тебя?

- Если бы я встал на твоем пути - да. А я встал на твоем пути, не так ли?

- В самом деле?

- Ты всегда был для меня Богом. Но за тридцать дней, что я прожил здесь, я узнал, кто ты на самом деле. Хищник. Убийца. Пират. Торговец опиумом. Прелюбодей. Ты покупаешь и продаешь людей, вертишь ими, как хочешь. Ты наплодил ублюдков и гордишься ими, и от твоего имени разит так, что порядочным людям приходится затыкать нос.

- Кто эти порядочные люди?

- Ты хотел меня видеть. Я пришел. Говори, чего ты хочешь, и давай покончим с этим. Я устал играть роль мышки перед твоей кошкой.

Дирк Струан поднял свою сумку и повесил ее на плечо.

- Пошли.

- Куда?

- Мне нужно поговорить с тобой наедине.

- Мы сейчас одни.

Струан показал головой на корабли в гавани.

- Там есть глаза. Я чувствую, что они смотрят на нас. - Он показал на берег, пестревший фигурками китайцев и европейцев. Торговцы меряли шагами свои участки. Дети уже играли. - За нами наблюдают отовсюду. - Он вытянул руку к вершине утеса на западе. - Вот куда мы пойдем.

Утес был почти горой. Он поднимался на четыреста метров, скалистый, одинокий, угрюмый.

- Нет.

- Тебе не под силу туда подняться? - Струан прочел ненависть на лице Кулума и подождал ответа. Кулум упорно молчал. - Ты, кажется, сказал, что ничего не боишься.

Он повернулся и зашагал вниз с холма, а потом стал взбираться по склону утеса. Кулум, снедаемый страхом, постоял в нерешительности, потом, увлекаемый волей Струана, двинулся следом.

Карабкаясь вверх, Струан понимал, что затеял еще одну опасную игру. Он не останавливался и не оглядывался назад, пока не добрался до самой вершины. Она была покатой, и по ней вовсю гулял ветер. Он обернулся и увидел далеко внизу Кулума, с трудом поднимающегося по каменной круче.

Он повернулся спиной к сыну.

Панорама, открывшаяся перед ним, была необъятна. И величественно прекрасна. Солнце сияло высоко в голубом небе, Тихий океан расстилался под ним сине-зеленым ковром. С этого ковра поднимались вверх коричнево-зеленые горы островов: Поклью Чау на юго-востоке, Лан Тао, огромный, больше Гонконга, остров в пятнадцати милях к западу, и сотни маленьких пустынных островков и голых скал, окружавших архипелаг Гонконг. В свой бинокль он отчетливо видел каждый корабль в бухте, к северу лежал Большой Китай. Он видел флотилии джонок и сампанов, лавировавших в проливе Лан Тай, они направлялись к западным подходам к Гонконгу. Еще большее их количество возвращалось к устью Жемчужной реки. На севере и на юге, на востоке и на западе - везде он наблюдал на море оживленное движение: патрулирующие воды острова фрегаты; джонки и сампаны, занятые промыслом рыбы, но ни одного торгового судна.

Что же, подумал он, через несколько недель придет конец второй войне, и тогда торговцы опять станут хозяевами моря.

Кулум взбирался вверх по тропинке, проложенной Струаном. Он почти совсем выбился из сил, и только упорство заставляло его передвигать ноги. Его одежда порвалась во многих местах, лицо было исцарапано колючками. Но он продолжал подниматься.

Наконец он выбрался наверх. Грудь его ходила ходуном, ветер трепал полы сюртука.

Струан сидел на земле с подветренной стороны, спустившись на несколько футов по склону. Перед ним белела расстеленная скатерть, на которой стояла еда и бутылка вина.

- Держи, парень, - сказал Струан, протягивая сыну полбокала сака.

Не успев отдышаться, Кулум взял бокал и попробовал пить, но большая часть содержимого стекла по подбородку. Он быстро вытер его рукавом, жадно ловя ртом воздух.

- Садись, - пригласил Струан.

К огромному удивлению Кулума, его отец доброжелательно улыбнулся.

- Ну же, парень, присаживайся. Пожалуйста, садись.

- Я... я не понимаю.

- Отсюда вид еще лучше, правда?

- Только что ты был сам дьявол, - проговорил Кулум, преодолевая острую боль в груди, - а сейчас... сейчас... я просто не понимаю.

- Я захватил с собой цыпленка, хлеб, - сказал Струан. - И еще одну бутылку вина. Тебя это устроит?

Кулум опустился на землю. Он вымотался до предела.

- Цыпленок?

- Ну, ты ведь не завтракал, верно? По-моему, ты вообще должен умирать с голоду.

- Насчет холма. Я...

- Отдышись, отдохни, потом поешь. Пожалуйста. Ты ведь совсем не спал эти две ночи. Разговаривать на пустой желудок вредно. Только не набрасывайся на еду, а то станет плохо. Путь сюда получился нелегкий. Я и сам устал.

Кулум лег на спину, закрыл глаза и собрался с силами. Все его тело ныло и требовало отдыха. Он с усилием открыл глаза, ожидая, что все это окажется сном. Но нет, вот сидит его отец и спокойно рассматривает в бинокль южную сторону моря.

- Насчет холма. Я был...

- Ешь, - прервал его Струан и протянул ему кусок цыпленка.

Кулум взял куриную ножку.

- Я не могу есть. Пока не скажу всего. Я вынужден был сделать это. Вынужден. Ты бы никогда не согласился, а это был единственный выход. Брок разорил бы тебя. В самом конце он бы отступился. Я знаю, что он бы отступился. Если бы не эта его бешеная ненависть к тебе, а твоя - к нему, то холм был бы твоим. Ты сам довел дело до этого. Только ты. Это твоя вина. Холм теперь принадлежит Церкви, и это правильно. Ты сам довел дело до этого.

- Верно, - кивнул Струан. - Так оно и есть. И я очень горжусь тобой. Такой шаг требовал большого мужества. Робб никогда бы не сделал этого. Даже если бы мысль отдать холм церкви и пришла ему в голову, он никогда не решился бы осуществить свой план.

Кулум онемел от изумления.

- Ты... ты хотел, чтобы я это сделал?

- Ну, конечно, дружок. Только так и можно было разрешить эту невозможную ситуацию.

- Ты... ты знал, что я это сделаю?

- Я поставил на то, что ты это сделаешь, да. Я намекнул тебе, что это следует сделать. Когда ты так нервничал, избегая встречи с Лонгстаффом, - и когда не подошел ко мне в Счастливой Долине, - я подумал, что ты все устроил. Затем меня сбило с толку то, как ты отреагировал на Гордона. Но позже Лонгстафф сказал: «И этот ваш другой жест столь же восхитителен!», и тогда я окончательно уверился, что ты сумел найти единственный правильный выход. Я очень горжусь тобой, парень. Брок вне всякого сомнения прикончил бы нас. И я ничем не мог ему помешать. Холм стал вопросом лица.

- Ты... ты толкнул меня... заставил меня пройти через ад за эти два дня и две ночи, зная, что на все имелся простой ответ?

- Так ли он был прост?

- Для тебя был! - закричал Кулум. Он вскочил на ноги.

- Да, - ответил Струан, сразу посуровев. - Для меня. Но не для тебя. Однако ты все-таки принял верное решение, и это пошло тебе только на пользу. Теперь ты мужчина. Если бы это я подсказал тебе про «Дом Божий», ты никогда бы не смог осуществить этот план. Никогда. Ты бы выдал себя. Ты должен был верить в то, что ты делал. Если бы Брок хоть на мгновение заподозрил, что вместо тебя это придумал я, он сделал бы нас посмешищем всей Азии. Мы бы навсегда потеряли лицо.

- Ты готов пожертвовать мной ради лица?! - завопил Кулум. - Ради своего, в господа бога мать, трижды растреклятого лица?

- Нашего, Кулум, - поправил его Струан. - И мне приятно слышать, как ты, наконец, выругался. Это идет тебе, парень!

- Значит, твой гнев, твоя ярость - все это было притворством?

- Ну, конечно, мой милый. Это был спектакль для Брока. И для остальных.

- Даже для Робба?

- Для Робба больше, чем для кого-либо другого. Съешь что-нибудь.

- Чума на твое угощение! Ты дьявол! Ты всех нас затащишь с собой в преисподнюю. Клянусь Господом Богом нашим, я...

Струан вскочил и схватил Кулума за плечи:

- Прежде чем ты скажешь что-то, о чем можешь пожалеть впоследствии, послушай меня. Я поставил на то, что у тебя хватит мужества решиться, и ты решился. Сам. Без моей помощи. И я благословил тебя. Теперь ты Кулум Струан - человек, который осмелился пойти против Тай-Пэна. Ты уникален, второго такого нет в целом мире. За один день ты приобрел больше лица, чем мог бы приобрести за двадцать лет. Как, во имя Господа, можно, по-твоему, управлять людьми, двигать ими, как пешками? Только силою руки? Нет. Но силою ума. И магией.

- Магией? - выдохнул Кулум. - Но это черная магия.

Мягко рассмеявшись, Струан сел и налил себе бокал вина.

- Те, у кого есть разум, смогут оценить твою мудрость. «Этот Кулум умен», скажут они. «Он отдал холм Церкви. И тем самым не позволил этому дьяволу Струану погубить „Благородный Дом“, вложив все богатство компании в никчемный холмик. Но при этом Кулум еще и сохранил Тай-Пэну лицо: этот дьявол не может убить Кулума Струана за то, что тот отдал землю Церкви». - Струан сделал глоток из бокала. - Даже Брок должен быть потрясен этим, не важно, подозревает он тут тайную сделку или нет. Потому что ты сделал все, как надо. Люди набожные станут благословлять тебя за то, что ты отдал «лучшее» Церкви. Дураки, вроде Лонгстаффа, станут бояться тебя и искать твоего совета. Циники будут благоговеть перед разумностью твоего решения, они преисполнятся ненависти к тебе и скажут: «В Кулуме есть что-то дьявольское от отца. С ним лучше держать ухо востро». Я бы сказал, что со вчерашнего дня ты приобрел достоинство и вес, парень.

- Но... но если я... получается, что тогда ты потерял лицо?

- Верно. Но у меня его еще много останется. Могу даже поделиться. С тобой и с Роббом. А вот времени на то, чтобы прочно посадить тебя на твое новое место, у меня мало. Присмотрись к людям, парень. Теперь они станут думать: «Один раз это сошло Кулуму с рук, но рискнет ли он ослушаться отца еще раз?» И все они станут надеяться, что мы возненавидим друг друга так сильно, что погубим себя. И это как раз то, что мы с тобой должны попробовать сделать. Открыто. На людях.

- Что?!

- Ну, разумеется. Холодная враждебность при всякой встрече. И скоро, очень скоро Брок постарается переманить тебя на свою сторону. То же самое попытается сделать и Купер. И Тиллман. Они будут пичкать тебя ложью - или исковерканной правдой - в надежде разжечь в тебе такую ненависть, что ты в этой нашей ссоре погубишь меня и себя заодно. И «Благородный Дом». Потому что каждый торговец жаждет этого всей душой. Но теперь, теперь им этого не дождаться. Ты оправдал мои надежды, клянусь Богом!

- Я не буду в этом участвовать, ни за что и никогда, - тихо проговорил Кулум.

- Будешь, и самым прямым образом. В течение пяти месяцев и пяти лет. Ты дал мне священную клятву.

- Ты будешь настаивать на том, чтобы я соблюдал ее? Теперь? После всего, что произошло?

- Ты сам будешь соблюдать ее. Твое жалованье утроено.

- Ты полагаешь, деньги имеют какое-то значение в подобных вещах?

- Это не большая плата за два дня ада.

- Не нужны мне никакие деньги. И я не буду делать того, о чем ты говоришь. Я не могу.

Струан с задумчивым видом выбрал себе куриную ножку.

- Я очень много размышлял о тебе. У меня было искушение вообще не говорить тебе ни слова. Предоставить тебе играть свою роль, ни о чем не подозревая. Но затем я еще раз все взвесил. И решил, что ты справишься с нею, даже будучи посвящен во все детали. Так это будет занятнее для нас обоих.

- Ты готов позволить мне прожить всю жизнь и умереть, ненавидя тебя? Только для того, чтобы «Благородный Дом» процветал?

- Ты сам знаешь ответ на свой вопрос.

- Ты нечестив.

- Согласен. В некоторых вещах, - кивнул Струан, пережевывая цыпленка. - Я - все то, что ты сказал, и даже больше. Я нарушаю многие Заповеди, но не все. Я знаю, что делаю, и готов отвечать за то, что я делаю. Но я единственный человек на всей земле, которому ты можешь доверять - при условии, что ты не пойдешь, сознательно не пойдешь, против нашего дома. Я Тай-Пэн. Через страдания и притворство ты станешь таким же.

- Это не стоит того лицемерия. Или зла.

- Ах, парень, гляжу я на тебя, и теплеет у меня на сердце, - сказал Струан, отбрасывая обглоданную кость. - Ты так молод. Я завидую тебе, тем годам, которые ждут тебя впереди. Не стоит, говоришь? Быть лучшим? Подчинять себе Брока и остальных самим своим присутствием? Управлять Лонгстаффом и через него Короной? Китайским императором? И через него тремястами миллионами китайцев? - Струан пригубил вино. - Стоит. Всеобщая ненависть и немного актерской игры - мизерная плата за это.

Кулум откинулся спиной на холодный камень, его разум бушевал от неумолимых слов, вопросов, безжалостных ответов. Такова ли воля Твоя, Господи, спрашивал он себя. Сильнейшие выживают за счет слабейших? Ибо Бог создал этот мир и, следовательно, этот закон тоже. Но Иисус сказал: «Кроткие унаследуют землю». Что Он имел в виду: нашу землю или Царство Божье?

Кротость не раздобыла бы столько серебра и не смогла бы его уберечь. Кротость не спасла бы «Благородный Дом» в этой истории с круглым холмом. Кротость никогда не продвинется вперед, никогда не одолеет жестоких и алчных.

Если я стану Тай-Пэном, Хартия пойдет дальше. Богатство и цель - бессмертная цель, - говорил он. Что ж, очень хорошо.

Ненависть Кулума Струана к своему отцу исчезла. И вместе с ненавистью ушла любовь. Осталось только уважение.

- Зачем ты решил подняться сюда? - спросил Кулум.

Струан понял, что потерял сына. Он был опечален как отец, но не как мужчина. Он навязал противнику поединок на своих условиях и сам выбрал для него время. Значит, свою обязанность отца он исполнил.

- Чтобы утомить тебя трудным подъемом, лишить тебя сил и иметь возможность поговорить и заставить тебя понять, - ответил он. - И показать тебе, что, хотя вид с холма прекрасен, отсюда он величествен.

Кулум в первый раз повел глазами вокруг.

- Да. Да, это так. - Затем он наклонился вперед, выбрал кусок цыпленка и начал есть.

Струан старался, чтобы его лицо не выдало боли. Улыбка еще вернется к парню, говорил он себе. Дай ему время. Заставить его взрослеть так быстро - это все равно что резать по живому.

Дай парню время.

Он испытывал большую усталость. Прислонившись к скале, он повернул бинокль к югу, отыскивая «Китайское Облако». Но клипера нигде не было видно. Он бесцельно осмотрел горизонт.

Вдруг глаза его напряглись:

- Посмотри туда, парень. Посмотри. Это «Голубое Облако».

Кулум взял бинокль и увидел корабль. Он был близнецом «Грозового Облака» - те же восемнадцать пушек, столь же быстр и прекрасен. Прекрасен даже для Кулума, который не любил ни кораблей, ни моря.

- У него на борту опиума на сто тысяч фунтов, - сказал Струан. - Что бы ты предпринял? У нас здесь три корабля, и еще шестнадцать прибудут в течение этого месяца.

- Отправим их на север? Чтобы продать груз?

- Да. - По лицу Струана пробежала тень. - Кстати, это мне напомнило. Ты не забыл Исаака Перри?

- Нет. Мне кажется, это было сто лет назад.

- Я списал его на берег, помнишь? Потому что он не вступился за Маккея и потому что он по непонятным причинам стал меня бояться. Я дал Маккею пятнадцать дней на то, чтобы разгадать эту загадку, но он так и не вернулся в Кантон. Вчера вечером я встретил его. Маккей теперь служит на берегу - помощник магистрата и констебль. - Он раскурил сигару, прикрыв спичку ладонью от ветра, протянул ее Кулуму и раскурил еще одну. - Так вот, похоже, Перри работает теперь на Купера-Тиллмана. На их судне, курсирующем между Вирджинией и Африкой. Перевозит рабов.

- Я не верю этому.

- Я узнал об этом от Уилфа Тиллмана. Вчера вечером. Он пожал плечами и сказал, что Перри не захотел больше заниматься чайными перевозками. Поэтому он предложил ему торговать черным товаром. Перри согласился. Он уехал неделю назад. Перед самым его отъездом Маккей все из него выудил. Они напились вместе. Маккей пожаловался, что я его выкинул - так, собственно, оно и было, - стал проклинать меня и попросился к Перри на его новый корабль, клянясь отомстить мне за все. Выпивка любой язык развяжет, вот Перри и проболтался. Он рассказал Маккею, что продал список наших секретных торговых стоянок на побережье - указал их широту и долготу - и имена китайских посредников, сбывавших для нас опиум, Моргану Броку. Когда последний раз был в Лондоне.

- Значит, Броку известны теперь все наши секретные стоянки?

- Те, которыми пользовался Перри. За десять лет торговли. Помимо них, остается всего ничего.

- Что мы можем сделать?

- Найти новые стоянки и новых людей, которым можно доверять. Так что, парень, как видишь, ни на кого нельзя слишком полагаться.

- Но это ужасно.

- Это закон выживания. А теперь отдохни часок, и мы пойдем.

- Куда?

- В Абердин. Нужно потихоньку осмотреть окрестности. До того, как придет время выбирать там людей By Квока. - Он открыл сумку и передал сыну пистолет: - Ты умеешь с ним обращаться?

- Не очень хорошо.

- Тебе, наверное, стоит поупражняться.

Кулум кивнул головой и осмотрел оружие. Один раз ему довелось стрелять из дуэльного пистолета по поводу какой-то глупой университетской ссоры. И он, и его противник были настолько напуганы, что их пули пролетели в нескольких метрах от цели.

- Мы можем идти прямо сейчас, - сказал Кулум. - Я уже не чувствую усталости.

Струан покачал головой:

- Я хочу дождаться, когда на горизонте появится «Китайское Облако».

- А куда он ходил?

- В Макао.

- Зачем?

- Я послал его туда. - Струан стряхнул крошки с сюртука. - Несколько дней назад была назначена награда за голову моей любовницы. И за моих сына и дочь от нее - если их захватят живыми. Я послал Маусса на «Китайском Облаке» с приказом привезти их всех сюда. На борту корабля они будут в безопасности.

- Но Гордон уже здесь. Я видел его вчера.

- Эта женщина не его мать.

Кулум с некоторым удивлением обнаружил, что его ничуть не задела новость о том, что у его отца две - нет, три - семьи.

Три, включая его самого и Винифред.

- Похищение - это ужасная вещь. Ужасная, - сказал он.

- Теперь за твою голову тоже назначена награда. Десять тысяч долларов.

- Неужели я стою так много? Я что-то сомневаюсь.

- Если китаец предлагает десять, можешь быть уверен, что ты стоишь всей сотни. - Струан опять навел бинокль на «Голубое Облако». - Я считаю, что сто тысяч были бы более справедливой ценой. За тебя.

Кулум прикрыл глаза ладонью от солнца. Он понял скрытый комплимент отца. Но не подал виду. Он думал о его новой любовнице и пытался представить себе, как она выглядит и как выглядит мать Гордона. Его ум работал холодно, бесстрастно, он не чувствовал обиды, лишь презрение к слабости и неразборчивости отца.

Кулуму показалось странным, что его рассудок так спокоен.

- Что Брок станет делать со своим серебром? Пираты не дадут ему покоя, пока оно будет у него.

- Ему придется попросить нас забрать часть денег назад. Под вексель. Мы их немедленно примем. Под меньший процент, чем обычно. Скажи Роббу, пусть он займется этим.

- Но тогда пираты станут нападать на нас.

- Может быть. - Струан наблюдал, как «Голубое Облако», лавируя против ветра, медленно входит в пролив между Лан Тао и Гонконгом. - Как только вернется «Китайское Облако», я тут же уеду. Отправлюсь с экспедиционным корпусом и вернусь в Гонконг не раньше, чем за день до начала бала.

- Зачем?

- Чтобы дать тебе время свыкнуться с нашей «враждой». Тебе нужно будет освоиться со своей новой ролью, поупражняться. Вместе с Роббом вы начнете строительство. Все планы уже готовы. Кроме Большого Дома. Этим я сам займусь попозже. Начинайте возводить церковь на круглом холме. Пусть Аристотель сделает эскизы. Заплати ему десятую часть того, что он запросит в первый момент. Ты и Робб должны будете заниматься всеми вопросами.

- Да, Тай-Пэн, - ответил Кулум. «Тай-Пэн». Не «отец». Они оба услышали бесповоротность этого слова. И приняли ее.

- Мой коттедж поставьте на пригородном участке номер семнадцать. У Робба есть план дома. Он должен быть возведен за три недели. С разбитым садом и десятифутовой стеной вокруг него.

- Это невозможно!

- Чего бы это ни стоило. Поставьте туда сто, двести человек, если понадобится. Меблировка и ландшафт - строго, как указано в плане. И я хочу, чтобы все наши постройки были завершены не позднее, чем через три месяца.

- Там строительства по меньшей мере месяцев на десять. Даже на год, а то и больше.

- Верно. Поэтому мы наймем больше людей. Потратим больше денег. Тогда мы закончим значительно раньше.

- Почему нужно так торопиться?

- А почему не нужно?

Кулум посмотрел на море.

- Как быть с балом?

- Ты всем займешься. Вместе с Роббом и Чен Шенем, нашим компрадором.

- А Робб? Он не должен знать, что наша вражда - всего лишь маскарад?

- Я предоставлю тебе самому решать, что лучше. Ты можешь сказать ему обо всем в ночь бала. Если захочешь.

На горизонте появилось «Китайское Облако».

- Теперь мы можем идти, - сказал Струан.

- Хорошо.

Струан уложил бокалы и остатки еды в сумку.

- Пошли сюда тайно несколько человек, пусть ведут постоянное наблюдение с восхода и до заката.

- Наблюдение за чем?

- За кораблями. Поставив здесь своего человека, мы будем знать об их прибытии на четыре-пять часов раньше остальных. Особенно это касается пакетботов. Мы вышлем вперед быстрый катер, перехватим его и получим свою почту раньше других.

- А потом?

- У нас будет преимущество перед всеми. За четыре часа можно многое купить и многое продать. Знать о чем-то на четыре часа раньше остальных может означать разницу между жизнью и смертью.

Уважение Кулума возросло. Очень разумно, подумал он. Его взгляд равнодушно скользил по большому острову Лан Тай на западе.

- Посмотри! - вдруг воскликнул он, показывая рукой в море чуть южнее острова. - Там, видишь, дым. Горит корабль.

- У тебя острый глаз, парень, - заметил Струан, направляя туда бинокль. - Смерть господня, да это пароход!

Корабль был черным, узким, уродливым, с острым носом. Из приземистой трубы валил дым. Он имел две мачты и парусную оснастку, но сейчас шел без парусов, со злобным пыхтением двигаясь против ветра. На корме трепетал красный кормовой флаг.

- Ты только посмотри на этого омерзительного вонючего выродка, который набрался наглости идти под флагом королевского флота.

Кулума ошеломила злобность, звучавшая в его голосе.

- В чем дело?

- Этот проклятый ржавый блудодей - вот в чем дело! Ты только посмотри, как он дышит!

Кулум поднес к глазам бинокль. Корабль показался ему совершенно безобидным. Ему уже случалось видеть такие колесные пароходы. В Ирландии они использовались в качестве пакетботов уже лет десять. В бинокль он мог видеть два огромных гребных колеса посередине, одно с левого, другое с правого борта, клубящийся дым и пенистый след на воде. На корабле имелись пушки. Много пушек.

- Я не вижу в нем ничего страшного.

- Ты посмотри на волну за кормой! А курс! Прямо против ветра, клянусь Богом! Он идет прямо на восток. Против ветра. Нет, ты погляди на него! Он обставляет наш корабль так, словно «Голубое Облако» какой-нибудь толстобрюхий бриг в руках безмозглых обезьян, а не клипер с одной из лучших команд на свете!

- Но что в этом плохого?

- Все. Теперь на Востоке появился пароход. Он совершил невозможное. Этот ржавый, железнобокий, с паровой машиной вместо сердца сукин сын, отвратительное отродье Стефенсона, добрался сюда из Англии, вопреки омерзению океана и презрению всех его ветров. Если смог один, сможет и тысяча. Это и есть прогресс. И начало новой эры! - Струан схватил пустую винную бутылку и с размаху запустил ею в скалу. - Вот чем нам придется пользоваться лет через двадцать-тридцать. Этими растреклятыми кастрюлями вместо кораблей, клянусь Богом!

- Он действительно уродлив, если сравнивать его с парусником. С «Голубым Облаком». Но то, что он может идти против ветра - вообще забыть о нем, - означает, что он будет быстрее, экономичнее и...

- Никогда! Уж только не быстрее, никак не при бакштаге. И отнюдь не надежнее на плаву. А взять шторм. Этот ночной горшок перевернется в мгновение ока и камнем пойдет ко дну. И он совсем не так экономичен, как кажется: приходится брать на борт дрова для котлов или уголь. И он никуда не годится для перевозки чая. Чай - продукт нежный, чувствительный, в этой вони он мигом испортится. Чай придется доставлять парусниками, хвала Создателю!

Кулума уже стала забавлять горячность отца, но он этого не показывал.

- Да. Но пройдет время, и они станут совершеннее. И если один смог добраться сюда, то, как ты говоришь, сможет и тысяча. Я думаю, нам следует покупать пароходы.

- Ты можешь покупать их, и правильно сделаешь. Но черт меня побери, если я когда-нибудь приобрету хоть одно из этих смердящих чудовищ. Будь я проклят, если «Лев и Дракон» будет развеваться на нем, пока я жив!

- Интересно, все моряки испытывают к ним те же чувства, что и ты? Кулум задал вопрос небрежным тоном, согретый изнутри.

- Вопрос прямо-таки дурацкий! Что у тебя на уме. Кулум? - резко проговорил Струан.

- Просто размышляю о прогрессе, Тай-Пэн. - Кулум оглянулся на пароход. - Интересно, как он называется.

Струан подозрительно посмотрел на сына. Он знал, что мозг Кулума сейчас напряженно работает, но не представлял, какие планы рождаются в данный момент у него в голове. Странно, сказал он себе. В первый раз ты подумал о Кулуме как о постороннем человеке, а не как о своем сыне, не как о «Кулуме», «парне» или «твоем мальчике». - Благодарение Богу, моего века не хватит, чтобы увидеть смерть паруса. Но этот сукин сын возвещает нам о смерти Китайского клипера. Самого прекрасного корабля, когда-либо бороздившего океаны.

Он зашагал вниз по направлению к Абердину. Позже пароход подошел достаточно близко, чтобы они смогли прочесть его название. Это была «Немезида». Корабль флота Ее Величества «Немезида».

---

1 В крикете два первых бэтсмена, которые начинают матч, как правило, не являются самыми сильными игроками команды. Их задача - измотать боедлера команды соперников. Лучшим бэтсменом команды является третий номер, который сменяет выбывающего из игры номера первого.

2 Завершающий удар, которым добивали поверженного или смертельно раненного противника (фр.).

чистка лица у косметолога

---

Пользователь, раз уж ты добрался до этой строки, ты нашёл тут что-то интересное или полезное для себя. Надеюсь, ты просматривал сайт в браузере Firefox, который один правильно отражает формулы, встречающиеся на страницах. Если тебе понравился контент, помоги сайту материально. Отключи, пожалуйста, блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров вверху страницы. Это тебе ничего не будет стоить, увидишь ты только то, что уже искал или ищешь, а сайту ты поможешь оставаться на плаву.

---

---

Пользуйся браузерами Yandex, Firefox, Opera, Edge - они правильно отражают формулы, встречающиеся на страницах, как в десктопном, так и в мобильном вариантах.

Отключи на минуту блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров на странице. Тебе ничего не будет стоить, а сайту поможешь материально.

---