Любая программа для инвентаризации должна позволять проверять наличие и сверять.. Скорее всего вы уже ведете учет основных средств, материалов, товаров и инвентаря в 1С: Бухгалтерии. Важной особенностью программы для инвентаризации компании Сан-Сити является использование технологии расширений.

Книга четвертая

Прошли недели, и весна перешла в раннее лето. Солнце набрало силу, и воздух отяжелел от влаги. Европейцы, не сменившие своей обычной одежды и длинного шерстяного белья - а также платьев с турнюрами и корсетов из китового уса - страдали неимоверно. Пот засыхал под мышками и в паху, и там образовывались гноящиеся язвы. Вместе с летом пришла обычная в это время года болезнь - кантонская нутряная хворь, кровавый понос Макао, азиатская немочь. Тех, кто умирал, оплакивали. Остальные стоически переносили эти муки как неизбежные испытания, которые Господь в своей милости посылает человечеству во очищение его, и продолжали закрывать окна своих домов, чтобы не впускать в комнаты вредоносный воздух, ибо считалось, что в летние месяцы от земли исходят ядовитые газы. Они, как и прежде, позволяли своим врачам отворять им кровь и ставить пиявки, поскольку знали, что это единственное верное средство избавиться от болезни, и продолжали пить воду, вылавливая из нее мух, и есть засиженное мухами мясо. Они по-прежнему не мылись, ибо даже ребенку было известно, что это опасно для здоровья, и усердно молились о скорейшем возвращении зимы, когда прохлада вновь очистит землю от губительных испарений.

К июню болезнь безжалостно выкосила каждого десятого из расквартированных на острове солдат. Торговый сезон почти закончился. Этот год сулил многим огромные состояния - если поможет йосс. Поскольку никогда еще купля и продажа не велись в кантонском поселении с таким размахом. Торговцы и их португальские клерки, а также их китайские компрадоры и купцы Ко-хонга все обессилели от жары, но еще больше - от долгих недель лихорадочной деятельности. Все приготовились отдыхать до зимы, когда можно будет начать новые закупки.

И в этом году наконец-то в отличие от всех предыдущих лет европейцы намеревались провести лето в своих собственных домах на своей собственной земле.

Их семьи, оставшиеся на Гонконге, уже переселились из тесных корабельных кают в Счастливую Долину. Строительство шло полным ходом. Куинз Таун уже начал приобретать свои очертания: появились улицы, склады, тюрьма, причалы, две гостиницы, таверны и дома.

Таверны, обслуживавшие солдат, располагались рядом с палатками у Глессинг Пойнта. Те, что посещали моряки, были построены напротив доков на Куинз Роуд. Некоторые из них представляли собой простые парусиновые палатки или грубые, наспех возведенные постройки. Другие были более основательными.

Приходили корабли из дома, доставлявшие на Гонконг самые разные товары, а также родственников и друзей и множество людей новых, никому не знакомых. И с каждым приливом на остров прибывали переселенцы из Макао - португальцы, китайцы, евразийцы, европейцы: парусные мастера, ткачи, портные, клерки, слуги, деловые люди, продавцы и покупатели, кули, просто люди в поисках работы или те, чье ремесло заставило их искать места на Гонконге - все, кто обслуживали Китайскую торговлю, жили и кормились за ее счет. Среди прибывавших были и хозяйки борделей, девицы легкого поведения, курильщики опиума, изготовители джина, игроки, контрабандисты, карманники, похитители детей, воры, нищие, пираты - отбросы общества со всех стран. Они тоже подыскивали себе жилище или начинали строить его вместе с помещениями, где устраивали свой бизнес. Винные лавки, публичные дома, опиумные притоны начали наводнять Куинз Таун и лепиться вдоль Куинз Роуд. Круто поползла вверх преступность, и полиция, в том виде, в каком она существовала на Гонконге, была завалена работой. Среда стала днем публичного бичевания. К удовольствию всех праведных жителей Гонконга, осужденных преступников публично секли у стен тюрьмы в назидание другим злодеям.

Британское правосудие, хотя и было быстрым и суровым, никак не казалось азиатам жестоким. Публичные пытки, увечение, забивание насмерть, тиски для раздавливания пальцев, лишение одного или обоих глаз, отсечение одной или обеих рук или ног, клеймение, срезание мяса с костей, удушение, раздавливание мужских органов были для китайцев самыми привычными наказаниями. И у них не существовало суда присяжных. Поскольку Гонконг находился вне пределов досягаемости разящего копья китайского правосудия, все преступники, которые могли убежать с континента, стекались в Тай Пинь Шан, где чувствовали себя в полной безопасности и презрительно смеялись над слабостью варварского Закона.

И по мере того, как на острове расцветала цивилизация, всюду начали скапливаться отбросы. Вместе с отбросами появились мухи.

Вода начала застаиваться и тухнуть в брошенных бочках, в разбитых горшках и кастрюлях. Она собиралась в бамбуковых стаканах строительных лесов, в ямах разбивавшихся будущих садов, в несильно заболоченной низине долины. В этих лужицах гнилой воды закипала жизнь: личинки, из которых потом выводились комары, крошечные, невзрачные и очень особенные - и настолько чувствительные, что летали они лишь после захода солнца: анофелес.

И люди в Счастливой Долине начали умирать.

Глава 1

- Ради Бога, Кулум, я знаю об этом не больше, чем ты. В Куинз Тауне свирепствует смертельная лихорадка. Никто не знает, отчего она возникает, а вот теперь и маленькая Карен заболела. - Струан чувствовал себя несчастным. Уже неделю он не получал вестей от Мэй-мэй. На Гонконге он не появлялся почти два месяца, не считая торопливого двухдневного визита несколько недель назад, когда потребность увидеть Мэй-мэй пересилила все остальное. Она выглядела восхитительной и свежей, как цветок, беременность ее протекала легко, и они остались довольны друг другом больше, чем когда-либо. - Благодарение Господу, наш последний корабль ушел, и завтра мы покидаем поселение!

- Дядя Робб пишет, что это малярия, - возбужденно говорил Кулум, размахивая письмом, которое они только что получили. Он не находил себе места от тревоги за Тесс. Только вчера от нее пришло письмо, где она сообщала, что вместе с сестрой и матерью перебралась с корабля в частично законченную факторию Брока. Но о малярии в нем не упоминалось ни словом. - Как можно излечиться от малярии?

- Я никогда не слышал, чтобы от нее существовало лекарство. Но я не доктор. К тому же, Робб пишет, что только некоторые из врачей считают, что это малярия. - Струан раздраженно махнул метелкой, отгоняя мух. - «Малярия» - латинское слово, означающее «плохой воздух». Это все, что я знаю - что знает любой. Матерь Божья, если воздух Счастливой Долины отравлен, нам конец!

- Говорил же я тебе не строиться там, - взорвался Кулум. - Я сразу возненавидел это место, едва лишь увидел его!

- Клянусь кровью Христовой, ты что, хочешь сказать, будто заранее знал, что воздух там гнилой?

- Нет. Этого я не говорю. Я имею в виду... ну, эта долина сразу мне не понравилась, вот и все.

Струан захлопнул окно, чтобы не пускать в комнату вонь с площади перед поселением, и снова принялся отгонять мух. Он молился про себя, чтобы эта лихорадка оказалась не малярией. Если это малярия, то болезнь может коснуться каждого, кто ночует в Счастливой Долине. Всем было хорошо известно, что земля в некоторых районах мира отравлена малярией и по каким-то неведомым причинам испускает ночью смертоносные газы.

Как писал Робб, лихорадка возникла словно из ниоткуда четыре недели назад. Первыми заболели китайские рабочие. Затем стали заболевать другие - европейский торговец здесь, ребенок там. Но только в Счастливой Долине. Больше нигде на Гонконге. К настоящему моменту были заражены четыре-пять сотен китайцев и человек двадцать-тридцать европейцев. Суеверные китайцы перепугались насмерть, уверенные, что это боги карают их за нарушение императорского указа, запрещавшего им работать на острове. Лишь повышение платы за работу убедило их остаться на Гонконге.

А теперь слегла крошка Карен. Робб писал в конце своего послания: «И Сара, и я в отчаянии. Болезнь протекает очень коварно. Сначала ужасная лихорадка, длящаяся полдня, потом выздоровление, потом более сильный приступ лихорадки дня через два-три. Цикл повторяется снова и снова, и каждый новый приступ тяжелее предыдущего. Доктора дали Карен рвотное из каломели; такое сильное, какое только осмелились. Бедной девочке пустили кровь, но мы не питаем большой надежды. Носильщики-китайцы обычно умирают после третьего или четвертого приступа. А Карен так ослабела после рвотного и пиявок, так ослабела. Господи, помоги нам, я думаю, мы ее потеряли».

Струан направился к двери. Боже милостивый, сначала малыш, а теперь и Карен! На следующий день после бала Сара разрешилась от бремени сыном, Локлином Россом, но мальчик родился слабеньким, с поврежденной левой ручкой. Роды были очень тяжелыми, и она едва не умерла. Но родовая болезнь, которой опасались больше всего, миновала ее, и хотя молоко у нее быстро пропало и волосы поседели, силы понемногу возвращались к ней. Когда Струан ездил на остров, чтобы увидеть Мэй-мэй, он навестил Сару. От страданий и ожесточенности на ее лице залегли глубокие морщины, она выглядела как старуха. Струан опечалился еще больше, когда ему показали новорожденного: неподвижная левая ручка, болезненный вид, жалобный мяукающий плач - труд но было надеяться, что малыш будет жить. Жива ли еще крошка, спросил себя Струан, рывком распахивая дверь. Робб ничего не написал о нем.

- Варгаш!

- Да, сеньор.

- У вас в Макао когда-нибудь была малярия?

- Нет, сеньор. - Варгаш побледнел. Его сын и племянник работали на «Благородный Дом» и теперь жили на Гонконге. - Вы уверены, что это малярия?

- Нет. Лишь некоторые из врачей так полагают. Не все. Найдите Маусса. Передайте ему, что я хочу безотлагательно видеть Дзин-куа. Вместе с ним.

- Слушаюсь, сеньор. Его превосходительство желает, чтобы вы отужинали с ним и великим князем сегодня в девять часов.

- Прими приглашение от моего имени.

- Слушаюсь, сеньор.

Струан закрыл дверь и с мрачным видом опустился в кресло. Он был в легкой рубашке без галстука, легких брюках и тонких сапогах. Все остальные европейцы считали подобную беспечность чистым сумасшествием: всем известно, что летние ветра вызывают порой дьявольски жестокую простуду.

- Это не может быть малярия, - произнес он. - Никак не может. Это что-то другое.

- Над этим островом тяготеет проклятие.

- Полно, ты рассуждаешь, как женщина.

- Лихорадки там не было, пока не появились кули. Нужно избавиться от кули, тогда и лихорадка исчезнет. Они переносят ее с собой. Они все это и делают, это их вина.

- Откуда нам знать, Кулум? Я признаю, что все началось именно среди них. И я согласен, что кули живут в низко лежащих местах. Согласен я и с тем, что, насколько нам известно, заразиться малярией можно только подышав отравленным ночным воздухом. Но почему тогда лихорадкой болеют только в долине? Неужели в одной Счастливой Долине воздух так губителен? Воздух есть воздух, черт меня возьми, а там большую часть дня и ночи дует свежий бриз. Получается чепуха какая-то.

- Никакой чепухи нет, все очень просто. Это воля Божья.

- Чума на такой ответ!

Кулум вскочил на ноги.

- Я бы попросил тебя не богохульствовать.

- А я бы попросил тебя не забывать, что еще не так давно людей сжигали на кострах только за то, что они утверждали, будто Земля вращается вокруг Солнца! Божья воля здесь ни при чем!

- Что бы ты ни говорил, Господь имеет в нашей жизни решающее слово, в любой ее момент. Тот факт, что лихорадка поразила единственное во всей Азии место, которое мы выбрали для жилья, является, по моему мнению, волей Божьей. Ты не можешь отрицать этого, потому что не в силах доказать обратное, точно так же, как и я не могу доказать, что это правда. Но я верю, что это так - в это верит большинство, - и я считаю, что мы должны оставить Счастливую Долину.

- Если мы сделаем это, мы оставим Гонконг.

- Мы могли бы начать строительство рядом с Глессинг Пойнтом.

- Ты хоть представляешь, сколько денег мы и все остальные торговцы вложили в Счастливую Долину?

- А ты хоть представляешь, сколько денег ты сможешь забрать с собой, когда ляжешь на шесть футов в землю?

Струан смерил сына холодным взглядом. За эти последние недели он почувствовал, что враждебность Кулума с каждым днем становится все менее наигранной. Но это его не тревожило. Он понимал, что чем больше Кулум будет узнавать, тем больше будет стараться осуществлять не чужие, а свои собственные идеи и тем больше будет жаждать власти. Это справедливо, решил он про себя, с огромным удовлетворением наблюдая за успехами сына. В то же время он начал беспокоиться за безопасность Кулума. Юноша проводил слишком много времени в компании Горта и был с ним опасно откровенен и чересчур доверчив.

Десять дней назад между отцом и сыном случилась жестокая, так ничем и не окончившаяся ссора. Кулум пространно и с увлечением излагал ему всякие теории. Насчет использования пароходов - явно пересказывал взгляды Горта, - а Струан в итоге с ним не согласился. Тогда Кулум заговорил о вражде между Броком и Струаном и заявил, что молодое поколение не станет повторять ошибок старших, Горт, мол, понимает, что совсем не обязательно сыновьям попадать в те же сети, в которых запутались их родители. Горт и он решили похоронить любую неприязнь между собой и непременно постараться помирить своих отцов. И когда Струан начал возражать, Кулум отказался его слушать и выбежал из комнаты.

Потом, нельзя было забывать еще об одной проблеме - Тесс Брок.

Кулум ни разу не упоминал о ней при Струане. Тай-Пэн тоже не касался этой темы. Но он понимал, что Кулума безнадежно тянет к Тесс, и это затуманивает его разум. Струан вспомнил свою молодость и то, как он страстно томился по Рональде. В то время все казалось ему таким ясным, и значительным, и чистым.

- Ах, Кулум, дружище, не распаляй себя, - сказал он, не желая спорить с сыном. - Сегодня жаркий день, и мы все на взводе. Сядь и успокойся. Крошка Карен больна, и многие из наших друзей тоже. Я слышал, у Тиллмана лихорадка, и кто знает, у кого еще?

- А мисс Тиллман?

- Нет, у нее, кажется, нет.

- Горт сказал, что они завтра закрывают свою факторию. Он собирается провести лето в Макао. Все Броки туда поедут.

- Мы отправляемся на Гонконг. Наша фактория здесь остается открытой.

- Горт говорит, что летом лучше жить в Макао. У него там дом. Я знаю, у нас тоже есть там собственность, она ведь никуда не делась, правда?

Струан шевельнулся в кресле.

- Правда. Если хочешь, возьми неделю или дней десять отпуска. Можешь провести его в Макао, но потом ты нужен мне в Куинз Тауне. И я снова предупреждаю тебя, смотри в оба. Горт тебе не друг.

- Тогда я должен опять повторить тебе, что, по-моему, все-таки друг.

- Он пытается завоевать твое доверие, чтобы однажды уничтожить тебя.

- Ты ошибаешься. Он понятен мне. Он мне нравится. Мы прекрасно ладим. Я нахожу, что нам есть о чем поговорить, общение с ним доставляет мне удовольствие. Мы оба сознаем, что тебе, как и его отцу, трудно понять вас, но, видишь ли, все это так сложно объяснить.

- Я понимаю Горта даже слишком хорошо, клянусь Господом!

- Давай не будем обсуждать это, - спокойно сказал Кулум.

- А я думаю, что это необходимо. Горт околдовал тебя. Для Струана это гибельно.

- Ты смотришь на Горта другими глазами. Он - мой друг.

Струан открыл коробку, выбрал гаванскую сигару и решил про себя, что момент подходящий.

- Ты думаешь, Брок одобрит твою женитьбу на Тесс?

Кулум вспыхнул и порывисто произнес:

- Не вижу, почему бы нет. Горт - за.

- Ты обсуждал это с Гортом?

- Я не обсуждал этого с тобой. И вообще ни с кем. Так с какой стати я должен говорить об этом с Гортом?

- Тогда откуда ты знаешь о его отношении?

- А я и не знаю. Просто он постоянно говорит, как хорошо, что мисс Брок и я, похоже, сдружились и как ей нравится бывать в моем обществе, поощряет меня писать ей, ну, и все такое.

- Ты полагаешь, я не вправе спрашивать о твоих намерениях относительно Тесс Брок?

- Да нет, конечно же, вправе. Просто... ну да, что ж, я действительно думал о том, чтобы жениться на ней. Но Горту об этом никогда не говорил. - Кулум смущенно замолчал и промокнул лоб платком. Его поразила та неожиданность, с которой Тай-Пэн приступил к тому, что составляло предмет его самых сокровенных раздумий, и хотя ему давно хотелось выговориться, подобная прямота, как он считал, принижала его любовь и претила ему. Черт возьми, я должен был быть готов к такому разговору, думал он, услышав будто со стороны свой голос, торопливо говоривший против его воли: - Однако я не считаю, что моя... моя симпатия к мисс Брок должна заботить кого-то В данный момент. Ничего не было сказано между нами, и нет ничего... В общем, те чувства, которые я испытываю к мисс Брок, - это мое личное дело.

- Я понимаю, что именно так ты и думаешь, - сказал Струан, - но это не означает, что ты прав. Ты когда-нибудь задумывался о том, что тебя могут использовать?

- Кто? Мисс Брок?

- Горт. И Брок.

- А ты не задумывался, что твоя ненависть к ним окрашивает самым определенным образом все твои суждения? - Кулум был вне себя.

- Да. Я принял это в расчет. А ты Кулум? Подумал ли ты, что они, возможно, используют тебя?

- Давай предположим, что ты прав. Допустим, я действительно женился на мисс Брок. Разве это не на пользу твоему делу?

Струан был рад, что они наконец заговорили об этом в открытую.

- Нет. Потому что Горт слопает тебя со всеми потрохами, когда ты станешь Тай-Пэном. Он заберет себе все, что принадлежит нам, и уничтожит тебя - чтобы самому стать «Благородным Домом».

- Почему он должен уничтожать мужа своей сестры? Почему нам не объединить наши компании - Брок и Струан? Я буду вести дела, он займется кораблями.

- И кто же будет Тай-Пэном?

- Мы могли бы поделить это между собой - Горт и я.

- Тай-Пэн может быть только один. Это заложено в самом значении слова. Таков закон.

- Но твой закон - это не обязательно и мой закон. Или закон Горта. У нас есть возможность учиться на чужих ошибках. Слияние двух компаний даст нам гигантские преимущества.

- Так вот что у Горта на уме? - Струан спрашивал себя, уж не ошибся ли он в Кулуме. Его безоглядная увлеченность Тесс и столь же безоглядное доверие к Горту станут залогом гибели «Благородного Дома» и дадут Броку и Горту все, чего они добиваются. Остается всего три месяца, а потом я уезжаю в Англию. Боже всеблагой и милосердный! - А? - настаивал он.

- Мы никогда не заговаривали об этом. Наши беседы касались торговли, кораблей, мореплавания, деятельности компаний и прочих подобных вещей. И того, как помирить вас двоих. Но слияние было бы выгодным для нас шагом, разве нет?

- С тобой и с Гортом - нет. Ты уступаешь ему классом. Пока.

- Но когда-нибудь я с ним сравняюсь?

- Возможно. - Струан закурил сигару. - Ты в самом деле считаешь, что смог бы подчинить себе Горта?

- Может быть, мне и не понадобится подчинять его себе. Не больше, чем ему нужно будет подчинять себе меня. Предположим, я женюсь на мисс Брок. У Горта останется его компания, у нас - наша. По отдельности. Мы можем продолжать конкурировать. Но мирно. Без ненависти. - Его голос стал жестким. - Давай на минуту посмотрим на все глазами Тай-Пэна. У Брока есть любимая дочь. Я влюбляю ее в себя и вкрадываюсь в доверие к Горту. Женившись на ней, я просто смягчу враждебное отношение Брока ко мне и смогу выиграть время, чтобы приобрести необходимый опыт. В качестве наживки постоянно держа у них перед носом идею о слиянии наших компаний. Потом, когда буду готов, я смогу разорить их. Прекрасный и надежный план. Чума на эту девушку. Я просто использую ее - к вящей славе «Благородного Дома».

Струан промолчал.

- Неужели ты не рассмотрел бесстрастно все эти возможности? - продолжал Кулум. - Впрочем, мне и спрашивать не надо: ведь ты слишком умен, чтобы не заметить что я люблю ее.

- Да, - сказал Струан. Он тщательно стряхнул пепел с сигары в серебряную пепельницу. - Я, как ты говоришь, рассмотрел тебя - и Тесс - бесстрастно.

- И каково же твое заключение?

- Что опасности, которые таит для тебя этот брак, перевешивают его преимущества.

- Значит, ты совершенно не одобряешь моей женитьбы на Тесс.

- Я не одобряю того, что ты влюблен в нее. Однако суть дела в том, что ты действительно любишь ее. Или думаешь, что любишь. И следующий вывод столь же очевиден; ты обязательно женишься на ней, если сможешь. - Струан глубоко затянулся сигарой. - Как ты думаешь, Брок даст вам свое благословение?

- Не знаю. Думаю, что нет, да поможет мне Господь.

- А я думаю, что даст, да поможет тебе Господь.

- Но ты - нет?

- Я уже однажды сказал тебе: я единственный человек в целом мире, которому ты можешь доверять полностью. При условии, что ты сознательно не пойдешь против нашего дома.

- А ты считаешь, что этот брак вредит интересам компании?

- Этого я не говорил. Я лишь сказал, что ты не видишь всех опасностей. - Струан затушил сигару и поднялся. - Она несовершеннолетняя. Ты готов ждать ее пять лет?

- Да, - ответил Кулум, внутренне ужасаясь длине этого срока. - Да, клянусь Господом. Ты не представляешь, что она значит для меня. Она... о, она единственная девушка, которую я когда-либо смогу полюбить по-настоящему. Я никогда не передумаю, и ты не понимаешь, не можешь этого понимать. Да, я готов ждать пять лет. Я люблю ее.

- А она тебя любит?

- Не знаю. Она... кажется, я ей нравлюсь. Я молю Создателя, чтобы это было так. О Господи, что же мне делать?

Благодарение Богу, я уже никогда не буду так молод, с теплотой подумал Струан. Теперь я знаю, что любовь - как море: порой спокойное, порой бурное. Она бывает грозной, бывает прекрасной, таит в себе смерть и дарует жизнь. Но она никогда не бывает постоянной, все время меняется. И остается неповторимой лишь на один краткий миг в глазах вечности.

- Тебе ничего не нужно делать, парень. Сегодня вечером я сам поговорю с Броком.

- Нет, - встревоженно запротестовал Кулум. - Это моя жизнь. Я не хочу, чтобы ты...

- То, что ты намерен сделать, заставляет мою жизнь пересекаться с жизнью Брока, - прервал его Струан. - Я поговорю с Броком.

- Значит, ты поможешь мне?

Струан прогнал муху с лица.

- А как быть с двадцатью гинеями, Кулум?

- Что?

- Деньги на мой гроб. Те двадцать монет, которые Брок оставил мне, а ты сохранил. Разве ты забыл?

Кулум открыл было рот, чтобы сказать что-то, но передумал.

- Да, я забыл о них. По крайней мере, сейчас они вылетели у меня из головы. - В глубине его глаз отразилась боль. - Почему мне захотелось солгать тебе? Я едва не солгал. Это ужасно.

- Да, - кивнул Струан, довольный тем, что Кулум прошел еще одно испытание и усвоил еще один урок.

- И что же с монетами?

- Ничего. Кроме того, что ты должен помнить о них. Это Брок. Горт еще хуже, потому что у него нет даже отцовской щедрости.

Время близилось к полуночи.

- Присаживайся, Дирк, - пригласил Брок, почесывая бороду. - Грог, пиво или бренди?

- Бренди.

- Ну-ка, бренди, - приказал Брок слуге, затем кивнул на накрытый стол, освещенный двумя канделябрами. - Накладывай себе, Дирк, не стесняйся. - Он поскреб под мышкой, покрытой струпьями от язв, которые торговцы называли между собой «потницей». - Черт, вот проклятая погода! Как это, дьявол тебя забери, ты не мучаешься наравне с нами со всеми?

- Я живу правильно, - ответил Струан, удобно вытягивая ноги. - Я уже миллион раз тебе говорил. Если мыться четыре раза в день, не будет никакой «потницы». Исчезнут вши, и...

- Это тут вовсе ни при чем, - возразил Брок. - Все это глупость. Противно природе, клянусь Богом. - Он расхохотался. - Те, кто говорят, будто ты у дьявола в помощниках состоишь, может, ближе подобрались к тому, почему у тебя все не как у людей. А? - Он сунул слуге свою пустую серебряную кружку на полгаллона, и тот тут же наполнил ее пивом из небольшого бочонка, стоявшего у стены. Мушкеты и абордажные сабли располагались на стойках рядом. - Но близится, близится срок, когда тебе воздается по заслугам, а, Дирк? - Брок ткнул вниз коротким и толстым большим пальцем.

Струан принял от слуги шарообразный хрустальный бокал и поднес бренди к носу.

- Воздаяние по заслугам ожидает всех нас, Тайлер.

Струан не спешил убирать бокал от лица: аромат бренди перебивал вонь, стоявшую в комнате. Интересно, пахнет ли от Тесс так же, как от ее отца и матери, спросил он себя, и знает ли Брок о цели моего визита. Окна кабинета были плотно закрыты и не пропускали ни ночного воздуха, ни гула людских голосов на площади внизу.

Брок крякнул, поднял наполненную кружку и жадно припал к ней. Он был одет в свой обычный сюртук из плотной шерсти, теплое белье, галстук, завязанный под самым горлом, и жилет. Его колючие глазки неодобрительно разглядывали Струана. Шотландец выглядел спокойным и могучим в своей легкой рубашке, белых брюках и коротких сапогах, рыжеватые волосы на широкой груди отливали золотом в желтом пламени свечей.

- Гляжу я на тебя, парень, и кажется мне, что сидишь ты словно как голый совсем. Смотреть противно.

- Это новая мода, Тайлер. Твое здоровье! - Струан поднял бокал, и они выпили.

- К слову о дьяволе, я слышал, Морин Квэнс скрутила бедного старого Аристотеля почище прежнего. Поговаривают, что они отправляются домой со следующим отливом.

- Он сбежит или перережет себе горло, прежде чем это случится.

Брок громко захохотал.

- Помнишь, как она нежданно-негаданно появилась тогда на балу? Я столько не смеялся с тех самых пор, как Ма защемила себе грудь в катках для белья. - Он махнул слуге рукой, и тот исчез. - Я слышал, ты отправил свой последний корабль.

- Да. Великий сезон, а?

- Угу. И он будет еще лучше, когда «Голубая Ведьма» первая встанет у лондонского причала. Мы получили весточку, что она на сутки впереди. - Брок сделал несколько глубоких глотков, и на лице его тут же выступил пот. - Джефф Купер говорил, что и его последний корабль отчалил, так что Вампоа свободен.

- Ты останешься в Кантоне?

Брок покачал головой.

- Мы уезжаем завтра. Сначала в Куинз Таун, потом в Макао. Но это место мы оставим открытым, не как раньше.

- Лонгстафф остается. Переговоры будут продолжены здесь, я так полагаю. - Струан почувствовал в воздухе напряженность, и его беспокойство усилилось.

- Ты знаешь, что здесь они все равно не завершатся. - Брок занялся повязкой на глазу. Он поднял ее и потер изуродованную, всю в шрамах глазницу. Бечевка, годами удерживавшая повязку на месте, прорезала на его лбу тонкую красную канавку. - Горт сказал мне, что младшенькая у Робба подхватила лихорадку.

- Да. Наверное, он узнал это от Кулума.

- Ага. - Брок отметил про себя, как резко прозвучал голос Струана. Он опять приложился к кружке и отер пену с усов тыльной стороной ладони. - Жаль, что так обернулось. Плохой йосс. - Он выпил снова. - Твой парень да мой сейчас ровно как старые приятели.

- Славно будет вновь выйти в море. - Струан пропустил мимо ушей насмешку Брока. - Сегодня днем я виделся с Дзин-куа и долго беседовал с ним. О лихорадке. Насколько он знает, в Квантуне никто и никогда не болел ею.

- Если это и взаправду малярия, нам придется несладко. - Брок протянул руку и взял со стола цыплячью грудку. - Угощайся. Я слышал, цены на носильщиков опять подскочили. Вообще цены на Гонконге лезут вверх, как сумасшедшие.

- Ну, не настолько быстро, чтобы серьезно бить нас по карману. Лихорадка пройдет.

Брок, морщась, пошевелился всем своим огромным телом и осушил кружку.

- Ты хотел меня видеть, наедине? Чтобы поговорить о лихорадке?

- Нет, - ответил Струан, с омерзением чувствуя, как вонь, перемешавшись с запахом стоялого пива и духов Брока, влажной пленкой оседает на его коже. - Дело касается моего старинного обещания прийти за тобой с плеткой-девятихвосткой.

Брок взял со стола колокольчик и яростно зазвонил. Резкий звук заметался по комнате. Когда дверь не открылась в ту же секунду, он позвонил снова.

- Вот чертова обезьяна, - выругался он. - Этот лентяй напрашивается на хороший пинок под зад. - Брок подошел к бочке с пивом, наполнил кружку, вернулся на место и поднял глаза на Струана. И стал ждать.

- Ну так что? - проговорил он после долгой паузы.

- Тесс Брок.

- А? - Брок был поражен этим желанием Струана ускорить принятие решения, над которым он сам - как, без сомнения, и Струан тоже - ломал голову долгими бессонными ночами.

- Мой сын любит ее.

Брок глотнул еще пива и снова вытер рот рукой.

- Они и виделись-то лишь однажды. На балу. Ну, потом еще были прогулки днем с Лизой и Лиллибет. Три раза.

- Да. Но он ее любит. Он уверен, что любит ее.

- Ты это точно знаешь?

- Да.

- И что ты думаешь?

- Что нам лучше обговорить все это сейчас. В открытую.

- Почему сейчас - подозрительно спросил Брок, лихорадочно пытаясь отыскать настоящую причину. - Она ведь еще очень молода, как ты знаешь.

- Да. Но она уже достаточно выросла, чтобы выйти замуж.

Брок задумчиво поигрывал кружкой, глядя на свое отражение в полированном серебре. Он спрашивал себя, правильно ли он разгадал намерения Струана.

- Так ты что же, просишь, официально просишь, руки Тесс для своего сына?

- Это его обязанность, а не моя - обращаться к тебе с официальной, просьбой. Однако мы должны поговорить неофициально. До того, как это произойдет.

- Ну, и что ты думаешь? - опять спросил Брок. - Об этом союзе?

- Ты знаешь ответ. Я против него. Я не доверяю тебе. Я не доверяю Горту. Но у Кулума своя голова на плечах, и он вынудил меня уступить: не всегда отец может заставить сына делать то, что он хочет.

Брок подумал о Горте. Когда он заговорил, голос его звучал надтреснуто.

- Коли ты так против него настроен, возьми да вколоти ему в башку немного ума-разума; а то отошли домой, пусть собирается и уматывает. Невелик труд избавиться от этого расхорохорившегося воробушка.

- Ты знаешь, что у меня нет выхода, - с горечью произнес Струан. - У тебя три сына: Горт, Морган, Том. А у меня теперь остался только Кулум. Так что, хочу я этого или нет, именно он должен будет прийти мне на смену.

- Есть ведь еще Робб и его сыновья, - заметил Брок, довольный тем, что правильно прочел мысли Струана, и играя с ним теперь, как с рыбкой на крючке.

- Ты знаешь, что я на это отвечу. «Благородный Дом» создал я, а не Робб. А что думаешь ты сам, а?

Брок не спеша выпил кружку до дна. Он опять позвонил в колокольчик. И опять никто не явился.

- Я этой образине все кишки выпущу и наделаю из них подвязок! - Он встал с кресла и подставил кружку к бочонку. - Я тоже против этого брака, - грубо сказал он и увидел, как на лице Струана промелькнуло изумление. - Но даже и так, - добавил Брок, - я приму твоего сына, когда он обратится ко мне.

- Я так и думал, клянусь Богом! - Струан вскочил, сжав кулаки.

- Ее приданое будет самым богатым во всей Азии. Они поженятся в будущем году.

- Раньше я увижу тебя в аду!

Оба великана зловеще надвинулись друг на друга.

Брок впился взглядом в суровое лицо шотландца, которое впервые увидел тридцать лет назад; оно дышало все той же неиссякаемой жизненной силой. Опять он уловил в нем то неопределимое нечто, которое заставляло все его существо так яростно восставать против Струана. Господи ты Боже мой, вскипел он, я не могу постичь, почему Ты поставил этого дьявола на моем пути. Одно я знаю: Ты сделал это затем, чтобы он был сокрушен в честном поединке, а не ударом ножа в спину, как следовало бы.

- Это будет потом, Дирк, - проговорил он. - Сначала они поженятся, честь по чести. Ты и в самом деле загнан в угол. Не моими стараниями, о чем я только жалею, и я не собираюсь тыкать тебя лицом в твой дурной йосс. Но я тут много думал - как и ты - о них двоих и о нас, и я полагаю, так будет лучше всего для них и лучше всего для нас.

- Я знаю, что у тебя на уме. И у Горта.

- Кому дано знать будущее, Дирк? Может статься, в будущем наши компании объединятся.

- Только не пока я жив.

- С другой стороны, может, никакого объединения и не будет. Ты останешься при своем, а мы - при нашем.

- Тебе не удастся захватить и уничтожить «Благородный Дом», уцепившись за женскую юбку!

- А теперь послушай-ка меня, клянусь Богом! - взорвался Брок. - Ты сам завел этот разговор! Ты хотел поговорить в открытую, и я еще не закончил. Поэтому ты будешь слушать, клянусь Богом! Если только ты не окончательно растерял свое мужество, как растерял учтивость, а заодно с нею и мозги.

- Хорошо, Тайлер. - Струан налил себе еще бренди. - Говори, что хочешь сказать.

Брок слегка расслабился, вновь опустился в кресло и отпил из кружки несколько больших глотков.

- Я ненавижу тебя и всегда буду ненавидеть. И доверяю тебе не больше, чем ты мне. Я смертельно устал убивать, но, клянусь Господом нашим Иисусом Христом, я убью тебя в тот день, когда увижу, что ты вышел против меня с плетью в руке. Но не я начну эту драку. Нет. Я не хочу тебя убивать, просто сокрушить, и чтобы все по-честному. Но я тут думал, что, может, молодым удастся поправить то, чего мы... что невозможно для нас. Вот я и решил, пусть будет то, чему суждено быть. Если будет слияние, пусть будет слияние. Это уж они сами решат - не ты и не я. Если не будет слияния - опять же, это их личное дело. Что бы они ни сделали, они это сделают сами. Без нас. Поэтому я и говорю, что брак этот - дело хорошее.

Струан допил свой бренди и со стуком поставил бокал на стол.

- Вот уж не думал, что ты окажешься таким трусом, чтобы использовать Тесс, когда тебе все это не по душе так же, как и мне.

Брок пристально посмотрел на него в ответ, на этот раз уже без злобы,

- Я не использую Тесс, Дирк. Как перед Богом клянусь. Она любит Кулума, и это истинная правда. Только поэтому я и разговариваю с, тобой вот так. Мы оба оказались в ловушке. Давай назовем все своими именами. Она как Джульетта для твоего Ромео; да, клянусь Богом, и как раз этого-то я и боюсь. Да и ты тоже, если уж на то пошло. Я не хочу, чтобы моя Тесс кончила свои дни на мраморной плите в склепе только потому, что я ненавижу тебя. Она любит его. Я думаю прежде всего о ней!

- Я этому не верю.

- Я тоже, клянусь Богом! Но Лиза мне уже полдюжины писем прислала про Тесс. Она пишет, что Тесс только мечтает да вздыхает, все вспоминает бал, но говорит при этом только про Кулума. И Тесс писала раз шестнадцать, если не больше, про то, что Кулум сказал, а чего не говорил, что она сказала Кулуму, да как он посмотрел на нее, да что сказал в ответ - и так всю дорогу, пока у меня пар из ушей не повалит. О, она его любит, тут и думать нечего.

- Это лишь детское увлечение. Оно ничего не значит.

- Клянусь Господом, до чего ты каменный человек, с тобой просто невозможно нормально разговаривать. Ты ошибаешься, Дирк. - Брок вдруг почувствовал себя постаревшим и очень усталым. Ему захотелось скорее покончить с этим.

- Не будь бала, этого никогда бы не случилось. Ты выбрал ее вести первый танец. Ты выбрал ее победительницей конкурса. Ты...

- Я не выбирал! Выбор сделал сам Сергеев, я здесь ни при чем!

- Это правда, клянусь Господом?

- Да.

Брок пристально посмотрел на Струана.

- Тогда, может статься, это была рука Господа. Платье Тесс не было самым красивым на балу. Я знаю это, и все это знают, кроме Тесс и Кулума. - Он допил свою кружку и поставил ее на стол. - Я делаю тебе предложение: ты не любишь Кулума так, как я люблю Тесс, но обещай им попутный ветер, открытое море и безопасную гавань, и я сделаю то же самое, Мальчишка заслуживает этого - он спас твою шею в нашем споре о круглом холме, потому что, Христом клянусь, я задушил бы тебя ценой на том аукционе. Если тебе нужна схватка со мной - только скажи. Если я найду способ разорить тебя, чтоб по всем правилам, Богом клянусь, я обязательно сделаю это. Но не с ними двумя. Обещай им попутный ветер, открытое море и безопасную гавань, обещай, как перед Богом, ну?

Брок протянул руку.

Голос Струана проскрежетал, как острие ножа по металлу:

- Я пожму тебе руку в отношении Кулума и Тесс. Но не Горта.

От того, как Струан произнес имя Горта, у Брока похолодело внутри. Но он не убрал руки, хотя и знал, что это соглашение таит в себе немало опасностей. Опасностей для него.

Они крепко пожали друг другу руки.

- Мы выпьем еще по одной, чтобы скрепить все, как полагается, - сказал Брок, - потом можешь убираться ко всем чертям из моего дома. - Он взял колокольчик, потряс им в третий раз и, когда никто не явился на зов, с размаху швырнул его в стену. - Ли Танг! - проревел он.

Его голос странным гулким эхом прокатился по Дому.

Послышался частый стук шагов, торопливо взбегавших по огромной лестнице, и в дверях появилось испуганное лицо португальского клерка:

- Слуги все исчезли, сеньор. Я нигде не могу их найти,

Струан метнулся к окну. Уличные торговцы, лавочники, зеваки, нищие беззвучно покидали площадь. Группы торговцев в английском саду стояли неподвижно, как статуи, прислушиваясь и наблюдая.

Струан повернулся и бросился к мушкетам, он и Брок оказались у оружейной стойки вместе, в одно и то же мгновение.

- Собери всех внизу! - прокричал Брок клерку.

- В мою факторию, Тайлер. Бей тревогу, - сказал Струан и в следующий момент был уже за дверью.

В течение часа все торговцы и их клерки набились в факторию Струана и заняли английский сад, который служил ей передним двором. Отряд из пятидесяти солдат вооружился и встал в боевом порядке у ворот. Их офицеру, капитану Оксфорду, ловкому, подтянутому человеку с пушком светлых усов на губе, едва исполнилось двадцать.

Струан, Брок и Лонгстафф стояли посередине сада. Джефф Купер и Сергеев держались рядом. Ночь была влажной, жаркой, гнетущей.

- Вам лучше отдать приказ о немедленной эвакуации, ваше превосходительство, - посоветовал Струан.

- Да, - поддержал его Брок.

- Не стоит торопить события, джентльмены, - возразил Лонгстафф. - Такое случалось и раньше, ну?

- Случалось. Но мы всегда получали какое-то предупреждение от Ко-хонга или от мандаринов. Это никогда не было так неожиданно. - Струан напряженно вслушивался в темноту, в то время как его глаза считали лорки, стоявшие у причала. Хватит на всех, подумал он. - Что-то не нравится мне эта ночь.

- И мне тоже, клянусь Богом! - Брок свирепо сплюнул. - На воду надо выходить, говорю я.

- Но вы, конечно, не думаете, что существует какая-то реальная опасность? - спросил Лонгстафф.

- Не знаю, ваше превосходительство. Но что-то подсказывает мне, что нужно отсюда убираться, - сказал Струан. - Или, по крайней мере, перейти на лорки и встать на рейде. Торговый сезон окончен, так что мы можем оставаться здесь или уезжать по собственному желанию.

- Но они же не осмелятся напасть на нас, - презрительно фыркнул Лонгстафф. - Зачем им это нужно? Что они этим выигрывают? Переговоры продвигаются успешно. Все это просто смешно.

- Я лишь предлагаю применить на практике то, о чем вы сами постоянно говорите, ваше превосходительство: что лучше быть готовым к любой неожиданности.

Лонгстафф апатичным жестом подозвал к себе офицера:

- Разделите ваших людей на три отряда. Выставьте охрану у восточного и западного входов и на Хог Стрит. Препятствуйте любому проникновению на площадь до получения дальнейших распоряжений.

- Есть, сэр.

Струан увидел Кулума, стоявшего у фонаря вместе с Горацио и Гортом. Горт объяснял Кулуму, как заряжается мушкет, и юноша внимательно его слушал. Рядом с Кулумом Горт казался огромным, полным жизненной энергии и силы. Струан отвел глаза и заметил Маусса, беседовавшего в тени деревьев с высоким китайцем, которого Струан видел впервые. Заинтересовавшись, Струан подошел к ним.

- Ты слышал что-нибудь, Вольфганг?

- Нет, Тай-Пэн. Никаких слухов, ничего абсолютно. И Горацио тоже ничего не знает. Gott im Himmel, я не понимаю, что все это значит.

Струан, слушая его, внимательно разглядывал китайца. Тот был одет, как крестьянин, в грязные штаны и рубашку. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Его живые, полускрытые тяжелыми веками глаза с неменьшим любопытством изучали Струана.

- Кто он? - спросил Струан у Маусса.

- Хун Хсу Чьюн, - ответил Вольфганг с большой гордостью. - Он - хакка. И он христианин, Тай-Пэн. Я сам крестил его. Он лучший из всех, что были у меня, Тай-Пэн. Блестящий ум, пытливый и прилежный, и при этом он простой крестьянин. Наконец-то я обратил человека, который готов нести другим слово Божье - и помогать мне в трудах Его.

- Тебе лучше отослать его отсюда. Если дело обернется бедой и мандарины схватят его вместе с нами, у тебя будет одним обращенным меньше.

- Я уже говорил ему об этом, но он ответил: «Пути Господни нам неведомы, и те, у кого Бог в душе, не поворачиваются спиной к язычникам». Не волнуйтесь. Господь охранит его, а я буду присматривать за ним со своей стороны - даже ценой собственной жизни.

Струан коротко кивнул и вернулся к Лонгстаффу и Броку.

- Как хотите, а я отправляюсь на борт! - сказал Брок.

- Тайлер, пошли Горта с его людьми для усиления солдат вон там. - Струан показал рукой на темнеющий провал Хог, Стрит. - Я возьму на себя восточный вход и прикрою тебя, если начнутся неприятности. Ты можешь отступить сюда.

- Ты за своими людьми присматривай, - ответил Брок. - А уж о моих я как-нибудь сам позабочусь. Ты тут не главнокомандующий, клянусь Богом. - Он махнул рукой Горту: - Пойдешь со мной. Алмейда, ты и остальные клерки, забирайте книги и живо на борт. - Брок со своим отрядом вышел из сада, и они двинулись через площадь.

- Кулум!

- Да, Тай-Пэн.

- Забери все из сейфа и перебирайся на лорку.

- Хорошо. - Кулум понизил голос: - Ты говорил с Броком?

- Да. Не сейчас, парень. Торопись. Потом поговорим.

- Что он сказал: «да» или «нет»?

Струан чувствовал, что другие смотрят на него, и хотя ему очень хотелось рассказать Кулуму о разговоре с Броком, сад был для этого неподходящим местом. - Смерть господня, ты будешь наконец делать то, что тебе говорят?

- Я хочу знать, - ответил Кулум, и его глаза вспыхнули.

- Я не собираюсь обсуждать твои проблемы сейчас. Делай, что велено! - Струан зашагал к дверям фактории.

Его остановил Джефф Купер.

- Зачем так сразу уезжать? К чему вся эта спешка, Тай-Пэн? - спросил он.

- Простая осторожность, Джефф. У вас есть лорка?

- Да.

- Если все ваши люди на ней не поместятся, я буду рад взять их с собой. - Струан перевел взгляд на Сергеева: - С реки открывается очень красивый вид, ваше высочество, если вы пожелаете присоединиться к нам.

- Вы всегда убегаете, когда площадь пустеет и исчезают слуги?

- Только когда возникает такое желание. - Струан повернулся и протиснулся сквозь плотную толпу людей. - Варгаш, доставьте все книги на борт и всех клерков. При оружии.

- Слушаюсь, сеньор.

Другие торговцы, увидев, что Струан и Брок серьезно готовятся к немедленному отъезду, заторопились к своим факториям, собрали бухгалтерские книги, коносаменты и другие бумаги, подтверждавшие объем их операций за сезон - то есть обеспечивавшие их будущее - и начали переносить все это на свои лодки. Сокровищ, о которых следовало бы особенно беспокоиться, почти не было, поскольку большинство сделок оплачивалось переводными векселями, - а Брок и Струан уже успели отправить свое серебро на Гонконг.

Лонгстафф перебрал бумаги на своем рабочем столе, уложил шифровальные книги и секретные документы в вализу и присоединился к Сергееву в саду.

- Вы уже собрались, ваше высочество?

- О, у меня с собой нет ничего, заслуживающего особого внимания. Признаться, я нахожу все это довольно любопытным. Опасность либо есть, либо ее нет. Если опасность есть, то почему здесь нет ваших войск? Если ее нет, то зачем удирать?

Лонгстафф рассмеялся.

- Образ мыслей язычников, мой дорогой сэр, весьма отличается от образа мыслей цивилизованного человека. Правительство Ее Величества вот уже более века изучает его в непосредственном контакте. Поэтому мы знаем теперь, что можно ожидать от китайцев и как следует вести с ними дела. Разумеется, - сухо добавил он, - нас не интересует захват их территории - только мирная торговля. Хотя мы и считаем этот регион исключительно британской сферой влияния.

Струан проверял содержимое сейфа, чтобы удостовериться, что все важные бумаги отправлены на борт.

- Я уже сделал это, - сказал Кулум, стремительно входя в комнату и захлопывая за собой дверь. - Ну, так каков же был ответ, черт побери?

- Ты помолвлен, - мягко ответил Струан, - черт побери.

Кулум остолбенело уставился на него, лишившись дара речи.

- Брок в восторге от того, что ты станешь его зятем. Вы сможете пожениться в будущем году.

- Брок сказал «да»?

- Да. Поздравляю. - Струан спокойно проверил выдвижной ящик своего стола и запер его на ключ. Он улыбнулся про себя, довольный тем, что его разговор с Броком прошел по задуманному плану. Он получил именно то, что хотел.

- Ты хочешь сказать, что он согласен? А сам ты согласен?

- Да. Тебе, правда, придется обратиться к нему официально, но он сказал, что готов отдать за тебя свою дочь. Нам еще предстоит обсудить приданое и некоторые детали контракта, но он подтвердил, что вы можете пожениться уже в следующем году.

Кулум порывисто обнял Струана за плечи:

- О, отец, спасибо тебе, спасибо!

Он не слышал, как у него вырвалось слово «отец». Но это услышал Струан.

Треск выстрелов разорвал ночную тишину. Струан и Кулум подскочили к окну как раз в тот момент, когда передние ряды толпы у западного входа на площадь откатились назад под ружейным огнем. Но сотни человек продолжали напирать сзади, и в следующую минуту поток визжащих китайцев, поглотив, словно огромная волна, горстку солдат в алых мундирах, разлился в дальнем конце площади.

Толпа несла с собой факелы, топоры, копья - и знамена Триад. Китайцы окружили ближайшую к западному концу факторию, которая принадлежала американцам. В окно полетел факел, потом были сорваны с петель двери. Толпа начала жечь, крушить и грабить здание.

Струан схватил мушкет.

- Ни слова Тесс, держи все в большом секрете, пока не повидаешься с Броком. - Они выбежали в холл. - Бросай все это к чертям, Варгаш! - крикнул Струан, заметив португальца, тащившего огромную кипу дубликатов накладных. - Быстро на борт!

Варгаш бросился к лорке.

Площадь перед факторией Струана и сад были заполнены торговцами, спешащими к своим судам у причала. Несколько солдат забрались на стену сада и приготовились стоять до последнего. Струан присоединился к ним, чтобы помочь прикрывать отступление. Краем глаза он увидел, как Кулум забежал назад в факторию, но его тут же отвлекла еще одна толпа, появившаяся на дальнем конце Хог Стрит. Солдаты, защищавшие подход к площади с той стороны, дали залп и отступили, сохраняя боевой порядок, к английскому саду, где заняли позицию рядом с остальными, прикрывая последних из торговцев, бежавших к лоркам. Те, кто уже сел на корабли, приготовили мушкеты, но толпа целиком сосредоточилась на факториях в дальнем конце площади и, к огромному удивлению европейцев, почти не обращала внимания на самих торговцев.

Струан с облегчением вздохнул, увидев Купера и остальных американцев на палубе одной из лорок. Он-то думал, что они еще не успели покинуть факторию.

- Чес-с-с-слово, вы только полюбуйтесь на этих мерзавцев, - произнес Лонгстафф, не обращаясь ни к кому в отдельности. Он стоял у стены снаружи сада с тросточкой в руке и смотрел на толпу. Ему было ясно, что это означало прекращение всяких переговоров и делало войну неизбежной. - Армия и флот Ее Величества скоро положат конец этому вздору. - Он вернулся через ворота в сад и разыскал Сергеева. Тот невозмутимо наблюдал за сумятицей, рядом стояли два его ливрейных лакея, вооруженные и беспокойно озирающиеся по сторонам.

- Может быть, вы согласитесь подняться вместе со мной на борт, ваше высочество, - предложил князю Лонгстафф, стараясь перекричать шум беснующейся толпы. Он понимал, что если с Сергеевым что-нибудь случится, это может вырасти в международный инцидент, который даст царю превосходный предлог направить в китайские воды военные корабли и солдат в качестве ответной меры. А этого, черт возьми, нельзя допустить ни в коем случае, сказал он себе.

- Существует только один язык, на котором можно говорить с этой падалью. Вы полагаете, ваша демократия здесь уместна?

- Разумеется. Нужно лишь дать им время, ну? - небрежно ответил Лонгстафф. - Давайте пройдем на корабль. Нам повезло, сегодня приятный вечер.

Один из русских слуг начал что-то говорить Сергееву, который в ответ лишь посмотрел на него. Слуга побледнел и умолк.

- Как вам угодно, ваше превосходительство, - ответил Сергеев, не желая уступать Лонгстаффу в его явном презрении к толпе. - Только я думаю, нам следует подождать Тай-Пэна. - Он достал из кармана табакерку и предложил ее англичанину, с удовлетворением отметив, что его пальцы при этом не дрожали.

- Благодарю вас. - Лонгстафф взял понюшку. - Скверно все это, черт меня побери, ну? - Он подошел к Струану: - Какого дьявола, Дирк, что это на них нашло?

- Приказ мандаринов, можете не сомневаться. Такой толпы раньше никогда не было. Никогда. Нам лучше поспешить к лоркам. - Струан следил за площадью. Последний из торговцев сел на корабль. Не было видно только Брока. Горт со своими людьми по-прежнему охранял двери фактории Броков, расположенной с восточной стороны, и Струан пришел в ярость, увидев, что Горт стреляет в толпу, которая грабила факторию американцев и не угрожала ему непосредственно.

Он испытывал искушение отдать приказ о немедленном отступлении, а потом, в сумятице, поднять мушкет и пристрелить Горта. Он знал, что в таком шуме и суматохе его никто не заметит. Это избавило бы его от еще одного убийства в будущем. Но Струан не стал стрелять. Он хотел получить полное удовольствие, увидев ужас в глазах Горта в тот миг, когда он действительно убьет его.

Севшие на лорки торговцы торопливо отчаливали, и уже многие суда вышли на середину реки. Толпа по-прежнему странно игнорировала их.

Над факторией Купера-Тиллмана клубился дым. Но вот налетел порыв ветра, все здание разом вспыхнуло, как свеча, и языки пламени принялись лизать ночную тьму.

Струан увидел, как из своей фактории выскочил Брок. В одной руке он держал мушкет, в другой - саблю, карманы его сюртука оттопыривались, набитые бумагами. Его старший клерк Алмейда побежал впереди него к лорке, согнувшись под тяжестью бухгалтерских книг, Брок и Горт со своими людьми прикрывали его. В этот момент еще одна толпа, смяв солдат, прорвалась на площадь с востока, и Струан понял, что пора уносить ноги.

- Все на корабль! - прорычал он, устремляясь к воротам сада. Вдруг он остановился как вкопанный: Сергеев прислонился спиной к стене с пистолетом в одной руке и рапирой в другой. Лонгстафф стоял рядом с ним.

- Пора удирать! - крикнул он, покрывая шум.

Сергеев рассмеялся.

- В какую сторону?

Раздался оглушительный взрыв - пламя добралось до арсенала американцев, - и здание американской фактории рухнуло, забросав толпу горящими обломками, которые некоторых убили и многих покалечили. Знамена Триад пересекли Хог Стрит, за ними следовала неистовая толпа грабителей, которая одну за другой захлестнула восточные фактории. Струан уже выбежал за ворота, когда вдруг вспомнил о Кулуме. Он крикнул своим людям, чтобы они прикрыли его и бросился назад.

- Кулум! Кулум!

Кулум появился на лестнице и запрыгал вниз по ступенькам.

- Я забыл кое-что, - на ходу бросил он отцу и помчался к лорке.

Сергеев и Лонгстафф все еще ждали у ворот вместе с людьми Струана. Третья толпа, хлынув через площадь и набросившись на соседнюю факторию, отрезала им путь к отступлению. Струан показал на стену, и они перелезли через нее. Кулум упал, но Струан помог ему подняться, и вместе они побежали к лоркам. Сергеев и Лонгстафф не отставали.

Толпа дала им пройти, но как только они двинулись через площадь, открыв дорогу к фактории, ее вожаки ринулись в сад, у многих в руках были факелы. И они набросились на «Благородный Дом».

Теперь уже большая часть факторий была объята пламенем, где-то с тяжелым вздохом провалилась крыша, и новый огненный дождь обрушился на тысячи людей, собравшихся на площади.

Брок стоял на главной палубе своей лорки, безжалостно понукая команду. Все его матросы были вооружены, пушки смотрели в сторону берега.

Со своего места на юте Горт видел, как отдали носовой и кормовой швартовы. Когда лорка начала медленно отходить от причала, он схватил мушкет, прицелился в китайцев, теснившихся в дверях их фактории и выстрелил. Он увидел, как один человек упал, и губы его изогнулись в дьявольской усмешке. Горт взял другой мушкет и в этот момент заметил Струана и остальных - они прорывались к своей лорке, круша китайцев, наседавших и спереди, и сзади. Он огляделся и, убедившись, что на него никто не смотрит, тщательно прицелился. Струан находился между Кулумом и Сергеевым, Лонгстафф - чуть сбоку. Горт нажал на курок.

Сергеев крутанулся на бегу и с размаху врезался в землю.

Горт схватил третий мушкет, но на ют ринулся Брок.

- Давай на нос, встанешь у носовой пушки! - крикнул он сыну. - Не стрелять, пока я не дам команды! - Он подтолкнул Горта вперед и зарычал на матросов: - Переложить руль, клянусь Господом! Отдать рифы, все паруса - хоу! - Он взглянул на берег: Струан и Лонгстафф склонились над Сергеевым, Кулум стоял рядом, толпа китайцев стремительно надвигалась на них. Брок схватил мушкет, который Горт уронил на палубу, прицелился и выстрелил. Вожак китайцев упал, и толпа остановилась.

Струан взвалил Сергеева на плечо.

- Стреляйте поверх голов! - приказал он. Его люди растянулись в линию, прикрывая его своими телами, и дали залп в упор. Те китайцы, что были впереди, отпрянули назад, задние продолжали рваться вперед. Возникла давка, в толпе раздались истошные выкрики, тем временем Струан и его люди успели благополучно добраться до цели.

Маусс ждал их на причале рядом с лоркой, неподалеку от него стоял тот самый новообращенный китаец, который не так давно привлек внимание Струана. Оба были вооружены. Маусс держал в одной руке Библию, в другой абордажную саблю и кричал:

- Славен будь, Господи, и прости этих несчастных грешников.

Его клинок со свистом рассек воздух, и толпа попятилась.

Когда все были на борту, и лорка вышла на стремнину, они оглянулись назад.

Все поселение было в огне. Танцующие языки пламени, клубы дыма, леденящие кровь вопли - все слилось в одну картину ада.

Лонгстафф стоял на коленях рядим с Сергеевым, которого положили на квартердеке. Струан поспешил к ним.

- Беги на нос! - прогремел он на ходу Мауссу. - Встань там впередсмотрящим.

Сергеев, с лицом белым, как мел, держался рукой за пах с правой стороны. Из-под пальцев сочилась кровь. Его телохранители, стуча зубами, подвывали от ужаса, Струан оттолкнул их в сторону и разорвал спереди брюки Сергеева. Потом распорол ножом и снял одну штанину. Мушкетная пуля оставила глубокую косую царапину внизу живота, на долю дюйма выше детородного органа, и проникла в правое бедро. Кровь текла обильно, но не толчками. Струан возблагодарил Бога за то, что пуля не угодила в живот, как он опасался. Он перевернул Сергеева, и русский издал горлом сдавленный стон. Сзади на бедре зияла кровавая рваная дыра, отмечавшая то место, где вышла пуля. Струан осторожно прозондировал рану и извлек оттуда маленький кусочек раздробленной кости.

- Принеси одеяла, бренди и жаровню, - резко бросил он матросу. - Ваше высочество, вы можете пошевелить правой ногой?

Сергеев попробовал чуть-чуть передвинуть ее и сморщился от боли, но нога подчинилась.

- Думаю, бедро ваше в порядке, дружище. А пока - лежите, не двигайтесь.

Когда принесли одеяла, он укутал в них великого князя и помог ему устроиться поудобнее на сиденье позади рулевого. Потом дал ему бренди.

Вскоре принесли жаровню. Струан обнажил рану и щедро палил ее из бутылки. Потом нагрел свой нож, воткнув его в уголья жаровни.

- Держите его, Уилл! Кулум, ну-ка помоги нам. - Они опустились на колени: Лонгстафф в ногах, Кулум рядом с головой.

Струан поднес раскаленное докрасна лезвие к ране, бренди вспыхнуло, и Сергеев потерял сознание. Струан прижег рану спереди и быстро прошел глубже, торопясь закончить прежде, чем Сергеев придет в себя. Потом перевернул князя и занялся выходным отверстием. Воздух наполнился запахом паленого мяса. Лонгстафф отвернулся, и его вырвало, но Кулум продолжал держать князя и помогать отцу, и Лонгстафф заставил себя опять повернуть голову.

Струан заново накалил нож, вылил еще бренди на рану и глубоко и тщательно прижег ее. От тяжелого запаха у него разболелась голова, с подбородка капал пот, но руки двигались уверенно, и он знал, что если сделает прижигание недостаточно тщательно, рана нагноится, и тогда Сергеев обязательно умрет.

Да, с такой раной умерли бы девять человек из десяти.

Вскоре операция закончилась.

Он перевязал Сергеева и сполоснул свой рот бренди; коньячные пары прогнали запах крови и горелого мяса. Затем он сделал большой глоток и посмотрел на русского. Лицо князя было серым и безжизненным.

- Теперь он в руках своего собственного йосса, - сказал он. - Ты в порядке, Кулум?

- Да. Кажется, да.

- Ступай вниз. Распорядись насчет горячего рома для всех матросов. Проверь наши запасы. Ты теперь Номер Второй на борту. Разберись, кто есть кто на судне, у нас тут люди из других компаний.

Кулум покинул ют.

Оба русских слуги стояли на коленях рядом с Сергеевым. Один из них тронул Струана за руку и что-то сбивчиво проговорил, благодарно глядя на него. Струан знаком приказал им оставаться подле своего господина.

Он устало потянулся, положил руку на плечо Лонгстаффу, отвел его в сторону и наклонился к самому его уху:

- Вы видели у китайцев мушкеты?

Лонгстафф покачал головой:

- Ни одного.

- И я тоже, - сказал Струан.

- Выстрелы там раздавались повсюду - Лонгстафф побледнел и выглядел крайне озабоченным. - Видимо, один из тех несчастных случаев, которые неизбежны в такой суматохе.

Струан помолчал несколько секунд.

- Если он умрет, нас ждут большие неприятности, а?

- Будем надеяться, что этого не случится, Дирк. - Лонгстафф закусил губу. - Я немедленно поставлю министра иностранных дел в известность об этом происшествии. Нужно будет провести расследование, - Лонгстафф бросил взгляд на посеревшее, как у трупа, лицо. Дыхание Сергеева было частым и неглубоким. - Чертовски некстати все это, ну?

- Судя по расположению раны и по тому, где он стоял перед тем, как упасть, не приходится сомневаться, что пуля была выпущена из нашего мушкета.

- Это был самый обыкновенный несчастный случай.

- Верно. Но пуля могла бы быть и направлена.

- Невозможно. Кому придет в голову убивать его?

- Кому придет в голову убивать вас? Или Кулума? Или, может быть, меня? Мы все держались очень тесной группой.

- Кому?

- У меня здесь врагов не меньше десятка.

- Брок не стал бы хладнокровно стрелять в вас из-за угла.

- Я этого и не говорил. Назначьте награду за информацию. Возможно, кто-то что-то видел.

Вместе они посмотрели на поселение. Теперь оно осталось далеко за кормой: лишь дым и пламя над крышами Кантона указывали то место, где оно находилось.

- Это безумие грабить и разрушать все подобным образом. Раньше никогда такого не было. Зачем им понадобилось это делать? Зачем? - говорил Лонгстафф.

- Я не знаю.

- Сразу же после прибытия на Гонконг мы отправимся на север - на этот раз прямо к воротам Пекина, клянусь Богом. Император очень и очень пожалеет, что отдал такой приказ.

- Да. Но сначала вы снарядите экспедицию против Кантона. Немедленно.

- Но это же пустая трата времени, ну?

- Будьте готовы штурмовать город не позже, чем через неделю. Вам не придется доводить дело до конца. Вы опять потребуете с Кантона выкуп. Шесть миллионов тэйлов серебром.

- Зачем?

- Вам нужен месяц или даже больше, чтобы флот подготовился к походу на север. Погода пока против нас. К тому же нужно дождаться подкреплений. Когда они должны прибыть?

- Через месяц-полтора.

- Хорошо. - Лицо Струана стало жестким. - Тем временем Ко-хонгу придется где-то отыскать шесть миллионов. Это научит их предупреждать нас в другой раз, клянусь Богом. Вы непременно должны показать наш флаг здесь, прежде чем отправитесь на север, или мы потеряем лицо. Если им сойдет с рук сожжение поселения, мы больше никогда не сможем чувствовать себя в безопасности. Прикажите «Немезиде» встать у стен города. Дальше - ультиматум и двенадцать часов на раздумье, или вы сравняете Кантон с землей.

Сергеев застонал, и Струан подошел к нему. Русский все еще пребывал в шоке и едва сознавал, что происходит вокруг.

Потом Струан заметил, что обращенный Мауссом китаец наблюдает за ним. Человек стоял на главной палубе у правого фальшборта. Он осенил Струана крестным знамением, закрыл глаза и начал молча молиться.

Глава 2

Струан выпрыгнул из катера на их новый причал в Куинз Тауне и торопливо зашагал вдоль пирса к огромному, почти законченному трехэтажному зданию. Солнце палило нещадно с раскаленного добела неба, и он сегодня хромал больше, чем обычно. На верхушке флагштока развевался «Лев и Дракон».

Струан отметил про себя, что многие жилые дома и постройки помельче в разных концах Счастливой Долины были полностью закончены и уже началось возведение церкви на холме. Причал Брока на дальнем конце залива был достроен, и примыкающая к нему фактория тоже выглядела почти готовой. Другие здания и дома по-прежнему стояли в бамбуковых каркасах строительных лесов, на которых добавились новые ярусы. Куинз Роуд замостили камнями.

Несмотря на то, что уже минул полдень, работающих кули оказалось немного. Воздух был горячий и очень влажный. Приятный восточный ветерок то тут, то там легкими порывами пробегал по долине.

Струан вошел в главный холл фактории; его рубашка взмокла и прилипла к спине. Португальский клерк, обливавшийся потом за рабочим столом, поднял к нему изумленное лицо.

- Madre de Deus¹, мистер Струан! Добрый день, сеньор. Мы не ждали вас сегодня.

- Где мистер Робб?

- Наверху, сеньор, только там...

Но Струан уже взбегал по лестнице. Коридоры с первой лестничной площадки вели на север, восток и запад, в глубину здания. Многочисленные окна смотрели и на море, и на сушу. Он увидел флот, неподвижно стоявший на якоре в заливе; у причалов других торговцев было пусто: его лорка первой добралась сюда из Кантона.

Он повернул на восток и пересек наполовину законченную столовую; звук его шагов сухим гулким эхом прокатился по голым каменным плитам. Постучав в дверь, он открыл ее.

Дверь вела в просторную комнату. Она была уже частично обставлена: кресла и кушетки, тот же каменный пол, картины Квэнса на стене, богатые ковры, пустой, холодный камин. Сара сидела в кресле с высокой спинкой подле одного из окон, держа в руке бамбуковый веер. Она не мигая смотрела на него.

- Здравствуй, Сара.

- Здравствуй, Дирк.

- Как Карен?

- Карен умерла.

Голубые глаза Сары поблекли, взгляд застыл, кожа на лице покраснела и была сальной от пота. В волосах блестели седые пряди, лицо постарело.

- Мне жаль. Мне так жаль.

Сара рассеянно обмахнулась веером. Легкий ветерок, рожденный этим движением, подхватил выбившуюся прядь волос, и она упала ей на лицо, но Сара не стала убирать ее.

- Когда это случилось? - спросил он.

- Три дня назад. Может быть, два, - произнесла она ровным, безжизненным голосом. - Не знаю.

Веер продолжал качаться из стороны в сторону, словно сам по себе.

- Как малыш?

- Еще жив. Локлин еще жив.

Струан пальцами снял каплю пота с подбородка.

- Мы первыми вернулись из Кантона. Китайцы сожгли поселение. Письмо Робба мы получили перед самым отплытием. Я только что прибыл.

- Я видела, как подошел твой катер.

- Где Робб?

Она показала веером на дверь, он увидел тонкие бледные кисти рук с голубыми прожилками вен.

Струан вошел в спальню. Комната была большая, и кровать под балдахином на четырех столбах в точности повторяла его собственную.

На кровати лежал Робб. Его глаза были закрыты; посеревшее, изможденное лицо утонуло в потемневшей от пота подушке.

- Робб? - позвал Струан. Но веки не дрогнули, а губы так и остались чуть-чуть приоткрытыми. У Струана сжалось сердце.

Он коснулся лица брата. Холод. Холод смерти.

Неподалеку залаяла собака, муха с лета врезалась в оконное стекло. Струан повернулся, вышел из комнаты и тихо прикрыл дверь за собой.

Сара все так же сидела в своем кресле. Веер продолжал медленно качаться. Туда-сюда. Туда-сюда.

Он ненавидел ее за то, что она не сказала ему.

- Робб умер час назад, - проговорила она. - Два или три часа, или час. Я не помню. Перед смертью он попросил меня передать тебе несколько слов. Это было сегодня утром, кажется. Может быть, ночью. Кажется, это было сегодня утром. Робб сказал: «Передай Дирку, что я никогда не хотел быть Тай-Пэном».

- Я сам займусь всем, что нужно, Сара. Тебе и детям лучше перебраться на «Отдыхающее Облако».

- Я закрыла ему глаза. И я закрыла глаза Карен. Кто закроет глаза тебе, Тай-Пэн? Кто закроет их мне?

Струан отдал необходимые распоряжения и затем направился вверх по пологому склону к своему дому. Он вспоминал тот первый день, когда Робб прибыл в Макао.

- Дирк! Всем нашим бедам конец, я приехал! - провозгласил Робб со своей удивительной улыбкой. - Мы раздавим Ост-Индскую Компанию и сотрем в порошок Брока. Мы станем как лорды и положим начало династии, которая будет править в Азии вечно! У меня есть девушка, на которой я собираюсь жениться! Сара Макглен. Сейчас ей пятнадцать, мы помолвлены и поженимся через два года.

Ответь мне, Господи, вопрошал Струан, где, в какой момент своей жизни мы сбиваемся с истинного пути? Как? Отчего люди меняются? Как получается, что ссоры, жестокость, ненависть и боль рождаются из красоты, юности, нежности и любви? И почему? Ибо именно так всегда бывает с людьми. Так было с Сарой. Так было с Рональдой. И так же будет с Кулумом и Тесс. Почему?

Он остановился у ворот в высокой стене, окружавшей его новое жилище. Открыл их, посмотрел на дом. Его поразила полная тишина: ему почудилось в ней что-то зловещее. Слово «малярия» тут же вытеснило из головы все остальные мысли. Легкий ветерок пробежал по высоким побегам бамбука. Сад уже обрел свой настоящий вид: цветники, кусты, пчелы жужжа перелетают с цветка на цветок.

Он поднялся по ступеням и открыл дверь. Но сразу не вошел, а прислушался с порога. Он не услышал ни приветственного смеха, ни приглушенного монотонного разговора слуг. Дом казался покинутым.

Струан взглянул на барометр: 29,8 дюйма, «ясно».

Он медленно двинулся по коридору, вдыхая необычно густой, тяжелый запах благовоний. Ему попалась на глаза пыль в таких местах, где раньше ее никогда не было.

Он открыл дверь в спальню Мэй-мэй. Кровать была застелена и пуста, комната показалась ему как-то по-особенному чисто прибранной.

Комната для детей тоже пустовала. Маленькие кроватки и игрушки исчезли.

И тут он увидел ее в окне. Она вышла из глубины сада со срезанными цветами в руках. Оранжевый зонтик прикрывал ее лицо от солнца. В следующий миг он был уже снаружи, крепко сжимая ее в объятиях.

- Кровь Господня, Тай-Пэн, ты помял мои цветы. - Мэй-мэй положила букет на землю и обвила его шею руками. - Откуда ты взялся, хейа? Тай-Пэн, ты меня раздавишь! Ну, пожалуйста. И почему у тебя такое странное лицо?

Он подхватил ее на руки и присел на скамейку, залитую солнцем. Она умиротворенно приникла к нему, согретая его силой и ясно читавшейся на его лице радостью от того, что он видит ее. Она улыбнулась ему.

- Ну вот. Ты скучал по мне фантастически, хейа?

- Я скучал по тебе фантастически, хейа.

- Хорошо. Почему ты несчастный? И почему, когда я теперь вижу тебя, ты весь как призрачный?

- Плохие вести, Мэй-мэй. К тому же я думал, что потерял тебя. Где дети?

- В Макао. Я отправила их в дом Чен Шеня под присмотр Старшей Сестры. Когда началась лихорадочная болезнь, я подумала, что это будет уж-жасно мудро. Я отправила их с Мэри Синклер. Почему ты думал, что потерял меня, хейа?

- Так, пустое. Когда дети уехали?

- Неделю назад. Мэри должна была позаботиться о них в дороге. Она возвращается завтра.

- А где А Сам и Лим Дин?

- Я послала их за едой. Когда мы заметили твою лорку, я подумала: «ай-й-йа», Дом такой ужасно грязный и еды нет, вот я и заставила их быстро-быстро чистить дом, а потом послала за едой, так что ладно. - Она вскинула голову. - Этим ленивым, ни на что не годным блудням нужна хорошая порка. О, я так уж-жасно рада, что ты вернулся, Тай-Пэн, честно-честно. Расходы на дом ай-ай как возросли, а у твоей старой бедной женщины совсем нет деньгов, так что придется тебе давать мне больше, потому что мы кормим еще весь клан Лим Дина и А Сам тоже. Ха, не то что я против помогать их ближним родственникам - это, конечно, справедливая мзда, ладно, - но все их кланы целиком? Тысячу раз нет, клянусь Богом! Мы богаты, да, но не настолько, и мы должны сберегать наше состояние, а то быстро останемся без гроша. - Тараторя все это, она неотрывно следила за его лицом и теперь нахмурилась: - Что за плохие вести?

- Робб умер. И крошка Карен.

Ее глаза широко раскрылись, и радость на лице погасла.

- Я знала про девочку. Но не про брата Робба. Я слышала, что у него лихорадка... три, четыре дня назад. Но не знала, что он мертвый. Когда это случилось?

- Несколько часов тому назад.

- Какой ужасный йосс. Лучше нам перебраться из этой проклятой долины.

- Она не проклятая, девочка. Но лихорадка в ней действительно есть.

- Да. Только - прости, что я говорю об этом снова, - не забывай... мы живем на самом глазу дракона. - Она возвела глаза горе и выпустила длинную череду кантонских и мандаринских слов, моля богов о защите. Немного успокоившись, она добавила: - Не забывай, что наш фен шуй здесь уж-жасающе жутко плохой.

В эти дни Струан вплотную занялся решением проблемы, которая мучила его последние недели. Если он уедет из долины, вслед за ним уедут и все остальные; если он останется, Мэй-мэй может заболеть лихорадкой и умереть, а на такой риск он никогда не осмелится. Если он останется, а она уедет в Макао, умрут другие, которые могли бы в противном случае еще жить и жить. Как уберечь всех от лихорадки и при этом сохранить Куинз Таун и Гонконг?

- Тай-Пэн, до нас здесь дошли слухи, что у вас были большие неприятности в Кантоне?

Он рассказал ей обо всем, что произошло.

- Фантастическое безумие. Зачем было грабить и жечь, хейа?

- Да.

- Но это было уж-жасно мудро со стороны всех не жечь поселение, пока не закончится торговля. Очень разумно. Что будет теперь? Вы нападете на Пекин?

- Сначала мы раздавим Кантон. Потом Пекин.

- Почему Кантон, Тай-Пэн? Это же все император виноват, а не они. Они лишь делали то, что им было приказано.

- Верно. Но они должны были бы предупредить нас обо всем. Они заплатят шесть миллионов выкупа и заплатят их быстро или у них не будет города, клянусь Богом. Сначала - Кантон, потом - на север.

Мэй-мэй нахмурилась. Она понимала, что должна немедленно известить об этом своего дедушку Дзин-куа, предупредить его. Потому что на этот раз Ко-хонгу придется-таки собрать весь выкуп, и если Дзин-куа не подготовится к этому заранее, он будет разорен. Она еще никогда не передавала дедушке никаких сведений, и никогда не использовала тайно от Струана ту информацию, которую доставляло ей ее исключительное положение наложницы Тай-Пэна. Но на этот раз она чувствовала, что должна это сделать, И мысль о том, что она станет частью большой и сложной интриги, наполнила ее радостным возбуждением. В конце концов, говорила она себе, без заговоров, интриг и секретов жизнь лишится огромной доли своей привлекательности. Интересно, почему толпа так буйствовала, грабила и крушила все подряд, когда в этом не было никакой необходимости. Глупо.

- Мы будем соблюдать стодневный траур, скорбя о твоем брате? - спросила она.

- Я не могу скорбеть о нем больше, чем сейчас, девочка, - ответил Струан, чувствуя себя совершенно без сил.

- Сто дней траура предписаны обычаем, - настойчиво заметила она. - Я договорюсь с Гордоном Ченом о китайских похоронах. Пятьдесят профессиональных плакальщиц. С барабанами, трещотками и флагами. У дяди Робба будут похороны, которые люди запомнят на долгие годы. В таких делах мы денег не жалеем. Ты будешь доволен, как будут довольны и все боги.

- Мы не можем устраивать ничего подобного, - ошеломленно поднял глаза Струан. - Это не китайские похороны. Мы не можем нанимать профессиональных плакальщиц!

- Тогда как же ты собираешься прилюдно почтить своего брата и дать ему лицо в глазах всех настоящих людей Гонконга? Конечно, мы должны нанять плакальщиц. Или мы больше не «Благородный Дом»? Можем мы позволить себе потерять лицо перед самым презренным носильщиком? Даже не говоря о том, что это безобычайнейшая неучтивость и плохой йосс, мы просто не можем так поступить.

- Но у нас нет такого обычая, Мэй-мэй. Мы делаем все по-другому.

- Ну, разумеется, - радостно закивала она. - Я как раз об этом и говорю, Тай-Пэн. Ты сохраняй лицо перед варварами, а я буду делать то же самое перед своим народом. Я буду скорбеть сто дней наедине сама с собой, потому что я, конечно же, не могу показываться ни на твоих, ни на китайских похоронах. Я оденусь в белые одежды, потому что цвет траура - белый. Я закажу табличку, как всегда, и по ночам мы будем кланяться ей. Потом, когда сто дней пройдет, мы сожжем табличку, как всегда, и его душа благополучно воскреснет, как всегда. Это йосс, Тай-Пэн. Твой брат понадобился богам, ничего не поделаешь.

Но Струан не слушал ее. Он напрягал мозг в поисках ответа: как победить лихорадку, и как сохранить долину, и как защитить Гонконг?

Глава 3

Три дня спустя Робба похоронили. Рядом с могилкой Карен. Вольфганг Маусс отслужил службу в недостроенной церкви, под высоким безоблачным небом вместо крыши.

Присутствовали все тай-пэны за исключением Уилфа Тиллмана, который по-прежнему лежал в своей каюте на плавучем складе Купера-Тиллмана, едва живой от лихорадки Счастливой Долины. Лонгстаффа в церкви не было. Вместе с генералом и адмиралом он уже отплыл в Кантон - со всем флотом, десантными кораблями и всеми солдатами, которые могли держаться на ногах. Нутряная хворь - дизентерия - заметно сократила их ряды. Корабль Ее Величества «Немезида» был выслан вперед.

Сара сидела на грубо сколоченной скамье в первом ряду. Она была в черном и прикрыла лицо черной вуалью. Шевон тоже была в черном. Как Мэри, Лиза, Тесс и все остальные. Мужчины также облачились в темные сюртуки, и пот тек с них ручьями,

Струан поднялся, чтобы прочесть отрывок из Священного Писания, и Шевон впилась в него взглядом. Вчера она лишь коротко выразила ему свои соболезнования, понимая, что пока ей лучше этим и ограничиться. Через неделю или две все опять уладится. Теперь, когда умер Робб, ей придется пересмотреть свои планы. Поначалу она рассчитывала быстро выйти замуж за Струана, а затем увезти его: сначала в Вашингтон, чтобы ввести в круг наиболее влиятельных политиков, Оттуда в Лондон и в парламент - но уже имея в активе прочные связи за океаном. А потом - назад в Вашингтон, послом Ее Величества. Однако теперь этот план откладывался, ибо она понимала, что он не сможет уехать до тех пор, пока Кулум не будет готов занять его место.

В одно время с тихими, мрачными похоронами в Счастливой Долине и черным траурным кортежем, тронувшимся по Куинз Роуд к кладбищу, по узким кривым улочкам Тай Пинь Шана с оглушительным шумом двигалась похоронная процессия китайцев в белых одеждах: плач, стенания, горестные вскрикивания, разрывание на себе белоснежных одеяний под неумолчный грохот барабанов возвещали богам о великой утрате, понесенной «Благородным Домом».

И население Тай Пинь Шана было должным образом поражено невиданной для варвара цивилизованностью Тай-Пэна и величием его торгового дома. Огромное лицо, которое приобрел в этот день Тай-Пэн, еще больше подняло престиж Гордона Чена, ибо никто из обитателей холма не мог предположить, что его отец столь достойно почтит их богов и их обычаи. Не то чтобы Гордон Чен особенно нуждался в поднятии своего престижа. Разве не был он уже самым крупным землевладельцем на Гонконге, и разве щупальца его бизнеса не протянулись во все стороны? Разве не ему принадлежало большинство зданий? И бизнес носильщиков паланкинов? И три прачечных? Четырнадцать рыбацких сампанов? Две аптеки? Шесть ресторанов? Девятнадцать мест для чистки обуви? И портновские лавки, и обувные мастерские, и мастерские, где изготовлялись ножи? И разве не он владел пятьюдесятью одним процентом первой ювелирной лавки, где работали опытные квантунские резчики как по драгоценным камням, так и по дереву?

И, кроме всего этого, он еще и ростовщик. Ай-йа, и какой ростовщик! Невозможно в это поверить, но он настолько богат, что ссужает деньги, соблюдая свой интерес на полтора процента ниже обычного, благодаря чему монополизировал весь бизнес. Ходили слухи, что он состоит в партнерстве с самим Тай-Пэном, и что смерть его дяди-варвара принесет ему теперь новые неисчислимые богатства.

Среди Триад положение Гордона Чена также не нуждалось в укреплении. Они знали, кто он, и подчинялись ему беспрекословно. К тому же Триады в строительном деле и среди грузчиков, среди чистильщиков улиц и ночных собирателей экскрементов, среди рыбаков, поваров и уличных торговцев, прачек, слуг и кули - все они время от времени брали у него взаймы и регулярно платили за жилье, следовательно, и они тоже исполнились глубокой печали, что дядя-варвар их предводителя умер, и с радостью отдали на его похороны дополнительно недельную мзду. Они понимали, что поступают мудро, держа сторону Тай-Пэна Тай Пинь Шана. К тому же им было хорошо известно, что часть этой мзды пойдет на подношение богам - жареные молочные поросята, пирожки, цукаты, вареное мясо без счета, омары, креветки, рыба и крабы целыми сампанами, а также хлеб и горы риса; они знали, что после того, как боги благосклонно взглянут на такое великолепие, подношение будет роздано, и они сами примутся за эту снедь, которой хватит, чтобы досыта накормить самых голодных.

Поэтому все громко стенали вместе с плакальщицами, безмерно наслаждаясь драмой смерти, благословляя свой йосс за то, что они живы и могут скорбеть, есть, любить, зарабатывать деньги, стать в будущем - если позволит йосс - такими же богатыми, как усопший, чтобы обеспечить себе после смерти такое же колоссальное лицо в глазах всех соседей.

Гордон Чен следовал за процессией. Он хранил крайне печальный и торжественный вид, рвал - но с большим достоинством - на себе одежду и громко взывал к богам, повествуя о постигшей его огромной утрате. Сразу следом за ним шел Король нищих, и этим оба приобретали еще большее лицо. И боги благосклонно улыбались.

Когда могилу засыпали сухой, бесплодной землей, Струан проводил Сару к катеру.

- Я заеду на корабль сегодня вечером, - пообещал он.

Не отвечая ему, Сара села на корме и повернулась спиной к острову.

Когда катер отошел от берега, Струан направился к Счастливой Долине.

На дороге толпились нищие и носильщики паланкинов. Но Тай-Пэна они не беспокоили: он продолжил выплату ежемесячной мзды Королю нищих.

Струан увидел Кулума рядом с Тесс в самой середине всего клана Броков. Он подошел к ним и вежливо приподнял шляпу, приветствуя дам. Потом взглянул на Кулума:

- Не хочешь ли немного пройтись со мной?

- Разумеется, - ответил Кулум. Он еще не говорил с отцом после их возвращения на остров, то есть не говорил о важных вещах: например, о том, как смерть дяди Робба повлияет на их планы, или когда можно будет официально объявить о помолвке. Ни для кого уже не было секретом, что на Вампоа при отступлении из Кантона он официально попросил у Брока руки Тесс, и Брок, скрепя сердце, дал свое согласие. Также было известно, что из-за неожиданной трагедии в семье с объявлением о помолвке решили повременить.

Струан вновь приподнял шляпу и отошел, Кулум пристроился с ним рядом.

Они в молчании шли по дороге. Торговцы, видевшие их вместе с Броками, качали головами, заново удивляясь тому, что Брок согласился на этот брак, который, конечно же, был не чем иным, как новой хитростью Струана.

- Доброе утро, Мэри, - произнес Струан, когда к нему подошла Мэри Синклер, сопровождаемая Горацио и Глессингом. Она выглядела утомленной и нездоровой.

- Доброе утро, Тай-Пэн. Не могла бы я навестить вас сегодня днем? - спросила она. - Возможно, вы уделите мне несколько минут вашего времени?

- О да, конечно. Поближе к заходу солнца? У меня дома?

- Благодарю вас. Не могу выразить, как больно мне было услышать о... о вашей утрате.

- Да, - добавил Глессинг. - Ужасный случай. - За последние недели Струан все больше и больше поражал его. Черт побери, любой, кто служил в Королевском флоте, кто был «пороховой мартышкой» у Трафальгара, достоин величайшего уважения, клянусь Богом. Когда Кулум рассказал ему об этом, он немедленно спросил: «На каком корабле?» и был просто шокирован, услышав в ответ: «Не знаю. Я не спрашивал». С тех пор его постоянно мучил вопрос, не служил ли Тай-Пэн вместе с его отцом. При всякой встрече у него чесался язык спросить об этом, но он не мог, потому что Кулум поведал ему обо всем под секретом. - Чертовски жаль, Тай-Пэн.

- Благодарю вас. Как идут дела?

- Прекрасно, благодарю. Работы по горло, можете поверить.

- Наверное, стоило бы подумать о том, чтобы отдать глубоководные штормовые якоря на всех линейных кораблях.

Глессинг тут же насторожился:

- Вы чуете приближение шторма?

- Нет. Но сейчас сезон тайфунов. Иногда они приходят рано, иногда - поздно.

- Благодарю за подсказку. Я распоряжусь, чтобы этим занялись сегодня же. - Чертовски предусмотрительно, отметил про себя Глессинг. Этот человек прекрасно держится, хотя на него обрушилось такое несчастье. И второго такого знающего моряка, как он, еще поискать. Мэри считает его удивительным человеком, а ее мнение много значит, клянусь Создателем. И благодаря ему флот теперь у стен Кантона, черт возьми, всего через несколько дней после того, как эти дьяволы осмелились сжечь поселение. Чтоб у нашего проклятого адмирала глаза лопнули! Какого дьявола? Почему этот чертов идиот не вернет мне мой корабль? Интересно, наберусь ли я смелости попросить Тай-Пэна замолвить за меня словечко. - Вы собираетесь присоединиться к флоту?

- Не знаю. - Струан посмотрел на Горацио. - Когда вы вернулись, дружище?

- Прошлой ночью, Тай-Пэн. Его превосходительство отослал меня назад, чтобы я представлял его на похоронах. Я рад засвидетельствовать вам свое почтение. Я возвращаюсь с отливом.

- Это было очень любезно с его стороны и с вашей. Пожалуйста, передайте ему мою глубокую признательность.

- Он с нетерпением ждет известий о состоянии здоровья его высочества.

- Все не так плохо. Князь сейчас на борту «Китайского Облака». Почему бы вам не нанести ему визит? Мне кажется, бедро у него все-таки повреждено, хотя пока еще слишком рано делать какие-то выводы. До встречи, Мэри. - Он опять приподнял шляпу, и они с Кулумом продолжили свой путь. Струан размышлял о Мэри. Наверное, она хочет рассказать о детях. Надеюсь, с ними все в порядке, Что такое случилось с Горацио и Глессингом? Оба показались мне какими-то скованными и раздраженными.

- Позвольте проводить вас до отеля, мисс Синклер, - говорил между тем Глессинг. - Может быть, вы оба не откажетесь отобедать со мной в доке?

- О, с удовольствием, Джордж, дорогой, - ответила Мэри, - вот только Горацио не сможет к нам присоединиться. - Прежде чем Горацио успел вставить хоть слово, она спокойно добавила: - Мой милый брат сказал мне, что вы официально просили у него моей руки.

Глессинг ошеломленно посмотрел на нее:

- Да... э... да, так и было. Надеюсь... ну-у... кхм... да.

- Я бы хотела теперь же сказать вам, что принимаю ваше предложение.

- Клянусь Юпитером! - Глессинг порывисто схватил ее руку и припал к ней губами. - Как перед Богом, Мэри, клянусь Создателем, разрази меня гром! Я клянусь… - Он повернулся, чтобы поблагодарить Горацио, и вся его радость в тот же миг улетучилась. - Смерть господня, что случилось!

Горацио пристально и злобно смотрел на сестру. Его лицо скривилось в вымученной улыбке, но взгляда от нее он не оторвал.

- Ничего.

- Ты не одобряешь нашего брака? - Голос Глессинга зазвенел, как натянутая струна.

- Ну что вы, конечно, он одобряет, не правда ли, дорогой братец? - вмешалась Мэри.

- Это... ты так... так молода, и...

- Но ты все-таки одобряешь, ведь правда? И мы поженимся за три дня до Рождества. Если это вас устроит, Джордж?

Глессинг окаменел при виде столь явной враждебности в отношениях между сестрой и братом.

- Это удовлетворит тебя, Горацио?

- Я уверена, Тай-Пэн одобрит твою покладистость, Горацио. - Мэри была рада, что решила выйти замуж за Джорджа. Теперь ей непременно придется избавиться от ребенка. Если не сможет помочь Мэй-мэй, она обратится к Тай-Пэну. Это и будет та услуга, которую он ей пообещал когда-то. - Я принимаю предложение Джорджа, - с вызовом произнесла она, пряча свой страх.

- Будьте прокляты вы оба! - Горацио зашагал прочь.

- Ради Бога, да что это на него нашло? Как я должен это понимать? Он согласен? Или не согласен? - сердясь и волнуясь, спросил Глессинг.

- Он согласен, Джордж, дорогой. Успокойтесь. И, пожалуйста, простите мне мою настойчивость, просто я хотела, чтобы все было сказано между нами теперь же.

- Нет, Мэри, это я прошу у вас прощения. Я и не подозревал, что ваш брат так серьезно настроен против нашего брака. Если бы я хоть на мгновение усомнился... ну, я бы не был столь нетерпелив. - Радость от того, что его предложение принято, омрачалась болью, которую он читал в глазах Мэри. И непроходящим возмущением от того, что он не с флотом. Черт бы побрал адмирала! Чума на это трижды растреклятое назначение на берег, и чума на Синклера. Будь я продлят, как мог этот наглец даже нравиться мне одно время? Как он посмел быть таким грубым?

- Я так рада, что вы здесь, Джордж, - услышал он голос Мэри.

Глессинг увидел, как она смахнула со щеки несколько слезинок, и ощущение бесконечного счастья вернулось к нему. Не будь он начальником гавани, он никогда бы не смог проводить столько времени с Мэри. Он благословил свою удачу! Она приняла его, а только это и имело значение. Глессинг взял ее руки в свои.

- Довольно слез, - сказал он. - Это самый счастливый день в моей жизни, и мы непременно устроим обед и отметим это событие. Сегодня вечером мы ужинаем вместе - отныне мы всегда будем обедать и ужинать вместе. В следующем месяце мы объявим о нашей помолвке. С этого дня я буду заботиться о вас. И если кто-то вас расстроит, клянусь Богом, ему придется отвечать передо мной!

Струан и Кулум потягивали бренди в рабочем кабинете фактории. Комната была просторная, пол выложен каменными плитами. Ее обстановка состояла из письменного стола полированного тика, корабельных фонарей, барометра на шарнирах рядом с тиковой дверью, картин Квэнса на стенах, кресел, обтянутых хорошо промасленной кожей, и софы, издававшей приятный сладковатый запах,

Струан стоял у окна и смотрел на гавань. Без флота и десантных кораблей ее спокойная ширь казалась опустевшей. Из клиперов оставались только «Китайское Облако» и «Белая Ведьма». Было еще несколько купцов, грузившихся для обратного путешествия домой, и несколько кораблей из Англии, только что доставивших товары, заказанные в прошлом году.

Кулум рассматривал полотно, висевшее над каминной доской. Это был портрет китайской девушки-танка; она была поразительно красива. Девушка держала на бедре корзину и улыбалась.

Кулум задумался над тем, справедливы ли слухи, что это портрет любовницы его отца, которая жила сейчас в его доме в нескольких сотнях шагов отсюда.

- Теперь я уже не могу уехать, как мы планировали. Я решил остаться, - сказал Струан, по-прежнему глядя в окно.

Кулум почувствовал укол разочарования.

- Я мог бы и сам справиться. Я уверен, что смог бы.

- Да. Со временем.

Кулум опять подивился проницательности своего друга Горта. Вчера вечером на квартердеке «Белой Ведьмы» Горт сказал: «Попомни мои слова, старина. Теперь он ни за что не уедет. Готов поспорить на что угодно, но он скоро позовет тебя и объявит, что никуда не едет. Ужасное это дело так говорить, но, видно, придется нам с тобой дожидаться, пока по ним не прочтут отходную».

- Но мне самому не справиться, Горт. Одному, как Тай-Пэну, - нет.

- Ерунда. Конечно, ты бы справился. Господи, Даже если допустить, что тебе понадобится помощь, чего никогда не случится, есть я. Я помогу тебе во всем. Да и Па тоже. В конце концов, Кулум, мы ведь теперь как бы одна семья. Конечно, ты бы прекрасно справился, тут и думать нечего. Но если ты скажешь об этом отцу, Тай-Пэн ответит: «Разумеется, ты справишься, Кулум. Со временем».

- Ты действительно полагаешь, что я бы смог?

- Никаких сомнений на всем белом свете. А что тут такого трудного, скажи на милость? Покупай да продавай, твой компрадор берет на себя большую часть риска. Корабли - это корабли, чай - это чай, а опиум - это опиум. Тай-Пэн принимает решения, вот и все. Главное тут - обычный здравый смысл. Господи, да ты только вспомни, как ловко ты выкрутился с тем холмом! Ты принял самое что ни на есть правильное решение. Сам принял, а не кто-то другой. И ты заставил его поговорить с Па насчет Тесс, а Па заставил его дать тебе и Тесс попутный ветер и безопасную гавань.

- Может быть, я и смог бы управлять компанией, если все кругом будет спокойно. Но не Лонгстаффом, не войной и не Дзин-куа.

- Они как раз значения и не имеют. Война все равно идет сама по себе, как бы твой Па ни притворялся, что он чего-то там решает. Ну, а что до старого лиса Дзин-куа, я могу помочь тебе держать в узде эту обезьяну. Нет, Кулум, так и придется нам дожидаться, пока они не умрут. А это ужасно, когда мы оба так молоды, и у нас столько новых идей, и вообще. А ведь передай они нам бразды правления сейчас, что тут такого страшного? Наши Па будут прикрывать нам спину дома, а если понадобится их помощь здесь, так это раз - и готово. Мы же не вот выкидываем их совсем. Компании как принадлежали, так и будут им принадлежать, это само собой. Но они же в это никогда не поверят. У них у обоих вместо мозгов соленая вода. Им ведь нужно самим всем командовать, только тогда они будут счастливы. Он просто заморочит тебе голову всякими там «тебе нужно поднабраться опыта» да «подожди годика два-три» - только это будет тянуться вечно...

Кулум уперся взглядом в спину отца.

- Я смог бы справиться, Тай-Пэн.

Струан повернулся к нему:

- С Лонгстаффом? С войной и Дзин-куа?

- Войну все равно ведем не мы, не так ли?

- Так. Но если бы Лонгстаффа никто не направлял, он уже сто раз погубил бы нас всех.

- Если случится, что ты все-таки уедешь, ну, это же не будет означать, что ты умываешь руки от всех дел компании, ведь так? Если появится что-то, с чем мне не справиться, я мог бы обратиться к тебе, раз - и готово.

- Когда я уеду, парень, тебе одному придется отвечать за все. Только на почту домой и обратно уходит полгода. Слишком многое может произойти за это время. Тебе нужен опыт. Ты еще не готов.

- А когда я буду готов?

- Это зависит от тебя.

- Ты обещал, что я стану Тай-Пэном через год после... ну, после дяди Робба.

- Да. Если будешь готов. А ты еще не готов к тому, чтобы я уехал, как мы договаривались. Брок и Горт сожрут тебя в два счета.

Да, сказал себе Кулум, Горт снова был прав. Придется ждать.

- Очень хорошо. Что я могу сделать, чтобы доказать, что я достоин?

- Ничего сверх того, что ты уже делаешь, парень. Тебе нужно просто поднабраться опыта. Два года, три - я скажу тебе, когда буду уверен.

Кулум знал, что ничего не добьется, если начнет сейчас возражать и спорить.

- Ты хочешь, чтобы я взял на себя работу дяди Робба?

- Да. Но пока ничего не заказывай, ничего не продавай и никого не увольняй без моего ведома. Я подготовлю для тебя особое письмо с инструкциями. Помоги Варгашу оценить наши убытки в поселении и привести в порядок все бухгалтерские книги.

- Как ты считаешь, когда можно будет объявить о нашей помолвке?

- Ты уже обговаривал это с Броком?

- Только когда видел его на Вампоа. Он предложил День святого Иоанна.

Струан вдруг вспомнил Скраггера и то, что тот рассказал ему о By Квоке: про праздник на Кимое в День святого Иоанна, который легко можно превратить в ловушку для пиратского главаря. Он понимал, что теперь у него нет другого выхода, кроме как положиться на слово Скраггера и постараться уничтожить By Квока. Мертвый By Квок означал бы, что у Кулума будет одной опасностью меньше, когда он станет Тай-Пэном. А как быть с остальными тремя половинками монет? Каких макиавеллиевских «услуг» потребуют от компании их владельцы? И когда? Он посмотрел на календарь на столе. 15 июня. До Дня святого Иоанна оставалось девять дней.

- Что же, пусть будет День святого Иоанна. Но только скромный ужин. Исключительно для родственников, - добавил он с тонкой иронией.

- Мы подумали о свадебном подарке, который хотели бы получить от тебя. Это была идея Тесс. - Он протянул Струану лист бумаги.

- Что это?

- Не больше и не меньше как торжественное соглашение забыть о прошлом и стать друзьями. Скрепленное подписями Броков и Струанов.

- Единственная сделка, на которую я пойду с этими двумя людьми, уже заключена, - сказал Струан, возвращая ему бумагу, даже не прочитав ее.

- Горт готов подписаться. Он сказал, что и его отец сделает это.

- Могу поспорить, что у Горта уже и чернила наготове, клянусь Богом. Но Тайлер никогда не подпишет такого документа.

- А если подпишет, подпишешь ли ты?

- Нет.

- Прошу тебя.

- Нет.

- Наши дети будут принадлежать вам обоим, и уж тогда...

- Я хорошо подумал о детях, Кулум, - прервал его Струан. - И о многом другом. Я очень сомневаюсь, что у ваших детей будут дядя и дедушка с материнской стороны к тому времени, когда они достаточно подрастут, чтобы разобраться, что представляют собой эти двое.

Кулум решительно направился к двери.

- Подожди, Кулум!

- Пожалуйста, сделай нам подарок, о котором мы просим, умоляем тебя.

- Я не могу. Для них это останется лишь клочком бумаги. Горт и Брок охотятся за твоей шкурой, они...

Кулум хлопнул дверью, не дослушав его.

Струан налил себе еще бренди, выпил его залпом и запустил бокал в камин.

В ту ночь Струан лежал с открытыми глазами рядом с Мэй-мэй на большой кровати в спальне своего дома. Окна были распахнуты, пропуская в комнату свет луны и легкий бриз, напоенный бодрящим запахом моря. Снаружи огромной сетки, со всех сторон закрывавшей кровать, беспокойно жужжали комары, отыскивая какую-нибудь щель, чтобы добраться до пищи. В отличие от большинства европейцев, Струан всегда пользовался комариной сеткой. Дзин-куа дал ему этот совет еще много лет назад, сказав, что это помогает сохранить здоровье.

Струан размышлял о ночных малярийных испарениях, опасаясь, что как раз сейчас они с Мэй-мэй вдыхают их.

Кроме этого, его тревожила Сара. Когда он увиделся с ней несколько часов назад, она сообщила ему, что намерена уехать с первым же кораблем.

- Но ты еще слишком слаба, - возразил он. - И Локлин тоже.

- Как бы то ни было, мы уезжаем. Ты сам подготовишь все, или этим заняться мне? У тебя есть копия завещания Робба?

- Да.

- Я только что прочла его. Почему он назначил тебя доверенным распорядителем его доли в компании, а не меня?

- Не женское это дело, Сара! Но волноваться тебе незачем. Ты получишь все до последнего пенни.

- Мои адвокаты проследят за этим, Тай-Пэн.

Он подавил в себе нарастающий гнев.

- Сейчас сезон тайфунов. Опасное время для путешествия домой. Подожди до осени. К тому времени вы оба достаточно окрепнете.

- Мы уезжаем немедленно.

- Поступай, как знаешь.

Потом он навестил Сергеева. Рана у князя воспалилась, но гангрены, слава Богу, не было. Поэтому какая-то надежда оставалась. Затем он вернулся в контору и написал донесение Лонгстаффу, в котором указал, что по дошедшим до него сведениям пират By Квок на Иоаннов день будет находиться на острове Кимой, что фрегатам следует встать в засаде где-нибудь неподалеку, и что он хорошо знает те воды и с радостью возглавит экспедицию, если адмирал даст, свое согласие. Он отослал депешу Горацио. И уже ближе к вечеру, когда он собирался домой, к нему пришли армейские врачи. Они сказали, что исчезли последние сомнения: лихорадка Счастливой Долины была малярией...

Он нервно заворочался в постели.

- Хочешь, поиграем в трик-трак? - предложила Мэй-мэй, уставшая не меньше него и столь же обеспокоенная.

- Нет, спасибо, девочка. Ты тоже не можешь уснуть?

- Да. Не обращай внимания, - ответила она. Она тревожилась за Тай-Пэна. Весь день сегодня он был каким-то странным. И она переживала за Мэри Синклер. Сегодня днем Мэри пришла рано, Струан еще не вернулся. Мэри рассказала ей о ребенке и о своей тайной жизни в Макао. Даже о Горацио. И о Глессинге.

- Прости, - говорила Мэри сквозь слезы. Они беседовали на мандаринском диалекте, который обе предпочитали кантонскому. - Я должна была рассказать все это кому-нибудь. Вокруг меня нет ни одного человека, к которому я могу обратиться за помощью. Ни одного.

- Ну-ну, Мэри, дорогая моя, - постаралась утешить ее Мэй-мэй. - Не плачь. Сначала мы будем пить чай, а потом решим, что делать.

Им подали чай, и пока они пили его, Мэй-мэй удивлялась про себя варварам и их взглядам на жизнь и отношения между мужчиной и женщиной.

- Какая помощь тебе нужна?

- Помоги... помоги избавиться от ребенка. Боже мой, это уже становится заметно.

- Но почему ты не пришла ко мне раньше?

- Мне не хватало смелости. Если бы я не заставила Горацио согласиться на наш брак, мне бы и сейчас ее не хватило. Но теперь... Можно еще что-то сделать?

- Как долго он живет в твоем чреве?

- Почти три месяца, без одной недели.

- Это нехорошо, Мэри. После двух месяцев это может быть опасно. - Мэй-мэй уже думала о том, как можно было бы помочь Мэри и насколько велик будет риск. - Я пошлю А Сам в Тай Пинь Шан. Я слышала, там есть собиратель трав, который, возможно, сумеет тебе помочь. Ты понимаешь, что это может быть очень опасно?

- Да. Если ты выручишь меня, я сделаю для тебя все, что ты захочешь. Абсолютно все.

- Ты - моя подруга. Подруги должны помогать друг другу. Но ты никогда, никогда не должна никому об этом рассказывать.

- Я обещаю, как перед Богом.

- Когда травы будут у меня, я пошлю А Сам к твоей служанке А Тат. Ты доверяешь ей?

- Да.

- Когда твой день рождения, Мэри?

- Зачем это тебе?

- Астрологу нужно будет определить наиболее благоприятный день для принятия лекарства, конечно.

Мэри назвала ей день и час.

- Где ты будешь принимать лекарство? В отеле нельзя - здесь, на острове вообще нигде нельзя. Выздоровление может растянуться на несколько дней.

- В Макао. Я поеду в Макао. В свой... в свой дом. О нем никто не знает. Там это будет безопасно. Да, там мне ничего не грозит.

- Эти лекарства помогают не всегда, моя дорогая. И лечение никогда не бывает легким.

- Я не боюсь. Лекарство поможет. Должно помочь, - ответила Мэри.

Мэй-мэй легонько шевельнулась.

- Что случилось? - тут же спросил Струан.

- Ничего. Просто малыш толкается.

Струан положил руку на ее слегка округлившийся живот.

- Нужно пригласить доктора, пусть он осмотрит тебя.

- Нет уж, спасибо, Тай-Пэн, не стоит. Эти ваши варварские дьяволы не для меня. В этом я навсегда останусь той, кем была - китаянкой.

- Мэри выглядела нездоровой, тебе не показалось? - осторожно спросила она после короткой паузы.

- Показалось. И эта девушка что-то задумала. Она случайно не говорила тебе, что у нее на уме?

Мэй-мэй не хотелось лгать, но при этом она и не желала открывать Струану то, что его, по сути, не должно было касаться.

- По-моему, она просто переживает из-за брата.

- А что с ним такое?

- Она сказала, что хочет выйти замуж за этого Глессинга.

- А, вон оно что. - Струан уже понял, что Мэри приходила повидать в первую очередь Мэй-мэй, а не его. Он обменялся с ней всего несколькими фразами, поблагодарил за то, что она проводила детей в Макао. - Я так полагаю, Горацио не дает своего благословения, и она хочет, чтобы я поговорил с ним? Она за этим приходила?

- Нет. Ее брат согласен.

- Это меня удивляет.

- Почему? Этот Глессинг - он плохой человек?

- Нет, девочка. Просто Мэри и Горацио долгие годы жили вместе. Ему будет здесь очень одиноко без нее. - Струан спросил себя, что сказала бы Мэй-мэй, узнав о тайном доме Мэри в Макао - Может, она так неважно выглядит, потому что беспокоится за него.

Мэй-мэй ничего не ответила, лишь грустно покачала головой, думая о том, как сложно все иногда бывает в жизни мужчины и женщины.

- Как идут дела у молодых влюбленных? - спросила она, пытаясь разгадать, что же в действительности не дает ему покоя.

- Хорошо. - Он еще не рассказывал ей о своем разговоре с Броком.

- Ты уже решил, что делать с дьявольской лихорадкой?

- Нет пока. Думаю, тебе следует вернуться в Макао.

- О да, пожалуйста, Тай-Пэн. Но только после того, как ты найдешь решение для Гонконга.

- Здесь оставаться опасно. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

- Йосс, - произнесла она, пожав плечами. - Конечно, наш фен шуй здесь ох-ох какой плохой. - Она положила руку ему на грудь и погладила его, потом нежно поцеловала. - Однажды ты говорил мне, что есть три вещи, которые ты должен сделать, прежде чем выберешь свою Тай-тай. Две я знаю. Какая третья?

- Передать «Благородный Дом» в надежные руки, - ответил он. И рассказал ей о разговоре с Броком и о сегодняшней ссоре с Кулумом.

Она долго молчала, обдумывая его слова и подбирая ключ к этой третьей проблеме. И поскольку решение было таким простым и очевидным, она спрятала его глубоко в своем сердце и произнесла с невинным видом:

- Я говорила тебе, что помогу с первыми двумя и подумаю над третьей. Третья для меня слишком велика. Я не смогу помочь тебе, как бы мне ни хотелось.

- Понимаю, - кивнул Струан. - Я не знаю, что мне делать. По крайней мере, - добавил он, - я вижу лишь один ответ.

- Убийство - ответ неразумный, - твердо сказала она. - Очень неразумно опасный. Броки будут ждать его. Все будут. И ты рискуешь тем, что тебе будет мстить ваш ужасный закон, который, как глупый, требует глаз за глаз у любого, у кого есть глаз, а это, как всякому понятно, сумасшедшее безумие. Зачем тогда быть богатым, хейа? Ты не должен этого делать, Тай-Пэн. И дальше, я советую тебе сделать сыну и твоей новой дочери подарок, о котором они так просят.

- Я не могу, клянусь Богом. Это все равно что своей рукой перерезать Кулуму горло!

- Даже так, это мой совет. И я дальше советую тебе фантастически немедленный брак.

- Об этом не может быть и речи, - взорвался он. - Любая, поспешность сейчас будет выглядеть крайне неприлично - оскорбление памяти Робба - да и просто смешно.

- Я всем сердцем соглашаюсь с тобой, Тай-Пэн, - спокойно ответила Мэй-мэй. - Но я, кажется, понимаю, что по варварскому обычаю - который хоть раз следует мудрому китайскому обычаю - девушка переходит жить в дом мужа. Не наоборот, хейа? Поэтому чем немедленнее Броковая девица выскользнет из-под каблука Горта, тем скорее Броки потеряют власть над твоим сыном.

- Что?

- Вот тебе и что! Почему ты думаешь, твой сын стал теперь совсем глупый, как безумный? Потому что ему фантастически сильно хочется затащить ее на постель. - Струан рывком сел на кровати, и она торопливо проговорила, повысив голос: - Нет, не надо сейчас спорить, клянусь Богом, сейчас ты слушай, а потом и я буду тебя почитательно слушать. Вот почему он и делается безумно больной - бедный мальчик лежит всю ночь холодный, измученный, никого не покрывший. Это правда. Почему ты не говоришь это открыто, хейа? Я говоришь это открыто. Он весь горит, как в огне. Почему и слушает, высунув язык, всю сумасшедшую болтовню Горта. Я, будь я на его месте, делала бы то же самое, потому что всякий брат имеет власть над сестрой! Но ты отдай сыну Кулуму его девушку, и тогда будет твой Кулум проводить час за растреклятым часом, выслушивая брата Горта? Нет, клянусь Богом! Он станет каждую минуту проводить в ее постели, тиская ее грудь, фантастически изнуряя себя и делая малышей. И он возненавидит любого, кто попробует его отвлекать от этих занятий - тебя ли, Брока, или Горта. - Она нежно посмотрела на него. - Нет?

- Да, - сказал он. - Я обожаю тебя за твою проницательность.

- Ты обожаешь меня, потому что я безумно свожу тебя с ума, но при этом и сплю с тобой, сплю, пока ты не лопаешься. - Она рассмеялась, очень довольная собой. - Дальше: пусть они начнут строить свой дом. Завтра же. Направь их мысли на свой дом, и они забросят слушать фан-квэя Горта. Она ведь совсем юная, да? Поэтому мысль о собственном доме фантастически займет весь ее ум. Это разозлит Броков, и они начнут долго решать, что за дом и так дальше, а это разозлит ее и приведет ее к тебе, кто дал ей дом. Горт должен абсолютно противничать быстрому браку - почему и Кулум отвернется от него, потому что он лишится своего - как вы это говорите? - «валета в рукаве».

- Туза в рукаве. - Он восторженно обнял ее. - Ты фантастическое создание! Я должен был бы сам до этого додуматься. На следующей неделе проводится еще одна распродажа земли. Я куплю для тебя прибрежный участок. За твою мудрость.

- Ха! - сердито воскликнула она. - Ты думаешь, я оберегаю своего мужчину из-за клочка паршивой гонконгской земли? Одного единственного разнесчастного пригородного участка? Из-за серебряных тэйлов? Нефрита? Кто, по-твоему, эта бесценная Т'чунг Мэй-мэй, хейа? Грязный ломотик продажного собачьего мяса?

Она продолжала тараторить и возмущаться и лишь с большой неохотой позволила ему успокоить себя, гордясь тем, что он так хорошо понимал значение собственной земли для цивилизованного человека, и благодарная ему за то, что он дал ей такое лицо, притворившись, будто не понял, как она довольна в глубине души его предложением.

В комнате теперь было тихо, только комары звенели чуть слышно.

Мэй-мэй свернулась калачиком рядом со Струаном и задумалась над третьей проблемой Тай-Пэна. Она решила думать об этом на мандаринском, а не на английском, потому что не знала достаточного количества слов с правильными оттенками значений. Например, «тонкость», подумала она. Как бы ты сказала это на варварском языке? Или «искусность»? Решение третьей проблемы требовало истинно китайской тонкости и величайшей искусности.

Все так восхитительно просто, радостно думала она. Нужно убить Горта. Подстроить его убийство так, чтобы никто даже не заподозрил, будто его убийцы могут быть кем-то, кроме пиратов или разбойников. Если проделать все это тайно и именно таким образом, одной опасностью для моего Тай-Пэна будет меньше, Кулум окажется защищен от явной угрозы в будущем, а старый Брок ничего не сможет поделать, потому что он по-прежнему будет связан по рукам и ногам той поразительной, невероятной окончательностью, с которой все варвары воспринимают свои «священные» клятвы. Очень простое решение. Но чреватое опасностью. Я должна быть очень осторожна. Если мой Тай-Пэн когда-нибудь узнает об этом, он сам притащит меня к одному из этих варварских судей - может быть, к этому отвратительному Mayccy! Мой Тай-Пэн обличит меня перед ним - даже меня, свою обожаемую наложницу. И меня повесят. Какая нелепость!

После всех этих лет, что я изучаю их - учу их язык и изо всех сил стараюсь понять их, - некоторые представления варваров и сейчас остаются для меня абсолютно непостижимыми. Как глупо иметь один закон для всех - и для богатых, и для бедных. Зачем же тогда работать, исходить потом, чтобы становиться богатым и могущественным?

Ну ладно, так какой же способ будет наилучшим, спросила она себя. Я так мало знаю об убийствах. Как это сделать? Где? Когда?

Мэй-мэй не смыкала глаз всю ночь. С первыми лучами солнца она наконец решила, что ей следует предпринять. Потом погрузилась в сладкий сон.

Глава 4

К Иоаннову дню вся Счастливая Долина пребывала в полном отчаянии. Малярия продолжала распространяться, но в эпидемии нельзя было выделить никакой закономерности. В одном и том же доме не обязательно заболевали все его обитатели. В одном и том же месте не все дома оказывались пораженными.

Кули теперь появлялись в Счастливой Долине, только когда солнце поднималось уже высоко, и возвращались в Тай Пинь Шан еще засветло. Струан, Брок и все торговцы тщетно ломали головы в поисках выхода. Они ничего не могли поделать - кроме как переехать на новое место, а переезд для них был равносилен катастрофе. Отказ же от него мог обернуться еще худшей катастрофой. И хотя находилось немало людей, которые настаивали, что отравленная почва и вредоносный ночной воздух не могут вызывать малярию, болезни подвергались только те, кто ночевал в долине. Люди богобоязненные видели в лихорадке, как и Кулум, волю Божью, и с удвоенной страстностью молили Создателя защитить их; безбожники, напуганные не меньше их, пожимали плечами и произносили только одно слово: «Йосс». Тонкий ручеек семей, возвращавшихся на корабли, превратился в сплошной поток, и Куинз Таун стал городом призраков.

Однако это отчаяние не коснулось Лонгстаффа. Он вернулся из Кантона на флагмане прошлой ночью, весь сияя от успеха, и, поскольку он жил на корабле и не имел намерения переселяться в Счастливую Долину, ядовитые ночные испарения были ему не страшны, и он это прекрасно знал.

Он добился всего, чего хотел, - и даже больше.

Уже через день после того, как началась операция по захвату Кантона, шесть миллионов тэйлов выкупа, которые он потребовал, были выплачены полностью, и он отменил приказ о штурме. Но тут же распорядился немедленно начать приготовления к полномасштабной войне на севере. И на этот раз не будет уже никаких остановок - до полной ратификации договора. Через несколько недель должны были прибыть обещанные подкрепления из Индии. А затем вся армада вновь отплывет на север к Пей Хо - к Пекину, - и Восток будет открыт для англичан раз и навсегда.

- Да, абсолютно, - довольно хмыкнул Лонгстафф. Он был один в своей каюте на флагмане Ее Величества «Возмездие» и, держа в руке зеркало, восхищался собой. - А ты и в самом деле умен, мой милый, - вслух говорил он своему отражению. - Именно, именно. Гораздо умнее, чем Тай-Пэн, а уж он-то воплощенная мудрость. - Лонгстафф положил зеркало и, плеснув на ладонь немного одеколона, протер лицо, потом взглянул на карманные часы. Струан должен был появиться через несколько минут. - Но и в этом случае не стоит позволять твоей правой руке ведать, что творит левая, а? - весело фыркнул он.

Лонгстафф до сих пор едва мог поверить, что ему с такой легкостью удалось устроить закупку чайных семян. То есть, довольно напомнил он себе, устроил-то ее Горацио. Интересно, почему этот человек так расстроен желанием своей сестры выйти замуж за Глессинга. Я бы подумал, что для нее это наоборот отличная партия. В конце концов, она действительно бедновата и робка, как мышка, - хотя на балу выглядела поразительно. Но, Черт побери, какая удача, что Горацио ненавидит Глессинга, ну? И мне дьявольски повезло, что он всегда ненавидел торговлю опиумом. А как ловко я подбросил ему эту идею, наживив на крючок возможную отсылку Глессинга домой.

- Чес-с-слово, Горацио, - говорил он неделю назад в Кантоне, - проклятое это дело, торговля опиумом, ну? А все потому, что нам приходится расплачиваться за чай серебром. Жаль, что Британская Индия его не выращивает, ну? Тогда и опиум стал бы не нужен. Мы бы просто объявили его вне закона, спасли бы язычников для достойных устремлений, ну? Сеяли бы семена добра среди них вместо этого гибельного зелья. Тогда флот мог бы вернуться домой, а мы бы зажили здесь в мире и спокойствии на веки вечные.

Через день Горацио отвел его в сторону и стал взволнованно развивать перед ним мысль о приобретении чайных семян у китайцев и отправке их в Индию. Лонгстафф изобразил глубокое и искреннее удивление и позволил Горацио убедить себя в перспективности этой идеи.

- Но, Господи милостивый, Горацио, - сказал он, - как же можно заполучить эти чайные семена?

- Вот мой план, ваше превосходительство: я частным образом поговорю с наместником Чинь-со. Скажу ему, что вы страстный садовод и имеете намерение превратить Гонконг в цветущий сад. Я попрошу у него по пятьдесят фунтов семян тутового дерева, хлопка, риса, камелий и других цветов, а также несколько сортов чая. Это отвлечет его внимание от собственного чая, собьет со следа.

- Но, Горацио, он ведь очень умный человек. Он должен понимать, что лишь немногие из этих растений приживутся на Гонконге, а, скорее всего, вообще ни одно.

- Разумеется. Но он воспримет это как самую обычную варварскую тупость.

Горацио был вне себя от возбуждения.

- Но как вам удастся заставить его хранить все это в тайне? Чинь-со расскажет мандаринам или Ко-хонгу, а те непременно передадут торговцам. Вы понимаете, что эти чертовы пираты перевернут небо и землю, чтобы помешать тому, что вы предлагаете. Они обязательно догадаются, что у вас на уме. И потом, как быть с Тай-Пэном? Вы не можете не понимать, что ваш план оставит его не удел.

- Он и так достаточно богат, ваше превосходительство. Опиум - это зло, и мы должны покончить с ним. Это наш долг.

- Да. Но и китайцы, и европейцы однозначно воспротивятся этому плану. А когда Чинь-со поймет, что вы в действительности задумали, - а это неизбежно произойдет - ну, тогда вы вообще можете забыть про ваши семена.

Горацио на мгновение задумался. Потом сказал:

- Да. Но если бы я мог пообещать ему, что в обмен на эту услугу мне - ведь я просто хочу сделать вам, моему начальнику, приятный сюрприз - я, который должен пересчитывать сундуки с серебром и расписываться за них, возможно, пропущу один сундук, тогда он точно не станет никому об этом рассказывать.

- Что стоит один сундук?

- Сорок тысяч тэйлов серебром.

- Но эти деньги принадлежат правительству Ее Величества, Горацио.

- Конечно. Во время переговоров вы могли бы «в частном порядке» оговорить, что к установленному количеству сундуков следует добавить еще один, не регистрируя его, в этом случае Корона не пострадает. Семена были бы вашим подарком правительству Ее Величества, сэр. Я почел бы за честь, что бы вы объявили, что это была ваша идея. Я уверен, что она и есть именно ваша. Что-то в ваших словах тогда натолкнуло меня на нее. И вся заслуга с полным правом должна принадлежать вам. В конце концов, ведь это вы являетесь полномочным представителем.

- Но если ваш план удастся, тогда вы разорите не только Китайских торговцев, вы и сами потеряете работу. Это уж вовсе лишено всякого смысла.

- Опиум - ужасный грех, сэр. И я пошел бы на любой риск, чтобы искоренить его. Но моя работа зависит прежде всего от вашего успеха, а не от опиума.

- Кроме того, при удачном исходе дела вы подрываете сами основы новой колонии.

- Но ведь потребуется много лет, чтобы чай прижился и разросся на новом месте. На ваш срок Гонконгу ничего не грозит, сэр. Остров по-прежнему останется центром торговли с Азией. Кто знает, что произойдет за эти годы?

- Значит, насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я разузнал у вице-короля Индии, какими возможностями для выращивания чая он располагает?

- Кто, кроме вас, ваше превосходительство, мог бы довести эту идею - вашу идею - до ее совершенного конца?

Лонгстафф с видимой неохотой позволил уговорить себя и еще раз предупредил Горацио о необходимости держать весь план в строжайшей тайне.

Уже на следующий день Горацио со счастливым видом доложил:

- Чинь-со согласился! Он сказал, что через полтора месяца, самое большее через два, ящики с семенами будут доставлены на Гонконг, ваше превосходительство. Теперь для полного счастья мне не хватает лишь одного: чтобы Глессинга немедленно отослали домой. Я считаю, что Мэри просто потеряла голову. Жаль, что нельзя дать ей хотя бы год, чтобы она разобралась в своих чувствах и с абсолютной уверенностью могла сказать, что знает, что делает. Если бы я только мог избавить ее от его каждодневного влияния...

Лонгстафф снова усмехнулся, вспомнив об этой прозрачной попытке молодого человека завуалировать свою просьбу. Он причесался, открыл дверь каюты и вошел в свой кабинет. Порывшись в бумагах в сейфе, он отыскал письмо, которое Горацио перевел для него несколько недель назад. «Теперь в нем уже нет надобности», - сказал он вслух, разорвал бумагу, высунулся в окно, швырнул обрывки в море и проводил их взглядом, когда они поплыли по воде.

Возможно, Глессинга и в самом деле следует отослать домой. Девушка еще не достигла совершеннолетия, и Горацио очутился в очень трудном положении. Ну ладно, я еще подумаю об этом. После того, как семена отправятся в Индию.

Он увидел приближающийся баркас Струана. Тай-Пэн с хмурым видом сидел в середине. Его мрачное настроение напомнило Лонгстаффу о малярии. Дьявол меня забери, что же нам с ней делать, а? Она нарушает всю стратегию Гонконга, ну?

Струан смотрел в кормовые окна каюты и терпеливо ждал, когда Лонгстафф закончит говорить.

- Чес-с-слово, Дирк, у меня было такое чувство, будто Чинь-со заранее знал о нашем намерении потребовать у него шесть миллионов тэйлов. Выкуп был представлен незамедлительно. До последнего пенни. Наместник выразил глубочайшее сожаление по поводу грабежей и поджогов в поселении. Он сказал, что это были все те же проклятые анархисты - Триады. Им назначено тщательное и обширное расследование, и он надеется раздавить их раз и навсегда. Кажется, один из их лидеров попал к нему в руки. И уж если Чинь-со ничего не сможет от него добиться, значит этого вообще никто не сможет. Он пообещал немедленно сообщить мне имена всех Триад на Гонконге.

Струан отвернулся от окон и сел в глубокое кожаное кресло.

- Это очень хорошо, Уилл. Я бы сказал, что вы проделали выдающуюся работу. Выдающуюся.

Лонгстафф был очень доволен.

- Должен сказать, все действительно прошло по плану. О, кстати. Касательно той информации, которую вы прислали мне о пирате By Квоке. Я бы предпочел видеть вас во главе флотилии, но адмирал был непреклонен. Он сам возглавил экспедицию.

- Что ж, это его привилегия. Будем надеяться, он славно поработает сегодня ночью. Мне дышалось бы гораздо легче, если бы этот дьявол By Квок отправился на дно.

- Совершенно с вами согласен.

- Теперь все, что вам осталось сделать, это спасти Гонконг, Уилл. Только вам это под силу, - сказал Струан, моля Бога, чтобы ему и на этот раз удалось заставить Лонгстаффа принять тот план, который наконец созрел у него, ибо другого пути спасти их всех он просто не знал. - Я полагаю, вам следует отдать приказ о немедленном переселении из Счастливой Долины.

- Господи милосердный, Дирк, - воскликнул Лонгстафф, - если я это сделаю, то... ведь это же равносильно тому, чтобы оставить Гонконг!

- Куинз Таун заражен малярией. По крайней мере, ею заражена Счастливая Долина. Так что город должен быть оставлен.

Лонгстафф дрожащей рукой взял понюшку табаку.

- Я не могу сделать этого своим приказом. В этом случае я буду нести ответственность за все вложенные в город средства.

- Да. Вы приняли решение использовать эти шесть миллионов тэйлов на то, чтобы возместить убытки всем, кто их понесет.

- Боже милостивый. Я не могу пойти на это! - вырвалось у Лонгстаффа. - Серебро принадлежит Короне. Корона - только Корона - может указывать, куда оно должно быть направлено!

- Вы решили, что Гонконг представляет собой слишком большую ценность, чтобы вы могли рисковать им. А обстоятельства вынудили вас действовать быстро. Это будет жест, достойный губернатора.

- Я абсолютно не могу, Дирк! Ни под каким видом. Это невозможно!

Струан подошел к буфету и налил два бокала шерри.

- От этого зависит все ваше будущее.

- Да? В самом деле? Каким образом?

Струан протянул ему бокал.

- Ваша репутация при дворе напрямую связана с Гонконгом. Вся ваша политика в Азии - а это политика Короны в Азии - имеет своим центром Гонконг. И это справедливо. Не обеспечив безопасности Гонконга, губернатор не сможет именем Ее Величества управлять Азией как должно. Без города на острове нельзя говорить о такой безопасности ни для вас, ни для Короны. Счастливая Долина мертва. Значит, должен быть построен новый город, и быстро. - Струан сделал глоток шерри и задержал вино во рту, атакуя его. - Если вы безотлагательно возместите убытки всем, кто вел строительства, вы сразу же восстановите веру в себя. Вас поддержат все торговцы до единого - это очень пригодится вам в будущем. Не забывайте, Уилл, что многие из них, имеют большое влияние при дворе. Это будет великолепный жест, как раз достойный вас. К тому же, в любом случае, все возмещение убытков фактически оплачивается китайцами, а не Короной.

- Не понимаю.

- Не позже чем через три месяца вы будете у ворот Пекина - главнокомандующий непобедимой армадой. Экспедиция обойдется вам, скажем, в четыре миллиона. Добавьте еще шесть миллионов за разорение поселения. Итого десять миллионов. Но вы попросите четырнадцать миллионов, что будет только справедливой контрибуцией. Дополнительные четыре миллиона станут основой губернаторской казны Гонконга, которая, таким образом, станет одной из самых богатых колониальных сокровищниц империи. На самом же деле вместо четырнадцати миллионов вы потребуете двадцать: еще шесть возместят те шесть, которые вы - со свойственной вам дальновидностью - вложили в Гонконг от имени Короны. Не забывайте: не имея в тылу надежной базы, вы ни за что не посмеете предпринять наступление на север. Без Гонконга для Англии нет в Азии будущего. Без Гонконга нет будущего для вас. Вы сейчас определяете дальнейшую судьбу всей Британской империи, Уилл. Ни больше ни меньше!

Струан чувствовал, как разум Лонгстаффа мечется, лихорадочно прорабатывая все мыслимые последствия такого шага. Это было единственно возможное решение. Единственный способ, позволявший сохранить каждому свое лицо и спасти остров. И в тот момент, когда Струан увидел, как Лонгстафф открыл рот, чтобы заговорить, он быстро добавил:

- И последнее, Уилл. Вы тут же получите деньги назад, большую их часть.

- А?

- Вы немедленно проведете земельную распродажу. Торговаться за новые участки будут бешено. Куда пойдут эти деньги? В вашу правительственную казну. Вы выигрываете во всех случаях. Земля, которую вы продаете, не стоила вам ни гроша. Вы знаете, как отчаянно вам нужны деньги на управление колонией: тут и выплата жалования служащим и полиции, и строительство губернаторского дворца, дорог, зданий суда, кораблей для обслуживания гавани, и тысяча других проблем; а вы, разумеется, не можете прямо использовать на это полученный вами с Кантона выкуп. Я бы сказал, что это будет гениальный ход истинного государственного деятеля. Вам все равно придется принимать решение сейчас, потому что ждать полгода, пока депеша достигнет Англии и заведомо утвердительный ответ вернется обратно, для вас невозможно. Вы спасете Гонконг, и это ничего не будет вам стоить. Но прежде всего вы однозначно продемонстрируете Сергееву, что Англия намерена остаться в Азии навсегда. Я бы сказал, Уилл, что ваше умение одним ходом решать сразу столько проблем произведет впечатление на весь Кабинет. И, безусловно, на Ее Величество королеву. А за высокой оценкой, как правило, следуют высокие титулы.

Корабельный колокол пробил восемь склянок. Лонгстафф достал свои карманные часы. Они отставали, и он поставил стрелки на полдень, напряженно тем временем размышляя и пытаясь отыскать какой-нибудь изъян в логике Струана. Она безукоризненна, признал он наконец. У него закружилась голова, когда он вдруг осознал, что, не будь Тай-Пэна, он так ничего и не предпринял бы в отношении лихорадки. Просто держался бы подальше от долины, надеясь, что врачи найдут какой-нибудь способ бороться с болезнью. Он, как и все, был встревожен эпидемией, но считал, черт побери, более важным сначала выиграть войну с Кантоном.

Да. Изъяна нет. Черт, ты едва не упустил момент, открывающий самые блестящие перспективы. Разумеется, это превышение его письменных полномочий, но, с другой стороны, губернаторы и полномочные представители наделяются властью и сверх той, что доверена бумаге. Следовательно, такая поспешность будет расценена лишь как вынужденная мера. Мы не можем ждать до следующего года, чтобы утвердить волю Ее Величества среди язычников. Решительно не можем. И его замысел с чайными семенами чудесно вписывается в общую картину и говорит о дальновидности, превышающей даже дальновидность Тай-Пэна.

Лонгстафф почувствовал необоримое искушение тут же рассказать Струану о семенах. Но огромным усилием воли сумел справиться с ним.

- Думаю, вы правы. Я немедленно объявлю об этом.

- Почему бы вам не собрать у себя завтра всех тай-пэнов? Дайте им два дня на то, чтобы представить вашему казначею счета на землю и строительство. Назначьте новую распродажу земли через неделю. Это даст вам время, чтобы промерять все участки. Я полагаю, вы захотите видеть новый город рядом с Глессинг Пойнтом?

- Да. Именно так я и подумал. Это будет самое удачное место. В конце концов, его мы и рассматривали в свое время. - Лонгстафф поднялся, налил себе еще шерри, потом дернул шнур звонка. - Как всегда, я был рад выслушать ваш совет, Дирк. Вы, разумеется, останетесь отобедать.

- Боюсь, что мне лучше вернуться. Завтра с отливом Сара уезжает домой на «Махарадже Калькутты», и дел очень много.

- Ужасное несчастье. Я о Роббе и о вашей племяннице.

Дверь открылась.

- Да, сэр-р? - спросил дежурный офицер.

- Поинтересуйтесь у генерала, не присоединится ли он ко мне за обедом.

- Слушаюсь, сэр-р. Прошу прощения, сэр-р, но здесь миссис Квэнс, ожидает встречи с вами. И мистер Квэнс. Потом еще все эти вот, - он протянул Лонгстаффу длинный список имен, - которые прибыли с просьбой принять их. Сказать миссис Квэнс, что вы заняты?

- Нет. Лучше уж мне принять ее прямо сейчас. Пожалуйста, не уходите, Дирк. Боюсь, мне понадобится моральная поддержка.

В каюту вошла Морин Квэнс. Следом за ней появился Аристотель. Под его безжизненно потухшими глазами лежали черные тени. Теперь он был просто маленьким тусклым человечком. Даже одежда его выглядела неопрятной и какой-то серой.

- Доброе утро, миссис Квэнс, - произнес Лонгстафф.

- Да хранят вас святые угодники, ваше превосходительство, сегодня и впрямь чудный денек.

- Доброе утро, ваше превосходительство, - едва слышно произнес Аристотель, не поднимая глаз от пола.

- Добрый вам день, Тай-Пэн, - сказала Морин. - С благословенной помощью самого святого Патрика мы через несколько дней вернем вам по счету.

- Никакой спешки нет. Доброе утро, Аристотель.

Аристотель Квэнс медленно поднял голову и посмотрел на Тай-Пэна. Его глаза наполнились слезами, и он прочел на лице Струана сочувствие.

- Она сломала все мои кисти, Дирк, - с трудом выдавил он из себя, - Сегодня утром. Все до одной. И мои... она выбросила мои краски в море.

- Пора уж нам было прийти повидать вас, ваше превосходительство, - тяжело заговорила Морин. - Мистер Квэнс наконец-то решил отступиться от этой своей пустой мазни. Он хочет определиться на приличную работу. Вот о работе мы и пришли с вами поговорить, ваше превосходительство, - Она оглянулась на мужа, и на ее лице появилось усталое выражение. - Все что угодно. Лишь бы она была постоянной и приносила довольно денег. - Она повернулась к Лонгстаффу: - Может, какое-нибудь место клерка. Бедный мистер Квэнс не имеет в делах большого опыта.

- Это... э... вас устроит, Аристотель?

- Она сломала мои кисти, - безнадежно повторил Квэнс. - Это все, что у меня было... мои краски и кисти.

- Мы же обо всем договорились, дружок, не так ли, ну? Давеча еще клялись всем, что свято? А? Больше никаких картин. Приличная постоянная работа, исполнение своего святого долга перед семьей и никаких шалостей.

- Да, - убито сказал Квэнс.

- Я буду рад предложить вам место, мистер Квэнс, - вмешался Струан. - Мне как раз нужен клерк. Плата - пятнадцать шиллингов в неделю. Я добавлю к этому каюту на моем плавучем складе сроком на один год. После этого вы будете сами подыскивать себе жилье.

- Да охранят вас все святые, Тай-Пэн. Идет. Ну, поблагодари Тай-Пэна, - сказала Морин.

- Спасибо, Тай-Пэн.

- Будьте в конторе завтра в семь утра, Аристотель. И без опозданий.

- Он придет, Тай-Пэн, уж вы не беспокойтесь. Да пребудут с вами в эти тяжкие дни благословения святого Петра за то, что вы позаботились о несчастной жене и голодных детях. Добрый день вам обоим.

Они вышли. Лонгстафф плеснул себе глоток бренди.

- Боже милостивый. Я глазам своим не верю. Бедный, бедный Аристотель. Вы в самом деле намерены превратить Аристотеля Квэнса в клерка?

- Да. Уж лучше я, чем кто-то другой. У меня не хватает людей в конторе. - Струан надел шляпу, очень довольный собой. - Я не из тех, кто станет встревать между мужем и женой. Но любая женщина, которая способна сделать такое со стариной Аристотелем, называться женой не имеет права, клянусь Богом!

Лонгстафф вдруг улыбнулся и сказал:

- Я отряжу линейный корабль, если это поможет. Все, чем располагает правительство Ее Величества, к вашим услугам.

Струан заторопился на берег. На Куинз Роуд он подозвал закрытый паланкин и объяснил кули, куда его доставить.

- Ждать, ясно? - сказал он, когда его доставили в указанное место.

- Ясна, масса.

Он прошел мимо ошеломленного привратника в гостиную дома. Комната была вся убрана коврами - большие удобные диваны, портьеры из вощеного ситца, зеркала, всюду изящные безделушки. За его спиной послышался шелест платья и звук приближающихся шагов. Сквозь занавес из бус в гостиную вошла маленькая седая леди в аккуратном, туго накрахмаленном платье. У нее были большие глаза и очки на носу.

- Приветствую вас, миссис Фортерингилл, - вежливо произнес Струан.

- А-а, Тай-Пэн, я рада вас видеть, - сказала она. - Господи, вот уже столько лет мы были лишены удовольствия принимать вас у себя. Сейчас несколько рановато для посетителей, но юные леди как раз готовятся к их встрече. - Она улыбнулась, обнажив слегка пожелтевшие вставные зубы.

- Э-э... видите ли, миссис Фортерингилл...

- Я все понимаю, Тай-Пэн, - кивнула она с серьезным видом. - В жизни каждого мужчины наступает момент, когда он...

- Речь пойдет о моем друге.

- Не тревожьтесь, Тай-Пэн, в этом заведении умеют держать язык за зубами. Вам не о чем беспокоиться. Соблаговолите подождать одно мгновение. - Она торопливо поднялась и громко крикнула: - Девушки!

- Сядьте и выслушайте меня! Это касается Аристотеля!

- О! Бедный попрошайка, вот уж кому теперь не позавидуешь.

Струан объяснил ей, что ему от нее нужно, и сбежавшиеся на зов хозяйки девушки разочарованным взглядом проводили его до двери.

Едва он переступил порог своего дома, как Мэй-мэй напустилась на него:

- Почему это ты ходишь к шлюхам, хейа?

Струан вздохнул и рассказал ей все...

- Ты думаешь, я этому поверю, хейа? - Ее глаза метали молнии.

- Да. Так будет лучше для тебя же.

- Я верю тебе, Тай-Пэн, - тут же выпалила она.

- Тогда перестань изображать передо мной огнедышащего дракона! - Он прошел в свою комнату.

- Хорошо, - сказала Мэй-мэй, входя за ним следом и закрывая за собой дверь. - Сейчас мы увидим, Говорил ли ты правду. Мы незамедленно займемся любовью. Я безумно желаю тебя, Тай-Пэн.

- Благодарю тебя, но у меня дела, - ответил Струан, с трудом удерживаясь от того, чтобы не расхохотаться.

- Ай-йа на твои дела, - сказала она и начала расстегивать пуговицы на своей золотистой пижаме. - Мы делаем немедленную любовь. Я скоро буду видеть, если какая-нибудь сладкоречивая шлюха забрала твою силу, клянусь Богом. И тогда твоя старая Мать разберется с тобой, клянусь Богом.

- У тебя, кстати, тоже есть дела, - заметил Струан.

- У меня очень много дел. - Ее шелковые штаны соскользнули на пол, и она выступила из них. Ее серьги позвякивали, как колокольчики. - И тебе лучше заняться делом очень сильно быстро.

Он разглядывал ее и следил при этом, чтобы переполнявшее его счастье не вырвалось наружу. Ее живот чуть-чуть, и очень красиво, округлился после четырех месяцев, что она носила его ребенка. Быстрым движением он обнял ее и впился поцелуем в губы. Потом бережно положил на кровать и лег сверху, немного придавив ее своим весом.

- Будь осторожен, Тай-Пэн, - выдохнула она. - Я ведь не одна из твоих грудастых толсторебрых варварских великаншев! Поцелуи ничего не доказывают. Снимай одежды, тогда увидим все по правде!

Он поцеловал ее снова, и она сказала уже другим голосом:

- Ну, снимай же.

Он приподнялся на локтях и посмотрел на нее сверху вниз, потом потерся носом о ее нос, положив конец игре.

- Сейчас не время. Мне скоро отправляться на вечер, посвященный помолвке, а ты начинай укладывать вещи.

- Укладывать вещи зачем? - спросила она.

- Ты переезжаешь на «Отдыхающее Облако».

- Почему?

- Наш фен шуй здесь никуда не годится, девочка.

- О, как хорошо, как ужасно замечательно хорошо! - Она восторженно обняла его. - В самом деле уезжать отсюда? Навсегда?

- Да.

Она поцеловала его, быстро выскользнула из-под его рук и начала одеваться.

- А я-то думал, ты действительно хотела заняться любовью, - заметил он.

- Ха! Кому нужно такое доказательство? Я слишком много тебя знаю. Даже если у тебя была шлюха час назад, ты такой бык, что сумеешь притвориться и обмануть свою бедную старую Мать. - Она рассмеялась и снова обхватила его руками за шею. - О, как хорошо, что мы покидаем плохой фен шуй. Я уложусь быстро-быстро.

Она подбежала к двери и пронзительно крикнула: «А Сам-м-ма!» Тут же появилась встревоженная А Сам, следом за ней Лим Дин, и на них обрушился целый водопад криков, вперемешку с громким тараторением. Когда водопад иссяк, А Сам и Лим Дин шумно заторопились прочь, взывая к богам в сильнейшем возбуждении Мэй-мэй вернулась в комнату, села на кровать и принялась обмахиваться веером.

- Я уже укладываюсь, - радостно объявила она. - Теперь я помогу тебе одеться.

- Спасибо, но я пока в состоянии сам справиться с этим.

- Тогда я буду смотреть. И потру тебе спину. Ванна готова. Я так чудесно рада, что ты решил уехать. - Она продолжала жизнерадостно щебетать, не умолкая ни на минуту, пока он переодевался. Он принял ванну, и она крикнула слугам, чтобы те подали для него горячие полотенца, а когда их принесли, насухо вытерла ему спину. И все это время она думала о том, была у него девушка или нет после того, как он договорился обо всем для того маленького смешного художника, который так замечательно написал ее портрет. Хотя мне все равно, говорила она себе, с силой растирая его. Просто он не должен посещать такие места. Решительно нет. Очень плохо для его лица. И очень плохо для моего. Очень плохо. Скоро эти мерзкие паршивые слуги начнут шептать по всем углам, что я не могу как следует заботиться о своем мужчине. О боги, защитите меня от грязных сплетен, а его от грязных красоток всех видов.

Солнце уже садилось, когда она, А Сам и Лим Дин были наконец готовы. Драматизм и возбуждение большого переезда оставили их всех совершенно без сил Несколько носильщиков унесли тюки, сундуки и сумки. Другие терпеливо ждали около закрытого паланкина, который должен был доставить ее на катер.

Мэй-мэй закуталась в густую вуаль. Она задержалась на мгновение в воротах сада вместе со Струаном и оглянулась на свой первый дом на Гонконге. Если бы не плохой фен шуй - и не лихорадка, которая была частью этого фен шуя, - ей было бы горько уезжать отсюда.

Вечер был приятным. Несколько комаров, тонко звеня, кружились вокруг них Один сел ей на щиколотку, но она этого не заметила.

Комар жадно потыкался хоботком, замер и через несколько секунд улетел с раздувшимся брюшком.

Струан вошел в главную каюту «Белой Ведьмы». Броки ожидали его в полном сборе, не было только Лиллибет, которую уже отослали спать. Кулум стоял рядом с Тесс.

- Добрый вечер, - приветствовал всех Струан. - Сара шлет свои извинения. Она неважно себя чувствует.

- Добро пожаловать на борт, - ответил Брок. Голос его звучал грубо и встревоженно. Лицо хмурилось от тяжелых раздумий.

- Вот тебе раз, - со смехом заметил Струан - Не так стоило бы начинать счастливое торжество.

- Торжество тут ни при чем, клянусь Богом, как тебе хорошо известно. Мы все превращаемся в банкротов - по крайней мере, несем огромные убытки из-за этой растреклятой малярии.

- Верно, - кивнул Струан. Он с улыбкой посмотрел на Кулума и Тесс и, заметив их беспокойство, решил не откладывая сообщить все хорошие новости. - Я слышал, Лонгстафф собирается отдать приказ о том, чтобы оставить Куинз Таун, - как бы между делом произнес он.

- Клянусь кровью Христовой! - взорвался Горт. - Мы не можем оставить город. Мы вложили слишком много денег в землю и строительство. Мы не можем все это бросить. Если бы вы, черт возьми, не выбрали тогда эту проклятую долину, мы бы не...

- Придержи язык, - оборвал его Брок. Он повернулся к Струану: - Ты, как есть, теряешь больше нашего, клянусь Богом, и при этом стоишь улыбаешься. С чего бы это?

- Отец, - вмешалась Тесс, в ужасе от того, что застарелая злоба испортит им вечер и помешает осуществиться их с Кулумом невероятному счастью, - может быть, мы наполним бокалы? Шампанское уже совсем холодное.

- Да-да, конечно, Тесс, милая, - сказал Брок. - Но разве ты не понимаешь, что говорит Дирк? Получается, что мы теряем чудовищную сумму. Наличными. Если нам придется уехать из долины, наше будущее черно, как адское варево. И его тоже, клянусь Богом.

- Будущее «Благородного Дома» бело, как меловые утесы Дувра, - спокойно изрек Струан. - Причем ваше тоже. Лонгстафф возместит всем нам те деньги, которые мы вложили в Счастливую Долину. Каждый пенни. Наличными.

- Это невозможно! - воскликнул Брок.

- Это ложь, клянусь Богом! - рявкнул Горт.

Струан повернулся к нему:

- Маленький совет, Горт. Не называй меня лжецом больше одного раза.

Потом он рассказал им о намерениях Лонгстаффа.

Кулум был безмерно поражен красотой этого плана. Хотя его отец ни словом не обмолвился о том, что это он повлиял на решение Лонгстаффа, он прекрасно видел, что только Тай-Пэн мог бы так тонко и с таким блеском все устроить. Он вспомнил свою первую встречу с Лонгстаффом и то, как отец манипулировал этим человеком, точно куклой. Вера Кулума в себя была поколеблена. Он вдруг понял, что не все, из того, что он слышал от Горта, до конца справедливо: сам он никогда не смог бы управлять Лонгстаффом так, как это удавалось его отцу - чтобы спасти их всех в следующий раз.

- Это почти что чудо, - сказал он, сжав руку Тесс.

- Клянусь всеми святыми, Тай-Пэн, - заговорил Горт, - я беру свои слова обратно. Приношу свои извинения - это вырвалось у меня против воли. Да, здорово придумано, ничего не скажешь.

- Дирк, - начал Брок с угрюмым добродушием, - я буду рад - прямо очень рад - породниться с тобой. Ты спас всех нас, и это чистая правда.

- Я тут совершенно ни при чем. Это была идея Лонгстаффа.

- Ну, конечно, - сардонически усмехнулся Брок. - Что ж, дай ему Бог ума и впредь. Лиза, выпивку, клянусь Богом. Дирк, ты дал нам сегодня огромный повод для торжества. Благодаря тебе вечер удался, клянусь Богом. Так давайте пить и веселиться. - Он взял бокал шампанского и, когда все присоединились к нему, поднял его для госта: - За Тесс и Кулума, и пусть у них всегда будут спокойное море и тихая гавань до конца дней.

Все выпили. Потом Брок пожал руку Кулуму, а Струан обнял Тесс, и в каюте воцарилась дружба.

Но лишь на время. Каждый понимал это. Однако на сегодня все приготовились забыть о старой вражде. Только Тесс и Кулум чувствовали полное умиротворение.

Сели ужинать. Платье Тесс выгодно подчеркивало ее расцветающую фигуру, и Кулум едва не терял рассудок от обожания. Вина не жалели, смех стал громче, тосты следовали один за другим. В минуту затишья Струан достал из кармана жесткий конверт и протянул его Кулуму.

- Маленький подарок вам обоим.

- Что это? - спросил Кулум. Он открыл конверт. Тесс вытянула шею, чтобы посмотреть вместе с ним. Внутри оказались несколько сложенных бумаг, одна была плотно исписана китайскими иероглифами.

- Это купчая на кое-какую землю под самым Глессинг Пойнтом.

- Но ведь земля там еще не продавалась, - подозрительно сощурился Брок.

- Его превосходительство утвердил некоторые бумаги китайцев из здешней деревни, которые владели землей до того, как Гонконг отошел к нам. Это одна из них. Кулум, ты и Тесс теперь совместно владеете акром земли. Вид оттуда превосходный. Да, и вместе с купчей вы получаете достаточно строительных материалов на дом с семью спальнями, садом и летним флигелем.

- О, Тай-Пэн, - воскликнула Тесс, одаряя его лучезарной улыбкой, - спасибо вам! Спасибо!

- Наша собственная земля? И наш собственный дом? Ты действительно серьезно? - спрашивал Кулум, потрясенный щедростью и великодушием отца.

- Да, парень. Я подумал, что вам, наверное, захочется начать строить его безотлагательно. Я договорился для вас о встрече с архитектором завтра в полдень. Чтобы он мог приступить к планам.

- Завтра мы все уезжаем в Макао, - резко произнес Горт.

- Но, Горт, ты же не станешь возражать против того, чтобы задержаться на день-два, правда? - сказал Кулум. - В конце концов, все это очень важно для нас...

- О, очень, - поддакнула Тесс.

-...и теперь, когда проблема Куинз Тауна решена и предстоит еще одна земельная распродажа... - Он замолчал и возбужденно повернулся к своей невесте: - Суза - лучший архитектор на Востоке.

- Мне думается, наш Ремедиос будет получше, - сказал Брок, злясь на себя за то, что мысль дать им построить свой собственный дом не пришла ему в голову. В качестве свадебного подарка он намеревался предоставить им один из домов компании в Макао, подальше от Струана и его влияния.

- О да, он очень хорош, мистер Брок, - быстро сказал Кулум, почувствовав его ревность. - Если Суза нас не удовлетворит, тогда мы, возможно, обратимся к нему. - Он повернулся к Тесс: - Ты согласна? - и к Струану: - Я бесконечно тебе благодарен.

- Не стоит благодарности, Кулум. Молодым людям нужно хорошее начало в жизни и дом, принадлежащий им одним. - Струан был в восторге от того, что ему удалось разозлить Горта и Брока.

- Да, - удовлетворенно подтвердила его слова Лиза. - Бог ты мой, это сущая правда.

Брок взял купчую и принялся внимательно ее рассматривать.

- А ты уверен, что тут все, как положено? - спросил он. - Вид-то у нее больно необычный.

- Уверен. Лонгстафф подтвердил их законную силу. Официально. Его печать стоит на последней странице.

Брок задумчиво посмотрел на Горта, его кустистые брови слились на жестком обветренном лице в одну толстую черную поперечину.

- Я так думаю, стоит нам выяснить, что это за такие туземные купчие.

- Да, - кивнул Горт. Он в упор взглянул на Струана: - Только, сдается мне, Па, на продажу там уже ни одной не осталось.

- Думаю, найдутся и другие, Горт, - небрежно ответил Струан, - если ты готов хорошенько поискать. Кстати, Тайлер, как только будут промеряны новые участки, нам, возможно, стоит обсудить наши позиции.

- Я подумал о том же. Все, как и раньше, Дирк. Только в этот раз ты выбираешь первым. - Он передал документ Тесс, которая бережно разгладила его.

- Кулум, ты по-прежнему заместитель секретаря колонии?

- Думаю, да. - Кулум рассмеялся. - Хотя моих обязанностей никто не определял. А почему вы вдруг спросили?

- Так, ничего.

Струан допил свое вино и решил, что подходящий момент настал.

- Теперь, когда мы оставляем Счастливую Долину и эта проблема решена, а новый город будет возводиться за счет Короны, будущее Гонконга обеспечено.

- Да, - согласился Брок, к которому понемногу возвращалось хорошее настроение. - Теперь Корона рискует своими денежками наравне с нами.

- Поэтому, я думаю, больше нет нужды откладывать этот брак. Я предлагаю, чтобы Тесс и Кулум обвенчались уже в следующем месяце.

Его слова были встречены мертвым молчанием.

Время словно остановилось для каждого из собравшихся за столом. В голове Кулума одна за другой проносились мысли: что скрывается за этой улыбкой Горта, которая так плохо у него получилась, и почему Тай-Пэн выбрал именно следующий месяц, и - о Боже, пусть это будет следующий месяц..

Горт понимал, что следующий месяц лишит его власти над Кулумом и что этого, черт побери, не должно случиться. Что бы ни сказал Па, поклялся он, скорому браку не бывать. На следующий год - может быть. Да, может быть. Что же задумал этот дьявол?

Брок тоже пытался разгадать подлинную цель этого предложения Струана - поскольку такая цель обязательно есть, и она не сулит ничего хорошего ни ему, ни Горту. Его первым порывом было отсрочить бракосочетание; это ему подсказывал его инстинкт. Но он, - как и Струан, - поклялся перед Богом, что даст молодым безопасную гавань, а он знал, что эта клятва связывает Струана так же, как и его самого.

- Мы могли бы объявить о предстоящем браке в следующее воскресенье, - сказал Струан, чтобы разрядить напряженность. - Думаю, следующее воскресенье подойдет как нельзя лучше. - Он улыбнулся Тесс: - А, девочка?

- О да. Да, - сказала она и взяла Кулума за руку.

- Нет, - сказал Брок.

- Это слишком быстро, - вставил Горт.

- Почему? - спросил Кулум.

- Я просто думал о тебе, Кулум, - примирительно ответил Горт, - и о твоем дяде, о твоей печальной утрате. Это была бы неприличная поспешность, прямо очень неприличная.

- Лиза, милая, - хрипло проговорил Брок, - ты и Тесс, пойдите-ка погуляйте. Мы присоединимся к вам после портвейна. - Тесс обняла его за шею, прошептала: «О, пожалуйста, папочка», и четверо мужчин остались одни.

Брок тяжело поднялся и откупорил бутылку портвейна. Разлив вино по бокалам, он передал их гостям и сыну.

Струан сделал глоток и удовлетворенно кивнул:

- Очень хороший портвейн, Тайлер.

- Урожай тридцать первого года.

- Прекрасный год для портвейна.

Опять наступило молчание.

- Не будет ли неудобно отложить ваш отъезд на несколько дней, мистер Брок? - неуверенно спросил Кулум. - Я хочу сказать, если это невозможно, то... но я, конечно, очень бы хотел, чтобы Тесс посмотрела участок и встретилась с архитектором.

- С этим переселением, земельной распродажей и всем остальным мы теперь никуда не поедем, - сказал Брок. - По крайней мере, - добавил он, - не поедем мы с Гортом. Лизе, Тесс и Лиллибет нужно ехать, и как можно скорее. В это время года лучше Макао места для здоровья не найти. Да там и попрохладнее. Не так ли, Дирк?

- Да. В Макао сейчас славно. - Струан закурил сигару. - Я слышал, на следующую неделю назначено расследование того случая с великим князем. - Он испытующе посмотрел на Горта.

- Это был плохой йосс, - сказал Брок.

- Да уж, - эхом откликнулся Горт. - Палили со всех сторон без остановки.

- Все так, - кивнул Струан. - Кстати, сразу после того, как его подстрелили, кто-то убил вожака толпы рядом с нами.

- Это сделал я, - сказал Брок.

- Спасибо, Тайлер, - поблагодарил его Струан. - Ты тоже дрался, Горт.

- Я был на носу, выводил лорку.

- Верно, - подтвердил Брок. Он попытался вспомнить, не видел ли он, чтобы кто-то стрелял. Но вспомнил лишь, как отослал Горта на нос. - Плохой йосс. Толпа есть толпа, дело страшное; в такое время кто знает, что может случиться.

- Да, - опять кивнул Струан. Он понял для себя, что, если пуля и была направлена, то направила ее рука Горта. Не Брока. - Видно, один из тех случаев.

Ветер снаружи слегка упал, и масляные лампы, свисавшие с поперечной балки, мягко качнулись, когда крен корабля уменьшился. Моряки - Горт, Брок и Струан - тут же насторожились. Брок открыл окошко и потянул носом воздух. Горт начал всматриваться в море через окна в корме, а Струан прислушался к внутреннему голосу самого корабля.

- Пустое, - сказал Брок. - Ветер переменился на несколько градусов, только и всего.

Струан вышел в коридор, где висел барометр. Прибор показывал 29,8. Давление за последние недели изменилось едва на десятую долю дюйма.

- Давление что-то на редкость устойчиво, - заметил он, вернувшись в каюту.

- Да, - ответил Брок. - Только скоро оно перестанет быть устойчивым, и тогда мы начнем задраивать люки. Я вижу, ты уже установил штормовые буи на глубоководье у своего причала.

- Да. - Струан налил себе еще портвейна и предложил бутылку Горту. - Не хочешь ли еще?

- Благодарствуйте, - ответил Горт.

- Ты чуешь приближение шторма, Дирк?

- Нет, Тайлер. Но я люблю, когда буи стоят наготове - так, на всякий случай. Глессинг, впрочем, тоже приказал расставить их для всего флота.

- Это ты ему посоветовал?

- Да.

- До меня дошли слухи, что он женится на сестре молодого Синклера.

- Похоже, мысли о браке теперь вообще носятся в воздухе.

- Я думаю, они будут очень счастливы вместе, - сказал Кулум. - Джордж боготворит ее.

- Круто придется Горацио, - заметил Горт, - что она оставляет его вот так, к слову сказать, неожиданно. У него, кроме нее, и родных-то никого нет. И она еще такая молодая, несовершеннолетняя даже.

- Сколько ей? - спросил Кулум.

- Девятнадцать, - ответил Струан.

Напряженность в каюте опять усилилась.

- Тесс очень молода, - сказал Кулум с болью в голосе. - Я бы ни в коем случае не хотел повредить ей. Даже если... ну, можно ли нам... что вы думаете, мистер Брок? О нашем браке? На следующий месяц? То, что будет лучше всего для Тесс, будет правильно и для меня.

- Она действительно еще очень молода, парень, - произнес Брок, уже слегка захмелевший, - но я рад, что ты сказал то, что сказал.

- Несколько месяцев не покажутся тебе концом света, а, Кулум? - Горт старался, чтобы его голос звучал ровно и доброжелательно. - До будущего года осталось едва полгода.

- До января семь месяцев, Горт, - нетерпеливо возразил Кулум.

- Я тут ничего не решаю. Что хорошо для вас двоих, хорошо и для меня. - Горт осушил свой бокал и налил себе еще. - Что ты скажешь, Па? - обратился он к отцу, нарочно подставляя его под удар.

- Я подумаю над этим, - сказал Брок, пристально разглядывая свой бокал. - Она еще очень молода. Спешить в таких делах не подобает. Вы знаете друг друга всего три месяца и...

- Но я люблю ее, мистер Брок, - настаивал Кулум. - Три месяца или три года ничего в этом не изменят.

- Я знаю, парень, - сказал Брок не без теплоты в голосе. Он вспомнил, как радость расцвела на лице Тесс, когда он сообщил ей, что дает свое благословение на ее брак с Кулумом. - Я просто желаю тебе добра, и ей тоже. Мне нужно время, чтобы подумать. - Сообразить, что у тебя на уме, Дирк, сказал он себе.

- По-моему, это было бы очень хорошо и для них, и для нас. - Струан чувствовал теплоту, исходившую от Кулума. - Тесс молода, это правда. Но и Лиза тоже была молода, и мать Кулума. Сейчас мода на ранние браки. Деньги у них есть. Им обеспечено богатое будущее. Если йосс не подведет. Вот я и говорю, что это было бы хорошо.

Брок потер лоб тыльной стороной ладони.

- Я подумаю. И тогда скажу тебе, Кулум. Это неожиданное предложение, вот почему мне нужно время.

Кулум улыбнулся, тронутый искренностью, звучавшей в голосе Брока. В первый раз он почувствовал к нему доверие и симпатию.

- Конечно, конечно, - сказал он.

- Сколько, ты думаешь, времени тебе понадобится, Тайлер? - упрямо спросил Струан. Он видел, что Кулум смягчается перед их притворным добродушием, и чувствовал, что, настаивая, сумеет показать их ему в истинном свете. - Не след нам держать молодежь, как рыбок на крючке, да и о многом надо подумать заранее. Мы должны устроить самую роскошную свадьбу, какую только видели в Азии.

- Как мне помнится, - резко ответил Брок, - свадьбу устраивает отец невесты. И я в этом вполне компетентен и сам знаю, что правильно, а что нет. - Брок понимал, что Струан загнал его в угол и теперь играет с ним как кошка с мышкой. - Поэтому всеми приготовлениями будем заниматься мы сами.

- Конечно, - кивнул Струан. - Так когда ты дашь Кулуму ответ?

- Скоро. - Брок поднялся. - Пойдемте-ка к дамам.

- Как скоро, Тайлер?

- Эй, вы же слышали, что сказал Па, - запальчиво произнес Горт. - Зачем еще теребить его, а?

Но Струан не обратил на него ни малейшего внимания и продолжал в упор смотреть на Тайлера.

Кулум испугался, что дело может кончиться дракой, и тогда Брок передумает, и свадьбы вообще не будет. В то же время ему хотелось знать, сколько ему придется ждать, и он был рад, что Струан не оставляет Брока в покое.

- Прошу тебя, - взмолился он, обращаясь к отцу. - Я уверен, мистер Брок не станет… он внимательно все обдумает. Давай пока оставим это.

- То, чего хочешь ты, Кулум, это твое личное дело! - вскипел Струан в притворном гневе. - Но я хочу получить ответ теперь же. Я хочу знать, в чем дело: тебя либо используют, либо играют с тобой в кошки-мышки, клянусь Богом.

- Это ужасно, что ты так говоришь, - отшатнулся Кулум.

- Да. Но с тобой я на данный момент закончил, так что прикуси язык. - Струан круто повернулся к Броку, зная, что доставил этой отповедью большое удовольствие и ему, и Горту. - Так сколько требуется времени, Тайлер?

- Неделя. Неделя - ни больше, ни меньше. - Брок опять посмотрел на Кулума, и опять голос его потеплел. - Нет ничего страшного в том, чтобы узнать срок, парень, и не беда, если ты спрашиваешь ответа как мужчина мужчину. Это правильно. Неделя, Дирк. Это удовлетворит твою растреклятую неучтивость?

- Да. Спасибо, Тайлер. - Струан подошел к двери и широко распахнул ее, пропуская Брока вперед.

- После тебя, Дирк.

Вернувшись в спокойную, безопасную тишину своей каюты на «Отдыхающем Облаке», Струан рассказал Мэй-мэй обо всем, что произошло.

Она слушала его внимательно, не скрывая своего восторга.

- О, хорошо, Тай-Пэн. Очень хорошо.

Он снял сюртук, который она тут же приняла у него, чтобы повесить в шкаф. При этом движении из широкого рукава ее платья выпал свиток. Струан поднял его и развернул.

Это была изящная китайская акварель, испещренная многочисленными иероглифами. Она изображала морской пейзаж с крошечной фигуркой мужчины, склонившегося в низком поклоне перед женщиной, у подножья высоких, окутанных туманом гор. От скалистого берега отплывал сампан.

- Откуда это здесь взялось?

- А Сам принесла из Тай Пинь Шана, - ответила Мэй-мэй.

- Красиво, - сказал он.

- Да, - спокойно согласилась Мэй-мэй. Она вновь испытала благоговение перед удивительной утонченностью дедушки Дзин-куа. Он прислал свиток одному из своих помощников в Тай Пинь Шане, у которого Мэй-мэй время от времени покупала нефрит. А Сам приняла его, ничего не подозревая, как самый обычный подарок для своей госпожи.

И хотя Мэй-мэй была уверена, что А Сам и Лим Дин рассмотрели картину и иероглифы очень внимательно, она знала, что им никогда не прочесть тайного послания, которое там содержалось. Оно было слишком хорошо спрятано. Даже на личной фамильной печати ее дедушки была искусно оттиснута другая печать. И стихотворение - «Шесть гнезд улыбаются, глядя на парящих орлов, Восход солнца отсвечивает Зеленым Огнем, И стрела возвещает появление птенцов надежды» - было таким простым и прекрасным. Действительно, кто, кроме нее, мог бы догадаться, что он благодарит ее за сообщение о шести миллионах выкупа, что «Зеленый Огонь» - это «Тай-Пэн», и что он намерен послать ей вестника, которого она опознает по стреле, предъявленной им в той или иной форме, и который сделает для нее все, что только возможно.

- Что означают эти иероглифы? - спросил Дирк Струан.

- Трудно пересказать, Тай-Пэн. Я не знаю всех слов, но тут говорится: «Шесть птичьих домиков улыбаются огромным птицам, плавающим наверху, зеленый огонь виден в поднимающемся солнце, стрела приносит... - она наморщила лоб, подыскивая нужное английское слово, - ...приносит маленьких птичек надежды».

- Это же бессмыслица, клянусь Богом, - Струан рассмеялся.

Она счастливо вздохнула.

- Я обожаю тебя, Тай-Пэн.

- Я обожаю тебя, Мэй-мэй.

- В этот следующий раз, когда мы будем строить наш дом, первым делом, пожалуйста, пригласи джентльмена по фен шуй, хорошо?

Глава 5

На рассвете Струан отправился на борт «Махараджи Калькутты», торгового судна, на котором Сара возвращалась домой. Корабль принадлежал Ост-Индской Компании. Он должен был отплыть через три часа, когда начнется отлив, и команда занималась последними приготовлениями.

Струан спустился вниз и постучал в дверь каюты, которую занимала Сара.

- Войдите, - услышал он ее голос.

- Доброе утро, Сара. - Он закрыл дверь за собой. Каюта была большой и удобной. Кругом в беспорядке валялись игрушки, одежда, сумки, туфли. Полусонный Локлин жалобно попискивал в своей крошечной кроватке у окна.

- Ты все собрала, Сара?

- Да.

Он достал из кармана конверт.

- Здесь вексель на предъявителя на пять тысяч гиней. Ты будешь получать такой же каждые два месяца.

- Ты очень щедр.

- Это твои деньги - по крайней мере, это деньги Робба, мне они не принадлежат. - Он положил конверт на дубовый стол. - Я лишь выполняю его посмертную волю. Я написал здесь об открытии траст-фонда, как он хотел; в скором времени ты получишь все необходимые бумаги. Я также попросил отца встретить твой корабль. Не хотела бы ты пожить в моем доме в Глазго, пока не подыщешь дом себе по вкусу?

- Твоего мне ничего не нужно.

- Я написал нашим банкирам, чтобы они принимали векселя за твоей подписью - опять же, в соответствии с распоряжениями Робба - на сумму до пяти тысяч гиней в год сверх твоего содержания. Ты должна понимать, что ты богатая наследница, и я считаю своим долгом напомнить тебе об осторожности: найдется немало таких, кто постарается украсть твое богатство. Ты молода, у тебя впереди целая жизнь...

- Мне не нужны твои советы, Дирк, - сказала Сара, впиваясь в него ненавидящим взглядом. - Что касается того, чтобы получить причитающуюся мне долю, я сама о себе позабочусь. Всегда заботилась. А что до моей молодости, так я заглянула в зеркало. Я стара и безобразна. Я это знаю, и ты это знаешь. Моя жизнь кончена! А ты прекрасно устроился на своем проклятом заборе и забавляешься, двигая фигурками внизу: мужчины против мужчин, женщины против женщин. Ты рад, что Рональда мертва - она с лихвой отслужила свое. И ее смерть чудесно расчистила дорогу для следующей. Кто это будет? Шевон? Мэри Синклер? Дочь герцога, быть может? Ты всегда метил высоко. Но, кто бы она ни была, она будет молода и богата, и ты высосешь из нее все соки, как и изо всех остальных. Ты пьешь кровь у каждого, кто рядом с тобой, и ничего не даешь взамен. Будь же ты проклят перед Господом, который видит нас сейчас, и я молю Его, чтобы Он позволил мне пережить тебя и плюнуть на твою могилу.

Малыш в кроватке громко заплакал, но ни Сара, ни Струан не слышали этого плача, глядя в глаза друг другу.

- Ты забыла одну истину, Сара. Все твое озлобление происходит от мысли, что ты выбрала не того из двух братьев. И ты превратила жизнь Робба в ад по этой причине.

Струан распахнул дверь и вышел.

- Я ненавижу твою истину, - крикнула Сара в пустоту, сомкнувшуюся вокруг нее.

Струан оцепенело сидел за своим рабочим столом в кабинете фактории. Он злился на Сару, но в глубине души понимал ее, и ее проклятье мучило его.

- Неужели я действительно пью чужую кровь? - невольно произнес он вслух. Он поднял глаза на портрет Мэй-мэй. - Да, наверное, так оно и есть. А должно быть иначе? Но разве они не питаются мной? Все время? Так кто же из нас неправ, Мэй-мэй? Кто прав?

Он вспомнил об Аристотеле Квэнсе.

- Варгаш!

- Да, сеньор.

- Как идут дела у мистера Квэнса?

- Все это так печально, сеньор. Так печально.

- Пожалуйста, пришлите его сюда.

Спустя минуту-другую Квэнс появился в дверях.

- Входи, Аристотель, - пригласил его Струан. - И закрой за собой дверь.

Квэнс послушно выполнил все, что ему приказали, потом подошел и встал напротив стола с несчастным видом.

Струан быстро заговорил:

- Аристотель, времени у тебя в обрез. Незаметно выберись из фактории и спускайся к причалу. Там тебя ждет сампан. «Махараджа Калькутты» отплывает через несколько минут, ты догонишь его и поднимешься на борт.

- Что вы сказали, Тай-Пэн?

- Помощь на подходе, приятель. Обставь попышнее свое вступление на корабль. Пока будете выходить из гавани, кричи и размахивай руками. Пусть все узнают, что ты на борту.

- Да благословит тебя Господь, Тай-Пэн. - В глазах старика опять засверкали знакомые искорки. - Но я не хочу уезжать из Азии. Я не могу уехать.

- В сампане ты найдешь одежду кули. Выйдя из гавани, ты сможешь тайком пробраться на лорку шкипера. Я подкупил команду, но не самого шкипера, так что ему на глаза не попадайся.

- О, великие сфероиды Божественного огня! - Квэнс словно подрос на несколько дюймов. - Но... но где мне спрятаться? В Тай Пинь Шане?

- Тебя ждут у миссис Фортерингилл. Я договорился о двухмесячном пансионе. Но запомни, деньги, которые я выложил, останутся за тобой, клянусь Богом!

Квэнс восторженно обнял Дирка Струана и испустил счастливый вопль, который Струан тут же резко оборвал:

- Кровь господня, будь осторожен. Если Морин хоть что-нибудь заподозрит, она превратит нашу жизнь в нескончаемое страдание и никогда не уедет.

- Совершенно справедливо, - согласился Квэнс хриплым шепотом и бросился к двери, но вдруг он остановился: - Деньги! Мне понадобятся деньги. Ты не мог бы предоставить мне небольшую ссуду, Тай-Пэн?

Струан уже держал в руке объемистый кошелек с золотом.

- Здесь сто гиней. Я включу их в твой счет.

Кошелек исчез в кармане Квэнса. Аристотель еще раз обнял Струана и послал воздушный поцелуй портрету над камином.

- Десять портретов несравненнейшей Мэй-мэй. На десять гиней ниже моей обычной цены, клянусь Богом. О, бессмертный Квэнс, я обожаю тебя. Свободен! Свободен, клянусь Богом!

Он два раза взбрыкнул ногами, изображая канкан, бросился в раскрытую дверь и исчез.

Мэй-мэй рассматривала нефритовый браслет. Она поднесла его поближе к солнечному свету, падавшему в открытое окно каюты, и скрупулезно обследовала. Нет, она не ошиблась: на браслете действительно была искусно вырезана стрела и иероглифы, означавшие «птенцы надежды».

- Это прекрасный нефрит, - сказала она на мандаринском.

- Благодарю вас, Повелительница Повелителей, - ответил Гордон Чен на том же языке.

- Да, очень красивый, - повторила Мэй-мэй, возвращая ему украшение, которое он минуту назад снял со своей руки.

Гордон Чен принял браслет, помедлил мгновение, с наслаждением ощущая кожей его гладкую поверхность, но на руку надевать не стал, а вместо этого уверенным коротким движением выбросил браслет в окно и проследил за ним взглядом, пока он не исчез под водой.

- Я почел бы за честь, если бы вы приняли его в дар, высокочтимая госпожа. Но некоторые подарки принадлежат черной глубине моря.

- Ты очень мудр, сын мой. Только я не высокочтимая госпожа. Всего лишь наложница.

- У Отца нет жены. Следовательно, вы его Тай-тай.

Мэй-мэй не ответила. Ее ошеломило то, что посланцем Дзин-куа оказался Гордон Чен. И, несмотря на предъявленный браслет, она решила быть очень осторожной и говорить загадками, на случай, если браслет был им перехвачен. Она знала, что и Гордон Чен будет в равной степени осторожен и предпочтет говорить иносказательно.

- Ты выпьешь чаю?

- Это было бы слишком хлопотно для вас, Мать. Очень хлопотно.

- Нисколько не хлопотно, сын мой. - Она прошла в следующую каюту. Гордон Чен последовал за ней, преклоняясь перед красотой ее походки и ее крошечными ногами, едва не теряя голову от изысканного аромата ее духов. Ты полюбил ее с того самого момента, когда увидел, сказал он себе. В каком-то смысле она твое творение, ибо именно ты передал ей варварскую речь и варварские мысли.

Он благословил свой йосс за то, что Тай-Пэн был его отцом, и его уважение к нему не знало границ. Он понимал, что без этого уважения его любовь к Мэй-мэй не смогла бы остаться сыновней. Подали чай, и Мэй-мэй отпустила Лим Дина, но, соблюдая приличия, позволила А Сам остаться. Она знала, что А Сам не понимает диалекта провинции Сучьжоу, на котором и возобновила разговор с Гордоном.

- Стрела может быть очень опасна.

- Да, высокочтимая госпожа, в неверных руках. Вы интересуетесь стрельбой из лука?

- Когда я была очень маленькой, мы часто пускали воздушных змеев, мой брат и я. Один раз я стреляла из лука, но это очень напугало меня. Однако я полагаю, иногда стрела может быть даром богов и потому не опасна.

Гордон Чен задумался на мгновение, потом почтительно кивнул и сказал:

- Да. Например, если бы она оказалась в руках умирающего с голоду человека, и он бы прицелился в дичь и поразил бы свою жертву.

Ее веер изящно шевельнулся. Она была рада, что в свое время имела возможность изучить склад его ума; теперь это облегчало ей задачу и делало передачу информации более увлекательной.

- Такому человеку понадобилась бы вся его осторожность, если бы у него был только один шанс попасть в цель.

- Все это так, повелительница моя. Но мудрый охотник держит много стрел в своем колчане. - Что это за дичь, на которую ему придется охотиться, спрашивал он себя.

- Бедной женщине никогда не дано испытать мужских радостей охоты, - спокойно заметила она.

- Мужчина олицетворяет собой принцип ян - он охотник по выбору богов. Женщина олицетворяет собой принцип инь - она та, которой охотник приносит пищу, чтобы приготовить ее.

- Боги очень мудры. Очень. Они учат охотника, какая добыча съедобна, а какая нет.

Гордон Чен маленькими глотками пил чай. Хочет ли она этим сказать, что ей нужно просто кого-то найти? Или выследить и убить? Кого она могла бы хотеть отыскать? Бывшую любовницу дяди Робба и его дочь, может быть? Скорее всего, нет, потому что для этого совсем не требовалось бы соблюдать такую секретность - и, уж конечно, Дзин-куа никогда не стал бы привлекать к этому меня. Клянусь всеми богами, что может связывать эту женщину с Дзин-куа? Чем она так помогла ему, что это заставило его приказать мне - а в моем лице всей мощи гонконгских Триад - исполнить любое ее желание?

В этот момент неясные слухи, дошедшие до него несколько дней назад, вдруг обрели свое истинное значение: слухи о том, что Дзин-куа раньше других узнал, что флот немедленно возвращается к Кантону, вместо того чтобы отправиться на север, как все ожидали. Так вот в чем дело! Должно быть, Мэй-мэй тайно известила об этом Дзин-куа и тем самым поставила его в положение своего должника! Ай-ай-ай, вот уж действительно услуга из услуг!

Получив такое известие заранее, Дзин-куа сэкономил самое меньшее три-четыре миллиона тэйлов.

Его уважение к Мэй-мэй возросло.

- Иногда охотник вынужден пользоваться своим оружием и для того, чтобы защитить себя от диких зверей леса, - сказал он, предлагая ей другое продолжение разговора.

- Верно, сын мой. - Ее веер с треском захлопнулся, и она вздрогнула всем телом. - Боги защищают бедных женщин от такой беды.

Значит, она хочет, чтобы кого-то убили, подумал Гордон. Он принялся разглядывать фарфоровую чашку, пытаясь угадать, кого же.

- Йосс судит так, что зло подстерегает нас во многих местах. Наверху и внизу. На материке и здесь, на острове.

- Да, сын мой, - произнесла Мэй-мэй, и ее веер затрепетал, а губы слегка задрожали. - Даже на море. Даже среди высокородных и очень богатых. Ужасны пути богов.

Гордон Чен едва не выронил чашку из рук. Он повернулся спиной к Мэй-мэй и постарался собрать свои разбежавшиеся мысли. «Море» и «высокородный» могли означать только двух людей: Лонгстаффа или самого Тай-Пэна.

Драконы смерти, пойти сейчас против любого из них - значило бы приблизить свое полное уничтожение! Его желудок сжался в тугой комок. Но зачем? И неужели это Тай-Пэн? О боги, только не мой отец. Не допустите, чтобы это был мой отец!

- Да, высокочтимая госпожа, - сказал он с оттенком покорной отрешенности, ибо знал, что принесенная им клятва обязывала его выполнить любое ее приказание. - Пути богов ужасны.

Мэй-мэй заметила внезапную перемену в поведении Гордона Чена, но никак не могла понять, чем это было вызвано.

Она заколебалась, озадаченно нахмурившись. Потом встала и подошла к окнам на корме.

Флагман, отдав якорь, мягко покачивался на искрящейся глади моря в гавани, окруженный сампанами. За ним на штормовом якоре стоял клипер Дирка Струана «Китайское Облако», чуть поодаль расположилась «Белая Ведьма».

- Эти корабли так прекрасны, - сказала она. - Какой из них больше других радует твой взгляд?

Гордон подошел вплотную к окнам. Он не думал, что это мог бы оказаться Лонгстафф. Его смерть не сулила никакой выгоды. По крайней мере для нее. Для Дзин-куа - возможно, но не для нее.

- Я думаю, вон тот, - мрачно произнес он, кивнув головой в сторону «Китайского Облака».

Мэй-мэй судорожно вздохнула, веер выскользнул из ее рук и полетел на пол.

- Кровь господня! - вырвалось у нее по-английски. А Сам на короткое мгновение подняла глаза, и Мэй-мэй тут же овладела собой. Гордон Чен поднял веер и, низко склонившись, подал ей.

- Благодарю, - продолжала она на сучьжоу. - Однако я предпочитаю вон тот корабль. - Мэй-мэй указала веером на «Белую Ведьму». Она все еще дрожала от страшного осознания того, что Гордон Чен подумал, будто она желает смерти ее обожаемого Тай-Пэна. - Тот другой - бесценный нефрит. Бесценный, ты слышишь? Неприкосновенный, клянусь богами. Как смеешь ты быть таким дерзким, чтобы думать иначе.

Облегчение, которое он испытал, было почти осязаемым.

- Простите меня, повелительница. Я бы поклонился тысячу раз здесь и сейчас, чтобы показать, насколько глубоко мое раскаяние, но это могло бы показаться странным вашей рабыне, - скороговоркой забормотал он, нарочно смешивая мандаринские слова с сучьжоу. - На какой-то миг дьявол пролез в мою дурную голову, и я недостаточно хорошо вас понял. Конечно, я никогда, никогда в жизни не стал бы сравнивать эти корабли, один с другим.

- Хорошо, - сказала она. - Если хоть один волосок пеньковой веревки, хоть одна щепка упадут с того, другого, я последую за нечестивцем, который осмелится осквернить несравненное совершенство такого нефрита, в самое чрево ада и там ногтями раздеру ему мошонку, вырву глаза и скормлю ему его собственные внутренности!

Гордон Чен содрогнулся в душе, но голос его по-прежнему оставался спокойным и почтительным.

- Не беспокойтесь, высокочтимая госпожа. Не беспокойтесь. Я отобью сто низких поклонов в наказание за то, что не понял разницы между драгоценным нефритом и деревом. Я никогда бы не дал повода… мне бы ни в коем случае не хотелось, чтобы у вас осталась хоть тень сомнения в том, что я понял все правильно.

- Хорошо.

- А сейчас, если вы извините меня, высокочтимая госпожа, я немедленно, не откладывая, займусь своим делом.

- Твое дело еще не закончено, - резко произнесла она. - И приличия требуют, чтобы вы выпили еще чаю. - Она повелительно хлопнула в ладоши и приказала А Сам приготовить свежий чай. И горячие полотенца. Когда А Сам вернулась, Мэй-мэй заговорила на кантонском: - Я слышала, в скором времени многие корабли отплывают в Макао, - сказала она.

Тут Гордон Чен сразу понял, что Брока следует устранить в Макао, и без промедления.

Лицо А Сам озарилось улыбкой.

- Вы думаете, мы тоже поедем? О, я была бы счастлива вновь увидеть Макао. - Она игриво посмотрела на Гордона Чена: - Вы знаете Макао, досточтимый господин?

- Конечно, - ответил он. Обычно рабыня не осмелилась бы обратиться к нему. Но он знал, что А Сам была посвящена во многие секреты Мэй-мэй, являлась ее личной рабыней и потому имела некоторые особые привилегии. К тому же он находил ее очень хорошенькой - для девушки-танка. Он перевел взгляд на Мэй-мэй: - К сожалению, я не смогу поехать туда в этом году. Хотя многие из моих друзей постоянно ездят туда и обратно.

Мэй-мэй кивнула.

- Ты слышал, что варварский сын Отца был помолвлен вчера вечером? Можешь ты себе представить? С дочерью его врага. Совсем невероятные люди эти варвары!

- Да, - сказал Гордон Чен, удивляясь про себя, что Мэй-мэй сочла необходимым еще раз пояснить ему, что Брок должен исчезнуть с лица земли. Не может же быть, чтобы она хотела уничтожения всей семьи? - Неслыханно.

- Хотя до их отца мне дела нет: он стар, и, если боги справедливы, его йосс скоро кончится. - Мэй-мэй тряхнула головой, заставив зазвенеть все нефритовые и серебряные украшения. - Что же касается девушки, ну, я полагаю, она принесет своему мужу хороших сыновей - хотя я действительно не в состоянии себе представить, что мужчина может найти в таком толстоногом, коровногрудом создании.

- Да, - согласно кивнул Гордон. Значит, Брока убивать не нужно. И дочь тоже. Остаются мать и брат. Мать - крайне маловероятно, следовательно, это брат - Горт. Но почему только брат, почему один только Горт Брок? Почему не отец и брат? Ведь оба представляют очевидную опасность для Тай-Пэна. Уважение Гордона к своему отцу увеличилось невероятно. Как тонко с его стороны представить дело так, будто Мэй-мэй сама вздумала уничтожить Горта! Как хитро он поступил, прозрачно намекнув на это Мэй-мэй, которая обратилась к Дзин-куа, который обратился ко мне! Какой это изысканный план! Конечно, говорил он себе, это означает, что Тай-Пэн знал о том, что Мэй-мэй передала секретную информацию дальше - должно быть, он специально дал ей эти сведения, чтобы Дзин-куа оказался у нее в долгу. Но знает ли он, следовательно, и о Триадах? И обо мне? Разумеется, нет.

Он почувствовал себя очень усталым. Его разум был измотан чрезмерным напряжением этого разговора и постоянным ощущением близкой опасности. И его серьезно тревожило то, что мандарины усилили гонения на Триад в Квантуне. А также в Макао. И даже в Тай Пинь Шане. У мандаринов было много агентов среди обитателей холма, и, хотя большинство из них были ему известны и четверо из них уже устранены, тревога, которую несло с собой их присутствие, действовала на него угнетающе. Если станет известно, что он возглавляет движение Триад на Гонконге, он уже никогда не сможет вернуться в Кантон, и жизнь его не будет стоить даже испражнений самого бедного владельца сампана.

И, опять же, рассудок его растворялся в изысканном благоухании Мэй-мэй и в откровенной, животной привлекательности А Сам. Я бы не прочь покрыть рабыню, подумал он. Но это будет неразумно. И опасно. Разве что Мать сама мне предложит. Лучше скорее вернуться в Тай Пинь Шан в объятия его наложницы, самой дорогой из всех на холме. Клянусь богами, она почти стоит той тысячи тэйлов, которую я за нее заплатил. Сегодня мы будем любить друг друга десять раз десятью разными способами.

Он улыбнулся про себя. Будь честен, Гордон, это произойдет всего лишь трижды. Да и трижды-то, если поможет йосс - но зато как это будет чудесно!

- Я опечален, что не смогу поехать в Макао, - сказал он. - Я полагаю, все новые родственники Отца по браку отправятся туда? Особенно сын?

- Да, - ответила Мэй-мэй, сладко вздохнув: теперь она знала, была уверена, что ее поняли правильно. - Я так думаю.

- Ха! - с отвращением воскликнула А Сам. - Для всех настанет великая радость, когда сын покинет Гонконг.

- Почему? - заинтересовалась Мэй-мэй, и Гордон Чен тоже насторожился, в миг забыв о своей усталости.

А Сам приберегала эту редкую новость как раз для такого вот драматичного момента.

- Этот сын - настоящий варварский дьявол. Он ходит в один из варварских борделей два или даже три раза в неделю.

Она замолчала и принялась заново наполнять их чашки.

- Ну, продолжай же, А Сам, - нетерпеливо приказала Мэй-мэй.

- Он бьет их, - со значением сказала рабыня.

- Возможно, они не могут угодить ему, - заметила Мэй-мэй. - Хорошая взбучка никак не повредит этим варварским шлюхам.

- Да. Но он порет их кнутом и терзает их, прежде чем лечь с ними.

- Что, каждый раз? - недоверчиво спросила Мэй-мэй.

- Каждый раз, - уверенно ответила А Сам. - Он платит за битье, а потом платит за... ну, за очень короткую игру - потому что, похоже, это все, что следует дальше. Пф-ф-фт! Только оказался внутри - и сразу готово, - она щелкнула пальцами, - просто вот так!

- Ха! Откуда ты все это знаешь, а? - требовательно спросила Мэй-мэй. - По-моему, ты заслуживаешь хорошего щипка. Мне кажется, ты все это просто выдумываешь, рабыня со ртом, наполненным навозными жуками!

- Я ни в коем случае ничего не выдумываю, Мать. Эта варварская мадам... ну, старая ведьма с невозможным именем? Та, которая со стеклянными глазами и невероятными вынимающимися зубами?

- Фортерингилл? - спросил Гордон Чен.

- Совершенно верно, досточтимый господин. Фортерингилл. Так вот, у этой мадам самый большой дом в Куинз Тауне. Недавно она купила шесть девушек-танка и одну девушку из Кантона. Одна из...

- Девушек-танка было пять, - поправил ее Гордон Чен.

- Ты занимаешься и этим тоже? - вежливо поинтересовалась Мэй-мэй.

- О да, - ответил он. - Это дело становится весьма прибыльным.

- Продолжай, А Сам, девочка моя.

- Так вот, Мать, как я говорила, одна из девушек-танка доводится родственницей А Тат, которая, как вы знаете, состоит в родстве с моей матерью, и эту девушку назначили к нему на всю ночь. Одного раза было достаточно! - А Сам еще больше понизила голос: - Он чуть-чуть не убил ее. Он хлестал ее по животу и по ягодицам, пока не потекла кровь, а потом заставил проделывать всякие особенные вещи с его органом. Потом...

- Какие особенные вещи? - тоже шепотом спросил Гордон Чен, подаваясь вперед.

- Да, - сказала Мэй-мэй, - какие вещи?

- Не по мне, конечно, пересказывать такие необычайные и непристойные занятия, - о боги, нет - но она должна была, и с большим искусством, почтить его орган всеми своими частями.

- Всеми?

- Всеми, Мать. И это после ужасных побоев и после того, как он кусал, и пинал, и терзал ее. Ай-йа, бедная девушка едва не умерла.

- Как необычно все это! - Мэй-мэй удивилась, потом резко бросила рабыне: - И все-таки я думаю, что ты сочиняешь, А Сам. Помнится, ты сама говорила, что для него это всегда бывает, - она величественно щелкнула пальцами, - пф-фт, - вот так.

- Так и есть. И он всегда ужасно ругается и обвиняет во всем девушку, хотя это не ее вина. В этом-то и заключается его главная беда. В этом и еще в том, что у него такой маленький и вялый. - А Сам воздела руки к небу и заголосила: - Пусть я умру старой высохшей девой, если я солгала! Пусть моих предков пожрут черви, если я солгала! Пусть предков моих предков пожрут черви, если я солгала! Пусть предки моих предков никогда не знают покоя и никогда не возродятся, если я солгала! Пусть моя...

- О, ну хорошо, А Сам, - раздраженно оборвала ее Мэй-мэй. - Я тебе верю.

После этого А Сам обиженно вернулась к своей чашке с чаем.

- Как бы я осмелилась лгать моей превосходнейшей Матери и ее досточтимому родственнику? Но я считаю, что боги непременно должны покарать такого варварского зверя!

- Да, - сказал Гордон Чен.

И Мэй-мэй улыбнулась про себя.

---

1 Матерь Божья (порт.).

уход за кожей лица

---

Пользователь, раз уж ты добрался до этой строки, ты нашёл тут что-то интересное или полезное для себя. Надеюсь, ты просматривал сайт в браузере Firefox, который один правильно отражает формулы, встречающиеся на страницах. Если тебе понравился контент, помоги сайту материально. Отключи, пожалуйста, блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров вверху страницы. Это тебе ничего не будет стоить, увидишь ты только то, что уже искал или ищешь, а сайту ты поможешь оставаться на плаву.

---

---

Пользуйся браузерами Yandex, Firefox, Opera, Edge - они правильно отражают формулы, встречающиеся на страницах, как в десктопном, так и в мобильном вариантах.

Отключи на минуту блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров на странице. Тебе ничего не будет стоить, а сайту поможешь материально.

---