Книга пятая

В тот же день Струан отправился на «Китайское Облако». Он отослал капитана Орлова на одну из лорок и распорядился, чтобы Сергеева доставили в просторную каюту на «Отдыхающем Облаке». Потом приказал поставить все паруса, поднять якоря и, покинув гавань, устремился в безбрежные просторы океана.

Три дня подряд клипер, послушный его воле, летел, как стрела, на юго-восток, с наполненными ветром парусами на поскрипывающих реях.

Струан ушел в море, чтобы очиститься, смыть с души суетную бренность, слова Сары, потерю Робба и Карен. И благословить Мэй-мэй и ту радость, которую она ему дарила.

Он припал к груди океана, как любящий сын, пробывший на чужбине целую вечность, и океан приветствовал его шквалом и штормом, грозным, но не неистовым, не подвергая опасности корабль и того, кто им управлял. Океан отмерял свое богатство с осторожностью, возвращая ему силу, жизнь, достоинство и благословляя так, как только море может благословить человека, очищая его так, как может очистить только океан.

Струан гнал себя так же, как гнал свой корабль: без сна, на пределе своих сил. Вахта сменялась за вахтой, а он все так же расхаживал по юту, встречая рассвет, потом второй, потом третий, тихо что-то напевая про себя и едва прикасаясь к пище. И открывая рот только для того, чтобы приказать еще больше увеличить скорость, заменить порванный парус или поставить еще один. Он стремился в самое сердце Тихого океана, в бесконечность.

На четвертый день он повернул назад и полсуток гнал корабль на северо-запад. Затем лег в дрейф, спустился вниз, побрился, принял ванну, проспал целый день и целую ночь, а наутро съел плотный завтрак. Потом он поднялся на палубу.

- Доброе утро, сэр-р, - приветствовал его Кьюдахи.

- Возьмите курс на Гонконг.

- Слушаюсь, сэр-р.

Он оставался на юте весь день и часть ночи, потом опять заснул. С рассветом он взял высоту солнца, сделал отметку на карте и вновь приказал лечь в дрейф. Он разделся донага, нырнул через борт в воду и поплыл рядом с кораблем. Матросы суеверно перекрестились: вокруг клипера кругами ходили акулы.

Но ни одна из акул не приблизилась к Тай-Пэну.

Он взобрался на палубу и приказал вычистить и без того безупречно чистый корабль, надраить палубы швабрами с водой и песком, заменить такелаж, починить паруса, почистить шпигаты и пушки. Всю свою одежду и одежду команды он выбросил за борт. Потом распорядился выдать матросам и офицерам все новое, и сам облачился в матросскую куртку и штаны.

Вся команда получила по двойной чарке рома.

На рассвете седьмого дня на горизонте прямо по курсу показался Гонконг. Пик был окутан туманом. Небо покрывали перистые облака, внизу жадно перекатывались тяжелые валы.

Он стоял на бушприте, под его ногами кипела морская пена.

- Делай теперь, что хочешь, Остров! - крикнул он вслед восточному ветру. - Я вернулся домой!

Глава 1

«Китайское Облако» вошел в гавань через западный пролив. Ярко светило утреннее солнце, ветер с востока был ровным - и влажным.

Струан, голый по пояс, покрытый темным загаром, с выгоревшими на солнце золотисто-рыжими волосами, стоял на квартердеке. Он навел свой бинокль на корабли в гавани. Первым делом «Отдыхающее Облако». На бизани трепетали на ветру кодовые флажки: «Зенит» - владельцу немедленно прибыть на борт. Этого следовало ожидать, подумал он. Струан вспомнил тот последний раз - казалось, с тех пор прошла целая вечность - когда увидел «Зенит» на «Грозовом Облаке»; в тот день это слово возвещало о стольких смертях и о приезде Кулума.

За прошедшую неделю в гавани прибавилось десантных кораблей. Все они были под флагом Ост-Индской Компании. Хорошо. Начали прибывать подкрепления. Рядом с флагманом он увидел большую трехмачтовую бригантину. На корме развевался русский флаг, на вершине грот-мачты - царский вымпел. По волнам гавани сновало гораздо больше джонок и сампанов, чем обычно.

Внимательно осмотрев остальные корабли, он повернулся к берегу; запах моря приятно смешивался с запахами суши. Он отметил какое-то оживление рядом с Глессинг Пойнтом; на Куинз Роуд было полно европейцев, сопровождаемых толпами нищих. Ему показалось, что Тай Пинь Шан заметно увеличился в размерах.

Над покинутой факторией «Благородного Дома» плескался на ветру «Лев и Дракон», осеняя безжизненную пустоту Счастливой Долины.

- Четыре румба вправо!

- Есть, есть, сэр-р, - пропел рулевой.

Струан, с привычной ловкостью поставил свой корабль борт о борт с «Отдыхающим Облаком». Он натянул через голову рубашку и отправился на плавучий склад.

- Доброе утро, - произнес при его виде капитан Орлов. Он слишком хорошо знал Тай-Пэна, чтобы спрашивать, где тот пропадал столько времени.

- Доброе утро. Вы подняли «Зенит». Почему?

- Приказ твоего сына.

- Где он?

- На берегу.

- Пожалуйста, доставь его на борт.

- За ним послали сразу же, как только ты появился в гавани.

- Тогда почему его до сих пор здесь нет?

- Могу я теперь получить назад свой корабль? Клянусь Тором, Зеленые Глаза, мне до смерти надоело быть капитаном на подхвате. Пусть уж я буду чайным капитаном или опиумным капитаном, а то разреши мне провести мой корабль в Арктику. Я знаю полсотни мест, где можно взять груз пушнины - это принесет еще больше растреклятого серебра в твои сундуки. Видишь, я прошу совсем немногого.

- Ты нужен мне здесь. - Струан усмехнулся, чувствуя, как груз лет упал с его плеч.

- Тебе-то что не смеяться, клянусь крайней плотью Одина! - Лицо Орлова сложилось в неповторимую, только ему свойственную ухмылку. - Ты-то ходил в море, а я торчал здесь на приколе. Ты выглядишь как бог, Зеленые Глаза. Тебе встретился шторм? Тайфун? И почему у меня новый грот, и фор-бом-брамсель, и крюйсель, и бом-кливер? Везде новые фалы, леера и гитовы. Почему, а? Ты что, вырвал сердце у моего красавца, чтобы очистить свою душу?

- Что за пушнина, капитан?

- Котик, соболь, норка - ты только скажи, какая нужна, я любую достану, пока смогу сказать: «Катись к чертям с моего корабля» каждому, даже тебе.

- В октябре пойдешь на север. Один. Этого тебе довольно? Пушнина для Китая, а?

Орлов пристально посмотрел на Струана снизу вверх и в тот же миг понял, что ни на какой север в октябре он не пойдет. Он едва заметно вздрогнул, ненавидя этот свой провидческий дар, который давно стал его проклятьем. Что же случится со мной между июнем и октябрем?

- Могу я теперь получить свой корабль назад? Да или нет, клянусь Богом? Октябрь - месяц плохой, и до него еще далеко. Могу я получить свой корабль назад сейчас, да или нет?

- Да.

Орлов перепрыгнул через борт и твердо встал на юте «Китайского Облака».

- Отдать носовой, - прокричал он, потом махнул рукой Струану и восторженно захохотал во весь голос. Клипер отошел от плавучего склада и ловко проскользнул на свою штормовую стоянку напротив Счастливой Долины.

Струан спустился вниз, в каюты Мэй-мэй. Она еще спала глубоким сном. Он приказал А Сам не будить ее, добавив, что вернется попозже. Струан прошел в свою собственную каюту палубой выше, вымылся, побрился и переоделся. Лим Дин принес яйца, фрукты и чай.

Дверь каюты распахнулась, и в комнату влетел Кулум.

- Где ты был? - скороговоркой начал он с порога. - У нас тысяча незавершенных дел, да еще к тому же сегодня земельная распродажа. Мог бы, по крайней мере, предупредить меня, прежде чем исчезать вот так. Тут все бурлит, как в жерле вулкана, и...

- Ты разве не приучен стучаться, прежде чем войти, Кулум?

- О, конечно, но я так спешил. Прости меня.

- Садись. Что за тысяча дел? - спросил Струан. - Помнится, ты говорил, что сам мог бы со всем справиться.

- Тай-Пэн ты, а не я, - ответил Кулум.

- Верно. Но, предположим, я бы не вернулся сегодня, что бы ты стал делать?

Кулум нерешительно помолчал несколько секунд.

- Пошел бы на распродажу. Купил землю.

- А ты договорился с Броком относительно тех участков, за которые мы не будем торговаться друг против друга?

Кулум чувствовал себя неуютно под взглядом отца.

- Ну-у, некоторым образом. Я заключил предварительное соглашение. Оставив последнее слово за тобой. - Он достал карту и разложил ее на столе. Место для нового города выбрали вокруг Глессинг Пойнта, в двух милях западнее Счастливой Долины. Ровный участок, удобный для строительства, был зажат со всех сторон горами и имел едва полмили в ширину, протянувшись от берега вглубь еще на полмили. Тай Пинь Шан нависал над будущим городом с востока, препятствуя расширению его в этом направлении. - Вот здесь отмечены все участки. Я выбрал 8 и 9. Горт сказал, что им нужны 14 и 21.

- А с Тайлером ты говорил об этом?

- Да.

Струан взглянул на карту:

- Зачем было выбирать два соседних участка?

- Ну, я ничего не понимаю в земле, в строительстве факторий и причалов, поэтому я обратился за советом к Джорджу Глессингу. И к Варгашу. Потом, тайно, поговорил с Гордоном Ченом. И...

- Почему вдруг с Гордоном?

- Не знаю. Просто я подумал, что это была удачная мысль. Он кажется мне очень разумным.

- Продолжай.

- Ну так вот, все они согласились, что лучшими из прибрежных участков являются 8, 9, 10, 14 и 21. Гордон предложил взять два рядом на тот случай, если мы будем расширяться; тогда один причал сможет обслуживать сразу две фактории. По совету Глессинга я дал капитану Орлову поручение тайно промерить глубину у берега. Он сказал, что там хорошее скалистое дно, но у берега мелковато. Нам придется отвоевать часть земли у моря и протянуть причал довольно далеко вперед.

- Какие из городских участков ты выбрал?

Кулум, нервничая, показал их на карте.

- Гордон посчитал, что нам следует торговаться за землю вот здесь. Это... ну-у, это холм, и... я думаю, это было бы прекрасное место для Большого Дома компании.

Струан встал из-за стола, подошел к окнам и посмотрел на холм в бинокль. Холм располагался западнее Тай Пинь Шана на противоположной от него стороне будущего города.

- Нам придется строить туда дорогу, а?

- Варгаш сказал, что если бы мы смогли приобрести городские участки 9А и 15В, мы бы получили... кажется, он назвал это «сервитут» или как-то еще в этом роде, и это защитило бы нашу собственность. Впоследствии мы могли бы построить на этих участках дома и сдавать их в аренду по своему желанию. Или перепродать.

- Ты обсуждал это с Броком?

- Нет.

- С Тесс?

- Да.

- Зачем?

- Безо всякой причины. Мне просто нравится разговаривать с ней. Мы о многом беседуем.

- Разговор с ней на подобную тему таит в себе опасность. Нравится тебе это или нет, но ты устроил ей испытание.

- Что?

- Если Горт или Брок станут торговаться за участки 9А и 15В, ты будешь знать, что ей нельзя доверять. Без этих дополнительных участков приобретение холма связано с огромным риском.

- Она никому ничего не скажет, - воинственно возразил Кулум. - Мы говорили наедине, и все останется между нами. Может быть, Брокам просто придет в голову та же мысль, что и нам. Только то, что они будут торговаться против нас на распродаже, еще ничего не докажет.

Струан испытующе посмотрел на него. Потом сказал:

- Выпьешь чаю или чего-нибудь покрепче?

- Спасибо, чаю. - Ладони рук у Кулума сделались липкими. А что если Тесс в самом деле рассказала обо всем Броку или Горту, спрашивал он себя. - Где ты был столько дней?

- Какие еще дела ждут решений?

Кулум с трудом заставил себя сосредоточиться.

- Мы получили много почты, и для тебя, и для дяди Робба. Я не знал, что с нею делать, поэтому убрал все в сейф. Потом Варгаш и Гордон Чен подсчитали наши затраты в Счастливой Долине, и я... ну... я расписался за серебро. Лонгстафф заплатил всем торговцам до единого, как ты и говорил. Я расписался и все пересчитал. И еще одно: вчера на корабле Сергеева сюда прибыл человек из Англии. Некто Роджер Блор. Он сказал, что сел на русский корабль в Сингапуре. Ему нужно срочно тебя видеть. Мне он не стал говорить, что у него за дело, однако... ну, в общем, я разместил его на малом плавучем складе. Кто он такой?

- Не знаю, парень, - задумчиво ответил Струан. Он позвонил в колокольчик, стоявший на столе, и в каюту вошел стюард. Струан распорядился, чтобы за Блором послали катер.

- Что еще, дружок?

- Накопилась целая гора заказов на строительные материалы и корабельную оснастку. Потом, нам нужно заказывать новые партии опиума - и еще Бог знает сколько всего.

Струан покрутил в руке свою чашку.

- Брок уже дал тебе ответ?

- Сегодня последний день. Он пригласил меня вечером на «Белую Ведьму».

- По Тесс, по ее поведению, никак нельзя судить о том, к какому решению он пришел?

- Нет.

- А по Горту?

Кулум вновь покачал головой.

- Они завтра уезжают в Макао. Все, кроме Брока. Я получил приглашение ехать с ними.

- Ты поедешь?

- Теперь, когда ты вернулся, мне бы очень хотелось. На неделю - если он скажет, что мы можем пожениться скоро. - Кулум отпил несколько глотков из своей чашки. - Нужно будет присмотреть мебель и... ну, вообще много всего такого.

- Вы встречались с Сузой?

- О да, как ты договорился. Участок чудесный, и планы уже готовы. Даже не знаю, как нам тебя благодарить. Мы тут подумали... видишь ли, Суза рассказал нам об отдельной комнате для ванны и туалета, которую ты устроил в своем доме. Мы... ну, мы попросили его сделать и нам такую же.

Струан предложил ему сигару и поднес спичку.

- Как долго ты бы ждал, Кулум?

- Не понимаю.

- Моего возвращения. Море могло поглотить меня.

- Только не тебя, Тай-Пэн.

- Когда-нибудь это может случиться - и случится. - Струан выпустил тонкую струйку дыма и посмотрел, как она поднялась к потолку и растаяла в воздухе. - Если я когда-либо исчезну вновь, не предупредив тебя о том, куда я отправляюсь, жди меня сорок дней. Не больше. Это будет означать, что я или мертв, или не вернусь.

- Очень хорошо. - Кулум пытался сообразить, к чему клонит отец. - Почему ты уехал вот так вдруг?

- А почему ты разговариваешь с Тесс?

- Это не ответ.

- Что еще произошло за то время, пока меня не было?

Кулум отчаянно пытался понять отца и не мог. Он питал к нему большее уважение, чем раньше, но сыновней любви уже не испытывал. В течение этой недели они с Тесс проводили за разговорами долгие часы, и он открыл в ней необыкновенную глубину. Они много говорили о своих отцах, пытаясь постичь этих людей, которых любили, боялись, а иногда и ненавидели больше всего на свете, но к которым устремлялись при малейшей опасности.

- Фрегаты вернулись с Кимоя.

- И что же?

- Они потопили и сожгли от пятидесяти до ста джонок. И больших и маленьких. И уничтожили три пиратских деревни на берегу. Может быть, они пустили ко дну By Квока, может быть, нет.

- Думаю, очень скоро мы это узнаем.

- Позавчера я побывал в твоем доме в Счастливой Долине. Сторожа... ну, ты знаешь, что на ночь там теперь никто не остается... так что, боюсь, в него вломились и сильно разграбили.

Струан спросил себя, добрались ли воры до тайного сейфа под кроватью в его спальне.

- Есть какие-нибудь хорошие новости?

- Аристотель Квэнс сбежал из Гонконга.

- О?

- Да. Миссис Квэнс отказывается в это верить, но все - вернее, почти все - видели его на корабле, том самом, который повез домой тетю Сару. Ты слышал о Джордже и Мэри Синклер? Они собираются пожениться. Это хорошо, хотя Горацио ужасно всем этим расстроен. Но и тут, однако, не все ладно. Мы только что получили известие, что Мэри очень больна.

- Малярия?

- Нет. Какая-то особенная нутряная хворь, приключившаяся с ней в Макао. Все это очень странно. Джордж вчера получил письмо от матери-настоятельницы католического ордена сестер-утешительниц. Бедняга переживает смертельно! Разве можно доверять этим паписткам.

- Что пишет мать-настоятельница?

- Только то, что она сочла своим долгом оповестить о болезни ближайших родственников Мэри. И что Мэри попросила ее написать Джорджу.

Струан нахмурился.

- Почему, черт побери, она не пошла в больницу к нашим миссионерам? И почему ничего не сообщила Горацио?

- Не знаю.

- Ты рассказал Горацио об этом?

- Нет.

- Как ты думаешь, а Глессинг стал бы это делать?

- Сомневаюсь. Похоже, они друг друга теперь вообще не выносят.

- Тебе лучше отправиться с Броками и выяснить, что с ней.

- Я подумал, что ты, наверное, захочешь получить вести из первых рук, поэтому я вчера отправил туда с лоркой сына Варгаша - Иезуша. Бедный Джордж не добился у Лонгстаффа увольнительной, так что я решил заодно помочь и ему тоже.

Струан налил им еще чаю и посмотрел на Кулума с новым уважением.

- Молодец.

- Ну, я же знаю, что она почти твоя воспитанница.

- Это верно.

- Кроме этого, остается, пожалуй, упомянуть лишь то, что несколько дней назад было проведено расследование того происшествия с великим князем. Суд присяжных решил, что это был несчастный случай.

- А сам ты как думаешь?

- Ну, конечно. А ты разве думаешь иначе?

- Ты навещал Сергеева?

- По меньшей мере один раз в день. Он, разумеется, присутствовал на дознании, и... и говорил про тебя много хорошего. Как ты помог ему, спас ему жизнь и все такое. Сергеев никого не стал винить и заявил, что написал об этом в своем донесении государю. Он объявил при всех, что считает себя обязанным тебе жизнью. Скиннер подготовил специальный выпуск «Ориэнтл Таймс», посвященный расследованию. Я сохранил его для тебя. - Кулум протянул отцу газету. - Не удивлюсь, если ты удостоишься высочайшей благодарности от самого царя.

- Как Сергеев себя чувствует?

- Он уже ходит, но нога в бедре пока не сгибается. Мне кажется, он очень страдает, хотя я ни разу не слышал от него ни одной жалобы. Он говорит, что не сможет больше ездить верхом.

- Но чувствует он себя хорошо?

- Настолько хорошо, насколько может чувствовать себя человек, который безумно, страстно любит верховую езду.

Струан подошел к буфету и налил два бокала шерри. Мальчик изменился, подумал он. Да, очень изменился. Я горжусь своим сыном.

Кулум принял бокал, его отрешенный взгляд опустился на вино и застыл.

- Твое здоровье, Кулум. Ты справился прекрасно.

- Твое здоровье, отец. - Кулум специально выбрал это слово.

- Спасибо.

- Не благодари меня. Я хочу быть Тай-Пэном «Благородного Дома». Очень хочу. Но я не желаю торопить тот день, когда смогу надеть ботинки покойника.

- Я никогда так и не думал, - резко заметил Струан.

- Да, но я всерьез рассматривал такой вариант. И теперь я доподлинно знаю, что эта мысль мне не по душе.

Как, спросил себя Струан, мог мой сын сказать такое вслух и с таким спокойствием.

- Ты сильно переменился за последние несколько недель.

- Наверное, я начинаю узнавать себя. Это главным образом заслуга Тесс... ну и то, что я остался один на эти семь дней. Я вдруг понял, что пока не готов остаться один.

- А Горт разделяет твое мнение о ботинках покойника?

- Я не могу отвечать за Горта, Тай-Пэн. Я отвечаю только за себя. Я знаю лишь то, что ты в большинстве случаев оказываешься прав, что я люблю Тесс и что ты идешь против всего, во что веришь, чтобы помочь мне.

Струану вновь вспомнились слова Сары.

Он задумчиво поднес к губам свой бокал с шерри.

Роджеру Блору на вид было лет двадцать с небольшим; его лицо выдавало огромное нервное напряжение, глаза смотрели настороженно. Одет он был в дорогой костюм, но материя кое-где протерлась до ниток; и его невысокая фигура выглядела сильно исхудалой. У него были темно-русые волосы и голубые глаза, в которых читалась глубокая усталость.

- Пожалуйста, присаживайтесь, мистер Блор, - предложил Струан. - Я хочу знать, чем вызвана вся эта таинственность. И почему вы непременно решили говорить со мной наедине?

Блор остался стоять.

- Вы Дирк Локлин Струан, сэр?

Струан был удивлен. Лишь очень немногим было известно его второе имя.

- Да. А кем могли бы оказаться вы сами?

Ни лицо, ни имя молодого человека ничего не говорили Струану. Но выговор у него был правильный - Итон, Харроу или Чартерхаус¹.

- Могу я взглянуть на вашу левую ногу, сэр? - вежливо спросил юноша.

- Смерть господня! Ах ты, нахальный щенок! Давай выкладывай, что у тебя есть, или убирайся отсюда!

- Ваше раздражение совершенно оправдано, мистер Струан. Пятьдесят против одного, что вы действительно Тай-Пэн. Даже сто против одного. Но я должен быть уверен, что вы тот человек, за которого себя выдаете.

- Зачем?

- Затем, что я имею информацию для Дирка Локлина Струана, Тай-Пэна. «Благородного Дома», чья левая ступня наполовину срезана пулей, - информацию огромной важности.

- От кого?

- От моего отца.

- Мне не знакомо ни ваше имя, ни имя вашего отца, а, видит Бог, у меня хорошая память на имена!

- Роджер Блор не мое имя, сэр. Это всего лишь псевдоним, взятый мною для безопасности. Мой отец - член парламента. Я почти уверен, что вы Тай-Пэн. Но прежде чем я передам вам его информацию, я должен быть уверен абсолютно.

Струан вытащил кинжал из-за правого голенища и поднял левый сапог.

- Снимай, - произнес он с угрозой. - И если твоя информация не окажется «огромной важности», я распишусь на твоем лбу вот этим пером.

- Тогда, я полагаю, я ставлю на карту свою жизнь. Жизнь за жизнь.

Он стянул сапог, облегченно вздохнул и бессильно опустился на стул.

- Меня зовут Ричард Кросс. Мой отец - сэр Чарльз Кросс, член парламента от Чалфонг Сэйнт Джайлса.

Струан встречался с сэром Чарльзом дважды, несколько лет назад. В то время сэр Чарльз был мелким деревенским сквайром без всяких средств. Горячий поборник свободной торговли, он понимал важность торговли с Азией и пользовался уважением в парламенте. Все эти годы Струан поддерживал его деньгами и ни разу не пожалел об этом. Речь, должно быть, пойдет о ратификации, нетерпеливо подумал он.

- Почему ты сразу этого не сказал?

Кросс устало потер глаза.

- Простите, могу я попросить у вас чего-нибудь выпить?

- Грог, бренди, шерри - наливай сам, не стесняйся.

- Благодарю вас, сэр. - Кросс налил себе бренди. - Спасибо. Еще раз простите, но я... э-э, я немного устал. Отец сказал, чтобы я был крайне осторожен, взял себе псевдоним. Говорил только с вами или, в случае вашей смерти, с Роббом Струаном. - Он расстегнул рубашку и распорол мешочек, который носил подвязанным вокруг талии. - Отец прислал вам вот это. - Юноша протянул Струану засаленный конверт с толстыми печатями и опять сел.

Струан взял письмо. Оно было адресовано ему, на конверте стояла дата: 29 апреля, Лондон. Он вскинул глаза и проскрежетал:

- Ты лжешь! Невозможно, чтобы ты добрался сюда так быстро. Письмо было написано всего шестьдесят дней назад.

- Так и есть, сэр, - весело ответил Кросс. - Я совершил невозможное. - Он нервно рассмеялся. - Отец, наверное, до конца своих дней не простит мне этого.

- Никогда еще ни один человек не проделывал такой путь за шестьдесят дней... Хорошо бы послушать твой рассказ.

- Я выехал во вторник, 29 апреля. Почтовый дилижанс от Лондона до Дувра. Успел на пакетбот до Кале - в последнюю минуту. Оттуда дилижансом до Парижа, потом еще одним - до Марселя. Там каким-то чудом, уже в последнюю секунду, вспрыгнул на борт французского пакетбота до Александрии. Дальше - посуху до Суэца; тут помогли чиновники Мехмета Али - отец однажды встречался с ним - и затем, в последний миг, пакетбот до Бомбея. В Бомбее я застрял на целых три дня и уже начал покрываться плесенью, когда мне вдруг сказочно повезло. Я купил место на опиумном клипере до Калькутты. Затем...

- Что за клипер?

- «Летучая Ведьма» компании «Брок и сыновья».

- Продолжай, - сказал Струан, изумленно подняв брови.

- Затем - корабль Ост-Индской Компании до Сингапура. «Князь Бомбея». Дальше - неудача: ни одно судно не собиралось идти на Гонконг в течение нескольких ближайших недель. Потом - огромная удача. Мне удалось уговорить русского капитана взять меня на свой корабль. Вон тот, - показал Кросс в кормовое окно. - Это была моя самая рискованная затея за все путешествие, но это был и мой последний шанс. Я отдал капитану все гинеи, какие у меня оставались, все до последней. Заплатил вперед. Я думал, что едва мы выйдем в море, они обязательно перережут мне горло и выбросят за борт, но это была моя последняя надежда. Так что вот, сэр, пятьдесят девять дней - от Лондона до Гонконга.

Струан встал, налил Кроссу еще бренди и плеснул себе добрых полбокала. Да, это возможно, решил он про себя. Маловероятно, но возможно.

- Ты знаешь, что в этом письме?

- Нет, сэр. То есть, я знаю ту его часть, которая касается меня.

- И о чем же в ней говорится?

- Отец пишет, что я никчемный, беспутный игрок, помешанный к тому же на лошадях, - сказал Кросс с обезоруживающей прямотой. - Что у Ньюгейтской тюрьмы имеется ордер на мой арест за неуплату долгов. Что он вверяет меня вашему великодушию и надеется, что вы сможете найти какое-нибудь применение моим «талантам» - все что угодно, лишь бы держать меня подальше от Англии и от него до конца его жизни. И далее он оговаривает условия нашего пари.

- Какого пари?

- Я прибыл вчера, сэр. 28 июня. Ваш сын и многие другие подтвердят это. Возможно, вам следует все же прочесть письмо, сэр. Я могу заверить вас, что отец никогда не стал бы заключать со мною пари, если бы речь не шла об известиях чрезвычайной важности.

Струан еще раз внимательно осмотрел печати и сломал их. Письмо гласило:

"Вестминстер, 11 часов вечера, 28 апреля, 41 г. Мой дорогой мистер Струан. Я только что тайно ознакомился с содержанием депеши министра иностранных дел лорда Каннингтона достопочтенному Уильяму Лонгстаффу, полномочному посланнику Ее Величества в Азии. Депеша, помимо прочего, гласит следующее: «Вы проигнорировали и нарушили мои указания, которые, видимо, представляются вам лишь пустыми словами. Для меня совершенно очевидно, что вы намерены устраивать дела правительства Ее Величества по собственной прихоти. Вы дерзко пренебрегли инструкциями, которые предписывали вам открыть для британских торговых интересов пять или шесть портов на материковом побережье Китая и наладить в них на постоянной основе военные, торговые, административные и дипломатические связи, что этого следует добиваться без промедления, предпочтительно путем переговоров, но если таковые невозможны, то с использованием армии и флота, каковые и были направлены вам именно для этой цели и ценою значительных затрат. Вместо этого вы ограничиваетесь жалкой скалой, почти необитаемой, и абсолютно неприемлемым договором, и в то же время - если верить донесениям армии и флота - постоянно используете не по назначению вооруженные силы Ее Величества, находящиеся в вашем распоряжении. Ни при каких обстоятельствах Гонконг не сможет стать центром торговли с Азией - не больше, чем таковым стал Макао. Договор Чуэн-пи отвергается безоговорочно. Ваш преемник, сэр Клайд Уэйлен, прибывает в Азию в самом скором времени, мой дорогой сэр. Возможно, вы будете настолько любезны, что передадите свои полномочия вашему помощнику, мистеру К. Монсею, сразу же по получении настоящего послания и незамедлительно покинете Азию на фрегате, специально отряженном для этой цели. Я жду вас в своем кабинете в ближайшее удобное для вас время».

Я ума не приложу, что делать..."

Невозможно! Невозможно, чтобы они могли совершить такую чудовищную, в Господа-Бога-мать-растреклятую, невероятно глупую ошибку, думал Струан. Он вернулся к письму: "Я ума не приложу, что делать. Я ничего не могу предпринять до тех пор, пока эта информация не будет официально представлена в палате. Я не смею открыто воспользоваться сведениями, полученными мною из секретных источников. Каннингтон тут же потребует мою голову, и я навсегда буду отлучен от политики. Даже то, что я пишу вам все это на бумаге, дает моим противникам - а у кого из политиков их мало? - возможность уничтожить меня и вместе со мной всех тех, кто выступает за свободу торговли и те принципы, которые вы столь преданно защищали все эти годы. Я молю Бога, чтобы мой сын передал письмо только в ваши руки. (Он, кстати, ничего не знает о его содержании.)

Как вам известно, министр иностранных дел человек по натуре властный, он не признает ничьих суждений, кроме своих собственных, и является столпом нашей партии вигов. Его отношение к происходящему, как видно из депеши, совершенно однозначно. Боюсь, что Гонконг теперь стал безнадежным делом. И, если только правительство не потерпит поражения на выборах и консерваторы сэра Роберта Пила не придут к власти - вещь, я бы сказал, невозможная в обозримом будущем, - Гонконг, скорее всего, так и останется безнадежным делом.

Новость о закрытии вашего банка распространилась во внутренних кругах Сити - чему немало способствовали ваши конкуренты, возглавляемые молодым Морганом Броком. «Под большим секретом» Морган Брок намеренно сеял всюду зерна недоверия, намекая, помимо прочего, что Брокам теперь принадлежат если не все, то большая часть выданных вами векселей, и это крайне сильно подорвало ваше влияние здесь. Кроме этого, почти одновременно с донесением Лонгстаффа, содержавшим «Договор Чуэн-пи», прибыло письмо, подписанное Броком и некоторыми другими торговцами, яростно выступавшими против Гонконга и против того, как Лонгстафф вел боевые действия. Письмо было адресовано премьер-министру, министру иностранных дел, с копиями их противникам - которых, как вы понимаете, у них предостаточно.

Зная, что вы, вероятно, вложите весь остаток своих средств, если таковые найдутся, в этот остров, столь дорогой вашему сердцу, я пишу это письмо, чтобы дать вам возможность заблаговременно забрать свои вклады и спасти от катастрофы то, что еще можно спасти. Может статься, вам удалось каким-то образом договориться с Броком - я всей душой уповаю на это - хотя, если верить высокомерным заявлениям Моргана Брока, единственное, что может удовлетворить их, это полное уничтожение вашего торгового дома. (У меня есть все основания полагать, что это неожиданное наступление на ваш банк начали Морган Брок и группа заинтересованных банкиров с континента - по слухам, французских и русских. Континентальная группа предложила этот план, когда к ним каким-то образом просочилась информация о международной финансовой структуре, которую задумал мистер Робб Струан. Они разорили ваш банк в обмен на половинное участие в аналогичном проекте, который сейчас пытается осуществить Морган Брок.)

Мне очень жаль, что я приношу вам такие скверные новости. Я делаю это с добрыми намерениями, надеясь, что эта информация окажется для вас полезной, что вы сумеете выстоять, чтобы продолжить свою борьбу. Я по-прежнему считаю, что ваш план в отношении Гонконга является правильным. И я намерен продолжать попытки к его осуществлению.

Я мало что могу сказать о сэре Клайде Уэйлене, новом капитан-суперинтенданте торговли. Он достойно служил в Индии и имеет репутацию отличного солдата. Насколько я могу судить, как администратор он из себя ничего не представляет. Как я понял, он отплывает в Азию завтра; таким образом, его прибытия следует ожидать скоро.

И последнее. Я препровождаю к вам моего младшего сына. Это законченный бездельник и повеса, позор нашей семьи, его единственная цель в жизни - играть, предпочтительно на скачках. Ньюгейтская тюрьма имеет ордер на его арест за неуплату по векселю. Я сказал ему, что - в последний раз - оплачу его долги здесь, если он немедленно отправится в это опасное путешествие. Он согласился, поставив условием, что если он совершит невозможное и доберется до Гонконга меньше чем за шестьдесят пять дней - половину обычного срока - я дам ему тысячу гиней, с которыми он сможет поступать, как ему заблагорассудится.

Чтобы обеспечить максимально быструю доставку этого письма, я пообещал ему пять тысяч гиней, если он уложится в шестьдесят пять дней, с вычетом пятисот гиней за каждый день сверх этого срока - все это при условии, что ноги его не будет в Англии, пока я жив. Эти деньги должны выплачиваться ему по пятисот гиней в год, пока не иссякнут. Я прилагаю к письму чек на первую выплату. Пожалуйста, сообщите мне с обратной почтой о дате его прибытия.

Если вы сможете найти какое-нибудь применение его «талантам» и направлять его в жизни, вы заслужите вечную признательность отца. Я попытался, да поможет Господь и мне, и ему, но у меня ничего не получилось. Хотя я очень люблю его.

Я выражаю вам свое искреннее сочувствие по поводу постигших вас неудач. Передайте мои наилучшие пожелания мистеру Роббу, и я заканчиваю в надежде, что удостоюсь радости увидеть вас лично при более благоприятных обстоятельствах. Имею честь быть вашим, сэр, покорнейшим слугой, Чарльз Кросс".

Струан поднял глаза на гавань и на остров. Он вспомнил о кресте, который поджег на нем в первый день. И о двадцати золотых гинеях Брока. Вспомнил оставшиеся три половинки монет Дзин-куа. И те лаки серебра, которые должны быть вложены от имени кого-то, кто однажды придет и предъявит ему некую печать. Теперь весь пот, весь труд, все замыслы, все смерти оказались напрасными. Из-за тупого высокомерия одного-единственного человека: лорда Каннингтона.

Господи всеблагой и милосердный, что же мне теперь делать?

Струан преодолел шок, который вызвало у него это известие, и заставил себя думать. Министр иностранных дел обладал блестящим умом. Он не стал бы с легкостью отвергать Гонконг. Должна быть какая-то причина. Какая? И как я смогу направлять Уэйлена? Как вписать в наше будущее «отличного солдата и никудышного администратора»?

Может быть, мне не стоит покупать сегодня землю. Пусть остальные торговцы покупают, и черт с ними. Брок будет разорен вместе со всеми, поскольку Уэйлен и все новости прибудут не раньше чем через месяц, а то и больше. К тому времени они по самое горло увязнут в лихорадочном строительстве. Да, это выход. И когда новость станет известна всем, мы вернемся в Макао - или в один из тех портов, которые Уэйлен вытребует по договору, - а все остальные окажутся без гроша. Или понесут очень крупные убытки. Вот так. Но если я мог получить эту информацию, ее может получить и Брок. Поэтому его, возможно, обмануть и не удастся. Возможно.

Да. Но этот путь приведет к тому, что ты потеряешь ключ к Азии: этот жалкий, голый островок, без которого все открытые порты и все наше будущее здесь лишаются всякого смысла.

Другой путь заключается в том, чтобы вложить деньги в землю и начать строиться, рассчитывая, что Уэйлена - как и Лонгстаффа - можно будет убедить превысить свои полномочия, - другими словами, вступить в открытое противоборство с самим лордом Каннингтоном. Вложить все богатство «Благородного Дома» в новый город. Рискнуть. Сделать Гонконг процветающим. Так, чтобы правительство было вынуждено признать и принять новую колонию.

Это смертельно опасно. Ты не в состоянии навязывать свои условия Короне. Риск велик, ужасно велик. Но и в этом случае выбора у тебя нет. Тебе придется сыграть даже по таким ставкам.

Это напомнило ему о юном Кроссе. Толковый парень, ничего не скажешь. Как я могу его использовать? Как мне заставить его помалкивать о своем фантастическом путешествии? Н-да, и что я могу сделать для того, чтобы Гонконг произвел на Уэйлена благоприятное впечатление? И как мне подобраться поближе к Каннингтону? Как сохранить договор в таком виде, в каком он мне нужен?..

- Что ж, мистер Кросс, вы проделали впечатляющий вояж. Кому известно, сколько времени он у вас занял?

- Только вам, сэр.

- Тогда держите это при себе.

Струан написал что-то на листе бумаги.

- Вы передадите это моему старшему клерку.

Кросс прочел записку.

- Вы выдаете мне все пять тысяч гиней сразу?

- Я выдаю их на имя Роджера Блора. Думаю, вам следует сохранить его - во всяком случае, на какое-то время.

- Очень хорошо, сэр. Отныне я Роджер Блор. - Он поднялся. - Я вам пока больше не нужен, мистер Струан?

- Вы хотите получить работу, мистер Блор?

- Боюсь, что есть... видите ли, мистер Струан, я уже переменял их с десяток, но ни разу у меня не выходило ничего путного. Отец перепробовал все, что можно, и... ну... я обречен - возможно, это предопределено свыше - оставаться тем, что я есть. Мне очень жаль, но вы бы лишь попусту растратили благие намерения.

- Я готов поставить пять тысяч гиней на то, что вы примете работу, которую я вам предложу.

Юноша знал, что выиграет это пари. Не существовало такой работы - что бы ни предложил ему Тай-Пэн - на которую он бы согласился.

Но не спеши, одернул он себя. Перед тобой не тот человек, с кем можно шутить в таких вещах, и пари с ним дело не пустяшное. Эти дьявольски спокойные глаза ничего не выражают. Не хотел бы я увидеть их напротив себя за покерным столом. Или играя в баккара. Будь осторожен, Ричард Кросс Роджер Блор. Этот человек получает со своих должников все до последнего цента.

- Ну, мистер Блор? Где ваша смелость? Или на поверку вы вовсе не такой игрок, каким притворяетесь?

- В этих пяти тысячах гиней вся моя жизнь, сэр. Последняя ставка, которая у меня есть.

- Ну, так поставьте свою жизнь, клянусь Богом!

- Вы не рискуете своей, сэр. Поэтому заклад неравноценен. Для вас такая сумма - капля в море. Давайте уравняем ставки. Дайте мне сто к одному.

Струана восхитила беззастенчивость молодого человека.

- Прекрасно. Ваши условия приняты, мистер Блор. Как перед Богом. - Он протянул руку, и Блор внутренне содрогнулся, потому что рассчитывал, что, запросив такую ставку, он сразу же положит конец этому спору. Не соглашайся, глупец, твердил он себе. Пятьсот тысяч гиней!

Он пожал протянутую руку.

- Секретарь Жокей-клуба Гонконга, - сказал Струан.

- Что?!

- Мы только что основали жокей-клуб. Вы - его секретарь. Ваша работа - найти лошадей. Разметить скаковой круг. Заложить здание клуба. Основать самую богатую, самую лучшую конюшню скаковых лошадей в Азии. Такую же, как Эйнтри или любая другая в мире. Кто выиграл, парень?

Блору отчаянно захотелось облегчиться. Ради всех святых, сосредоточься, кричал он себе.

- Скаковой круг?

- Ну да. Вы его заложите, будете им заведовать: лошадьми, тотализатором, стойками, призами, ставками - одним словом, всем. Начиная с сегодняшнего дня.

- Но, Господи Иисусе, где вы собираетесь брать лошадей?

- А где вы станете брать лошадей?

- Австралия, клянусь Богом, - вырвалось у Блора, - я слышал, у них там лошадей полным-полно! - Он порывисто сунул Струану банковский чек и испустил ликующий вопль: - Мистер Струан, вы не пожалеете об этом. - Он повернулся и ринулся к двери.

- Куда вы направляетесь? - осведомился Струан.

- В Австралию, конечно.

- Почему бы вам сначала не повидать нашего генерала?

- А?

- Я, кажется, припоминаю, что у них есть какая-то кавалерия. Попросите несколько лошадей взаймы. Я думаю, вы смогли бы устроить первые заезды уже в следующую субботу.

- Думаете, смог бы?

- Вполне. Суббота - подходящий день для скачек. И Индия ближе, чем Австралия. Я отправлю вас туда с первым же кораблем.

- Отправите?

Струан улыбнулся.

- Да. - Он протянул ему назад подписанный чек. - Пять сотен - это ваша премия за первый год сверх вашего годичного жалованья в пятьсот гиней, мистер Блор. Остальное пойдет на учреждение призов для первых четырех или пяти скачек. Я бы предложил восемь заездов по пять лошадей каждую вторую субботу.

- Благослови вас Бог, мистер Струан.

Струан остался один. Он чиркнул спичкой и стал смотреть, как пламя пожирает письмо сэра Чарльза. Раздавив обуглившиеся листы в пепельнице, он спустился вниз. Мэй-мэй все еще лежала в постели, но была заново расчесана и выглядела прелестно.

- Хейа, Тай-Пэн, - приветствовала она его, сопроводив слова легким поцелуем, после чего продолжала обмахиваться веером. - Я благословенно рада опять тебя видеть. Я хочу, чтобы ты купил мне небольшой кусок земли, потому что я решила заняться бизнисом.

- Каким именно бизнесом? - спросил он, несколько задетый таким небрежным приемом, но вместе с тем довольный, что она приняла его внезапный отъезд и возвращение без всяких вопросов и без истерики.

- Увидишь, не беспокойся. Но мне нужно немного тэйлов, чтобы начать. Я плачу десять процентов интереса, что оч-чень первоклассно. Сто тэйлов. Ты будешь моим «спящим» компаньоном.

Он протянул руку и положил ладонь ей на грудь.

- Кстати, раз уж речь зашла о «спящем» компаньоне, у меня есть...

Она отстранила его руку.

- Сначала бизнис, потом спящение. Ты купишь мне землю и дашь мне взаймы тэйлы?

- Сначала спящение, потом бизнес!

- Ай-йа, в такой жаркоте? - спросила она со смешком. - Очень хорошо. Это уж-жасно плохо изнурять себя в такой жаркоте - у тебя рубашка уже прилипла к спине. Однако пошли, ладно. - Она послушно направилась к двери в спальню, но он удержал ее.

- Я просто дразнил тебя. Как ты себя чувствуешь? Малыш сильно тебя беспокоит?

- Нет, конечно. Я очень заботливая мать и я ем только очень особенную пищу, чтобы сын рос во мне здоровым и сильным. И я думаю только воинственные мысли, чтобы он был храбрым, как Тай-Пэн.

- Сколько тэйлов тебе нужно?

- Сто. Я же уже говорила. Разве у тебя ушев нет? Ты сегодня уж-жасно странный, Тай-Пэн. Да. Определенно очень странный. Ты случайно не больной, нет? Получил плохие известия? Или просто устал?

- Просто устал. Сто тэйлов, конечно. А что все-таки за «бизнис»?

Она возбужденно хлопнула в ладоши и села за стол.

- О, увидишь. Я много думала с тех пор, как ты уехал. Что я для тебя делаю? Даю любовь и направляю тебя - и то, и другое, конечно, уж-жасно хорошо, но этого недостаточно. Поэтому теперь я буду делать и тэйлы тоже для тебя, и для моей старости. - Она опять рассмеялась, и ее смех согрел ему душу. - Но только на варварах. Я сделаю целые состояния... о, ты будешь думать, что я очень мудреная.

- Так не говорят.

- Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. - Она обняла его. - Хочешь делать любовь сейчас?

- Через час начинается распродажа участков.

- Верно. Тогда тебе лучше переодеться и поспешить назад на берег. Маленький участок на Куинз Роуд. Но я плачу за аренду не больше десяти тэйлов в год! Ты принес мне подарок?

- Что?

- Ну, это хороший обычай, - сказала она с невинным видом, - что когда мужчина покидает свою женщину, он потом привозит ей подарок. Нефриты. Всякие другие вещи.

- Нефритов не обещаю. Но в следующий раз я буду более внимателен.

Она пожала плечами.

- Хороший обычай. Твоя старая бедная Мать очень в бедности. Мы кушаем позже, хейа?

- Да. - Струан поднялся в свои апартаменты палубой выше.

Лим Дин склонился в поклоне:

- Ванна оч-чень холодный, одинаково, масса. Твоя хо-чит?

- Да.

Струан снял взмокшую одежду, лег в ванну и попробовал спокойно перебрать в уме и взвесить все последствия того решения, о котором сообщил ему сэр Чарльз. Злость на Каннингтона, на его глупость едва не задушила его. Он вытерся насухо и оделся во все свежее, но через несколько минут рубашка опять стала влажной от пота.

Лучше мне сесть и обстоятельно все обдумать, решил он. Пусть Кулум сам займется землей. Я готов жизнью поклясться, что Тесс рассказала отцу про его планы относительно холма. Может быть, Кулум попадет в ловушку, и они постараются взвинтить цену. Парень неплохо справился с делами в мое отсутствие, я должен доверять его способности справиться и с такой ситуацией.

Поэтому он послал Кулуму распоряжение участвовать в аукционе от имени «Благородного Дома», а также приобрести небольшой, но хороший участок на Куинз Роуд. И он известил Горацио о болезни Мэри, предоставив в его распоряжение лорку, которая немедленно доставит его в Макао.

Затем он сел в глубокое кожаное кресло, устремил взгляд через окно на остров и погрузился в раздумье.

Кулум купил прибрежные и городские участки, гордясь тем, что выступает от имени «Благородного Дома» и приобретает еще большее лицо. Многие спрашивали его, где Тай-Пэн сейчас - и где он пропадал целую неделю, - но Кулум лишь раздраженно отвечал, что не имеет об этом ни малейшего понятия, продолжая изображать враждебность, которой уже не испытывал.

Он купил холм - и те участки, которые оправдывали это приобретение, - и с облегчением отметил, что Броки не торговались против него, доказав тем самым, что Тесс можно доверять. Но и в этом случае он решил быть впредь осмотрительнее и больше не ставить ее в ложное положение. Опасно, подумал он, быть слишком откровенным, когда это касается чего-то, что известно тебе одному. Опасно и для нее, и для него. Взять, например, то, что сама мысль о ней, мимолетнейшее прикосновение к ней сводили его с ума, наполняя безумным желанием. Об этом он никогда бы не смог заговорить с ней или со своим отцом - только с Гортом, который понимал его: «Да, Кулум, дружище. Мне ты можешь об этом не рассказывать. Это ужасная боль, ужасная. Такая, что порой и ходить-то нельзя. Да... и справиться с ней дьявольски трудно. Но не волнуйся, парень. Мы с тобой приятели, и я все понимаю. Надо, чтобы между нами все было начистоту, без недомолвок. И это ужасно опасно для тебя - жить вот так, как монах. Да. Хуже того, все это оборачивается сплошными бедами в будущем, и даже еще хуже... я слышал, из-за этого потом рождается нездоровое потомство. Боль у тебя в животе - это предупреждение от Бога. Да... эта боль будет сосать из мужчины силы всю его жизнь, и это святая правда, да поможет мне Господь! Но ты не волнуйся - я знаю в Макао одно место. Не волнуйся, старина».

И хотя Кулум не верил в душе тем предрассудкам, о которых распространялся Горт, боли, не прекращавшиеся ни днем, ни ночью, лишали его воли противостоять желанию. Он жаждал облегчения. Но даже и так, поклялся он, если Брок согласится, чтобы мы поженились в будущем месяце, я не пойду в публичный дом. Не пойду!

На закате Кулум и Струан отправились на «Белую Ведьму». Брок ждал их на квартердеке, Горт стоял рядом с отцом. Вечер был прохладным и приятным.

- Я принял решение насчет твоей женитьбы, Кулум, - сказал Брок. - Следующий месяц был бы против приличий. Следующий год, вероятно, подошел бы лучше всего. Но через три месяца Тесс исполняется семнадцать лет, и в этот день, десятого числа, вы можете пожениться.

- Благодарю вас, мистер Брок, - проговорил Кулум. - Благодарю вас.

Брок с ухмылкой посмотрел на Струана.

- Это тебя устраивает, Дирк?

- Тут решаешь ты, Тайлер, а не я. Но по мне так три месяца или два ничем не отличаются от одного. Я по-прежнему за следующий месяц.

- Сентябрь тебе подходит, Кулум? Как я сказал? Будь откровенен, парень.

- Да. Конечно. Я надеялся, но... в общем, да, мистер Брок. - Кулум дал себе клятву, что будет ждать эти три месяца. Но в глубине души знал, что не сможет ее сдержать.

- Ну, тогда и делу конец.

- И то, - откликнулся Струан. - Три месяца, так три месяца. - Да, повторил он про себя, значит три месяца… Ты только что подписал смертный приговор, Тайлер. Может быть, даже два.

- И еще, Дирк... может, ты завтра найдешь для меня время? Мы могли бы обговорить приданое и еще целую кучу всего.

- В полдень?

- Идет. В полдень. А теперь, я думаю, нам пора присоединиться к дамам внизу. Ты останешься ужинать, Дирк?

- Благодарю, но у меня еще есть кое-какие дела.

- Например, скачки, а? Приходится признать, ты это здорово придумал. Выписав из дома этого Блора, ты никак не прогадал. Парень прямо горит этим делом. Последний заезд на каждых скачках будет проводиться на приз Броков. Мы выделяем призовые деньги.

- Да. Я уже слышал об этом. Гонконгу подобает иметь лучший ипподром в Азии.

Блор сделал свое объявление на распродаже. Лонгстафф согласился стать первым президентом нового жокей-клуба. Ежегодный взнос для его членов был установлен в десять гиней, и каждый европеец на острове тут же записался. Теперь Блора осаждали желающие скакать на лошадях, которых генерал согласился ему предоставить.

- Ты умеешь ездить верхом, Дирк?

- Умею. Но в скачках никогда не участвовал.

- Я тоже. Так, может, нам стоит попробовать, а? Ты ездишь верхом, Кулум?

- О, да. Только большого опыта у меня нет.

Горт хлопнул его по спине.

- Мы можем раздобыть лошадей в Макао, Кулум, поупражняться немного. Кто знает, может, мы когда-нибудь рискнем потягаться с нашими с тобой Па, а?

Кулум натянуто улыбнулся.

- Это, кстати, вполне осуществимо, Горт, - заметил Струан. - Ну что же, спокойной ночи. Увидимся завтра в полдень, Тайлер.

- Да. До свидания, Дирк.

Струан ушел.

За столом Кулум всячески пытался смягчить ту неприязнь, которая установилась в последнее время между Гортом и Броком. Он с удивлением отмечал про себя, что они нравятся ему оба и он видит их обоих насквозь: он понимал, почему Горт так хочет быть Тай-Пэном и почему Брок ни за что не уступит своего места, даже на время. И, странная вещь, он чувствовал себя в этом мудрее Горта. Хотя, собственно, не такая уж и странная, подумал он. Ведь Горта не оставляли вот так одного сразу на семь долгих дней, взвалив на его плечи всю ответственность за компанию. В тот день, когда Тесс станет моей женой, я выброшу двадцать соверенов Брока. Будет неправильно, если я стану хранить их и дальше. Что бы ни случилось, мы все начнем заново. Всего лишь три месяца. О Господи, благодарю тебя.

После ужина Кулум и Тесс поднялись на палубу. При виде мириада звезд над головой у обоих перехватило дыхание. Они стояли, взявшись за руки и изнывая от желания. Кулум легко коснулся ее губ в первом осторожном поцелуе, и Тесс вспомнила грубый поцелуй Нагрека, и огонь, разгоравшийся под его руками, и боль, которую она испытала - даже не боль, а мучительное наслаждение, воспоминания о котором всегда заставляли ее чувствовать себя родившейся заново. Она была рада, что скоро сможет загасить огонь, сжигавший ее изнутри. Всего три месяца - потом блаженство и покой.

Они вернулись в пропахшую потом каюту внизу, и, после того как Кулум ушел, она легла в свою постель. Ее страстно влекло к нему, и она заплакала. Потому что знала, что Нагрек тогда прикоснулся к ней так, как должен был прикасаться только Кулум, и что она должна сохранить это от своего возлюбленного в вечном секрете. Но как? О, моя любовь, моя любовь...

- А я повторяю, Па, это была ошибка, - говорил Горт в главной каюте, стараясь, чтобы его голос звучал тихо. - Ужасная ошибка!

Брок с треском поставил кружку на стол, и пиво выплеснулось на скатерть и на пол.

- Таково мое решение, Горт, и довольно об этом. Они обвенчаются в сентябре.

- И не торговаться за холм тоже было ошибкой. Этот дьявол опять обошел нас на шаг, клянусь Богом.

- Пораскинь мозгами, Горт! - прошипел Брок. - Сделай мы это, молодой Кулум знал бы наверняка, что Тесс в своем простодушии рассказывает мне, о чем они беседуют, а о чем - нет. Этот пригорок ничего не значит. Может быть, в следующий раз она скажет нам что-то такое, что позволит враз выпустить Дирку кишки, а только это мне и нужно знать, остальное меня не интересует. - Брок презирал и ненавидел себя за то, что выслушивал Тесс и использовал ни чего не подозревавшую дочь, чтобы шпионить за Кулумом, превращая ее в инструмент своей борьбы против Дирка Струана. Но еще сильнее он ненавидел Горта и доверял ему теперь меньше, чем когда-либо. Потому что понимал: Горт прав. Больше всего на свете он желал видеть Тесс счастливой, и сознание правоты Горта делало его опасным. Подумать только, плод поганых чресел Струана соединится с его обожаемой Тесс! - Господом клянусь, я убью Кулума, если хоть волос упадет с ее головы, - проговорил он, и голос его был страшен.

- Зачем тогда, во имя всего святого, разрешать Кулуму жениться на ней так быстро? Конечно, он будет тиранить ее и станет использовать против нас.

- А с чего это ты вдруг передумал, а? - вскипел Брок. - Ты же горой был за этот брак… прямо из кожи лез.

- Я и сейчас за него, но, черт побери, не через три месяца. Это все испортит.

- Почему?

- Конечно, испортит. Когда я предложил их поженить, Робб был жив, так? Тай-Пэн тогда собирался уезжать этим летом навсегда, и Тай-Пэном стал бы Робб - а через год после него Кулум. Все это правда. Они поженились бы на будущий год, и все устроилось бы чудесно. Но теперь Тай-Пэн останется. А раз ты согласился, чтобы они поженились через три месяца, он заберет у тебя Тесс и опять настроит Кулума против нас. Так что, я думаю, теперь он вообще никогда не уедет. Уж по крайней мере, пока ты Тай-Пэн «Брока и Сыновей»!

- Он ни за что не покинет Азию, что бы он ни говорил Кулуму. Или Роббу. Я знаю Дирка.

- А я знаю тебя!

- Когда он уедет - или умрет, - уеду и я.

- Тогда ему самая пора отправляться на тот свет.

- Тебе лучше запастись терпением.

- Я терпелив, Па. - Горт едва не рассказал Броку о той мести, которую он задумал против Струана - через Кулума - в Макао. Но он не сделал этого. Его отец был больше озабочен счастьем Тесс, чем желанием стать Тай-Пэном «Благородного Дома». Старик уже не обладал той необходимой, не ведающей сомнений безжалостностью, которой Струану было не занимать и которая одна позволяла человеку быть Тай-Пэном. - Вспомни, Па: он перехитрил тебя с серебром, с их домом на холме, с этой женитьбой, даже с балом. Тесс - твое слабое место, - все больше распалялся он. - Он знал это и подцепил тебя на этот крюк; он поманил тебя неверным огоньком, и ты идешь теперь прямо на скалы.

- Нет. Нет! Я знаю, что делаю, - ответил Брок, сдерживаясь, чтобы не раскричаться. Вены у него на висках вздулись, став похожими на узлы на кошке-девятихвостке. - И я уже предупреждал тебя: не охотиться за этим дьяволом в одиночку. Он отрежет тебе то, что у тебя между ног, и скормит тебе же в два счета. Я знаю это исчадие ада!

- Конечно, знаешь, Па, кто же спорит?! - Горт уловил запах старости, исходивший от отца, и впервые почувствовал, что действительно может сокрушить его в схватке один на один. - Поэтому убирайся с дороги и предоставь мужчине делать мужскую работу, клянусь Богом!

Брок вскочил на ноги, и его кресло с грохотом опрокинулось на пол. Горт стоял и ждал, когда рука отца метнется к ножу, зная, что отныне и навсегда он может позволить себе ждать, ибо до конца измерил его силу.

Брок ясно видел, что это его последняя возможность подчинить себе Горта. Если он не выхватит сейчас нож - для него все кончено. Если же выхватит - ему придется убить Горта. Он знал, что сможет сделать это, но уже лишь хитростью, не силой. Горт - твой сын, твой старший сын, повторял он про себя. Он тебе не враг.

- Нехорошо это, - медленно проговорил он, подавляя в себе желание убить. - Нехорошо это, что у нас... у нас с тобой... вот так все. Нет, клянусь Богом. Говорю тебе в последний раз: оставь его в покое или предстанешь перед Создателем до срока.

Горта захлестнула горячая волна ликования: он победил.

- Только йосс поможет нам справиться со всем этим. - Он повернулся и ногой отшвырнул стул с дороги. - Я еду на берег.

Брок остался один. Он осушил до дна свою кружку, потом еще одну и еще. Лиза открыла дверь, но он не заметил ее, и она оставила его наедине с его выпивкой и, улегшись в постель, помолилась за счастливый исход предстоящего брака. И за своего мужа.

Горт отправился на берег. В дом миссис Фортерингилл.

- Я больше не хочу иметь с вами дел, мистер Брок, - сказала она. - Последняя девушка была избита просто зверски.

- Что тебе до этой мартышки, старая ведьма? Вот! - Горт швырнул на стол двадцать золотых соверенов. - И вот еще столько же, чтобы ты не раскрывала свою пасть.

Она дала ему молодую девушку-хакка и проводила в подвал в самой глубине дома.

Горт надругался над девушкой, со звериной жестокостью исхлестал ее кнутом и оставил умирать.

На следующий день он отплыл на «Белой Ведьме» в Макао, лежавший в сорока милях к юго-западу. Все Броки собрались на борту, кроме главы семейства. Кулум тоже стоял на юте, он держал Тесс под руку.

Глава 2

Через пять дней наступил день скачек.

И за это время было заложено основание нового города. Следуя примеру «Благородного Дома», торговцы задействовали для бесконечного рытья, подноски, возведения стен все силы и все умение обитателей Тай Пинь Шана. Они не скупясь вкладывали назад в землю то серебро, которое выдал им Лонгстафф. Изготовители кирпича в Макао и поставщики строевого леса из Квантуна, а вместе с ними все те, кто были так или иначе связаны со строительством домов, факторий и причалов, стали работать и днем и ночью, чтобы удовлетворить безудержное стремление торговцев как можно быстрее восстановить все, что им пришлось оставить в долине. Рабочая сила обходилась дороже едва ли не с каждым днем.

Рабочих рук не хватало, - один только «Благородный Дом» использовал три тысячи каменщиков, строителей и мастеровых разных профессий, - хотя с каждым приливом на остров прибывали все новые и новые партии китайцев. Они быстро находили хорошо оплачиваемую работу.

Тай Пинь Шан раздался вширь еще больше. Воздух вокруг Глессинг Пойнта пульсировал от несмолкающего шума.

Скачки пришлись на четырнадцатый день после того, как Струан и Мэй-мэй покинули свой дом в Счастливой Долине и перебрались на «Отдыхающее Облако».

- Ты что-то неважно выглядишь, девочка, - встревоженно заметил Струан. - Лучше тебе сегодня остаться в постели.

- Наверное, я так и сделаю, - ответила Мэй-мэй. Она беспокойно спала всю ночь, и с утра у нее начали болеть голова, шея и спина. - Это пустяки, не волнуйся. Ты выглядишь уж-жасно хорошо.

- Спасибо. - Струан надел новый костюм, который заказал специально к открытию скачек. Темно-зеленый сюртук для верховой езды из тончайшей, самой лучшей шерсти. Белые тиковые брюки со стрелкой, подтянутые штрипками к коротким сапогам из мягкой кожи. Жилет из бледно-желтого кашмира, зеленый галстук.

Мэй-мэй повела плечами, прогоняя боль, и А Сам поправила подушку, чтобы ей было удобнее.

- Это всего лишь летний демон. Я пошлю за доктором. Ты сейчас едешь на берег?

- Да. Скачки начнутся через час. Думаю, мне лучше прислать к тебе нашего врача, девочка. Он...

- Я пошлю за доктором. Китайским доктором. И конченный разговор. А пока не забудь: двадцать тэйлов на лошадь номер четыре в четвертом заезде. Астролог сказал, что это абсолютно верная победительница.

- Не забуду. - Струан потрепал ее по щеке. - Ты главное отдыхай.

- Когда я выиграю, я буду чувствовать себя фантастически лучше, хейа? Ну, иди теперь.

Он подоткнул одеяло со всех сторон, позаботился, чтобы Мэй-мэй принесли свежий чай и наполнили горячей водой керамическую бутылку для ее спины. Потом отправился на берег.

На скаковом кругу, размеченном к западу от Глессинг Пойнта, было буквально не протолкнуться от желающих посмотреть на скачки. Часть берега рядом с шестом, который отмечал сразу и стартовую и финишную черту, была оцеплена кордоном солдат, отделявшим европейцев от толп любопытных китайцев, теснившихся вокруг. В разных частях ипподрома были поставлены палатки. За эти пять дней здесь успели выстроить паддок и стойки тотализатора. Флажки на бамбуковых шестах отмечали овал скаковой дорожки.

Играли все безудержно. Генри Харди Хиббс оказался самым удачливым букмекером, собрав у себя наибольшее число клиентов.

- Делайте ваши ставки, джентльмены, - гнусаво покрикивал он, шлепая рукой по крашеной доске, на которую мелом заносил котировку лошадей. - Майор Трент - на черного жеребца по кличке Сатана, фаворита в первом заезде. Ставки поровну. Остальные лошади идут три к одному!

- Черт бы тебя побрал, Хиббс, - раздраженно бросил Глессинг, оплывая потом на несносной жаре. - Три к одному для всех остальных означает, что ты в любом случае останешься в выигрыше. Дай мне шесть к одному на серую кобылу. Ставлю гинею!

Хиббс бросил косой взгляд на доску и хрипло зашептал:

- Для вас, капитан, сэр, пусть будет пять. Одна гинея. На Мэри Джейн.

Глессинг отвернулся. Он весь кипел от негодования, что он не в Макао и что обещанное Кулумом письмо все еще не прибыло. О Господи, думал он, изнывая от тревоги, прошло уже столько времени, я должен был бы получить от него известие. Какого дьявола, чем можно объяснить такую задержку? Хотел бы я знать, что сейчас делает этот мерзавец Горацио. Неужели он опять взялся ее пилить?

Он угрюмо побрел вниз к паддоку и увидел стоящих вместе Струана и Сергеева, но в эту минуту к ним присоединился Лонгстафф, и он, не останавливаясь, прошел мимо.

- На кого вы поставили, ваше высочество? - с веселым видом спросил Лонгстафф у князя.

- На мерина, - ответил Сергеев, опираясь на трость. Всеобщее возбуждение и запах лошадей взбодрили его, и постоянная боль в бедре мучила его сейчас гораздо меньше. Он было пожалел, что не может сам сесть в седло, но тут же благословил судьбу за то, что вообще пережил такую рану. И вместе с судьбой благословил Струана. Он знал, что без операции Тай-Пэна он был бы уже мертв.

- Ла-ла, ваше высочество, - пропела Шевон, приближаясь к ним под руку с Джеффом Купером. Она была одета в поблескивающее зеленое платье, от солнца ее защищал оранжевый зонтик. - Вы посоветуете мне что-нибудь? - Она одарила их всех улыбкой. В особенности Струана.

- Если говорить о лошадях, то лучше всех вот этот мерин, но кто лучший наездник, я не знаю, Шевон, - ответил Сергеев.

Шевон взглянула на большого каурого коня, его шерсть блестела, он возбужденно поводил глазами.

- Да, - сказала она, и в глазах ее сверкнули озорные искорки. - Бедная лошадка! Если бы я была лошадью и все это делали со мной, клянусь, я бы не ступила вперед ни шагу. Ни для кого! Это варварство!

Они рассмеялись вместе с ней.

- Вы ставите на мерина, Тай-Пэн?

- Не знаю, - сказал он, волнуясь за Мэй-мэй. - Мне как-то больше по душе вон та молодая кобылка. Но окончательный выбор, я, наверное, сделаю, когда они встанут на линию.

Шевон на мгновение задержала на нем испытующий взгляд, пытаясь понять, не говорит ли он загадками.

- Давайте рассмотрим ее поближе, - предложил Джефф с принужденным смешком.

- В самом деле, Джефф, дорогой, почему бы вам не пойти и не посмотреть? Я останусь здесь и подожду вас.

- Я пойду с вами, - сказал Лонгстафф, не замечая раздражения, промелькнувшего на лице американца.

Купер раздумывал секунду-другую, потом они вместе отошли.

Брок вежливо приподнял шляпу, проходя мимо Шевон, Струана и Сергеева, но задерживаться не стал. Он был рад, что Струан решил не участвовать в скачках, поскольку сам он ездить верхом не любил и вызов, брошенный им вчера Струану, сорвался у него с языка непроизвольно. Будь этот дьявол проклят во веки вечные, привычно подумал он.

- Как ваша рана, ваше высочество? - спросила Шевон.

- Прекрасно. Я почти что снова здоров благодаря Тай-Пэну.

- О, я здесь ни при чем, - ответил Струан, смущенный похвалой великого князя. Внизу у паддока он заметил Блора, увлеченно беседующего о чем-то со Скиннером. Интересно, подумал он, не ошибся ли я, поставив на этого парня.

- Скромность вам к лицу, сэр, - сказала Шевон Струану, грациозно приседая перед ним в коротком реверансе. - Noblesse oblige², кажется, так это звучит?

Струан заметил, что Сергеев смотрит на девушку с открытым восхищением.

- У вас прекрасный корабль, ваше высочество. Русская бригантина водоизмещением в восемьсот тонн несла четыре мачты. И много пушек.

- Я почту за честь предоставить капитану возможность показать его вам, - ответил Сергеев. - Возможно, мы могли бы поговорить с вами о... его отдельных качествах более подробно. Когда вы будете готовы.

- Благодарю вас, я с удовольствием принимаю ваше приглашение. - Струан собирался продолжить разговор, но в этот момент к ним подлетел Блор, весь в пыли и запыхавшийся.

- Мы почти готовы начать, Тай-Пэн... вы выглядите потрясающе, мисс Тиллман... добрый день, ваше высочество, - выпалил он единым духом. - Все ставьте свои деньги на четвертый номер в четвертом заезде, решил скакать на ней сам... ах да, Тай-Пэн, я проверил жеребца вчера вечером. Он взял мундштук, так что мы вполне можем использовать его в следующих скачках... Ваше высочество, позвольте мне проводить вас на ваше место, вы открываете первый заезд.

- В самом деле?

- Разве его превосходительство не говорил с вами об этом? Черт по... я хочу сказать, вы бы не согласились это сделать? - Никогда в жизни Блор столько не работал, и никогда еще это не доставляло ему такого удовольствия. - Пожалуйста, пойдемте, я провожу вас. - Он торопливо повел Сергеева сквозь толпу.

- Приятный молодой человек этот Блор, - заметила Шевон, радуясь, что наконец осталась наедине со Струаном. - Где вы отыскали его?

- Он сам отыскал меня, - ответил Струан. - И я рад этому. - Его внимание вдруг привлекла перебранка возле одной из палаток. Несколько солдат из оцепления выталкивали за линию какого-то китайца. Большая круглая шляпа свалилась с его головы - и вместе с нею длинная косичка. Это был Аристотель Квэнс. - Извините, я оставлю вас на секунду, - пробормотал Струан. Он торопливо подошел к солдатам и встал перед маленьким человечком, прикрывая его своим огромным телом: - Все в порядке, ребята, это мой друг!

Солдаты пожали плечами и отошли.

- О, чугунные тестикулы Громовержца, Тай-Пэн, - задыхаясь, проговорил Квэнс, поправляя на себе одежду. - Ты подоспел как раз вовремя. Храни тебя Господь!

Струан нахлобучил шляпу ему на голову и увлек его за полог палатки.

- Какого дьявола ты здесь делаешь? - прошептал он.

- Я должен был увидеть скачки, клянусь Богом. - Квэнс поправил шляпу так, чтобы косичка падала на спину. - И еще мне нужно поговорить с тобой.

- Сейчас не время! Морин где-то здесь в толпе.

Квэнс съежился.

- Господи, спаси и сохрани!

- Вот-вот, хотя зачем Ему это делать, я не представляю. Исчезай, пока тебя никто не видел. Я слышал, она заказала билеты домой на следующую неделю. Если она заподозрит... в общем, сам будешь выкручиваться!

- Только первый заезд, Тай-Пэн? - взмолился Квэнс. - Прошу тебя. И у меня есть для тебя кое-что важное.

- Что?

Квэнс рассказал пораженному Струану о том, что Горт сделал с проституткой.

- Чудовищно! Бедная девочка при смерти. Горт сумасшедший, Тай-Пэн. Просто сумасшедший.

- Дай мне знать, если девушка умрет. Тогда мы... ладно, мне еще предстоит подумать о том, что мы предпримем. Спасибо, Аристотель. А теперь тебе лучше исчезнуть, пока еще есть возможность.

- Только первый заезд? Пожалуйста, ради всего святого! Ты не понимаешь, что это значит для бедного старика.

Струан огляделся вокруг. Шевон подчеркнуто не замечала их. Он увидел проходившего мимо Глессинга.

- Капитан!

Когда Глессинг узнал Квэнса, глаза у него полезли на лоб.

- Клянусь Юпитером! А я-то думал, что ты давно в открытом море!

- Окажите мне услугу, хорошо? - быстро заговорил Струан. - Миссис Квэнс стоит сейчас у большого шеста. Не согласились бы вы побыть с Аристотелем, не попадаясь ей на глаза? Лучше всего отвести его вон туда. - Струан указал на теснившихся сбоку от ипподрома китайцев. - Пусть он посмотрит первый заезд, потом отведите его домой.

- Ну, конечно. Господи, Аристотель, я рад тебя видеть, - Глессинг повернулся к Струану: - Вы не получали вестей от Кулума? Я ужасно беспокоюсь за мисс Синклер.

- Нет. Но я поручил Кулуму навестить ее сразу же, как только он приедет. Письмо может прийти в любую минуту. Я уверен, с ней все в порядке.

- Надеюсь, что так. Да, вот только куда же мне проводить Аристотеля после заезда?

- К миссис Фортерингилл.

- Вот это да! И как там внутри, Аристотель? - спросил Глессинг, не в силах сдержать своего любопытства.

- Ужасающе, мой мальчик, до смерти ужасающе. - Квэнс схватил его за руку, и голос его сразу как-то осел. - Я не могу там глаз сомкнуть, и пища отвратительная. Ничего, кроме куэнтуса на завтрак, обед, к чаю и на ужин. Ты не можешь одолжить мне несколько гиней, Тай-Пэн?

Струан возмущенно фыркнул и отошел.

- Что такое «куэнтус», Аристотель?

- Это... э... ну, вроде каши.

Струан вернулся к Шевон.

- Это ваш друг, Тай-Пэн?

- Есть друзья, которых замечать не политично, Шевон.

Она легонько стукнула его по руке веером.

- Совершенно излишне напоминать мне о политике, Дирк. Я скучала по вам, - нежно добавила она.

- Вот как, - сказал он, сознавая, что жениться на Шевон было бы легко и очень разумно. Но невозможно. Из-за Мэй-мэй. - Почему вы хотите, чтобы вас написали обнаженной? - неожиданно спросил он и по выражению ее глаз тут же понял, что его догадка была верна.

- Это Аристотель вам сказал? - Ее голос звучал ровно.

- Господи милостивый, нет. Он никогда бы этого не сделал. Но несколько месяцев назад он решил подразнить нас. Сказал, что получил новый заказ. На обнаженную натуру. Так почему же?

Она вспыхнула, прикрылась веером и рассмеялась.

- Гойя написал портрет герцогини Альбы. Дважды, если не ошибаюсь. Она стала знаменитой на весь свет.

Его глаза весело прищурились.

- Вы воплощенный демон зла, Шевон. Вы действительно позволили ему... э-э... ознакомиться с предметом?

- Это было его высокое право художника. Мы обсуждали идею двух портретов. Вы не одобряете?

- Держу пари, что ваш дядюшка - и отец - подпрыгнули бы до небес, узнай они об этом или попади эти портреты в дурные руки.

- А вы бы приобрели их, Тай-Пэн?

- Чтобы спрятать?

- Чтобы наслаждаться.

- Вы необычная девушка, Шевон.

- Возможно, я просто презираю лицемерие. - Она пристально посмотрела на него. - Как и вы.

- Да. Но вы живете в мире мужчин, и некоторые вещи вам просто нельзя делать.

- Существует так много «некоторых» вещей, которые я бы очень хотела сделать. - Раздались приветственные крики, и лошадей вывели для парада. Шевон приняла окончательное решение: - Наверное, я покину Азию. Не позже чем через два месяца.

- Это звучит почти как угроза.

- Нет, Тай-Пэн. Я просто влюблена - но влюблена и в жизнь тоже. И я согласна с вами: ставку нужно делать, когда все участники заезда стоят на линии. - Она стала обмахиваться веером, молясь про себя, чтобы риск, на который она пошла, оправдал себя. - Кого вы выбираете?

Он не повернул головы, чтобы посмотреть на лошадей.

- Все ту же молодую кобылу, Шевон, - сказал он.

- Как ее имя? - спросила она.

- Мэй-мэй, - произнес он, глаза его струили нежность. Ее веер замер на мгновение, потом размеренные покачивания возобновились.

- Заезд не проигран, пока победитель не утвержден судьей и не увенчан гирляндой.

Она улыбнулась и зашагала прочь с высоко поднятой головой, более прекрасная, чем когда-либо.

Молодая кобыла проиграла заезд. На каких-то полголовы. Но проиграла.

- Ты так скоро вернулся, Тай-Пэн? - чуть слышно произнесла Мэй-мэй.

- Да. Скачки мне надоели, и я беспокоился за тебя.

- Я выиграла?

Он покачал головой.

Она улыбнулась и вздохнула.

- Ну и ладно, не беда. - Белки ее глаз стали красными, золотистая кожа лица посерела изнутри.

- Доктор приходил?

- Нет еще. - Мэй-мэй повернулась на бок, поджав ноги, но легче ей от этого не стало. Она убрала подушку, но и это не помогло, поэтому она подтянула ее обратно. - Твоя бедная старая Мать просто стареет, - проговорила она с вымученной улыбкой.

- Где у тебя болит?

- Нигде, везде. Мне надо хорошо выспаться, и все пройдет, не беспокойся.

Он помассировал ей шею и спину, гоня от себя мысли о самом страшном. Он распорядился приготовить свежий чай и легкую пищу и постарался уговорить ее поесть, но у нее совсем не было аппетита.

На закате в комнату вошла А Сам, она приблизилась к Мэй-мэй и сказала ей несколько слов.

- Пришел врач. И Гордон Чен, - перевела Мэй-мэй Струану.

- Хорошо! - Струан поднялся на ноги и потянулся всем телом, затекшим от долгого сидения.

А Сам подошла к ящичку, в котором хранились драгоценности, и достала оттуда маленькую статуэтку из слоновой кости. Статуэтка изображала лежащую на боку обнаженную женщину. К огромному удивлению Струана, Мэй-мэй показала на различные части крошечной фигурки и потом долго что-то говорила А Сам. Когда она закончила, А Сам кивнула и вышла; озадаченный Струан последовал за ней.

Врач оказался уже пожилым человеком. Его длинная косичка была тщательно умащена, длинный древний халат протерся до ниток. У него были удивительно ясные глаза; несколько длинных волосков росли из бородавки на щеке. На тыльной стороне тонких рук выделялись набухшие синие вены, пальцы были длинными и тонкими.

- Прошу прощения, Тай-Пэн, - сказал Гордон и поклонился вместе со стариком. - Это Ки Фа Тан, лучший целитель в Тай Пинь Шане. Мы пришли сразу, как только смогли.

- Благодарю вас. Прошу вас, проходите сю... - он замолчал, увидев, что А Сам подошла к доктору, низко поклонилась и протянула ему статуэтку, отметив те самые ее части, которые указала ей Мэй-мэй. Сейчас она пространно отвечала на вопросы старика.

- Что это он, черт возьми, делает?

- Ставит диагноз, - ответил Гордон Чен, внимательно слушая А Сам и доктора.

- По статуэтке?

- Да. Было бы неприлично, если бы он стал осматривать саму госпожу без особой надобности, Тай-Пэн. А Сам объясняет ему, где госпожа чувствует боли. Пожалуйста, запаситесь терпением, я уверен, это лишь легкое недомогание.

Доктор молча созерцал маленькую фигурку. Наконец он поднял глаза на Гордона и что-то тихо сказал.

- Он говорит, что это не простой диагноз. С вашего разрешения, он хотел бы осмотреть госпожу.

Сгорая от нетерпения, Струан проводил их в спальню.

Мэй-мэй опустила полог кровати. Отделенная от них полупрозрачной тканью, она лежала на широкой постели едва различимой тенью.

Врач прошел к кровати, встал сбоку от Мэй-мэй и опять погрузился в молчание. Через несколько минут он тихо проговорил несколько слов. Левая рука Мэй-мэй послушно высунулась из-под полога. Старик взял ее в свои руки и пристально рассмотрел. Потом положил пальцы на пульс и закрыл глаза. Пальцы начали легонько постукивать по коже.

Шли минуты. Пальцы все так же медленно постукивали по ее руке, словно ища что-то, что было невозможно найти.

- Что он делает теперь? - спросил Струан.

- Слушает ее пульс, сэр, - шепотом ответил Гордон. - Мы должны стоять очень тихо. В каждой кисти есть девять пульсов. Три на поверхности, три немного ниже и три в самой глубине. Они скажут ему о причине болезни. Прошу вас, Тай-Пэн, будьте терпеливы. Слушать пальцами невероятно трудно.

Мерное постукивание продолжалось. Это был единственный звук в каюте. А Сам и Гордон Чен не отрываясь следили за доктором, завороженные. Струан беспокойно пошевелился, но не издал ни звука. Доктор словно погрузился в какой-то мистический транс. Потом постукивание вдруг прекратилось, и доктор, будто схватив наконец долгое время ускользавшую жертву, сильно надавил пальцами. В течение минуты он стоял неподвижно, как статуя. Потом он опустил ее кисть на покрывало, и Мэй-мэй молча протянула ему правую руку. Процедура повторилась.

И опять после многих минут томительного ожидания постукивание внезапно оборвалось.

Доктор открыл глаза, вздохнул и положил руку Мэй-мэй на покрывало. Он сделал знак Гордону Чену и Струану следовать за ним и вышел из каюты.

Гордон закрыл за ними дверь. Врач засмеялся тихим нервным смехом и начал говорить спокойно и быстро.

Глаза Гордона широко раскрылись.

- В чем дело? - резко спросил Струан.

- Я не знал, что Мать носит ребенка, Тай-Пэн. - Гордон повернулся к доктору и задал новый вопрос. Старый китаец говорил долго. Потом наступило молчание.

- Ну, что он сказал, черт возьми?

Гордон посмотрел на него, безуспешно пытаясь сохранить спокойный вид.

- Он говорит, что Мать очень больна, Тай-Пэн. Что яд проник в ее кровь через нижние конечности. Этот яд собрался в печени, и печень теперь... - он замолчал, подыскивая слово, - ...разладилась. Скоро наступит лихорадка, плохая лихорадка. Очень плохая лихорадка. Потом пройдут три или четыре дня, и снова лихорадка. И снова опять.

- Малярия? Лихорадка Счастливой Долины?

Гордон повернулся к старику и перевел вопрос Струана.

- Он говорит, да.

- Все знают, что малярию вызывают ночные газы - никакой не яд, проникший через кожу, клянусь Богом, - рявкнул Гордону Струан. - Она не была там уже несколько недель!

Гордон пожал плечами.

- Я лишь передаю вам его слова, Тай-Пэн. Я не доктор. Но этому доктору я бы поверил… думаю, вам следует доверять его словам.

- Как он собирается вылечить ее?

Гордон расспросил старика.

- Он говорит следующее, Тай-Пэн: «Я вылечил несколько человек из тех, кто страдал от яда Счастливой Долины. Все выздоровевшие были сильными мужчинами, они приняли некое лекарство перед третьим приступом лихорадки. Но теперь болеет женщина, и, хотя ей двадцать первый год, она сильна, и дух ее подобен огню, вся ее сила уходит в ребенка, который уже шесть месяцев зреет в ее чреве». - Гордон встревоженно замолчал. - Он опасается за госпожу и за ребенка.

- Скажи ему, пусть пошлет за этим лекарством и начнет лечить ее прямо сейчас. Не дожидаясь приступа.

- В этом вся беда. Он не может этого сделать, сэр. У него больше не осталось такого лекарства.

- Тогда скажи, пусть достанет сколько нужно, клянусь Богом!

- На Гонконге его нет, Тай-Пэн. Он в этом уверен.

Лицо Струана потемнело.

- Хоть сколько-нибудь, но должно быть. Скажи ему, пусть достанет - я заплачу любую цену.

- Но, Тай-Пэн, он...

- Кровь господня, скажи ему!

Последовал быстрый обмен фразами на китайском.

- Он говорит, что на Гонконге лекарства больше нет. Что его не найти ни в Макао, ни в Кантоне. Что это лекарство изготовляют из коры очень редкого дерева, которое растет где-то в Южных Морях или в землях по ту сторону океана. То малое количество, которое у него было, перешло к нему от отца, тоже целителя, который в свою очередь получил его от своего отца. - Гордон беспомощно добавил: - Он говорит, он совершенно уверен в том, что лекарства не осталось совсем.

- Двадцать тысяч тэйлов серебром, если она выздоровеет.

Глаза Гордона широко раскрылись. Он подумал мгновение, потом быстро проговорил что-то врачу. Они оба поклонились и заторопились к двери.

Струан достал носовой платок, отер пот с лица и вернулся в спальню.

- Хейа, Тай-Пэн, - сказала Мэй-мэй; голос ее звучал совсем слабо. - Какой у меня йосс?

- Они ушли за лекарством, которое вернет тебе здоровье. Так что можешь не переживать.

Он успокоил ее, как мог, устроил поудобнее на кровати, подождал, пока она заснет, потом обычным тоном отдал слугам необходимые распоряжения - и все это время сердце его сжималось от боли.

Затем он поспешил на флагман и обратился к главному врачу флота с просьбой рассказать все, что тому известно о коре некоего дерева, которое излечивает лихорадку.

- Сожалею, мой дорогой мистер Струан, но все это бабушкины сказки. Существует легенда о графине Хинхон, жене испанского вице-короля Перу, которая в семнадцатом веке привезла в Европу какую-то кору из Южной Америки. Кора получила название «иезуитской», иногда ее еще называют «хинная корка». Считалось, что если принимать ее с водой в растолченном виде, она излечивает лихорадку. Но когда ее опробовали в Индии, она не дала абсолютно никаких результатов. Оказалась совершенно бесполезной! Проклятые паписты готовы наобещать что угодно, лишь бы обратить побольше неискушенных душ в свою веру.

- Где, черт меня побери, могу я достать хоть немного этой коры?

- Право, не знаю, мой дорогой сэр. В Перу, наверное. Однако чем вызвана ваша тревога? Куинз Таун теперь опустел. Если вы не вдыхаете ночных испарений, то можете не беспокоиться насчет лихорадки.

- Один из моих друзей только что заболел малярией.

- А! Что ж, тогда рекомендую укрепиться сердцем и начать с мужественной дозы каломели для очистки желудка. Без промедления. Конечно, обещать ничего не могу. Мы не откладывая поставим ему пиявки.

После этого Струан побывал у главного армейского доктора, а затем по очереди у всех менее значительных врачей - и военных, и гражданских. Все они говорили ему одно и то же.

Потом Струан вспомнил, что Уилф Тиллман еще жив. Он тут же отправился на плавучий опиумный склад Купера-Тиллмана.

Тем временем Гордон Чен вернулся в Тай Пинь Шан и послал за десятью начальниками Триад, бывшими у него в подчинении. Вернувшись от него, каждый из этих десяти человек в свою очередь вызвал к себе десять начальников рангом пониже. Слух о том, что необходимо найти кору какого-то особенного дерева, распространился с невероятной быстротой. На сампанах и джонках молва об этом перелетела через пролив на Кулун, откуда в самом скором времени достигнет деревушек, деревень, больших и малых городов. Выше по побережью, ниже по побережью, в глубине страны. Через несколько часов все китайцы на Гонконге - и Триады, и не Триады - знали, что кто-то ищет кору редкого дерева. Они не знали, кто и зачем, слышали лишь, что за нее назначено огромное вознаграждение. Эти сведения достигли и ушей мандаринских шпионов. Они тоже принялись за поиски коры, но их прельщала не только награда: они понимали, что эту кору, возможно, удастся использовать как приманку, чтобы выявить главарей Триад.

- Извините, что прибыл без приглашения, Уилф. Я... - Струан замолчал, потрясенно глядя на Тиллмана.

Тиллман опирался спиной на взмокшую от пота подушку, его лицо цвета старой нестираной простыни страшно исхудало и больше напоминало обтянутый кожей череп, чем лицо живого человека; белки глаз стали грязно-желтыми.

- Входите, - произнес он едва слышно.

И тут Струан увидел, что Тиллман, чьи зубы всегда были такими крепкими, ровными и белыми, стал совсем беззубым.

- Что случилось с вашими зубами?

- Каломель. Ее действие на некоторых людей... - голос Тиллмана устало смолк. В следующую секунду в его глазах появился странный блеск: - Я ждал вас. Мой ответ: нет!

- Что?

- Нет. Просто нет и все. - Голос набрал силу. - Я ее опекун, и она никогда не станет вашей женой!

- Я пришел не для того, чтобы просить ее руки. Я лишь заглянул узнать, как вы себя чувствуете и как малярия...

- Я вам не верю! - Голос Тиллмана задрожал на истерической ноте. - Вы просто надеетесь, что я умру!

- Какая чепуха! Зачем мне желать вашей смерти?

Тиллман слабой рукой поднял колокольчик, лежавший на заскорузлом от пота покрывале, и позвонил. Дверь открылась, и в каюту вошел огромный босой негр, раб Тиллмана.

- Джебидия, попроси массу Купера и миссис немедленно прийти сюда.

Джебидия кивнул и закрыл за собой дверь.

- По-прежнему помыкаете человеческими созданиями, Уилф?

- Джебидия доволен своей участью, черт бы тебя побрал! Вы живете по-своему, мы - по-своему, грязная ты свинья!

- Чума на вашу жизнь, проклятый работорговец.

Второй корабль Струана навсегда запечатлелся в его памяти, и шотландца до сих пор иногда мучили по ночам кошмары: ему снилось, что он опять вышел на нем в открытое море. Получив после Трафальгара свою долю призовых денег, он выкупил себя из королевского флота и записался юнгой на английский торговый корабль, бороздивший просторы Атлантики. Лишь когда они были уже далеко в океане, он обнаружил, что капитан занимался незаконной торговлей черным товаром и направлялся в Дакар за грузом рабов. Оттуда корабль пошел через южную Атлантику и штилевую полосу экватора в Саванну; мужчины, женщины и дети копошились в трюме, как черви. Неделя тянулась за неделей. В ушах у него не смолкали их предсмертные крики и плач, нестерпимая вонь душила его. Он был в ту пору всего лишь восьмилетним мальчишкой и ничего не мог поделать. В Саванне он сбежал с корабля. Это был единственный в его жизни корабль, который он бросил.

- Вы даже хуже тех, кто доставляет вам рабов из Африки, - сказал он голосом, звенящим от едва сдерживаемой ярости. - Вы просто покупаете живую плоть, выставляете ее на помост и подсчитываете барыши. Я видел рынок рабов и знаю, что это такое!

- Мы хорошо обращаемся с ними! - взвизгнул Тиллман. - Они всего лишь дикари, а мы даем им хорошую сытую жизнь. И это так! - Он откинулся на подушку, собираясь с силами; его лицо подергивалось, он отчаянно завидовал здоровью и силе Струана и чувствовал приближение конца. - Моя смерть не принесет тебе выгоды, да проклянет тебя Господь на веки вечные!

Струан повернулся к двери.

- Тебе лучше подождать. То, что я намерен сказать, тебя заинтересует.

- Меня не заинтересует ничего из того, что можешь сказать ты!

- Ты называешь меня работорговцем? А как ты сам заполучил свою любовницу, гнусный лицемер?

Дверь распахнулась, и в каюту влетел Купер.

- О, привет, Тай-Пэн! Я не знал, что вы на борту.

- Привет, Джефф, - ответил Струан, с трудом беря себя в руки.

Купер взглянул на Тиллмана:

- Что случилось, Уилф?

- Ничего. Я хотел видеть тебя и мою племянницу.

Вошла Шевон и в изумлении остановилась на пороге.

- Хэллоу, Тай-Пэн. Вы хорошо себя чувствуете, дядя?

- Нет, дитя мое. Мне очень плохо.

- В чем дело, Уилф? - спросил Купер.

Тиллман слабо кашлянул.

- Тай-Пэн заглянул ко мне «с визитом». Я решил что это подходящий случай, чтобы уладить одно важное дело. Завтра у меня ожидается новый приступ лихорадки, и я, наверное... в общем, - его тусклые глаза повернулись к Шевон, - я с гордостью извещаю тебя, что Джефф официально попросил твоей руки и я с радостью дал ему свое согласие.

Шевон побледнела.

- Но я пока не хочу выходить замуж.

- Я очень тщательно все взвесил.

- Я не хочу!

Тиллман приподнялся на локте, что стоило ему больших усилий.

- Довольно. Ты поступишь так, как я скажу! - прогремел он. Гнев придал ему силы. - Я твой законный опекун. Я уже несколько месяцев переписываюсь с твоим отцом. Мой брат официально одобрил этот брак, если я окончательно решу, что он послужит к твоей пользе. А я решил, что послужит. Следовательно...

- Что ж, я такого решения не принимала, дядя. Мы живем в девятнадцатом веке, а не в средневековье. Я еще не хочу выходить замуж.

- Меня нисколько не интересуют твои желания, и ты совершенно права: мы живем в девятнадцатом веке. Ты обручена. И ты выйдешь замуж. Твой отец и я надеялись, что за это время, пока ты здесь, Джефф сможет оценить тебя. Это произошло. - Тиллман в изнеможении опустился на подушку. - Это в высшей степени достойный союз. И дело это решенное.

Купер подошел к Шевон:

- Шевон, дорогая. Вы знаете о моих чувствах. Я и понятия не имел, что Уилф собирался... я надеялся...

Она отшатнулась от него и нашла глазами Струана.

- Тай-Пэн! Прошу вас, скажите моему дяде. Скажите ему, что он не имеет права так поступать... он не может обручить меня... скажите ему, что не может!

- Сколько вам лет, Шевон? - спросил Струан.

- Двадцать.

- Если ваш отец и ваш дядя одобряют этот брак, у вас нет выбора. - Он посмотрел на Тиллмана: - Полагаю, вы имеете письменное подтверждение своих слов?

Тиллман показал на письменный стол.

- Письмо лежит вон там. Хотя это и не твоего проклятого ума дело.

- Значит, все законно, Шевон. Вы младший член семьи и обязаны подчиниться воле своего отца. - Струан с печальным лицом повернулся к двери, но Шевон остановила его.

- Вы знаете, почему меня продают? - заговорила она в порыве отчаяния.

- Попридержи язык, девчонка! - вскричал Тиллман. - С тех самых пор, как ты сюда приехала, ты доставляла нам одни лишь хлопоты и беспокойство. Пора тебе наконец вспомнить о приличиях и об уважении к тем, кто старше и лучше тебя.

- Меня продают за долю в деле, - с горечью произнесла она. - За пакет акций компании «Купер и Тиллман».

- Это не так! - возразил Тиллман, и лицо его исказила уродливая гримаса.

- Шевон, вы слишком взвинчены сейчас, - начал Купер с несчастным видом. - Это все от неожиданности и...

Струан сделал шаг вперед, намереваясь обойти ее, но она не отпускала его.

- Подождите, Тай-Пэн. Это сделка. Я знаю, как рассуждают политики. Политика - очень дорогое занятие.

- Придержи язык! - закричал Тиллман, но тут же вскрикнул от боли и повалился на постель.

- Не получая доходов отсюда, - быстро продолжала она дрожащим голосом, - отец не сможет позволить себе оставаться сенатором. Дядя - старший из двух братьев, и если он умрет, Джефф будет вправе выкупить долю Тиллманов в деле за чисто номинальную сумму, и тогда...

- Полно, Шевон, - резко оборвал ее Купер. - Это не имеет никакого отношения к моей любви к вам. За кого вы меня принимаете?

- Будьте честны, Джефф. Ведь это правда, не так ли? О выкупе по номиналу?

- Да, - ответил Купер после хмурой паузы. - При таких обстоятельствах я мог бы выкупить долю Тиллмана. Но я не заключал такой сделки. Я не покупаю себе служанку. Я люблю вас. Я хочу, чтобы вы стали моей женой.

- А если я ею не стану, согласитесь вы не выкупать долю дяди?

- Не знаю. Это решение я приму, когда придет время. Ваш дядя точно так же мог бы выкупить мою долю, если бы мне пришлось умереть раньше него.

Шевон опять повернулась к Струану:

- Пожалуйста, купите меня, Тай-Пэн.

- Я не могу, девочка. Но я также не думаю, что и Джефф вас покупает. Я знаю, что он любит вас.

- Пожалуйста, купите меня, - повторила она упавшим голосом.

- Не могу, милая. Это против закона.

- Нет, не против. Нет, не против. - Что-то надломилось в ней, она уронила голову на грудь и горько разрыдалась.

Купер осторожно обнял ее, в его глазах читалась мука.

Когда Струан вернулся на «Отдыхающее Облако» Мэй-мэй еще спала, но сон ее был беспокойным.

Опустившись в кресло рядом с постелью и не сводя с нее глаз, он тупо подумал о том, что же ему теперь делать с Гортом и Кулумом. Он понимал, что должен немедленно отправиться в Макао. Но не раньше, чем выздоровеет Мэй-мэй - о Господи, верни ей здоровье. Может быть, мне стоит послать «Китайское Облако» и Орлова... или Маусса? Или все-таки подождать? Я предупредил Кулума, чтобы он был осторожен - но вот послушается ли он меня? О Господи Иисусе, помоги Мэй-мэй.

В полночь в дверь каюты постучали.

- Да?

Неслышно ступая, в комнату вошел Лим Дин. Он взглянул на Мэй-мэй и вздохнул.

- Большой Толстый Масса приходить Тай-Пэн видеть, мозна? Хейа?

Поднимаясь по трапу в свою каюту на следующей палубе, Струан чувствовал, как ноют у него спина и плечи, как отяжелела голова.

- Извините, что пришел незваным и так поздно, Тай-Пэн, - произнес Морли Скиннер, поднимая с кресла свое потное, оплывшее жиром тело. - Дело весьма важное.

- Всегда рад встрече с прессой, мистер Скиннер. Садитесь, прошу вас. Выпьете что-нибудь? - Он постарался перестать думать о Мэй-мэй и заставил себя сосредоточиться, понимая, что это не праздный визит.

- Благодарю вас. Виски. - Скиннер жадными глазами вбирал в себя богатый интерьер просторной каюты: зеленые китайские ковры на хорошо отдраенных досках пола, кресла, кушетки, запах чистой промасленной кожи, соли и пеньки; и легкий сладковатый тягучий запах опиума из трюмов внизу. Масляные лампы с аккуратно подрезанными фитилями давали чистый теплый свет, оттенявший на потолке черными полосами тяжелые бимсы главной палубы. Он сравнил ее с жалкой дырой, в которой сам ютился на Гонконге: протершаяся обивка, кругом грязь, вонючий спертый воздух в крошечной комнатке над большим помещением, где размещался печатный пресс. - Я признателен вам за то, что вы согласились увидеться со мной в столь поздний час, - сказал он.

Струан поднял свой бокал:

- Ваше здоровье.

- Да, здоровье. Это хороший тост в наше злое время. Взять хотя бы малярию, да и все остальное. - Его маленькие поросячьи глазки сверкнули. - Я слышал, у вас есть друг, который заболел малярией.

- Вы знаете, где можно достать хинную корку?

Скиннер покачал головой:

- Нет, Тай-Пэн. Все, что мне доводилось читать про нее, говорит о том, что эта штука - вроде блуждающего огонька, в руки не дается. Легенда, одним словом. - Он вытащил из кармана гранки еженедельника «Ориэнтл Таймс» и протянул листы Струану: - Я тут подумал, возможно, вам захочется взглянуть на редакционную статью о сегодняшних скачках. Завтра выйдет специальный выпуск.

- Благодарю вас. Вы для этого хотели меня видеть?

- Нет, сэр. - Скиннер жадно проглотил виски и посмотрел в пустой бокал.

- Если хотите еще, наливайте, не стесняйтесь.

- Благодарю вас. - Скиннер грузно двинулся к графину, его слоновий зад и ляжки вздрагивали, как студень, при каждом шаге. - Хотел бы я иметь вашу фигуру, мистер Струан.

- Тогда не ешьте так много.

Скиннер рассмеялся.

- Еда тут совершенно ни при чем. Вы либо толстый, либо нет. Это одна из тех вещей, которые Господь Бог определяет при рождении раз и навсегда. Я все время был крупным. - Он наполнил свой бокал и вернулся на место. - Вчера вечером ко мне в руки попала кое-какая информация. Не могу открыть вам источник, из которого я ее получил, но мне захотелось обсудить ее с вами, прежде чем я ее напечатаю.

Что за скелет и в чьем шкафу ты учуял своим длинным носом, мой дорогой друг, подумал Струан. Их так много, выбирай любой. Я лишь надеюсь, что ты выбрал правильный.

- «Ориэнтл Таймс» принадлежит мне, да. Насколько мне известно, только мы с вами знаем об этом. Однако я никогда не говорил вам, что публиковать, а что не публиковать. Вы редактор и издатель. Вы несете полную ответственность, и если то, что вы напечатаете, окажется клеветой, вас привлекут к суду. Привлечет любой, кто будет оклеветан.

- Да, мистер Струан. И я ценю свободу, которую вы мне предоставляете. - Его глаза, казалось, нырнули еще глубже в заплывшие жиром складки лица. - Свобода предполагает ответственность - перед самим собой, перед газетой, перед обществом. Правда, не обязательно именно в таком порядке. Но на этот раз все обстоит иначе... видите ли... как бы это сказать?.. «взрывная сила» данного известия очень велика. - Он достал обрывок бумаги. Лист был целиком испещрен скорописными значками, прочесть которые мог только он. Скиннер поднял глаза: - Договор Чуэн-пи отвергнут Короной, и Гонконг вместе с ним.

- Это какой-нибудь новый анекдот, мистер Скиннер? - Струан озабоченно подумал, насколько убедителен был Блор. Все ли ты рассчитал правильно, дружище, спросил он себя. У парня, кстати, прекрасное чувство юмора: Жеребец взял мундштук. Правда, «тяжеловоз» подошло бы больше.

- Нет, сэр, - ответил Скиннер. - Наверное, мне лучше прочитать вам. - И он прочитал вслух, почти слово в слово, то, что написал в своем письме сэр Чарльз Кросс и что Струан предложил Блору под большим секретом шепнуть на ухо Скиннеру. Струан решил, что Скиннер был как раз тем человеком, который сумеет расшевелить торговцев, пробудить в них злость и негодование, чтобы они не дали Гонконгу погибнуть, и начали - все вместе и каждый по-своему - бороться против Каннингтона, как боролись много лет назад против Ост-Индской Компании и в конце концов взяли над ней верх.

- Я в это не верю.

- Думаю, вам все-таки следует в это поверить, Тай-Пэн. - Скиннер допил свой виски. - Вы позволите?

- Конечно. Принесите сюда весь графин. Тогда вам не нужно будет ходить взад и вперед. Кто передал вам эту информацию?

- Этого я не могу вам сказать.

- А если я буду настаивать?

- Даже в этом случае. Если я назову имя, для меня как для газетчика все сразу будет кончено. Здесь затронуты очень важные принципы профессиональной этики.

- Газетчик прежде всего должен иметь газету, - без обиняков объявил Струан, испытывая его.

- Верно. В этом и заключается риск, на который я пошел, решив поговорить с вами. Но если вы и так поставите вопрос, я вам все равно ничего не скажу.

- Вы уверены, что это правда?

- Нет. Но я так думаю.

- Когда было отправлено это сообщение? - спросил Струан.

- 27 апреля.

- Вы серьезно считаете, что оно могло попасть сюда так быстро? Это просто смешно!

- Я сказал то же самое. И тем не менее я считаю, что эта информация достоверна.

- Если это так, тогда нам всем конец.

- Вполне вероятно, - ответил Скиннер.

- Не вероятно, а совершенно точно.

- Вы забываете о могуществе прессы и о том, чего могут добиться торговцы, объединив свои усилия.

- Мы недостаточно могущественны, чтобы тягаться с министром иностранных дел. Да и время против нас. Вы собираетесь напечатать это?

- Да. В свое время.

Струан покрутил в руке хрустальный бокал, наблюдая игру света в его резных гранях.

- Я бы сказал, что когда вы это сделаете, паника поднимется невиданная. И вы тут же попадете на ковер к Лонгстаффу.

- Меня это не беспокоит, мистер Струан. - Скиннер был озадачен: Струан реагировал на известие совсем не так, как он предполагал. Разве что Тай-Пэн уже и так обо всем знает, в сотый раз сказал он себе. Но тогда я не вижу никакого смысла в том, чтобы посылать ко мне Блора. Блор прибыл неделю назад, а за эту неделю Тай-Пэн вложил в Гонконг бесчисленные тысячи тэйлов. Если он знает о судьбе договора, это было бы актом маньяка-самоубийцы. Так чьим же курьером был Блор? Брока? Маловероятно. Потому что Брок тратит деньги так же безоглядно, как и Струан. Скорее всего, это генерал... или адмирал... или Монсей. Монсей! Кто, как не Монсей, имеет связи в министерских кругах? Кто, как не Монсей, ненавидит Лонгстаффа и метит на его место? Кто, как не Монсей, жизненно заинтересован в том, чтобы идея Гонконга увенчалась успехом? Потому что без сильного Гонконга Монсею не сделать карьеры в Дипломатическом Корпусе. - Похоже, что с Гонконгом покончено. Все деньги, все силы, которые вы вложили - все мы вложили - в него, смахнули в сторону, как крошки со стола.

- Гонконг нельзя оставлять. Без этого острова все порты на материковом побережье, которые мы откроем, не будут стоить выеденного яйца.

- Я знаю это, сэр. Мы все это знаем.

- Да. Но министр иностранных дел полагает иначе. Почему? Мне очень интересно знать, почему? И что мы вообще могли бы сделать в данной ситуации? Как убедить его в нашей правоте, а? Как?

Скиннер был таким же ревностным защитником новой колонии, как и Струан. Без Гонконга не будет «Благородного Дома». А без «Благородного Дома» не будет ни еженедельника «Ориэнтл Таймс», ни работы.

- Может быть, нам и не придется ни в чем убеждать этого мерзавца, - отрывисто проговорил он, и глаза его холодно блеснули.

- А?!

- Не вечно же этому пакостнику быть у власти, - повторил Скиннер.

Струан посмотрел на него с возросшим интересом. Это был новый поворот в игре, причем неожиданный. Скиннер не пропускал ни одной газеты, ни одного периодического издания и был самым информированным человеком в отношении той части парламентских дел, которая освещалась в печати. В то же время, обладая необыкновенной памятью и испытывая к людям самый живой интерес, Скиннер имел другие, и очень разнообразные, источники информации.

- Вы полагаете, существует возможность смены правительства?

- Я готов поставить любые деньги, что сэр Роберт Пил и консерваторы опрокинут вигов в течение этого года.

- Это было бы дьявольски рискованно с вашей стороны. Я сам бы сыграл против вас.

- Хотите поставить «Ориэнтл Таймс» против падения вигов еще в этом году - и закрепления Гонконга за Короной?

Струан прекрасно понимал, что такое пари сделает Скиннера самым верным его союзником, а газета - не такая уж большая цена за это. Но поспешное согласие выдало бы его.

- У вас нет ни единого шанса в мире выиграть это пари.

- Наоборот, мои шансы весьма велики, мистер Струан. Прошлая зима дома была самой тяжелой за все последние годы - и в производстве, и вообще в экономике. Безработица выросла невероятно. Урожай собрали мизерный. Вам известно, что, согласно последней почте, буханка хлеба стоит теперь один шиллинг два пенса? Кусковой сахар продают по восемь пенсов за фунт, чай - по семь шиллингов восемь пенсов, мыло - по девять пенсов кусок; дюжина яиц стоит четыре шиллинга. Картофель - шиллинг за фунт. Бекон - три с половиной шиллинга за фунт. Теперь возьмите заработную плату: самое большее - семнадцать с половиной шиллингов в неделю за шестьдесят четыре часа работы; сельскохозяйственные рабочие получают девять шиллингов в неделю за Бог знает сколько часов, фабричные рабочие около пятнадцати шиллингов - все это при условии, что у вас вообще есть работа. Боже милостивый, мистер Струан, вы живете где-то в поднебесье со своим несметным богатством, вы можете дать девушке тысячу фунтов только за то, что у нее красивое платье, поэтому вы не знаете этого, не можете знать, но каждый одиннадцатый человек в Англии - нищий. В Стоктоне в прошлом году почти десять тысяч человек зарабатывали меньше двух шиллингов в неделю. Тридцать тысяч в Лидсе - меньше шиллинга. Чуть не каждый живет впроголодь, а ведь мы самая богатая страна в мире. Виги засунули головы себе в задницы и отказываются признавать то, что давно видно всем: чудовищную несправедливость такого положения вещей. Возьмите чартистов: виги так ничего и не поняли, они ограничились лишь тем, что навесили на них ярлык оголтелых анархистов. Они словно не замечают, в каких ужасающих условиях работают люди на ткацких и иных фабриках. Господи Иисусе, шести-, семилетние дети трудятся по двенадцать часов в сутки, и женщины тоже, а их труд обходится нанимателю дешевле, и он увольняет с работы мужчин. Да и с какой стати вигам что-то менять? Большинство фабрик им и принадлежит. И у них один Бог - деньги, все больше, и больше, и больше денег, а народ пусть идет к чертям. Возьмите ирландскую проблему: виги так ничего и не предпринимают для ее решения. Бог мой, в прошлом году там был голод, если и в этом году будет то же самое, вся Ирландия вновь восстанет, да и пора уже. А виги даже пальцем не шевельнули, чтобы реформировать банковскую систему. Зачем - ведь банки тоже принадлежат им! Вспомните, как вам самому не повезло этой зимой! Если бы мы имели справедливый и жесткий закон, защищающий вкладчиков от проклятых махинаций проклятых вигов… - Он сделал над собой усилие и замолчал, лицо его раскраснелось, толстые щеки тряслись от возмущения. - Извините, я вовсе не хотел произносить перед вами целую речь. Конечно, вигам придется уйти. Я бы сказал, что если они не сделают этого в ближайшие полгода, в Англии начнется такая кровавая баня, рядом с которой французская революция будет выглядеть невинным пикником. Единственный, кто может спасти нас, это сэр Пил, клянусь всеми святыми.

Струан вспомнил, что рассказывал ему Кулум об условиях жизни в Англии. Он и Робб сочли это тогда горячностью романтически настроенного студента университета. И то, что писал ему его собственный отец, тоже показалось ему тогда не заслуживающим внимания.

- Если лорд Каннингтон уйдет в отставку, кто станет следующим министром иностранных дел?

- Сам сэр Роберт. Если не он - то лорд Абердин.

- Но они оба противники свободной торговли.

- Да, но они также слывут либералами и настроены вполне миролюбиво. А оказавшись у власти, они должны будут сразу же изменить свое отношение к свободной торговле. Как только оппозиция получит власть и на их плечи ляжет вся ответственность, они пересмотрят свои взгляды. Свободная торговля - это единственный путь, который позволит Англии выжить - вы это знаете, - поэтому им придется поддержать ее. И им понадобится максимальная помощь ото всех, кто обладает реальной силой и богатством.

- Вы хотите сказать, что я должен поддержать их?

- «Ориэнтл Таймс» со всем, что есть у газеты, включая печатный пресс, против падения вигов уже в этом году. И Гонконга.

Струан немного приспустил сапог на искалеченной ноге и опять откинулся на спинку кресла. Он не спешил нарушать молчание.

- Пятьдесят процентов остаются за мной, и считайте, что мы договорились, - сказал он наконец.

- Все или ничего.

- Может, мне стоит просто вышвырнуть вас и забыть об этом.

- Может, и стоит. Вашего богатства с избытком хватит и вам, и вашим близким вплоть до Страшного Суда. Я спрашиваю вас, насколько вам нужен Гонконг - и будущее Англии. Мне кажется, у меня есть ключ ко всему этому.

Струан налил себе еще виски и вновь наполнил бокал Скиннера.

- Идет. Все или ничего. Не пожелаете ли составить мне компанию за ужином? Я немного проголодался.

- О, с удовольствием. Весьма вам признателен. Работа языком всегда будит во мне чувство голода. Сердечно благодарю вас.

Струан позвонил в колокольчик, благословляя свой йосс за то, что его риск опять оправдал себя. Вошел Лим Дин, и он заказал ужин.

Скиннер залпом проглотил свой виски и возблагодарил Бога за то, что не ошибся с Тай-Пэном и все рассчитал верно.

- Вы не пожалеете об этом, Тай-Пэн. Теперь послушайте меня. Отставка Лонгстаффа - я знаю, он ваш друг, но я говорю с точки зрения политики - огромная удача для Гонконга. Во-первых, он дворянин; во-вторых, он виг и в третьих - дурак. Сэр Клайд Уэйлен - сын сквайра; во-вторых, не дурак и в-третьих, он человек действия. В-четвертых, он знает Индию - провел там тридцать лет на службе в Ост-Индской Компании. До этого служил в королевском флоте. И в-последних, что наиболее существенно: хотя он и считается вигом, я уверен, что в душе он тайно ненавидит Каннингтона, а вместе с ним и нынешнее правительство, и сделает все, что только будет в его силах, дабы добиться его отставки.

- Почему?

- Он ирландец. Каннингтон руководил разработкой большинства законов, принятых по Ирландии за последние пятнадцать лет, и лично ответствен, как считают все ирландцы, за нашу катастрофическую политику в этой стране. Это ключ к Уэйлену... если мы сможем найти способ воспользоваться им. - Скиннер в возбуждении принялся грызть испачканный чернилами ноготь большого пальца.

Лим Дин вернулся вместе с еще одним слугой, неся тарелки с холодным мясом, копчеными колбасами, цукатами, холодными пирогами и пирожками, а также огромные кружки охлажденного пива и шампанское в ведерке со льдом.

Скиннер плотоядно улыбнулся:

- Пир, достойный владельца ткацкой фабрики!

- Достойный издателя и владельца собственной газеты! Приступайте, не стесняйтесь. - Мысли быстро сменяли одна другую в голове Струана. Как подчинить себе Уэйлена? Неужели виги действительно потеряют власть? Следует ли мне теперь перенаправить свое влияние в помощь консерваторам? Перестать поддерживать таких людей, как Кросс? К этому времени в Англии уже знают, что «Благородный Дом» остался все тем же «Благородным Домом» и силен, как никогда. Должен ли я поставить на сэра Роберта Пила?

- Когда вы опубликуете свое сообщение, всех охватит паника, - сказал он, сужая, подобно беркуту, круги для последнего броска, который прикончит ничего не подозревающую жертву.

- Да, мистер Струан. Даже если бы я не был так решительно настроен против того, чтобы оставить Гонконг, мне еще нужно думать о будущем моей газеты. - Скиннер набил полный рот и продолжал говорить и жевать одновременно: - Но существует столько разных способов представить читателю одну и ту же новость Именно это и делает работу газетчика такой захватывающей. - Он расхохотался, и несколько кусочков пищи вывалилось у него изо рта, запачкав подбородок. - О да, я должен заботиться о будущем моей газеты. - После этого он целиком сосредоточил свое внимание на еде, поглощая все в чудовищных количествах.

Струан, погруженный в размышления, ел мало. Наконец, когда даже Скиннер насытился, он встал и поблагодарил его за информацию и советы.

- Я извещу вас частным образом, прежде чем опубликую сообщение, - сказал Скиннер, придерживая руками плотно набитый живот. - Это произойдет скоро, через несколько дней, но мне требуется время, чтобы все спланировать. Благодарю вас, Тай-Пэн. - Он ушел.

Струан спустился вниз. Мэй-мэй все так же металась во сне. Он распорядился поставить в ее комнате кушетку и позволил себе ненадолго забыться в полусне.

К утру Мэй-мэй начало знобить. Ледяной холод проник в ее вены, в голову, в чрево. Наступил пятнадцатый день.

Глава 3

Мэй-мэй, хрупкая и беспомощная, как младенец, лежала, придавленная весом дюжины одеял. Ее лицо совсем посерело, глаза потухли. Четыре часа она не переставая стучала зубами от холода. Потом озноб резко сменился сильным жаром. Струан протирал ей лицо ледяной водой, но это не приносило облегчения. Мэй-мэй начала бредить. Она билась на постели, бормоча и выкрикивая бессмысленный набор китайских и английских слов, сжигаемая изнутри страшным огнем. Струан удерживал ее, пытался успокоить, но она не узнавала его и не слышала того, что он говорил.

Лихорадка прекратилась так же внезапно, как и началась. Изо всех пор измученного тела хлынул пот, промочив одежду и простыни. Спекшиеся губы разлиплись, и из них вырвался экстатический стон облегчения. Глаза открылись, окружавшие Мэй-мэй светлые и темные пятна начали обретать контуры людей и предметов.

- Я чувствую себя так хорошо, я так устала, - произнесла она чуть слышно.

Струан помог А Сам сменить промокшие подушки, простыни и одежду.

Потом Мэй-мэй заснула. Она лежала на постели неподвижно, и сон ее казался сном смерти. Струан сел в кресло и стал смотреть на нее.

Она проснулась через шесть часов, спокойная, но совсем без сил.

- Хэллоу, Тай-Пэн. У меня лихорадка Счастливой Долины?

- Да. Но у вашего врача есть лекарство, которое тебя вылечит. Оно будет в его распоряжении через день или чуть больше.

- Хорошо. Очень хорошо. Не беспокойся, ладно.

- Чему ты улыбаешься, девочка?

- Ах, - выдохнула она, потом умиротворенно закрыла глаза и вся обмякла, погрузившись глубже в чистые простыни и подушки. - Как же еще человек может управлять йоссом? Если ты улыбаешься, проигрывая, тогда ты выиграешь в жизни.

- С тобой все будет хорошо, - сказал он. - Очень хорошо. Не волнуйся.

- Я не волнуюсь за себя. Только за тебя.

- Что ты имеешь в виду? - Струан страшно устал после долгого бдения, и ему невыносимо мучительно было видеть то, что она казалась теперь еще тоньше, чем всегда, став словно полупрозрачной, что глаза ее утонули в почерневших глазницах. И постарели.

- Ничего. Я бы съела немного супа. Куриного супа.

- Врач прислал лекарство, которое вернет тебе силы.

- Хорошо. Я чувствую себя фантастически слабой. И приму лекарство после супа.

Он приказал принести суп, и Мэй-мэй сделала небольшой глоток, потом снова легла.

- Теперь ты отдыхай, Тай-Пэн, - сказала она и, нахмурив лоб, спросила: - Сколько дней до следующей лихорадки?

- Три или четыре, - ответил он убитым голосом.

- Не беспокойся, Тай-Пэн. Четыре дня это целая вечность, ладно. Иди отдохни, пожалуйста, а потом мы будем разговаривать.

Он вернулся в свою каюту и заснул тревожным сном, просыпаясь через каждые несколько минут, засыпая снова и видя во сне, что он лежит в постели с открытыми глазами или в мучительной полудреме и никак не может расслабиться, дать отдых голове и телу.

Умирающее солнце висело низко над горизонтом, когда Струан встал с кровати. Он вымылся и побрился. Ему казалось, что его мозг превратился в какую-то мерзкую, липкую кашу. Он уставился на свое лицо в зеркале, и то, что он увидел, ему не понравилось. Потому что его глаза говорили ему, что Мэй-мэй не сможет перенести трех таких сражений с болезнью. А значит, жить ей осталось самое большее двенадцать дней.

В дверь постучали.

- Да.

- Тай-Пэн?

- А, здравствуй, Гордон. Есть новости?

- Боюсь, пока никаких. Я делаю все, что могу. Как госпожа себя чувствует?

- Первый приступ начался и прошел. Не очень хорошо, парень.

- Мы уже начали поиски коры. Врач прислал лекарства, чтобы поддержать силы госпожи, и особую пищу для нее. А Сам знает, что нужно делать.

- Спасибо.

Гордон ушел, и Струан вернулся к своим размышлениям. Он мучительно пытался найти какой-нибудь выход. Где мне взять хинную корку? Какое-то ее количество должно быть где-нибудь, Где в Азии можно найти перуанскую кору? Нет, не перуанскую - «иезуитскую» кору.

В этот момент его слепо тычущиеся в пустоту мысли натолкнулись на одну идею, от которой его словно обдало жаром.

- Святители небесные! - громко вскрикнул он, и проблеск надежды заставил его сердце учащенно забиться. - Если тебе нужны лошадиные слепни - ищи лошадь. Если тебе нужна «иезуитская» кора... ну, конечно же, идиот ты несчастный!

Через два часа «Китайское Облако» разрезал форштевнем воды гавани, окрашенные в закатный цвет лучами уходящего солнца, летя к выходу в океан подобно валькирии. Клипер шел под всеми парусами, но они были зарифлены против набирающего силу муссона. Когда корабль вырвался из западного пролива и почувствовал полную силу волн и ветра Великого океана, он накренился, и снасти ликующе запели.

- Зюйд-тень-зюйд-ост, - прогремел Струан, перекрывая рев ветра.

- Есть зюйд-тень-зюйд-ост, сэр-р, - эхом отозвался рулевой.

Струан поднял глаза к парусам, четко выделявшимся на фоне неумолимо темнеющего неба, и подосадовал, что так много парусины оказалось зарифленной. Но он знал, что при таком восточном ветре и таком море рифы придется оставить.

«Китайское Облако» лег на новый курс и устремился в ночь, хотя ему по-прежнему приходилось бороться и с ветром и с морем. Скоро он вновь повернет, ветер окажется с кормы, и тогда он полетит вперед, уже ничем не сдерживаемый.

Через час Струан прокричал:

- Свистать всех наверх, приготовиться повернуть корабль!

Матросы высыпали из полубака и встали в темноте по местам у тросов, фалов и гарделей.

- Вест-тень-зюйд-вест, - приказал он.

Рулевой переложил штурвал, и клипер встал по ветру. Реи заскрипели и выгнулись в подветренную сторону, гардели и фалы натянулись и взвыли на ветру, и в следующую минуту корабль лег на новый курс. Струан прокричал:

- Отдать рифы на гроте и брамселях!

Клипер полетел по волнам, следуя полным бакштагом, волна из-под носа широким веером разлеталась в стороны.

- Так держать, - приказал Струан.

- Есть, есть, сэр-р, - откликнулся рулевой, напрягая глаза, чтобы разглядеть мерцающий огонек нактоуза и удерживать постоянный курс. Штурвал рвался у него из рук.

- Смените меня, капитан Орлов!

- Ну, наконец-то, Зеленые Глаза.

- Возможно, вам удастся прибавить скорости, - сказал Струан. - Я бы хотел попасть в Макао как можно быстрее. - Он спустился вниз.

Орлов возблагодарил Бога за то, что оказался готов, как и всегда, к немедленному отплытию. Едва увидев лицо Тай-Пэна, он понял, что «Китайскому Облаку» лучше выйти из гавани в рекордное время или он останется без корабля. И хотя осторожность опытного морехода подсказывала ему, что нести столько парусов ночью в водах, изобилующих мелями и подводными камнями, было опасно, он радостно прокричал: «Отдать рифы на фор-бом-брамселе и верхних брамселях», упиваясь ощущением свободы: он снова в море, снова капитан своего корабля после стольких дней, проведенных на якоре в гавани. Он поправил курс на румб вправо, отдал еще рифы и безжалостно погнал корабль вперед.

- Приготовьте носовой катер, мистер Кьюдахи! Господь свидетель, ему лучше быть в полной готовности, когда Тай-Пэн выйдет на палубу... и поднимите на марсе фонарь для лоцмана.

- Есть, слушаюсь, сэр-р.

- Отставить фонарь для лоцмана! Мы все равно его не получим среди ночи. Я не стану дожидаться рассвета и какого-то там лоцмана с акульим сердцем. Я сам проведу корабль в порт. У нас на борту срочный груз.

Кьюдахи нагнулся и прошептал в самое ухо Орлову:

- Это она, сэр? Та самая, за которую он заплатил столько золота, сколько она весит? Вы видели ее лицо?

- Отправляйся на нос или я скрою себе штаны из твоих кишок! И держи язык за зубами, клянусь кровью Христовой, да и другим передай, чтобы помалкивали! Когда придем в Макао, всей команде оставаться на корабле!

- Есть, есть, мой дорогой капитан, сэр, - рассмеявшись ответил Кьюдахи. Он выпрямился во весь рост, возвышаясь, как гора, над маленьким человечком, которого любил и которым восхищался. - Наши рты на замке, клянусь бородой святого Патрика! Будьте покойны! - Он спустился с квартердека, прыгая по трапу через три ступеньки, и заспешил на нос.

Орлов принялся расхаживать по юту, пытаясь сообразить, что означала вся эта таинственность, и что случилось с тонкой, закутанной в покрывало девушкой, которую Тай-Пэн на руках внес на корабль. Он увидел, как приземистый китаец Фонг словно преданный пес последовал за Кьюдахи, и в который раз спросил себя, зачем ему прислали этого человека, из которого он должен был сделать капитана, и почему Тай-Пэн определил по одному язычнику на каждый из своих клиперов.

Хотел бы я взглянуть на лицо этой девушки, говорил он себе. Ее вес в золоте... да, так рассказывают люди. Я бы хотел... о, как бы я хотел не быть тем, что я есть, как бы я хотел заглянуть в лицо мужчине или женщине и не увидеть в нем отвращения, перестать доказывать всем, что я такой же человек, как любой другой, а на море даже лучше любого другого. Я устал быть Страйдом Орловом, горбуном. Не потому ли я так испугался, когда Тай-Пэн сказал: «В октябре ты пойдешь на север, один»?

Он задумчиво посмотрел через борг на черные волны, стремительно пробегавшие мимо. Ты есть то, что ты есть, и море ждет. И ты капитан самого прекрасного корабля в мире. И был, был в твоей жизни миг, когда ты заглянул в человеческое лицо и увидел там зеленые глаза, изучавшие тебя просто как человека. Да, Зеленые Глаза, подумал он, и тоска отпустила его, я пойду с тобой хоть в ад за то мгновение, которое ты мне тогда подарил.

- Эй вы, там, увальни! Ну-ка живо к брамселям! - крикнул он.

И по его приказу люди начали торопливо карабкаться наверх, чтобы забрать еще больше силы у ветра. А потом, когда он увидел на горизонте огни Макао, он приказал взять на парусах рифы и осторожно - но всегда с максимальной скоростью - провел клипер в мелководную гавань, сверяя курс по выкрикам лотового, делавшего промеры на носу.

- Очень искусно, капитан, - раздался за его спиной голос Струана.

Орлов вздрогнул и резко обернулся:

- О, я вас не видел. Вы подкрадываетесь к человеку, как привидение. Катер готов к спуску на воду. - Потом он добавил небрежно: - Я подумал, почему бы мне самому не войти в бухту вместо того, чтобы ждать до рассвета, когда прибудет портовый лоцман.

- Вы прочли мои мысли, капитан. - Струан посмотрел на огни и на скрытый в ночной тьме город, начинавшийся у самой кромки воды, и забиравшийся затем на самый верх окрестных холмов. - Бросьте якорь на нашей обычной стоянке. Мою каюту будете охранять лично. Вы не должны входить в нее - никто не должен. Всем оставаться на корабле. И языком не трепать.

- Эти распоряжения я уже отдал.

- Когда португальские власти прибудут на борт, извинитесь, что мы не стали дожидаться лоцмана, и заплатите все положенные сборы. А также мзду китайцам. Скажите, что я на берегу.

Орлов благоразумно поостерегся спрашивать, как долго Тай-Пэн намерен отсутствовать.

Горизонт начал едва заметно светлеть, когда «Китайское Облако» бросил якорь в полумиле от все еще неразличимых в сереющей тьме причалов в юго-западной части гавани. Подходить к берегу ближе крупные корабли не рисковали: залив был очень неглубок и потому опасен и почти бесполезен. Это послужило еще одной причиной того, что Гонконг стал для англичан экономической необходимостью. Торопя катер к берегу, Струан заметил южнее штаговые огни еще одного клипера - «Белой Ведьмы». Кроме него, на якоре в гавани стояли несколько европейских кораблей помельче. Сотни джонок и сампанов бесшумно сновали туда-сюда.

Струан быстро зашагал вдоль пирса, который «Благородный Дом» по-прежнему арендовал в Макао. Он увидел, что большое здание их компании, также арендованное у португальцев, погружено во тьму. Это был четырехэтажный дом с колоннами, стоявший в дальнем конце усаженной деревьями praia³.

Он повернул на север и пошел вдоль набережной, огибая здание китайской таможни. Потом пересек широкую улицу и начал подниматься по отлогому склону холма к церкви Святого Франциска.

Он был рад вернуться в Макао, вернуться к цивилизации, мощеным улицам, величественным соборам, красивым домам в средиземноморском стиле, pracas⁴ с фонтанами и большими парками со множеством цветов, наполнявших воздух своим благоуханием.

Когда-нибудь и Гонконг станет таким же, сказал он себе, если поможет йосс. Затем он вспомнил Скиннера, и Уэйлена, и малярию, и Мэй-мэй на борту «Китайского Облака», - она так похудела и ослабла, а ведь до следующего приступа оставалось всего два или три дня. И что там с «Голубым Облаком»? Корабль скоро должен быть дома. Обгонит ли он «Серую Ведьму»? Или он уже отстал на тысячу миль и лежит на дне океана? А остальные клиперы? Сколько их суждено мне потерять в этом году? Лишь бы «Голубое Облако» пришел первым! Как там Винифред? И все ли в порядке с Кулумом, и где сейчас Горт, и не сегодняшний ли день назначен судьбой для сведения старых счетов?

Город был по-прежнему погружен в предрассветный сон. Но он чувствовал на себе внимательный взгляд невидимых китайских глаз. Он поднялся на вершину холма и пересек прекрасную Praca de Sao Francisco.

К северу по другую сторону площади, в самой высокой точке перешейка, вставали укрепления и стены древнего форта Сан Паулу де Монте. А за ним начиналась, китайская часть Макао: узкие улочки, лачуги, лепившиеся друг на друга, покрывали всю северную сторону холма, редея по мере того, как спускались вниз по склону.

Дальше на полмили протянулся участок ровной земли; перешеек здесь сужался до каких-нибудь ста пятидесяти ярдов. Здесь были разбиты парки, аллеи; яркими пятнами изумрудной зелени выделялись небольшой ипподром и поле для крикета, давным-давно построенные англичанами, которые преданно ухаживали за ними два с лишним столетия. Португальцы не одобряли скачек и не играли в крикет.

В ста ярдах за полем для крикета поднималась стена: здесь кончался Макао и начинался Китай.

Стена толщиной десять футов имела двадцать футов в высоту и тянулась от берега до берега. Только после того, как она была построена триста лет назад, император согласился отдать португальцам эту землю в аренду и позволил им селиться на ней.

Посреди стены возвышалась сторожевая башня с единственными величественными воротами. Ворота в Китай всегда были открыты, но ни один европеец не имел права ступить за них.

Сапоги Струана громко простучали по булыжникам, когда он торопливо пересек площадь. Открыв высокие кованые железные ворота епископского дворца, он прошел через сад, который создавался неустанным трудом в течение трех веков. Когда-нибудь у меня будет такой же, пообещал он себе.

Все так же громко стуча каблуками, Струан миновал мощеный передний двор и подошел к огромной двери. Он дернул шнур звонка и услышал звяканье колокольчика, эхом прокатившееся по дому, потом настойчиво дернул его еще раз и еще.

Через некоторое время в нижних окнах мелькнул свет фонаря, и он услышал приближающиеся шаги и ворчливое бормотание по-португальски. Дверь открылась.

- Bom dia⁵. Я хочу видеть епископа.

Полуодетый заспанный слуга уставился на него, не узнавая и ничего не понимая, затем возмущенно изверг еще один поток португальских слов и потянул дверь на себя. Но Струан выставил вперед ногу, рывком распахнул дверь и вошел в дом. Он свернул в первую попавшуюся комнату - это оказался роскошный, со множеством книг вдоль стен рабочий кабинет - и сел в кресло с резной спинкой. Потом опустил взгляд на стоящего с открытым ртом слугу.

- Епископа, - повторил он.

Получасом позже Фалариан Гинеппа, епископ Макао, генерал римско-католической церкви, надменно вступил в комнату, захваченную Струаном. Это был высокий патриций с римским крючковатым носом, высоким лбом и худым высохшим лицом. Груз своих пятидесяти лет он носил с юношеской легкостью. Епископ был одет в пурпурную мантию и шапочку того же цвета, с худой шеи свисало усыпанное драгоценными камнями распятие. Темные сонные глаза смотрели враждебно. Но едва их взгляд упал на Струана, как раздражение и сонливость прелата словно рукой сняло. Епископ остановился на пороге, насторожившись каждой клеточкой своего тела.

Струан встал.

- Доброе утро, ваше светлость. Извините, что я без приглашения и потревожил вас в столь ранний час.

- Добро пожаловать во имя Господа, сеньор, - мягко ответил епископ. Он указал рукой на стул. - Я думаю, небольшой завтрак? Вы разделите его со мной?

- Благодарю вас.

Епископ отрывисто сказал что-то по-португальски слуге, который поклонился и торопливо вышел. Затем он медленно приблизился к окну, держа пальцы на распятии, и долгим взглядом посмотрел на встающее солнце. Далеко внизу, в заливе, он увидел «Китайское Облако», клипер стоял на якоре в окружении множества сампанов. Какое срочное дело, размышлял он, привело ко мне Тай-Пэна «Благородного Дома»? Этого врага, которого я так хорошо знаю, но с которым никогда раньше не встречался. - Я признателен вам за такое пробуждение. Рассвет сегодня поистине великолепен.

- Да.

Оба собеседника выказывали отменную учтивость, хотя на самом деле почтения друг к другу не питали.

Для епископа Струан олицетворял расчетливых, злобных, фанатичных англичан-протестантов, которые презрели законы Божеские, которые - обрекши себя вечному проклятию - отринули Папу, как некогда иудеи отринули Христа; а этот человек к тому же был среди них одним из первых: именно он, чуть ли не в одиночку, уничтожил Макао, а вместе с Макао и безраздельное господство Святой матери-церкви среди азиатских язычников.

Для Струана же епископ воплощал в себе все то, что шотландец всегда презирал в католиках: догматичный фанатизм добровольно оскопивших себя властолюбцев, которые во имя католического Бога высасывали богатства из бедняков, каплю за кровавой каплей, и строили из этих капель гигантские соборы для прославления Божественного, каким они его себе представляли; они, подобно идолопоклонникам, посадили в Риме человека - Папу, - сделав его непогрешимым судьей всех остальных людей.

Слуги в ливреях почтительно внесли серебряные подносы, горячий шоколад, почти невесомые булочки из воздушного теста и свежее масло, а также джем из кумквота⁶, которым славился монастырь францисканцев.

Епископ прочел молитву, и латынь еще больше усилила раздражение Струана, но он не сказал ни слова.

Завтрак прошел в молчании. Колокола многочисленных церквей прозвонили к заутрене, и тишину заполнил неясный, гортанный хор монашеских голосов, читавших молитву в соборе.

После шоколада был подан кофе из Португальской Бразилии - горячий, сладкий, крепкий, с изысканным ароматом и вкусом.

Епископ шевельнул рукой, слуга открыл драгоценную шкатулку для сигар и предложил ее Струану.

- Эти из Гаваны, если вам такие нравятся. После завтрака я обычно наслаждаюсь «даром» сэра Уолтера Рэли человечеству.

- Благодарю вас.

Струан выбрал сигару. Слуги поднесли им огонь и по знаку епископа удалились.

Епископ поднял глаза, наблюдая за струйкой табачного дыма.

- С какой стати Тай-Пэн «Благородного Дома» вдруг ищет моей помощи? Помощи паписта?

- Вы можете поспорить - и не проиграете, ваша светлость, - что я прибегаю к ней не с легким сердцем. Вы слышали что-нибудь о хинной корке? Иезуитской коре?

- Вот как. У вас малярия. Лихорадка Счастливой Долины, - тихо произнес епископ.

- Сожалею, но вынужден разочаровать вас. Нет, у меня нет малярии. Но ею болен человек, который мне очень дорог. Хинная корка действительно излечивает малярию?

Пальцы епископа поиграли огромным перстнем на среднем пальце, потом коснулись распятия.

- Да. Если малярия Счастливой Долины - это та же малярия, которой болеют в Южной Америке. - Его взгляд стал пронзительным. Струан почувствовал его силу, но глаз не опустил, глядя в лицо епископу с той же твердостью. - Много лет назад я был миссионером в Бразилии. Я заболел там их малярией. Но хинная корка исцелила меня.

- У вас есть хинная корка здесь? В Макао?

Последовало молчание, которое нарушалось лишь негромким постукиванием ногтей прелата по кресту; Струан сразу вспомнил китайского врача, постукивавшего пальцами по запястью Мэй-мэй. Он спросил себя, правильно ли он все рассчитал - относительно епископа.

- Я не знаю, сеньор Струан.

- Если хинная корка излечивает нашу малярию, то я готов заплатить. Если вам нужны деньги, вы их получите. Власть? Я дам вам ее. Если вам нужна моя душа, она ваша - я не разделяю ваших взглядов, так что это будет стоящий обмен. Я даже с радостью пройду через церемонию принятия католичества, но это было бы лишено всякого смысла, как мы оба хорошо понимаем. Я дам вам все, что вы хотите, если только это в моей власти. Но мне нужна кора. Немного. Я хочу вылечить от лихорадки одного человека. Назовите вашу цену.

- У вас весьма необычные манеры для того, кто пришел как проситель.

- Да. Но я исхожу из того, что, несмотря на мои манеры - или на то, что вы думаете обо мне, а я - о вас, - нам обоим есть, что предложить друг другу. Есть ли у вас хинная корка? Если есть, то излечивает ли она малярию Счастливой Долины? И если да, то какова ваша цена?

В комнате стало очень тихо, и в этой тишине навстречу друг другу устремились два потока разума, воли, мыслей.

- Сейчас я не могу дать ответа ни на один из этих вопросов, - сказал наконец епископ.

Струан поднялся.

- Я вернусь сегодня вечером.

- Вам не нужно возвращаться, сеньор.

- Вы хотите сказать, что не будете иметь со мной дела?

- Я хочу сказать, что сегодня вечером может быть слишком рано. Понадобится время, чтобы оповестить каждого целителя страждущих и получить ответ. Я снесусь с вами сразу же, как только ответ будет получен. На все ваши вопросы. Где вас искать? На «Китайском Облаке» или в резиденции?

- Я пришлю человека, который будет постоянно ждать у вашего порога.

- В этом нет нужды. Я дам вам знать. - Епископ остался сидеть в своем кресле. Затем, видя, насколько глубока тревога Струана, он мягко добавил: - Не беспокойтесь, сеньор. Я пошлю людей в оба места, во имя Христа.

- Благодарю вас. - Уходя, Струан услышал, как епископ сказал ему вслед: «Ступайте с Богом», но не остановился. Входная дверь с треском захлопнулась за ним.

В неподвижной тишине маленькой комнаты епископ глубоко вздохнул. Его взгляд упал на драгоценное распятие, висевшее у него на груди. Он молча помолился. Затем послал за своим секретарем и распорядился начать поиски. Вновь оставшись в одиночестве, он разделил себя на те три самостоятельные личности, которые каждый генерал католического ордена должен был сочетать в себе единовременно. Во-первых, Божий помазанник Петр, первый епископ Христа, со всей высокой духовностью, которую это предполагало. Во-вторых, воинственный защитник Церкви в мирских делах, со всеми необходимыми для этого качествами. И, наконец, простой человек, который верил в учение другого простого человека, который был Сыном Божьим.

Епископ глубже сел в кресло и предоставил этим трем граням себя самого спорить друг с другом. И стал слушать их.

Глава 4

Струан поднимался по мраморным ступеням резиденции «Благородного Дома», усталый, но со странным чувством покоя в душе. Я сделал все, что мог, подумал он.

Едва он подошел к двери, как она широко и торжественно распахнулась. Ло Чум, старший над всеми слугами «Благородного Дома» в Макао, лучезарно улыбнулся ему беззубым ртом. Это был крошечный старичок с лицом цвета пожелтевшей слоновой кости и улыбкой гоблина. Он находился в услужении у Струана с тех самых пор, когда Струан впервые смог позволить себе нанять слугу. На нем была длинная белая рубашка, черные штаны и сандалии на веревках.

- Хелло-а, Тай-Пэн. Ванна готовый, завтрак готовый, одежды готовый, чего Тай-Пэн хочит, мозна. Ладно.

- Хейа, Ло Чум. - Струан не переставал поражаться тому, с какой быстротой распространялись все новости. Он ни минуты не сомневался, что если бы, едва ступив на берег, он бегом пробежал по пирсу и направился прямо сюда, дверь распахнулась бы перед ним точно так же, и Ло Чум точно так же стоял бы на пороге.

- Ванна, одежда можно.

- Компрадор Чен Шень был ушел. Говорил обратный приходить девять час, мозна?

- Можно, - устало ответил Струан.

Ло Чум закрыл входную дверь, заторопился впереди Струана вверх по мраморной лестнице и открыл дверь в спальню своего господина. От большой чугунной ванны поднимался пар - как всегда; на маленьком столике стоял стакан молока - как всегда; бритвенные принадлежности были аккуратно разложены, свежая рубашка и остальная одежда лежали на кровати - все, как всегда. Хорошо быть дома, подумал Струан.

- Тай-Пэн хочит колова чилло в ванну, хейа? - Высокое, пронзительное, тонкое хихиканье, похожее на ржание жеребенка.

- Ай-йа, - Ло Чум. Всегда говорит оч-чень плохие вещи, всегда говорит корова чилло в ванне джиг-джиг, все ему ладно, - проворчал Струан, снимая грязную одежду. - Разбуди массу Кулума, скажи здесь можно!

- Масса Кулум дома спать нет.

- Куда масса ушел? - спросил Струан.

Ло Чум собрал с пола одежду и пожал плечами:

- Весь ночь нет, масса.

Струан нахмурился:

- Каждую ночь одинаково, хейа?

Ло Чум покачал головой:

- Нет, масса. Один, два ночь здесь спать. - Он заспешил к двери.

Струан погрузился в воду, встревоженный сообщением об отсутствии Кулума. Господи, надеюсь у парня хватит ума не совать носа в Китайский квартал.

Ровно в девять утра напротив дома Струанов остановился богатый паланкин. Чен Шень, компрадор «Благородного Дома», грузно выбрался из него на мостовую. Он был в багряном одеянии, шапочку его украшали драгоценные камни, и он держался с большим достоинством, очень хорошо сознавая, насколько величествен его вид.

Он поднялся по ступеням, и дверь ему открыл сам Ло Чум - как всегда. Это давало Чен Шеню огромное лицо, ибо Ло Чум лично открывал дверь только Тай-Пэну и ему.

- Он ожидает меня? - спросил Чен Шень на одном из кантонских диалектов.

- Разумеется, ваше превосходительство. Простите, что я устроил вашу встречу так рано, но я полагал, что вы захотите быть первым.

- Я слышал, он покинул Гонконг в страшной спешке. Вы не знаете, в чем дело?

- С корабля он направился прямо к Тай-Пэну длиннополых, и...

- Это я уже слышал, - нетерпеливо оборвал его Чен Шень. Он никак не мог понять, что понадобилось Струану в монастыре, да еще так срочно. - Честное слово, Ло Чум, я не знаю, почему я с таким терпением отношусь к вам и почему в эти тяжелые времена я продолжаю платить вам каждый месяц, дабы вы держали меня в курсе всего, что происходит. О том, что корабль стоит в гавани, я узнал раньше, чем вы сумели меня известить. Поистине отвратительное пренебрежение моими делами.

- Я очень прошу простить меня, ваше превосходительство, - ответил Ло Чум. - Конечно, Тай-Пэн еще привез на корабле свою наложницу…

-A! - Хорошо, подумал Чен Шень. Я буду рад вернуть ей детей и снять с себя ответственность за них. - Это уже лучше, хотя я и сам узнал бы об этом не позже, чем через час. Какие еще жемчужины драгоценной информации есть у вас, которые оправдали бы в моих глазах столь значительное вознаграждение, получаемое вами все эти годы?

Ло Чум поднял глаза к небу, показав белки.

- Какую мудрость мог бы я, низкий раб, положить к ногам такого мандарина, как вы? - заговорил он с горестным видом. - Тяжелые настали времена, господин. Мои жены не дают мне покоя, требуя денег, а мои сыновья тратят тэйлы на азартные игры так, словно серебро это рис, который растет у них под ногами. Печально. Только зная заранее нечто очень важное, может человек защитить себя от ударов судьбы. Страшно даже подумать, что такие знания могут достичь ушей недостойного.

Чен Шень начал поигрывать своей косичкой, он сразу сообразил, что Ло Чум разнюхал нечто особенное.

- Я согласен с вами. В такие трудные времена, как наши, очень важно - сами боги положили нам так - помогать впавшим в бедность, - кивнул он с грустным видом. - Я думал послать вам ничтожный подарок, дабы почтить ваших достославных предков: три жареных поросенка, четырнадцать кур-несушек, две штуки шантунгского шелка, жемчужину ценой десять тэйлов чистейшего серебра, прекрасную нефритовую пряжку для пояса эпохи ранней династии Цинь стоимостью пятьдесят тэйлов и кое-какие сладости и печенье, которые ни в коем случае не достойны вашего неба, но, может быть, вы согласитесь отдать их вашим слугам.

- Я едва ли могу принять столь великолепный дар, - произнес Ло Чум крайне почтительно. - Я навечно стал бы вашим должником.

- Если вы откажетесь, я могу лишь заключить, что это скромное подношение недостойно ваших блистательных предков, и я потеряю лицо.

Беседа продолжалась. Ло Чум понемногу позволил уговорить себя принять дар, а Чен Шень позволил убедить себя в том, что дар был княжеским.

- Я слышал, Тай-Пэн что-то ищет, - прошептал Ло Чум, - потому что его наложница тяжело больна. Она заразилась ядовитой лихорадкой Гонконга.

- Что?! - Новость ужаснула Чен Шеня. но в глубине души он испытал удовлетворение: столь огромный подарок не пропал даром. - Пожалуйста, продолжайте!

Ло Чум рассказал ему о враче и о странном лекарстве - вместе со всем тем, что А Сам торопливым шепотом передала владельцу сампана, которого он послал к ней.

- Люди еще говорят, что Тай-Пэн назначил награду в двадцать тысяч тэйлов. Его сын - достойный сын вашей третьей жены и ваш приемный сын - начал отчаянные поиски лекарства на Гонконге.

У Чен Шеня голова пошла кругом, когда он подумал, чем все это могло кончиться Он сделал знак Ло Чуму, и тот проводил его в кабинет Струана.

- Хелло-а, Тай-Пэн, - сказал он с широкой улыбкой. - Хорошо твоя видеть Макао, ладно.

- Хелло-а, Чен Шень, - ответил Струан. Он показал рукой на стул. - Садись!

- Лотка «Голубой Облако» домой приходить номер один, хейа?

- Не знаю. Когда есть, я говорить сильно быстро. Чен Шень хотел моя видеть, хейа?

Чен Шень был встревожен. Как глава всех Триад Макао, он лично отвечал перед Дзин-куа за безопасность Т'чунг Мэй-мэй и ее детей. Лишь он один из всех помощников Дзин-куа знал, что она его внучка. Он понимал, насколько велика ее ценность как наложницы Тай-Пэна для них обоих. А ее ценность для дела Триад - для дела всего Китая - было даже невозможно себе представить. Известие о том, что флот варваров немедленно возвращается в Кантон вместо того, чтобы отправиться прямо к Пекину, сохранило им почти четыре миллиона тэйлов - в сто раз больше, чем стоило ее образование. Он благословил свой йосс за Мэй-мэй: не будь ее, ему самому пришлось бы где-то отыскивать значительную часть выкупа.

И вот теперь эту глупую, ни на что не годную женщину угораздило подхватить неизлечимую болезнь. То есть, быстро поправился он, неизлечимую в том случае, если мы не сможем достать лекарство. А если сможем, то она выздоровеет и деньги, которые мы вложили в нее - и в Тай-Пэна, - не пропадут, да к тому же на этом можно будет заработать двадцать тысяч тэйлов. Потом - клац! - еще одна новость встала на место, и он подумал: «Ага, так вот зачем Гордон Чен тайно прислал вчера в Макао сорок Триад из гонконгской ложи». Наверное, здесь можно раздобыть это лекарство. Ему стало интересно, что сказал бы Гордон Чен, если бы он поведал ему, что его тайный «Учитель» был послан к нему по приказу Дзин-куа, что сам Дзин-куа руководил всеми Триадами Квантуна, а он, Чен Шень, был в организации вторым после него лицом. Да, заметил он про себя, очень мудро держать некоторые вещи в секрете: никогда не знаешь, кто и когда поскользнется.

- Тай-Пэн чилло маленький в мой дом оч-чень хороший, оч-чень счастливый, - радостно объявил он. - Твоя видеть хочит? Гонконг забирать хочит?

- Видеть сегодня. Забирать скоро. Я скажу очень когда. - Струан спрашивал себя, стоит ли ему говорить Чен Шеню про Мэй-мэй.

- Тай-Пэн. Твоя чилло маленький хорошо есть, - начал Чен Шень. - Думать лучче твоя берег привозить чилло мама. Делать чилло мама частливый, мозна. Оч-чень номер один доктор зде-ся мозна. Оч-чень номер один лекарство мозна. Нет никакой беда. Думать лекарство здесь Макао есть. Чен Шень устроить оч-чень сильно хорошо.

- Откуда ты знаешь, что она здесь, и про малярию?

- Сто? Нет понимай.

- Почему твой знать моя корова чилло плохо больной есть?

Чен Шень довольно хихикнул про себя и пожал плечами:

- Все равно знать, ладна.

- Лекарство здесь? Правда?

- Если зде-ся, достать мозна. Я посылать джонка раз-раз на «Китайский Облако». Корова чилло берег возить. Чен Шень устроит.

Он вежливо поклонился и вышел.

Струан отправился на клипер и разрешил команде увольнительные на берег по вахтам. Вскоре к кораблю подошла джонка Чен Шеня. Мэй-мэй с осторожностью перевезли на берег - всю дорогу подле нее находился китайский врач - и доставили в ее дом на склоне холма Святого Антония.

Дом был чисто убран и полон слуг, чай был готов, А Сам, хлопоча, забегала по комнатам, обняла детей, ждавших тут же вместе со своими амами, помогла Мэй-мэй устроиться на огромной кровати и привела к ней сына и дочь. Были пролиты слезы счастья, прибавилось беготни и криков, и наконец А Сам и Мэй-мэй почувствовали себя дома.

Врач принес специальную пищу и лекарства, которые должны были укрепить силы Мэй-мэй и поддержать силы младенца в ее чреве, и приказал ей оставаться в постели.

- Я скоро вернусь, - сказал Струан.

- Хорошо Спасибо тебе, Тай-Пэн. Спасибо.

- Я иду в резиденцию. Затем, возможно, в дом Броков.

- Они в Макао?

- Да. Все, кроме Тайлера. Я, кажется, уже говорил тебе об этом. Разве ты не помнишь! Кулум и Тесс тоже здесь.

- Ах, да, - ответила она. Мэй-мэй хорошо помнила о своей договоренности с Гордоном Ченом. - Извини. Я забыла. У меня голова совсем как сито. Конечно, конечно, теперь я вспомнила. О, я так чудесно рада уехать с корабля и быть дома. Спасибо тебе.

Он вернулся в резиденцию компании. Кулум еще не приходил, поэтому он зашагал вдоль praia к дому Броков. Но ни Тесс, ни Лиза не знали, где Кулум. Горт сказал, что вчера вечером они вместе отправились играть в Английский Клуб, но он, Горт, ушел оттуда первым.

- Я провожу вас до двери, - предложил Горт. Когда они оказались одни у порога, он криво ухмыльнулся, упиваясь в душе своей местью. - Вы знаете, как это бывает… я навещал одну леди. Может, и он пошел куда-нибудь с таким же визитом. Беды в этом нет. К тому же он, помнится, выигрывал, когда я оставил его за карточным столом, если вас это беспокоит.

- Нет, Горт. Это меня не беспокоит. Ты знаешь, что в Британии для убийц существует хороший закон: скорый суд и петля без проволочек, кто бы ни был убит. Даже проститутка.

Горт побелел.

- Что вы хотите этим сказать, а?

- Если кто-то окажется висельником, я сам с радостью возьмусь его вздернуть.

- Вы мне угрожаете? Против этого тоже есть закон, клянусь Богом.

- Если будет смерть, тогда Господь свидетель, будет и обвинение в убийстве.

- Не знаю даже, о чем вы говорите! - вскипел Горт. - Вы не правы, обвиняя меня!

- Я ни в чем тебя не обвиняю, Горт. Просто напоминаю о том, как обстоят дела. Да. Я слышал, есть два возможных свидетеля возможной смерти… которые будут готовы выступить на суде.

Горт справился с охватившей его было паникой. Струан, конечно, говорит об этой проклятой ведьме Фортерингилл и этом слизняке Квэнсе. Ей заплатили достаточно, чтобы она помалкивала. Ну да ладно, если понадобится, я с ними разберусь в два счета, да только вряд ли это будет нужно, потому что та маленькая сучка все равно не умрет.

- Я не боюсь таких, как вы... или ваших растреклятых ложных обвинений.

- Я не обвиняю тебя. Горт, - еще раз повторил Струан. Он испытывал сильное искушение спровоцировать неизбежную схватку прямо сейчас. Но понимал, что должен ждать, пока Горт сделает свою первую ошибку: публично нанесет ему оскорбление, ответом на которое может быть только дуэль. Только тогда он сможет свободно и открыто послать к нему секундантов с официальным вызовом и убить в присутствии целой толпы зрителей. Только в этом случае ему удастся сохранить союз Кулума и Тесс и не дать Броку шанса обвинить его в убийстве. Потому что Мэй-мэй была права: вся Азия знает, как ему не терпится прикончить Горта. - Если увидишь Кулума, передай, что я ищу его.

- Передавайте ему это сами! Я вам не лакей. Клянусь Богом, вам не долго оставаться Тай-Пэном «Благородного Дома».

- Смотри не споткнись, - сказал Струан. - Тебе меня не испугать.

Горт клюнул на приманку.

- Тебе меня тоже, Дирк. Я говорю тебе как мужчина мужчине: сам смотри под ноги, или будешь иметь дело со мной.

Струан вернулся в свою резиденцию очень довольный собой. Вот ты и попался на крючок, Горт.

Кулум все еще не появлялся. И от епископа тоже не было никаких известий. Струан приказал Ло Чуму постараться разыскать Кулума и вышел на praia. Он повернул вверх по склону к собору, откуда пошел менее знакомыми улицами мимо симпатичных ресторанчиков с разноцветными зонтами прямо на тротуаре. Он пересек широкую praca и вошел в огромные ворота.

Монахиня, сидевшая за грубым деревянным столом, подняла глаза.

- Доброе утро. Вы говорите по-английски? - обратился к ней Струан.

- Немного, сеньор.

- У вас лежит больная. Мисс Мэри Синклер. Я ее друг.

Последовала долгая пауза.

- Вы хотите видеть?

- Да, пожалуйста.

Привратница подозвала жестом монахиню-китаянку и что-то быстро сказала ей по-португальски. Струан последовал за той по коридору и, поднявшись на несколько ступеней, очутился в комнате Мэри.

Комната была маленькая, вся в грязных пятнах. Окна были плотно закрыты, и внутри стоял тяжелый запах пота. Над кроватью висело распятие.

В лице у Мэри не осталось ни кровинки, ее улыбка была едва уловимой. И страдания состарили ее.

- Привет, Тай-Пэн.

- Что с тобой, Мэри? - мягко спросил он.

- Ничего, чего бы я не заслуживала.

- Я заберу тебя из этого проклятого места.

- Со мной все хорошо, Тай-Пэн. Они очень добры ко мне.

- Да, но это неподходящее место для английской девушки-протестантки.

В комнату вошел высокий худой монах с тонзурой. Он был в простой рясе, заскорузлой от старых пятен крови и пролитых на нее лекарств. На груди у него висел простой деревянный крест.

- Доброе утро, - сказал монах. Он говорил по-английски правильно и без всякого акцента. - Я отец Себастьян. Врач этой больной.

- Доброе утро. Наверное, я заберу ее из-под вашей опеки.

- Я бы не советовал вам этого делать, мистер Струан. Ее не следует тревожить по крайней мере месяц.

- Что с ней?

- Внутреннее расстройство.

- Вы англичанин?

- Вам это кажется таким странным, мистер Струан? Есть много англичан, а также и шотландцев, которые признают истинную Церковь Христову. Но то, что я католик, не делает меня в меньшей степени врачом.

- У вас здесь есть хинная корка?

- Что?

- Хинная корка? «Иезуитская кора»?

- Нет. Я никогда не пользовался ею. Никогда ее не видел. Зачем вам?

- Так, ничего. Что произошло с мисс Синклер?

- Случай весьма сложный. Мисс Синклер необходим полный покой в течение месяца, лучше - двух.

- Ты достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы переехать отсюда, девочка?

- Ее брат, мистер Синклер, не возражает против того, чтобы она оставалась здесь. И, если не ошибаюсь, мистер Кулум Струан тоже одобряет мое предложение.

- Кулум был здесь сегодня? - спросил Струан у Мэри.

Она покачала головой и с трагичным лицом повернулась к монаху:

- Пожалуйста, расскажите Тай-Пэну о... обо мне.

Отец Себастьян хмуро кивнул.

- Думаю, вы поступаете разумно. Кто-то должен знать. Мисс Синклер очень больна, мистер Струан. Она выпила настой китайских трав, наверное правильнее будет сказать яд, чтобы вызвать у себя выкидыш. Яд изгнал плод из чрева, но стал причиной кровотечения, которое теперь, Божьей милостью, почти удалось остановить.

Струан почувствовал, как у него вдруг взмокла спина.

- Кто еще знает, Мэри? Горацио? Кулум?

Она покачала головой.

Струан повернулся к монаху:

- Почти удалось остановить? Означает ли это, что с девушкой все в порядке? Что через месяц или чуть больше она поправится?

- Физически, да. Если не начнется гангрена. И если на то будет воля Божья.

- Что вы имеете в виду, говоря «физически»?

- Я хочу сказать, мистер Струан, что невозможно рассматривать физическое здоровье отдельно от духовного. Эта женщина ужасно согрешила против законов Божеских - против законов католической церкви, а также и вашей церкви, - поэтому прежде чем можно будет говорить о полном исцелении, должно состояться примирение с Господом и расплата за грехи перед Ним. Вот все, что я пытаюсь сказать.

- Как... как она попала сюда?

- Ее доставила сюда ее ама, католичка. Я получил особое разрешение лечить ее, и... ну, мы поместили ее здесь и лечили так хорошо, как только могли. Мать-настоятельница потребовала, чтобы кто-то был извещен, потому что нам казалось, будто надежды на выздоровление мало. Было послано письмо капитану Глессингу. Мы полагали, что он является... отцом, но мисс Синклер клянется, что это не так. И она попросила нас не раскрывать причины ее болезни. - Отец Себастьян умолк. - Тот кризис, благодарение Богу, миновал.

- Вы сохраните это в тайне? То... то, что случилось с ней?

- Только вы, я и сестры знают об этом. Мы принесли обеты Господу, которые не могут быть нарушены. С нашей стороны вам нечего опасаться. Но я знаю, что исцеления этой несчастной грешницы не произойдет без примирения и расплаты. Ибо Он знает.

Отец Себастьян оставил их вдвоем.

- О... отцом был один из твоих «друзей», Мэри?

- Да. Я не... я не жалею о своей жизни, Тай-Пэн. Мне... я не могу жалеть. Или... или о том, что я сделала. Это йосс. - Мэри смотрела в окно. - Йосс, - повторила она. - Меня изнасиловали, когда я была совсем маленькой... по крайней мере... нет, это неправда. Я не знала, что... я еще ничего не понимала, но в первый раз меня немного принудили. Потом я... потом принуждать уже было не обязательно - я хотела.

- Кто это был?

- Один из мальчиков в школе. Он умер. Это было так давно.

Струан переворошил свою память, но не смог отыскать там ни одного мальчика, который бы потом умер. Мальчика, который мог бы иметь отношение к семье Синклеров или был бы вхож в их дом.

- Потом, после этого, - запинаясь, продолжала Мэри, - у меня появилась потребность. Горацио... Горацио был в Англии, поэтому я попросила одну из ам найти мне любовника. Она объяснила мне, что я... что я могла бы получить любовника, много любовников, что, если я буду осторожна и она будет осторожна, у меня может появиться другая, тайная жизнь, а с нею - всякие красивые вещи. Моя настоящая жизнь никогда не дарила мне никаких радостей. Вы знаете, что у меня был за отец. И вот эта ама подсказала мне, как нужно за это взяться. Она... она подыскивала мне «друзей». Мы... мы с ней... мы с ней вместе разбогатели, и я рада этому. Я купила себе два дома, и она всегда приводила ко мне только очень богатых людей. - Мэри замолчала, потом, после долгой паузы, всхлипнула: - О, Тай-Пэн, мне так страшно.

Струан присел на кровать рядом с ней. Он вспомнил слова, которые говорил ей всего лишь несколько месяцев назад. И ее уверенный ответ.

Глава 5

Струан стоял у открытого окна, задумчиво рассматривая праздную толпу людей на praia внизу. День клонился к закату. Все португальцы были в строгих вечерних костюмах. Они прогуливались в обе стороны praia, раскланиваясь, оживленно беседуя. Юные fidalgos и девушки осторожно флиртовали под неусыпным надзором родителей и дуэний. Несколько паланкинов искали в толпе клиентов, другие доставляли на променад опоздавших. Сегодня вечером губернатор давал бал в своем дворце, и Струан получил приглашение, но он не был уверен, что пойдет туда. Кулум так и не вернулся. Человек от епископа тоже не приходил.

Днем он виделся с Горацио. Горацио был в бешенстве, потому что А Тат, ама Мэри, исчезла.

- Я убежден, это именно она напоила бедную Мэри ядом, - горячился он.

Мэри рассказала ему, что по ошибке выпила вместо чая какие-то травы, которые нашла на кухне - ничего больше.

- Чепуха, Горацио. А Тат живет с вами уже столько лет. Зачем бы ей понадобилось затевать такое? Это произошло случайно.

После того, как Горацио откланялся, Струан разыскал людей, которые были вместе с Кулумом и Гортом вчера вечером. Большей частью это оказались приятели Горта, и все они уверяли его, что через несколько часов после ухода Горта ушел и Кулум, что он пил, но был не пьянее остальных и не пьянее, чем обычно.

Ах, Кулум, идиот ты несчастный, думал Струан. Говорил же я тебе.

Внезапно он заметил, что к его дому приближается безупречного вида слуга в парике и ливрее. Он сразу узнал герб епископа. Слуга не спеша двигался вдоль praia, но у его дома не остановился и скоро исчез в толпе.

Начинало быстро темнеть, и свет масляных фонарей, освещавших променад, стал ярче в сгущавшихся сумерках. Струан увидел, как перед его домом остановился закрытый портшез. Два почти неразличимых во тьме носильщика поставили его на мостовую и исчезли в боковой улочке.

Струан бросился из комнаты и сбежал вниз по лестнице.

Кулум без сознания развалился на задней скамье портшеза. Его одежда была порвана и заляпана пятнами рвоты. От него сильно пахло спиртным.

Струана этот вид больше позабавил, чем разозлил. Он рывком поднял Кулума на ноги, взвалил себе на плечо и, не обращая внимания на изумленные взгляды прохожих, внес его в дом.

- Ло Чум! Ванну, быстро раз-раз!

Струан положил Кулума на кровать и стащил с него одежду. На груди и на спине синяков не было. Он перевернул его. Царапины от ногтей на животе. И посиневшие пятна любовных укусов.

- Ах ты, дурачок, - проговорил он, осматривая сына быстро и внимательно. Сломанных костей нет. Зубы на месте. Кольцо-печатка и часы исчезли. Карманы пусты.

- Тебя обобрали, парень. Возможно, в первый раз, но уж никак не в последний.

Струан знал, что подсыпанное в бокал неискушенного клиента снотворное было обычным трюком во всех борделях.

Слуги принесли ведра с теплой водой и наполнили ванну. Струан перенес в нее Кулума и вымыл его губкой с мылом. Ло Чум поддерживал бессильно болтающуюся голову.

- Масса сильно ужасный пить безумный, сильно ужасный джиг-джиг, хейа.

- Ай-й-йа! - ответил Струан. Когда он вынимал Кулума из ванны, острая боль пронзила левую щиколотку, и он понял, что за день натрудил изувеченную ногу больше, чем предполагал. Надо будет несколько дней перевязывать ее потуже, подумал он.

Струан вытер Кулума полотенцем и уложил в постель. Легко похлопав его по щекам, он попытался привести сына в чувство, но это ни к чему не привело, поэтому он поужинал один и стал ждать. Прошел час, потом другой. Его тревога усилилась, потому что к этому времени, сколько бы Кулум ни выпил, он уже должен был бы прийти в себя.

Кулум дышал глубоко и ровно. Сердце его билось размеренно и сильно, не внушая никаких опасений.

Струан встал с кресла и потянулся. Ему оставалось только ждать.

- Я ходить номер один мисси, - сказал он - Ты оставаться смотреть оч-чень хорошо, хейа?

- Ло Чум смотреть оч-чень как мама!

- Дашь знать, ясно? Какое время масса просыпаться одинаково, дашь знать, ясно?

- Почему Тай-Пэн ясна говорить, хейа? Всегда ясна оч-чень когда, ладна Хейа?

Но в ту ночь Ло Чум так и не прислал за ним.

На рассвете Струан покинул дом Мэй-мэй и вернулся в резиденцию. Мэй-мэй проспала ночь спокойно, зато Струан вздрагивал всякий раз, когда слышал шаги прохожего или когда мимо проносили портшез - и часто это была лишь игра его воображения.

Ло Чум открыл ему дверь.

- Зачем Тай-Пэн рано, хейа? Завтлак готовый, ванна готовый, чего Тай-Пэн хочит мозна, хейа?

- Масса просыпаться, хейа?

- Зачем спрашивать? Если просыпаться давать знать. Я оч-чень сильно хорошо ясна, Тай-Пэн, - проворчал Ло Чум с оскорбленным видом.

Струан поднялся наверх. Кулум по-прежнему крепко спал.

- Один раз, два раз масса делай как… - и Ло Чум застонал, зачавкал, тяжело двигая челюстью, шмыгнул носом, зевнул и застонал еще громче.

После завтрака Струан послал слугу к Лизе и Тесс с известием, что Кулум вернулся, но не стал сообщать им, в каком виде. Затем он попытался сосредоточиться на делах компании.

Он подписал несколько бумаг и одобрил увеличение строительных расходов на Гонконге, возмущаясь ростом цен на строительный лес, кирпич, рабочую силу и на все виды припасов для кораблей, на их ремонт и оснащение.

Чума на это безобразие! Цены взлетели на пятьдесят процентов - и никаких признаков того, что они упадут. Теперь клиперы: закладывать ли мне новые на будущий год или рискнуть остаться с теми, что уже есть? Положиться на то, что море не потопит ни одного? Нет, придется докупить еще.

Поэтому он подписал заказ на один новый клипер. Он назовет его «Облако Тесс», и корабль будет подарком Кулуму ко дню его рождения. Но даже мысль о еще одном красавце-паруснике не обрадовала его, как это неизменно бывало. Она напомнила ему об «Облаке Лотоса», который скоро будет заложен на стапелях Глазго, и о предстоящем через год морском сражении с By Квоком - если он был еще жив - или его отцом By Фан Чоем и их пиратами. Он вдруг подумал о мальчиках Скраггера, благополучно ли они доберутся до дома. Пройдет не меньше месяца, прежде чем они попадут в Лондон, и еще три месяца, пока известие об этом вернется сюда.

Он запер контору и отправился в Английский Клуб, где перекинулся парой слов с Горацио, потом кое с кем из торговцев и сыграл партию в бильярд. Он не получил удовольствия ни от игры, ни от компании. Разговор велся исключительно о делах: все с тревогой говорили о признаках вновь нависшей над миром катастрофы и озабоченно гадали, насколько рискованными окажутся их огромные торговые операции в этом году.

Струан расположился в просторной тихой библиотеке и взял газеты трехмесячной давности, прибывшие с последней почтой.

Сделав над собой усилие, он сосредоточился на редакционной статье, которая рассказывала о ширящихся волнениях среди промышленных рабочих Мидленда. Автор настаивал на необходимости справедливой платы за честный труд. Другая статья проливала слезы по поводу того, что гигантская машина английской промышленности работает только вполсилы, и решительно требовала открыть новые, более емкие рынки для того изобилия товаров, которое она способна произвести: рост производства означал бы снижение цен и безработицы и повышение заработной платы.

Следом пошли статьи, в которых говорилось о напряженных отношениях между Францией и Испанией, о грозовых облаках войны, нависших над этими государствами из-за нерешенного вопроса об испанском наследстве; Пруссия протягивала свои щупальца к мелким германским княжествам с целью подчинить их себе, и франко-прусский конфликт представлялся делом ближайшего будущего; «грозовые облака войны» нависли также над Россией и Святой Римской империей Габсбургов; те же пресловутые облака висели над итальянскими государствами, которые желали вышвырнуть из Италии новоиспеченного французского короля Неаполитанского и потом объединиться или же не объединяться, вследствие чего Папа, поддерживаемый французами, оказался вовлеченным в политическую борьбу; грозовые тучи собрались и над южной Африкой, потому что буры, которые последние четыре года непрерывным потоком покидали на своих фургонах Капскую провинцию, чтобы основать Трансвааль и Оранжевое свободное государство, угрожали теперь английской колонии Наталь, и уже со следующей почтой ожидалось известие о начале военных действий; по всей Европе катилась волна антисемитских выступлений, в городах устраивались погромы, католики сражались с протестантами, мусульмане - с индусами, католиками, протестантами и друг с другом; в Америке шли войны с индейцами, Северные штаты враждовали с Южными, Америка и Британия ссорились из-за Канады; беспорядки в Ирландии, напряженная обстановка в Швеции, Финляндии, Индии, Египте, на Балканах...

- Черт побери, какую газету ни возьми, везде одно и то же! - взорвался Струан, не обращаясь ни к кому в отдельности. - Весь мир сошел с ума, клянусь Богом!

- Что случилось, Тай-Пэн? - вздрогнув, спросил Горацио, очнувшийся от своих отравленных ненавистью мыслей.

- Весь мир сошел с ума, вот что случилось! Какого дьявола люди не прекратят кромсать друг друга на куски и не начнут наконец жить в мире?!

- Полностью согласен, - прокричал Мастерсон с другого конца комнаты. - Абсолютно. Клянусь Господом, это же ужас, что мы оставляем детям. Весь мир летит в тартарары. Уже провалился туда. Вспомните, насколько лучше все было в старые времена, ну? Отвратительно!

- Да, - закивал Роуч. - Мир слишком разогнался. Голова нашего чертова правительства оказалась в его же пресловутой прямой кишке - обычное, впрочем, дело. Клянусь Богом, каждый раз думаешь, что они все-таки чему-то научатся, но этого, видно, никогда не произойдет. Каждый Богом проклятый день мы читаем, как премьер-министр призывает нас «потуже затянуть пояса». Ради Создателя, вы слышали когда-нибудь человека, который призывал бы немного их ослабить?

- Говорят, ввозную пошлину на чай удваивают, - подлил масла в огонь Мастерсон. - А если этот маньяк Пил пролезет к власти, этот мерзавец как пить дать введет еще и подоходный налог! Это новейшее измышление дьявола!

Его слова вызвали всеобщее возбуждение, и на голову Пила посыпались проклятия и язвительные насмешки.

- Да этот человек сущий анархист, черт бы его побрал! - негодовал Мастерсон.

- Чепуха, - спокойно заметил Роуч. - Налоги здесь ни при чем. Все дело просто в том, что у нас слишком много людей. Что нам нужно, так это контроль рождаемости.

- Что? - проревел Мастерсон. - Только не говорите мне об этой богохульной, омерзительной идее! Вы что, антихрист, клянусь Создателем?

- Нет, клянусь Богом. Но низшие классы засасывают нас, как болотная трясина. Я не говорю, что мы должны это делать, но уж они-то должны непременно, черт побери! Среди этого отребья в кого ни ткни, в висельника попадешь!

Струан отшвырнул газеты в сторону и отправился в Английский Отель. Отель, как и Клуб, занимал величественное здание с колоннами.

В парикмахерской ему вымыли и подровняли волосы. Позже он послал за Свенсоном, шведским моряком-массажистом.

Скрюченный старик молотил его стальными ладонями, растирал все тело льдом, а потом тер грубым сухим полотенцем, пока кожа не начала гореть.

- Разрази меня гром. Свенсон, я заново родился на свет.

Свенсон засмеялся, но ничего не сказал. Много лет назад корсары в Средиземном море вырвали ему язык.

Он сделал Дирку Струану знак лежать на покрытом матрасом столе, плотно укутал его одеялами и оставил отдыхать.

- Тай-Пэн! - это был Ло Чум. Задремавший было Струан тут же проснулся.

- Масса Кулум?

Ло Чум покачал головой и улыбнулся беззубым ртом:

- Длиннополая масса!

Струан следовал за молчаливым монахом-иезуитом по крытой галерее собора, окружавшей внутренний двор с его великолепным садом.

Монастырские часы отзвонили четыре пополудни.

Монах свернул в конце галереи и первым вошел в большую тиковую дверь, которая вела в просторную приемную. На ее стенах висели гобелены. Изрядно вытертый мраморный пол устилали ковры.

Монах почтительно постучал в дальнюю дверь, и они вошли в следующую комнату. Величественный, как монарх, Фалариан Гинеппа восседал в кресле с высокой спинкой, весьма похожем на трон. Он едва заметно шевельнул рукой, отпуская монаха, тот поклонился и вышел.

- Пожалуйста, садитесь, сеньор.

Струан опустился в деревянное кресло, на которое указал епископ. Оно было несколько ниже, чем кресло епископа, и он чувствовал силу воли прелата, обволакивавшую его, чтобы подчинить себе.

- Вы посылали за мной?

- Я просил вас прийти повидать меня, это так. Хинная корка. В Макао ее нет, но, кажется, небольшое ее количество есть в нашей миссии в Ло Тине.

- Где это?

- Внутри страны. - Епископ разгладил складку на своей пурпурной мантии. - Около ста пятидесяти миль на северо-запад.

Струан поднялся.

- Я немедленно пошлю туда кого-нибудь.

- Я уже сделал это, сеньор. Пожалуйста, садитесь. - Епископ хранил торжественный вид. - Наш курьер вышел на рассвете с приказом обернуться в рекордное время. Я думаю, это ему удастся. Он китаец, родом как раз из той местности.

- Как вы полагаете, сколько времени уйдет у него на это путешествие? Семь дней? Шесть дней?

- Это еще одна причина моей озабоченности. Сколько приступов лихорадки было у девушки?

Струан хотел было спросить у епископа, как он узнал о Мэй-мэй, но сдержался. Он понимал, что источники секретной информации католиков неисчислимы, да и в любом случае «девушка» была бы несложным выводом для такою проницательного человека, как епископ.

- Один. Пот выступил два дня назад. Примерно в это же время.

- Значит, следующий будет завтра. Или никак не позже, чем через день. Чтобы дойти до Ло Тиня и вернуться обратно, курьеру потребуется семь дней - это при условии, что все пройдет хорошо и не возникнет никаких непредвиденных трудностей.

- Я не думаю, что она сможет вынести еще два приступа.

- Я слышал, она молодая и сильная девушка Она должна быть в состоянии прожить еще восемь дней.

- Она уже шесть месяцев носит ребенка.

- Это очень плохо.

- Да. Где находится Ло Тинь? Дайте мне карту. Возможно, мне удастся сократить время на день.

- В этом путешествии мои возможности превышают ваши тысячекратно, - ответил епископ. - Может быть, оно займет только семь дней. Если на то будет воля Божья.

Да, подумал Струан. Тысячекратно. Как бы я хотел обладать теми знаниями, которые католики собрали на протяжении столетий, постоянно совершая вылазки в глубь Китая. Интересно, какой именно Ло Тинь? Их там может быть полсотни в радиусе двухсот миль.

- Да, - проговорил он после долгого молчания, - если на то будет воля Божья.

- Вы - необычный человек, сеньор. Я рад, что мне выпала возможность встретиться с вами. Не хотите ли выпить бокал мадеры?

- Какова цена коры? Если она существует, если она будет доставлена вовремя и если она излечит лихорадку?

- Не хотите ли выпить бокал мадеры?

- Благодарю вас.

Епископ позвонил в колокольчик, и в ту же секунду в дверях появился ливрейный лакей с графином с бокалами на гравированном серебряном подносе.

- За лучшее понимание многих вещей, сеньор.

Они выпили - и смеряли друг друга взглядом.

- Цена, ваша светлость?

- В настоящий момент существует слишком много «если». Это пока может подождать. Но две другие вещи - нет. - Епископ сделал еще один глоток, смакуя вино. - Поистине, мадера - несравненный аперитив. - Он собрался с мыслями. - Меня очень тревожит сеньорита Синклер.

- Меня тоже, - сказал Струан.

- Отец Себастьян - чудодейственный целитель. Но он постоянно дает мне понять, что если сеньорита не получит духовной помощи, она может лишить себя жизни.

- Только не Мэри! Она очень сильная девушка. Она не станет этого делать.

Фалариан Гинеппа свел свои тонкие пальцы в пирамиду. Косой луч солнца упал на огромный рубин его перстня, и камень словно расплавился в ослепительном сиянии.

- Если бы ее можно было полностью поручить заботам отца Себастьяна - и святой Христовой Церкви, - мы смогли бы обратить ее проклятие в благословение. В ее положении это явилось бы наилучшим выходом. Я всем сердцем верю, что это единственное подлинное решение. Но если это невозможно, то, прежде чем она выйдет от нас, я должен передать ответственность за нее кому-то, кто эту ответственность примет.

- Я приму ее.

- Очень хорошо, хотя я не думаю, что вы поступаете разумно, сеньор. Однако, как бы там ни было, ваша жизнь и душа - как и ее - также пребывают в руках Господа. Я молюсь, чтобы вам и ей было даровано понимание и прозрение. Очень хорошо. Пока она находится здесь, я приложу все усилия, чтобы постараться спасти ее душу но как только она достаточно окрепнет телом, чтобы уйти, я тотчас же дам вам знать.

Часы собора пробили пять часов.

- Как рана великого князя Сергеева?

Струан нахмурил брови:

- Это вторая вещь, которая не может ждать?

- Для вас, британцев, вполне возможно.

Фалариан Гинеппа открыл ящик и извлек из него кожаный портфель с тяжелыми сургучными печатями.

- Меня просили конфиденциально передать вам вот это. Похоже, что определенные дипломатические круги крайне встревожены присутствием великого князя в Азии.

- Церковные круги?

- Нет, сеньор. Мне предложено сказать вам, что вы, по своему желанию, можете передать эти документы дальше. Как я понимаю, некоторые печати, которые вы найдете внутри, послужат доказательством их подлинности. - По его лицу скользнула легкая улыбка: - Портфель тоже запечатан.

Струан узнал печать, которой пользовались чиновники, состоявшие при генерал-губернаторе.

- С какой стати меня вдруг посвящают в дипломатические тайны? Существуют специальные дипломатические каналы. Мистер Монсей живет всего в полумиле отсюда, а его превосходительство находится на Гонконге. И тот и другой прекрасно знакомы с протоколом.

- Я ни во что вас не посвящаю. Я лишь выполняю просьбу, с которой ко мне обратились. Не забывайте, сеньор, сколько бы я лично ни презирал все то, за что вы выступаете, вы пользуетесь влиянием при Сент-Джеймском дворе, а ваши торговые связи охватывают весь мир. Мы живем в изменчивые времена, а Португалия и Британия являются старыми союзниками. Британия всегда была для Португалии добрым другом, а разум подсказывает, что друзья должны помогать друг другу, нет? Может быть, именно этим все и сказано.

Струан взял протянутый портфель.

- Я извещу вас сразу же, как только наш курьер вернется из Ло Тиня, - сказал Фалариан Гинеппа. - В какое бы время дня или ночи это ни произошло. Вы желаете, чтобы отец Себастьян осмотрел вашу даму?

- Не знаю. - ответил Струан, поднимаясь. - Возможно. Я бы хотел подумать над этим, ваша светлость.

- К вашим услугам, сеньор. - Епископ заколебался на мгновение: - Ступайте с Богом.

- Бог да пребудет с вами, ваша светлость, - сказал Струан.

- Хэллоу, Тай-Пэн, - с трудом выговорил Кулум. В голове у него словно стучал молот, а язык был как высохшая коровья лепешка.

- Привет, парень.

Струан положил на стол еще не распечатанный портфель, который жег ему руки всю дорогу до дома. Он подошел к буфету и плеснул в бокал глоток бренди.

- Кушать, масса Кулум? - радостно спросил Ло Чум. - Полосенка? Калтофель? Соуса? Хейа?

Кулум слабо покачал головой, и Струан отпустил Ло Чума.

- Вот, выпей, - сказал он, протягивая бокал сыну.

- У меня не получится. - Кулум отвернулся, борясь с тошнотой.

- Пей.

Юноша проглотил коньяк. Он поперхнулся и быстро запил его чаем, стоявшим у кровати. Потом откинулся на подушку, стараясь унять пульсирующую боль в висках.

- Хочешь поговорить? Рассказать мне, что случилось?

Лицо Кулума было серым, белки глаз - грязно-розовыми.

- Я ничего не могу вспомнить. Господи, я чувствую себя ужасно.

- Начни с начала.

- Я играл в вист с Гортом и несколькими нашими друзьями, - с трудом ворочая языком, заговорил Кулум. - Помню, я выиграл что-то около ста гиней. Мы довольно много пили. Но я помню, как убрал выигранные деньги в карман. Потом... нет, дальше - провал.

- Ты помнишь, куда ты поехал?

- Нет. Точно не помню. - Он сделал еще несколько жадных глотков из чашки с чаем и провел руками по лицу, пытаясь прогнать мучительную головную боль. - О Боже, мне так плохо!

- Ты помнишь, в какой публичный дом ты отправился?

Кулум покачал головой.

- У тебя есть какой-то, куда ты ходишь постоянно?

- Боже милостивый, нет!

- Не нужно так картинно возмущаться, дружок. Ты был в борделе - это ясно. Тебя обобрали - это ясно. В бокал тебе подсыпали снотворного - это тоже ясно.

- Меня опоили?

- Это самый старый трюк на свете. Поэтому я и советовал тебе посещать только те публичные дома, которые были рекомендованы тебе человеком, заслуживающим твоего доверия. Это был первый раз, когда ты посетил бордель в Макао?

- Да, да. Господи милостивый, меня опоили?

- Ну же, парень, шевели мозгами. Думай! Ты помнишь, что это был за дом?

- Нет... ничего. Полная темнота.

- Кто выбрал его для тебя, а?

Кулум сел на кровати.

- Мы пили и играли. Я был, ну-у, изрядно пьян. Потом... потом все вдруг заговорили о... о девушках. И об этих домах. Ну, и... - он посмотрел на Струана, на его лице ясно читались стыд и боль, - ...я был просто... видишь ли, все это вино, и... я почувствовал, ну, потребность в девушке. Это жгло, как огонь. И тогда я решил, что я должен... должен пойти в бордель.

- В этом нет беды, парень. Кто дал тебе адрес?

- Кажется... Нет, не знаю. Но, по-моему, они все давали мне какие-то адреса. Писали мне адреса... или говорили адреса, я не помню. Я помню, как вышел из Клуба. Там стоял портшез, и я забрался в него. Подожди минутку... вспомнил! Я сказал им доставить меня в «У и Ф»!

- Там тебя никогда бы не обокрали, дружок. И не стали бы подсыпать всякой гадости в вино. Или доставлять тебя домой таким образом. Это было бы немного чересчур - они дорожат своей репутацией.

- Нет. Я уверен. Именно это я и сказал носильщику. Да, я абсолютно уверен!

- Куда тебя отнесли? В китайский квартал?

- Не знаю. Помню, кажется... нет, не знаю.

- Ты сказал, это жгло тебя, как огонь. Что за огонь? Опиши подробнее, что ты чувствовал.

- Ну, это было так... помню, я был очень разгорячен и, ну... смерть господня, я все время безумно хочу Тесс, а после стольких бокалов и всего остального... я не знал покоя, поэтому... поэтому я пошел в этот дом... - Кулум умолк. - О Господи, у меня раскалывается голова. Пожалуйста, оставь меня одного.

- У тебя было с собой чем предохраняться?

Кулум покачал головой.

- Этот огонь. Эта потребность. Вспомни, было в них что-то необычное вчера вечером?

Кулум опять качнул головой.

- Нет. Все это длится уже много недель, но... хотя пожалуй, это несколько отличалось... впрочем нет, не очень. Он у меня стал твердым, как железный прут, и все в паху горело, как в огне, и мне была просто необходима девушка, и... о, я не знаю. Оставь меня! Пожалуйста... мне очень жаль, но, пожалуйста...

Струан подошел к двери.

- Ло Чум!

- Да, масса?

- Ходить дом Чен Шень. Приводить больной номер один корова чилло доктор сюда быстро раз-раз? Ясно?

- Ясна сильно хорошо! - обиженно ответил Ло Чум. - Уже оч-чень сильно хорошо доктар внизу есть для голова бум-бум больной и все больной-больной! Молодая масса одинаково как Тай-Пэн, ладна!

Струан спустился в холл и через Ло Чума поговорил с доктором. Врач сказал, что немедленно пришлет лекарства и пищу для специальной диеты, и удалился, унося щедрое вознаграждение.

Струан вернулся наверх.

- Ты можешь вспомнить что-нибудь еще, парень?

- Нет... ничего. Прости. Я не хотел вот так тревожить тебя своими бедами.

- Послушай меня, парень! Ну же, Кулум, это важно!

- Пожалуйста, отец, не говори так громко, - взмолился Кулум, приоткрывая глаза со страдальческим видом. - Что?

- По твоему рассказу похоже, что тебе дали афродизиак.

- Что?

- Да, афродизиак. Существует целая дюжина таких, которые можно подлить или подсыпать в бокал с вином.

- Невозможно. Во всем виновато вино и моя... моя потребность в... это невозможно!

- Есть лишь два объяснения случившемуся. Первое: кули доставили тебя в притон - и это никак не был местный филиал «У и Ф», - где они получают большую мзду за богатого клиента, а также долю украденных у него денег. Там девушка или девушки опоили тебя, обобрали и доставили назад. Я надеюсь, ради тебя самого, что так все и было. Другой вариант заключается в том, что один из твоих друзей дал тебе афродизиак в Клубе, договорившись предварительно, чтобы тебя ждал портшез, который доставит тебя в определенный дом.

- Ерунда! Зачем кому-то понадобилось бы устраивать все это? Ради сотни гиней, часов и кольца? Один из моих друзей? Да нет, это бред какой-то.

- Однако предположим, что кто-то смертельно ненавидит тебя, Кулум. Скажем, план заключался в том, чтобы подсунуть тебе больную девушку, такую, которая заразилась женской болезнью!

- Что?!

- Да. И я боюсь, что как раз это-то и случилось.

У Кулума на мгновение остановилось сердце, все померкло перед глазами.

- Ты просто хочешь попугать меня.

- Клянусь Господом нашим, сын, у меня и в мыслях нет пугать тебя. Но это одна из возможностей, и очень реальная. Я бы сказал она более вероятна, чем первая, потому что тебя принесли назад.

- Кто бы стал так поступать со мной?

- Это уж тебе самому придется мне сказать, дружок. Но даже если это и произошло, еще не все потеряно. Пока. Я послал за китайскими лекарствами. Ты должен выпить их все, не пропустив ни одного приема.

- Но от женской болезни лекарства нет!

- Верно. Когда болезнь уже установилась. Но китайцы считают, что можно убить яд этой болезни или что там ее вызывает, если немедленно принять меры предосторожности и очистить кровь. Много лет назад, когда я впервые появился здесь, со мной случилось то же самое. Аристотель подобрал меня в сточной канаве в китайском квартале и нашел китайского врача, после чего со мной все было в порядке. Вот так я и познакомился с ним - вот почему он уже столько лет остается моим другом. Я не могу сказать с уверенностью, был ли тот притон заразным - или девушка, - но у меня болезнь так и не началась.

- О Боже, помоги мне.

- Да. Мы ничего не будем знать наверняка в течение недели. Если к ее исходу не появится никакой припухлости, боли или выделений, тогда можно считать, что на этот раз ты выкрутился. - Он увидел ужас в глазах сына, и сердце его открылось ему навстречу. - Тебя ждет неделя адских мук, дружище, пока ты будешь ждать результата. Я знаю, что это такое - поэтому держи себя в руках. Я помогу всем, чем смогу. Так же, как мне в свое время помог Аристотель.

- Я убью себя. Я убью себя, если... о Боже, как я мог быть таким глупцом? Тесс! Господи, мне лучше рассказать...

- Об этом не может быть и речи! Ей ты скажешь, что по дороге домой на тебя напали грабители. Мы подадим об этом заявление в полицию. Своим друзьям ты расскажешь то же самое. Что ты, должно быть, слишком много выпил - после девушки. Что ты не помнишь ничего. Кроме того, что замечательно провел время и проснулся уже у ворот своего дома. И всю эту неделю ты будешь вести себя совершенно обычно.

- Но Тесс! Как я могу...

- Ты поступишь так, как я сказал, парень! Именно так, как я сказал, клянусь Богом.

- Я не могу, отец. Это нево...

- И ни при каких обстоятельствах ты никому не скажешь ни слова о китайских лекарствах. В публичный дом не ходи, пока мы не будем в чем-то уверены, и не касайся Тесс, пока вы не поженитесь.

- Мне так стыдно.

- Это лишнее, парень. Быть молодым так трудно. Но в этом мире каждому человеку приходится быть очень осторожным. Кругом полным-полно бешеных псов.

- Ты утверждаешь, что это дело рук Горта?

- Я ничего не утверждаю. А сам ты как считаешь?

- Нет, конечно, нет. Но ты-то имеешь в виду именно его, не правда ли?

- Не забывай, ты должен вести себя совершенно нормально, или ты потеряешь Тесс.

- Почему?

- Ты полагаешь, Лиза и Брок отдадут за тебя свою дочь, если узнают, что ты настолько незрел и глуп, что пьяным пускаешься в поход по притонам Макао, да еще попадаешь в неизвестные тебе бордели, где тебя накачивают любовными напитками, а потом обирают до нитки? Будь я на месте Брока, я бы сказал, что у тебя не хватает в голове, чтобы быть моим зятем!

- Мне так жаль.

- Давай-ка отдохни, дружок. Я приду попозже.

И всю дорогу до дома Мэй-мэй Струан выбирал, каким способом он убьет Горта - если Кулум заболеет. Самым жестоким способом. Да, холодно думал он, я могу быть очень жестоким. Я не собираюсь просто убивать его - или делать это быстро. Господь мне свидетель!

- Ты выглядишь ужасно, Кулум, дорогой, - говорила Тесс. - Тебе в самом деле следует лечь пораньше.

- Да.

Они прогуливались вдоль praia в вечерней тишине. Он поужинал, и голова его несколько прояснилась, но душевная мука, которую он испытывал, была почти невыносима.

- Что случилось? - спросила она, почувствовав его состояние.

- Ничего, дорогая. Я просто выпил лишнего. И эти разбойники не очень-то со мной церемонились. Клянусь Господом, я целый год теперь не притронусь к вину. - Пожалуйста, Боже, сделай так, чтобы ничего не случилось. Пусть эта неделя пролетит быстрее, и пусть ничего не случится.

- Давай вернемся, - предложила она и, решительно взяв его под руку, повернула к дому Броков. - Вот выспишься ночью хорошенько, сразу почувствуешь себя не в пример лучше. - Ее переполняли материнские чувства, и она против воли была счастлива, видя его почти полную беспомощность. - Я рада, что ты отказываешься от спиртного, мой милый. Отец иногда ужасно напивается. И Горт. Честное слово, я столько разов видела его пьяным.

- Столько раз, - сказал он, поправляя ее.

- Столько раз видела его пьяным. О, я так счастлива, что нас скоро обвенчают.

Какие возможные причины могли бы быть у Горта, чтобы пойти на такое, спрашивал себя Кулум. Нет, Тай-Пэн, конечно же, преувеличивает. Да, преувеличивает.

Слуга открыл дверь, и Кулум проводил Тесс в гостиную.

- Так скоро вернулись, мои милые? - удивилась Лиза.

- Я немножко устала, мама.

- Ну что же, я пойду, - сказал Кулум. - До завтра. Вы собираетесь на матч по крикету?

- О да, Ма, пожалуйста!

- Может статься, вы согласитесь нас сопровождать, Кулум?

- Благодарю вас. С удовольствием. Я зайду за вами завтра. - Кулум поцеловал руку Тесс. - Доброй ночи, миссис Брок.

- До свидания, дружок.

Кулум уже повернулся и направился к двери, когда в комнату вошел Горт.

- О, привет, Горт.

- Привет, Кулум. Я ждал тебя. Я как раз собираюсь в Клуб, промочить горло. Пойдем вместе.

- Сегодня нет, спасибо. Я что-то совсем сдал. Слишком поздно ложился последнее время. К тому же завтра крикет.

- Бокал вина тебе не повредит. После такой ночки - это лучшее средство, чтобы прийти в себя.

- Нет, не сегодня, Горт. В любом случае, спасибо. Увидимся завтра.

- Как хочешь, старина. Ладно, смотри, будь осторожен. - Горт закрыл за ним входную дверь.

- Горт, что произошло вчера ночью? - Лиза пристально посмотрела на него.

- Бедняга напился. Я ушел из Клуба раньше него, я же вам говорил, поэтому сам еще ничего толком не знаю. Что он рассказывает, Тесс?

- Просто, что выпил лишнего и что на него напали грабители. - Она рассмеялась. - Бедняжка Кулум, думаю, это надолго излечит его от тяги к дьявольскому зелью.

- Тесс, крошка, ты не принесешь мне мои сигары? - попросил Горт. - Они в комоде.

- Ну, конечно. - Тесс выпорхнула из комнаты.

- Я слышал, - начал Горт, - я слышал, наш дружок Кулум вроде как ударился в разгул.

- Что? - Лиза перестала шить и подняла на него глаза.

- Большой беды тут нет, - продолжал Горт. - Может, мне вообще не стоило говорить об этом. Ничего в этом страшного, если соблюдать осторожность, клянусь Богом. Ты же знаешь, все мужчины устроены одинаково.

- Но ведь он женится на нашей Тесс! Она не выйдет замуж за распутника.

- Это правильно. Думаю, надо мне поговорить с парнем. Здесь, в Макао, держи ухо востро, это уж точно. Если бы Па был здесь, тогда другое дело. Но я должен защищать семью, а заодно и этого бедолагу от его же слабостей. Ты, вот что, никому об этом не говори!

- Конечно, нет. - Лиза ненавидела в мужчинах их мужское начало. Почему они не могут обойтись без этого хоть какое-то время? Может быть, мне стоит еще раз все обдумать, прежде чем женить их. - Тесс не выйдет замуж за распутника. Но Кулум вовсе не такой. Ты уверен в том, что говоришь?

- Да, - ответил Горт. - По крайней мере, так утверждают некоторые из ребят.

- Как жаль, что здесь нет твоего отца.

- Да, - согласно кивнул Горт, потом добавил, словно придя к неожиданному решению: - Вот что, съезжу-ка я на Гонконг на день или два. Поговорю с Па. Это будет лучше всего. А потом как следует поговорю с Кулумом. Я отправляюсь с отливом.

Глава 6

Струан закончил читать последнюю страницу переведенных на английский язык русских документов. Он медленно собрал листы, подровнял их и положил назад в портфель, который потом оставил лежать у себя на коленях.

- И что? - спросила Мэй-мэй. - Зачем ты такой фантастически молчаливый, хейа? - Она полулежала на постели под комариной сеткой, шелковая рубашка золотистого цвета делала ее кожу еще бледнее.

- Ничего, девочка.

- Отложи дела в сторону и поговори со мной. Целый один час ты сидишь как ученый.

- Дай мне подумать пять минут. Потом я поговорю с тобой, хейа?

- Ха, - сказала она. - Если бы я не заболезнела, ты бы не вылезал из моей постели все время.

- Ишь ты какая. - Струан подошел к двери в сад и посмотрел в ночное небо. Звезды сияли ярко: небеса предвещали хорошую погоду.

Мэй-мэй спустилась пониже и, лежа, наблюдала за ним. Он выглядит очень усталым, подумала она. Бедный Тай-Пэн, столько забот.

Он рассказал ей о Кулуме и о своих страхах за него, но не о Горте. Он также сообщил ей, что кору от лихорадки нашли и через несколько дней она будет у них. И еще он рассказал ей о Мэри, неустанно проклиная при этом А Тат.

- Чертова дура. Она чуть не убила ее. Ей следовало бы знать, что она делает. Если бы Мэри сказала все мне или тебе, мы могли бы отослать ее в такое место, где она тихо и благополучно разрешилась бы от бремени. В Америку, скажем, или еще куда-нибудь. Младенца можно было бы усыновить, и...

- А этот ее Глессинг? - спросила она. - Он все равно женился бы на ней? Через девять месяцев?

- Этому браку так и так конец!

- Кто отец? - спросила Мэй-мэй.

- Мне она не говорит, - ответил Струан, и Мэй-мэй улыбнулась про себя.

- Бедная Мэри, - произнес он. - Теперь ее жизнь кончена.

- Чепуха, Тай-Пэн. Замужество еще очень может состояться - если этот Глессинг и Горацио ничего не узнают.

- Ты совсем из ума выжила? Конечно же, этому браку не бывать. То, что ты говоришь, невозможно. Это было бы бесчестно, ужасно бесчестно.

- Да. Но то, что никто не знает, важности не имеет, а причина скрывать это хорошая, а не плохая, ладно.

- Да как же, скажи на милость, он этого не узнает? А? Конечно, все обнаружится. Он же непременно поймет, что она не девственница.

На это есть свои способы, Тай-Пэн, подумала она. Свои хитрости. Все мужчины такие простодушные в некоторых вещах. Женщины гораздо умнее, особенно в том, что действительно имеет значение.

И она решила послать к Мэри кого-нибудь, кто сумел бы объяснить ей все, что ей нужно знать, и, таким образом, прекратил всю эту бессмыслицу с самоубийством. Кого же? Ну, конечно, Старшую Сестру, третью жену Чен Шеня, которая когда-то жила в доме для увеселений и должна знать такие секреты. Я пошлю ее завтра. Она сообразит, что нужно сказать Мэри. Итак, Мэри больше не проблема. Если поможет йосс. А Кулум, Горт и Тесс? Скоро тоже не проблема, потому что произойдет убийство. Моя лихорадка? Эта проблема разрешится согласно моему йоссу. Все на свете разрешается согласно йоссу, так зачем же переживать? Разумнее принять. Мне жаль тебя, Тай-Пэн. Ты столько размышляешь, столько планируешь и вечно пытаешься подчинить йосс своей воле. Или нет, наверное, это все-таки не так, засомневалась она. Ну, конечно, не так. В сущности, он ведь делает только то, что делаешь ты, что делают все китайцы. Он смеется над злой судьбой, йоссом и богами и старается как можно лучше использовать мужчин и женщин, чтобы приблизиться к своей цели. И обмануть йосс. Да, воистину все так и есть. О, Тай-Пэн, ты во многом больше китаец, чем я сама.

Она еще глубже забралась под сладко пахнущее покрывало и стала ждать, когда Струан подойдет, чтобы побеседовать с ней.

А он тем временем целиком сосредоточился на том, что узнал из бумаг, обнаруженных в портфеле.

Документы включали переведенную на английский копию секретного доклада, подготовленного для царя Николая I в июле прошлого, 1840, года, и содержали, что было совершенно невероятно, карты земель, лежащих между Россией и Китаем. Одни эти карты - первые из всех, какие Струан когда-либо видел - были бесценны. Прилагался также анализ содержания этих документов, тоже на английском.

Доклад был подготовлен князем Тергиным, возглавлявшим тайный совет, который занимался вопросами стратегии в международных отношениях. Он гласил:

"По нашему взвешенному мнению, в течение полувека Государь расширит свои владения от Балтики до Тихого океана, от Северных Ледовитых морей до Индийского океана и сможет править всем миром, если на ближайшие три года будет принята следующая стратегия.

Ключ к мировому господству - это Азия плюс Северная Америка. Северная Америка почти в наших руках. Если Британия и Соединенные Штаты на десять лет дадут нам свободу действий в Русской Америке на Аляске - вся Северная Америка будет принадлежать нам.

Наше положение там прочно и не вызывает враждебности ни с чьей стороны. Соединенные Штаты ни в коем случае не рассматривают нашу обширную экспансию в пустынные северные земли как угрозу себе. Закрепление земель от Аляски до нашего самого южного «торгового форта» в Северной Калифорнии, а оттуда в глубь континента к Атлантическому океану может быть осуществлено обычным методом - немедленной крупномасштабной эмиграцией. Большая часть западных Соединенных Штатов и вся Канада, за исключением самых восточных ее областей, в настоящее время почти свободны от поселенцев. Следовательно, размеры нашей эмиграции в необжитые северные земли удастся сохранить в тайне - как это и должно быть. Оттуда эмигранты, которыми станут наши племена воинственных и выносливых евразийцев - узбеков, туркменов, жителей Сибири, киргизов, таджиков и уйгуров, - большинство из которых предпочтительно должны вести кочевой образ жизни, хлынут на восток и подчинят себе всю землю, почти не встретив сопротивления.

В течение следующего десятилетия мы должны поддерживать с Британией и Соединенными Штатами дружеские отношения. К тому времени эмиграция сделает Россию самой могучей силой в Америке, и наши племена - которые в древности составляли орды Тамерлана и Чингисхана, - вооруженные современным оружием и находящиеся под командованием русских офицеров, смогут по желанию сбросить англосаксонцев в море.

Но в тысячу раз важнее для нас Азия. Мы могли бы отказаться от обеих Америк, но от Азии - никогда.

Ключ к Азии - это Китай. А Китай лежит у наших ног. Наша сухопутная граница с Китайской империей протянулась на пять тысяч миль. Мы должны подчинить ее себе или мы никогда не будем в безопасности. Мы ни в коем случае не можем позволить ей стать сильной или подпасть под влияние другой великой державы, иначе мы окажемся запертыми между Востоком и Западом, что может принудить нас вести войну на два фронта. Наша азиатская политика однозначна: Китай должен оставаться слабым, зависимым и стать русской сферой влияния.

Только одна держава - Британия - стоит между нами и успехом. Если нам удастся, хитростью или силой, помешать ей приобрести остров у китайского побережья, закрепиться на нем, и превратить его в крепость, Азия - наша.

Разумеется, в настоящее время, мы не можем позволить себе пойти на разрыв отношений с Британией, нашим союзником. Франция, Польша, Пруссия и империя Габсбургов ни в коей мере не удовлетворены решением вопроса о Дарданеллах, не более, чем оно удовлетворяет Россию, и мы должны постоянно быть начеку, чтобы противостоять их непрекращающимся попыткам пересмотреть его в свою пользу. Без британской поддержки священная земля в самом сердце нашей страны окажется открытой для вторжения. При условии, что британцы будут придерживаться провозглашенной ими политики в Китае - то есть, что они желают лишь «установить торговые отношения и открыть на Китайской территории центры торговли, которыми в равной степени смогут пользоваться все европейские страны», - мы сможем начать продвижение в Синь-цзян, Туркестан и Монголию и установить свой контроль над сухопутными подходами к Китаю. (Мы уже контролируем маршруты вторжения практически до самого Кашмира и Хайбарского перевала в горах Гиндукуша, откуда открывается прямая дорога в Британскую Индию.) Если о наших территориальных захватах станет известно, наша официальная позиция должна сводиться к тому, что «Россия просто усмиряет дикие, враждебно настроенные племена в наших южных пределах». Не позже чем через пять лет мы должны обосноваться в непосредственной близости от центрального Китая, к северо-западу от Пекина. Тогда, используя простое дипломатическое давление, мы сможем навязать своих советников маньчжурскому императору и через него управлять Китайской империей до того момента, когда ее можно будет удобно поделить на вассальные государства. Вражда между маньчжурскими повелителями и их китайскими подданными в значительной степени облегчает нашу задачу, и мы, разумеется, будем продолжать ее поддерживать.

Любой ценой мы должны поощрять британцев увязывать свои торговые интересы в Китае с открытием портов на его материковом побережье, где они будут находиться под постоянным китайским давлением, которое мы со временем сможем направлять, используя дипломатические рычаги. И любой ценой мы должны заставить Англию отказаться от укрепления и колонизации какого-либо острова, как они проделали это с Сингапуром, Мальтой, Кипром (или с Гибралтаром, который они превратили в неприступную крепость), поскольку такой остров будет свободен от нашего влияния и сможет служить постоянной базой для их мощного флота и армии. Было бы разумно безотлагательно завязать самые тесные торговые связи с избранными компаниями в этом регионе.

Краеугольным камнем нашей внешней политики должно избрать следующее: «Пусть Англия правит морями и торговыми путями и будет первой промышленной державой мира. Но пусть Россия правит сушей». Ибо в тот момент, когда земля станет нашей - а в том и есть наше святое предназначение, наше Богом данное право, чтобы цивилизовать и облагородить ее, - все моря станут русскими морями. И самодержец трех Россий будет править всем миром".

Сергеев легко может оказаться ключом к этому плану, подумал Струан. Не тот ли он самый человек, которого послали, чтобы разведать, насколько мы сильны в Китае? Чтобы установить «тесные торговые связи с избранными компаниями»? Не является ли частью его миссии представить донесение, из первых рук, об отношении американцев к русской Аляске? Не тот ли он человек, которого направили, чтобы подготовить Аляску к вторжению диких орд? Вспомни, как он говорил тебе: «Нам принадлежит земля, вам - море!»

Комментарий к докладу был не менее откровенен и глубок: "Основываясь на данном секретном документе и прилагаемых к нему картах, достоверность которых не должна подлежать сомнению, можно прийти к некоторым крайне важным выводам.

Во-первых, касательно стратегии в Северной Америке. Необходимо отметить, что, хотя Соединенные Штаты серьезно озабочены спором о границах с Британской Канадой, они, по всей видимости, не стремятся присоединять к себе новые территории на североамериканском континенте. И благодаря дружеским отношениям, которые существуют между Соединенными Штатами и Россией (тщательно поддерживаемым, как можно полагать, русской стороной для осуществления своей цели), общее политическое настроение в Вашингтоне на данный момент таково, что русское присутствие на Аляске и его расширение на юг вдоль западного побережья не угрожает их суверенитету. Короче говоря, Соединенные Штаты Америки не станут обращать доктрину Монро⁷ против России и тем самым - поразительная беспечность - откроют свою спину иностранной державе, что явно противоречит их интересам. И безусловно противоречит интересам Британской Канады. Если на севере обоснуются пятьсот тысяч евразийцев-кочевников, что легко осуществимо, то положение, в котором окажутся англичане и американцы, следует признать совершенно безнадежным.

Далее необходимо отметить, что, хотя нынешний царь пренебрежительно относится к Русской Америке, эта территория может с полным основанием послужить России ключом ко всему континенту. И если в будущем в Соединенных Штатах вспыхнет гражданская война между Севером и Югом из-за отношения к рабовладению, что на данный момент представляется совершенно неизбежным, русские племена окажутся главной силой в этом конфликте. Это обязательно вовлечет Англию и Францию в войну на американском континенте, в которой орды русских кочевников с их примитивной способностью кормиться от земли будут иметь очевидное преимущество, тем большее, что короткий Берингов пролив, отделяющий Россию от Америки, позволит наладить постоянное снабжение их всем необходимым. И поскольку большинство западных и юго-западных земель действительно мало населены, эти поселенцы - или «воины» - смогут продвигаться на юг с относительной легкостью.

Таким образом, если Британия желает сохранить свое положение крупнейшей мировой державы и нейтрализовать извечное стремление России к мировому господству, она должна прежде всего устранить угрозу Канаде и неокрепшим Соединенным Штатам со стороны русской Аляски. Она должна убедить Соединенные Штаты - любыми средствами, находящимися в ее распоряжении, - придерживаться доктрины Монро в отношении России. Или она должна оказать дипломатическое давление и купить эту территорию, в крайнем случае взять ее силой. Ибо если русское присутствие на континенте сохранится, вся Северная Америка в течение полувека окажется под пятой России.

Во-вторых, Англия должна удерживать позицию абсолютного господства в Китае. Необходимо проследить всю историю захвата русскими территорий за Уралом, чтобы увидеть, насколько глубоко они уже проникли в земли, которые исторически, пусть и весьма условно, принадлежали Китайскому императору." Серия карт, дат, названий мест, переведенные копии договоров давали полное представление о панораме движения русских на восток.

"Последние триста лет (с 1552 года) армии московитов упорно продвигались на восток в поисках «конечного» предела. К 1640 году эти армии достигли Охотска на Охотском море севернее Маньчжурии по Тихоокеанскому побережью. Здесь они сразу же повернули на юг и впервые столкнулись с маньчжуро-китайскими ордами.

Нерчинский договор 1689 года, подписанный Россией и Китаем, устанавливал северную границу между ними вдоль реки Аргун и по Становому хребту. Вся восточная Сибирь, принадлежавшая маньчжурам, отходила России. На сегодняшний день эта граница и является «конечным» российским пределом на севере Китая.

Примерно в то же время, в 1690 году, русский по фамилии Затерев был послан в Пекин послом. По дороге он разведывал пути для возможного вторжения в невероятно богатые земли центрального Китая. Лучший маршрут, который он обнаружил, следовал естественным коридором реки Селенги, вытекавшей на равнины к северу от Пекина. Ключом к этому маршруту служит владение Туркестаном, Внешней Монголией и китайской провинцией Синьцзян.

И, как следует из доклада князя Тергина, их армии уже подчинили себе Евразию к северу от Маньчжурии до Тихого океана, и уже стоят у границ Синьцзяна, Туркестана и Внешней Монголии. Именно с этого направления начнется наступление русских на сам Китай и будет продолжаться долгое время.

Если Британия не покажет со всей твердостью, что Китай и Азия являются ее сферами влияния, русские советники окажутся в Пекине еще при жизни этого поколения. Русские армии станут контролировать все удобные подходы к Британской Индии со стороны Туркестана, Афганистана и Кашмира, и вся Британская Индия окажется под угрозой вторжения и может быть проглочена в любой момент.

Если Британия намерена и далее оставаться ведущей мировой державой, жизненно необходимо превратить Китай в непреодолимую стену для России. Жизненно необходимо остановить дальнейшее продвижение русских в Синьцзяне. Жизненно необходимо воздвигнуть в центре Китая несокрушимую британскую крепость, потому что сам по себе Китай беспомощен. Если Китаю позволить закоснеть в своих древних обычаях и традициях и не помочь вступить в современную эру, он будет легко покорен Россией, и равновесие сил в Азии нарушится.

Заключение. Крайне прискорбно, что Португалия недостаточно сильна, чтобы обуздать захватнические устремления России. Нам останется лишь надеяться, что наш старый союзник Британия, опираясь на свое величие и могущество, сумеет предотвратить то, что кажется сейчас неизбежным.

Единственно для этой цели мы нелегально подготовили это досье, не имея на то ни официального, ни чьего-либо неофициального разрешения. Доклад князя Тергина и карты были получены в Санкт-Петербурге и проделали долгий путь до Португалии, где попали в руки наших друзей, не связанных с правительством. Оттуда - сюда.

Мы обратились к его светлости - он не знаком ни с какой частью этой информации - с просьбой передать документы в руки Тай-Пэна «Благородного Дома», который, как мы верим, сумеет безошибочно распорядиться ими в дальнейшем и доставить по назначению, с тем чтобы решительные действия были предприняты прежде, чем станет слишком поздно. И в подтверждение нашей искренности мы подписываемся своими именами, уповая на то, что наши карьеры - возможно, наши жизни - окажутся в столь же надежных руках".

Комментарий был подписан двумя младшими португальскими чиновниками - экспертами по международной политике, которых Струан немного знал.

Он швырнул окурок сигары в сад и стал смотреть, как он догорает в траве Да, сказал он себе, это неизбежно Но не в том случае, если мы сохраним Гонконг. Черт бы побрал лорда Каннингтона.

Как же мне воспользоваться этой информацией? Ответ как будто прост. Сразу по возвращении на Гонконг - слово на ухо Лонгстаффу и другое - Куперу. Но что я этим выигрываю? Почему бы мне самому не поехать домой? Эти сведения дают шанс, который выпадает человеку раз в жизни. И как быть с Сергеевым? Следует ли мне и теперь обговаривать с ним «подробности»? Заключать с ним сделку?

- Тай-Пэн?

- Да, девочка?

- Ты не закроешь дверь в сад? Становится совсем очень холодно.

Ночь была теплой.

Глава 7

Мэй-мэй сотрясал озноб. Огонь сжигал ее. В бреду она вдруг почувствовала, как чрево ее раздирает дикая боль, и она закричала. Жизнь, которую она готовилась дать, изошла из нее, унеся с собой всю ее силу, опустошив душу, оставив в измученном теле лишь едва теплющуюся, неверную искорку. Потом лихорадка прекратилась, и выступивший пот освободил ее от кошмара. Четыре часа находилась она на пороге смерти. Но йосс судил ей вернуться назад.

- Хеллоу, Тай-Пэн. - Она чувствовала, как кровь не переставая сочится из нее. - Плохой йосс потерять младенца, - прошептала она.

- Не кори себя. Просто поправляйся. Хинная корка теперь может прибыть в любую минуту. Я знаю, что она прибудет.

Мэй-мэй собрала остаток сил и пожала плечами с подобием былого высокомерия.

- Чума на этих длиннополых! Как может человек торопиться ногами, если у него длинная юбка, хейа?

Но усилие оказалось для нее слишком велико, и она потеряла сознание.

За два следующих дня она значительно окрепла.

- Доброе утро, девочка. Как ты себя чувствуешь сегодня?

- Фантастически прекрасно, - ответила Мэй-мэй. - Сегодня погожий денек, хейа? Ты повидал Мэри?

- Да. Она выглядит гораздо лучше. Просто огромная перемена. Знаешь, это почти что чудо!

- Почему вдруг такая хорошая перемена, хейа? - спросила она с невинным видом, зная, что вчера Старшая Сестра ходила навещать Мэри.

- Даже не представляю, - пожал он плечами. - Перед самым уходом я встретился с Горацио. Он принес ей цветы. Кстати, она благодарит тебя за какой-то подарок. Что ты ей послала?

- Несколько манго и чай из трав, которые порекомендовал мой врач. А Сам ходила два, три дня назад. - Мэй-мэй устало замолчала. Даже говорить было для нее огромным напряжением. Сегодня она должна быть очень сильной, твердо напомнила она себе.

Сегодня нужно сделать очень много дел, а завтра снова будет лихорадка. Ну ладно, по крайней мере, Мэри для него больше не проблема. Она спасена. Ей гораздо легче сейчас, когда Старшая Сестра подробно объяснила ей все, чему учат каждую молодую девушку в доме удовольствий: что благодаря осторожности и тонкой игре, слезам притворной боли и страха и, наконец, скромным предательским пятнам, нанесенным тайком в нужных местах, девушка может, если понадобится, быть девственницей десять раз для десяти разных мужчин.

Вошла А Сам. Она низко поклонилась и произнесла вполголоса несколько слов. Мэй-мэй оживилась.

- О, очень хорошо, А Сам! Ты можешь идти. - Она повернулась к Струану: - Тай-Пэн, мне нужны тэйлы серебра, пожалуйста.

- Сколько?

- Много. Я в бедности. Твоя старая Мать очень тебя любит. Зачем ты спрашиваешь такие вещи?

- Если ты поторопишься с выздоровлением, я дам тебе столько тэйлов, сколько тебе понадобится.

- Ты даешь мне очень большое лицо, Тай-Пэн. Громаднейшее лицо. Двадцать тысяч тэйлов за исцеление - ай-й-йа, я стою для тебя столько же, сколько стоит наложница самого императора.

- Это Гордон тебе сказал?

- Нет. Я сама была подслушивать у дверей. А как же! Ты что думаешь, твоя старая Мать не хочет знать, что говорит доктор и что говоришь ты, хейа? - Она бросила взгляд в сторону двери.

Струан обернулся и увидел очаровательную юную девушку, склонившуюся в грациозном поклоне. Ее волосы были уложены толстыми черными кольцами поверх точеной головки и украшены нефритовыми заколками и цветами. Лицо миндалевидной формы было белым, как самый чистый алебастр.

- Это Йин-си, - сказала Мэй-мэй. - Она моя сестра.

- Я и не знал, что у тебя есть сестра, девочка. Она очень милая.

- Да, но, вообще-то, она не настоящая сестра, Тай-Пэн. Китайские дамы часто называют друг друга «сестрами». Это вежливость. Йин-си - подарок тебе на день рождения.

- Что?!

- Я купила ее на твой день рождения.

- Ты совсем сошла с ума?

- О, Тай-Пэн, ты иногда бываешь такой плохо выносимый, - сказала Мэй-мэй. и глаза ее наполнились слезами. - Твой день рождения через четыре месяца. В это время я была бы очень больная с ребенком, поэтому я начала подыскивать «сестру». Было так трудно сделать наилучшейший выбор. Она наилучшейшая, и теперь, потому что я больна, я даю ее теперь, а не жду. Она тебе не нравится?

- О Господи, девочка! Не плачь, Мэй-мэй. Послушай. Не плачь... Конечно, мне нравится твоя сестра. Но, ради всего святого, девушек нельзя покупать как подарок ко дню рождения!

- Почему?

- Ну, просто нельзя и все.

- Она очень красивая... я хочу, чтобы она была моей сестрой. Я собиралась учить ее эти четыре месяца, но теперь... - Она снова разрыдалась.

Йин-си торопливо просеменила от порога, опустилась на колени подле Мэй-мэй, взяла ее за руку, заботливо вытерла ей слезы и помогла сделать несколько глотков чая. Мэй-мэй предупредила ее, что варвары иногда ведут себя странно и выражают свое счастье громким криком и проклятьями, но чтобы она не беспокоилась.

- Посмотри, Тай-Пэн, как она красива! - заговорила Мэй-мэй. - Она тебе нравится, в самом деле?

- Не в этом дело, Мэй-мэй. Конечно же, она мне нравится.

- Тогда все решено, тогда, - Мэй-мэй закрыла глаза и обессиленно откинулась на спину, утонув в подушках.

- Ничего не решено, тогда.

Она ввела в бой тяжелую артиллерию и выпустила по нему последний бортовой залп.

- Нет, решено, и я даже не буду больше спорить с тобой, клянусь Богом! Я заплатила огромные деньги, и она самая наилучшейшая, и я не могу отослать ее назад, потому что она навсегда потеряет лицо и ей придется повеситься.

- Не говори ерунды!

- Я обещаю тебе, что она так и сделает, Тай-Пэн. Все знают, что я искала новую сестру для себя и для тебя, и если ты прогонишь ее, она лишится лица насовсем. Фантастически насовсем. Она повесится, это правда!

- Не плачь, девочка. Пожалуйста.

- Но тебе же не нравится мой подарок.

- Она мне нравится, и ты можешь не отсылать ее, - сказал он быстро - все, что угодно, лишь бы остановить этот поток слез. - Пусть остается здесь. Она... она будет твоей сестрой, а когда ты поправишься, мы... мы найдем ей хорошего мужа. А? И не нужно плакать. Ну же, девочка. Ну, перестань.

Наконец Мэй-мэй перестала плакать и снова опустилась на подушки. Этот взрыв эмоций отнял у нее слишком много драгоценной энергии. Но он стоил того, ликовала она. Теперь Йин-си останется. Если я умру, он попадет в хорошие руки. Если я буду жить, она станет моей сестрой и второй сестрой в его доме, потому что он, конечно же, захочет ее. Конечно же, он захочет ее, повторила она про себя, когда все поплыло у нее перед глазами. Она такая красивая...

Вошла А Сам.

- Масса. Молодой масса снаружи. Видеть мозна?

Струан встревожился, видя, как ужасно побледнела Мэй-мэй.

- Звать доктор сильно быстро раз-раз, ясно? - Ясна, масса.

Струан с убитым видом вышел из комнаты. А Сам закрыла за ним дверь, опустилась на колени возле кровати и сказала Йин-си: - Вторая Мать, я должна поменять одежду госпожи перед тем, как придет врач.

- Да. Я помогу тебе, А Сам. Отец определенно такой странный великан. Если бы Верховная госпожа и ты не предупредили меня, я бы очень испугалась.

- Отец очень добрый. Для варвара. Конечно, Верховная госпожа и я много учили его. - А Сам, нахмурившись, посмотрела на глубоко спящую Мэй-мэй. - Она в самом деле выглядит очень плохо.

- Да. Но мой астролог дал хорошие предсказания, поэтому мы должны запастись терпением.

- Привет, Кулум, - сказал Струан, выходя в красивый сад переднего двора, обнесенного стеной.

- Хэллоу, Тай-Пэн. Я надеюсь, ты не рассердился, что я пришел сюда. - Кулум поднялся со скамейки; стоявшей в тени ивы, и достал письмо. - Оно только что пришло, и... ну, вместо того, чтобы посылать Ло Чума, я решил сходить сам и посмотреть, как ты здесь. И узнать, как она себя чувствует.

Струан взял конверт. Он был помечен «Лично, Срочно и Секретно» и подписан Морли Скиннером.

- Позавчера она потеряла ребенка, - сказал он.

- Какой ужас! Хинная корка прибыла?

Струан покачал головой.

- Садись, парень.

Он вскрыл письмо. Морли Скиннер писал, что если поначалу он намеревался придержать новость об отвержении договора Короной до возвращения Струана - он полагал опасным публиковать ее в его отсутствие, - то теперь возникла настоятельная необходимость опубликовать это сообщение немедленно: "Сегодня утром прибыл фрегат из Англии. Мой человек на флагмане рассказал, что адмирал пришел в восторг от полученной им секретной депеши Адмиралтейства и произнес следующее: «Клянусь Богом, давно пора, будь я проклят. Теперь немного везения, и не пройдет и месяца, как мы двинемся на север». Это может означать лишь одно: он тоже в курсе последних новостей, и прибытия Уэйлена следует ожидать в самое ближайшее время. Я не могу выразить, насколько необходимо сейчас ваше присутствие здесь. Кстати, как я слышал, существует весьма любопытное частное дополнение к соглашению Лонгстаффа и Чинь-со о выкупе за Кантон.

Последнее: я надеюсь, вы смогли, тем или иным способом, убедиться в ценности хинной корки. С сожалением извещаю вас, что, насколько мне известно, здесь ее найти не удалось. За сим остаюсь, сэр, вашим покорнейшим слугой, Морли Скиннер".

Мэй-мэй не хватит еще на один приступ, с болью подумал Струан. Это правда, и ты должен смотреть ей в глаза. Завтра она умрет - если только не прибудет хинная корка. Да и кто знает, поможет ли она ей вообще?

Если она умрет, ты должен спасти Гонконг. Если останется жить, ты должен спасти Гонконг. Но зачем? Почему не оставить этот проклятый остров таким, каким он был раньше? Ты можешь ошибаться: возможно, Гонконг вовсе не так уж необходим для Британии. Что и кому ты доказываешь этим безумным крестовым походом, предпринятым тобой с целью открыть Китай для всех; ввести его в большой мир на твоих условиях и так, как ты считаешь правильным? Предоставь Китай его собственному йоссу и возвращайся домой. С Мэй-мэй, если она будет жить. Пусть Кулум, став Тай-Пэном, найдет свое место в жизни, сам выберет свой путь.

Однажды ты умрешь, и тогда «Благородный Дом» сам определит дальнейшее свое предназначение. Таков закон - закон Божеский, закон природы и закон йосса.

Возвращайся домой и пользуйся тем, ради чего ты пролил столько пота и принес столько жертв. Освободи Кулума от его пятилетнего рабства; того, что ты имеешь, хватит и тебе, и ему, и детям его детей. Пусть Кулум сам решит, хочет он остаться или не хочет. Возвращайся домой и забудь обо всем. Ты богат и могуществен, перед тобой откроются дворцы королей, если ты пожелаешь. Да. Ты - Тай-Пэн. Уйди же как Тай-Пэн, и к дьяволу Китай. Откажись от этой страны, она, как женщина-вампир, высасывает кровь у всех, кто приносит ей свою любовь.

- Опять плохие новости?

- О... извини, Кулум, дружище, я задумался и совсем забыл о тебе. Что ты сказал?

- Опять плохие новости?

- Нет, но важные. - Струан отметил про себя, что прошедшие семь дней тяжело дались его сыну. Теперь в твоем лице уже нет мальчишества, парень. Ты стал мужчиной. Потом он вспомнил Горта и понял, что не может уехать из Азии не сведя всех счетов - с Гортом и с Броком.

- Сегодня седьмой день, парень, последний, не так ли?

- Да, - ответил Кулум. О Господи, подумал он, не дай мне еще раз пережить такую неделю. Дважды он чуть не умер от страха. Один раз он почувствовал боль, когда мочился, и один раз ему показалось, что появилась сыпь и начинается отек. Но Тай-Пэн успокоил и поддержал его. Отец и сын очень сблизились за эти дни. Струан рассказал ему о Мэй-мэй.

Долгими бессонными ночами Струан беседовал с сыном, как может иногда беседовать отец, когда горе - или порой счастье - отмыкает в душе все двери. Планы на будущее, проблемы прошлого. И как это трудно - любить кого-то и год за годом жить рядом с этим человеком.

Струан поднялся.

- Я хочу, чтобы ты немедленно отправился на Гонконг, - сказал он Кулуму. - Ты пойдешь на «Китайском Облаке», с отливом. Я официально извещу капитана Орлова, что он должен выполнять все твои приказания. На время этого путешествия ты будешь хозяином «Китайского Облака». - Кулуму понравилась мысль о том, что он будет хозяином настоящего клипера. Да. - Как только придешь на Гонконг, прикажи Орлову доставить на борт Скиннера. Ты вручишь ему лично письмо, которое я дам тебе. Затем ты сделаешь то же самое с письмом для Гордона. Ни при каких обстоятельствах не сходи на берег сам, и не позволяй никому подниматься на борт. Как только Скиннер и Гордон напишут ответы, отошли их назад и немедленно возвращайся сюда. Ты должен вернуться завтра к вечеру. Отплывай с полуденным отливом.

- Очень хорошо. - Кулум помолчал. - Я даже не знаю, как мне благодарить тебя за... ну, за все.

- Кто знает, парень? Может быть, ты и на милю не приближался к этой болезни.

- Да. Но все равно... в общем, спасибо.

- Мы встретимся через час в конторе.

- Хорошо. Тогда у меня будет время попрощаться с Тесс.

- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы взять вашу с ней судьбу в свои собственные руки? Не ждать эти три месяца?

- Ты хочешь сказать, убежать и тайно обвенчаться?

- Я просто спросил, задумывался ли ты над этим, вот и все. Я не говорю, что ты должен это делать.

- Как бы я хотел, чтобы я мог... чтобы мы могли... Это бы решило... нет, это невозможно, а то бы я попробовал. Нас никто не обвенчает.

- Брок точно будет в ярости. И Горт. Я бы не рекомендовал тебе этот путь. Горт уже вернулся? - спросил он, зная, что еще нет.

- Нет. Его ждут сегодня к вечеру.

- Пошли кого-нибудь известить капитана Орлова, чтобы он встретился с нами в моем кабинете. Через час.

- Он должен будет выполнять абсолютно все мои приказания? - спросил Кулум после короткой паузы.

- В том, что касается управления кораблем, нет. Но во всех остальных вопросах, да. Почему ты спрашиваешь?

- Нет, Тай-Пэн, ничего - ответил Кулум. - Увидимся через час.

- Добрый вечер, Дирк, - сказала Лиза, входя в столовую резиденции Струанов. - Извините, что прерываю ужин.

- Ну что вы, Лиза, - ответил Струан, вставая. - Пожалуйста, присаживайтесь. Не согласитесь ли присоединиться ко мне?

- Нет, спасибо. Дети здесь?

- А? Как бы они могли здесь оказаться?

- Я уже больше часа жду их к ужину, - раздраженно сказала Лиза. - Я думала, они опять воркуют где-нибудь, забыв обо всем на свете. - Она повернулась к двери. - Еще раз извините, что прервала ваш ужин.

- Погодите, я не понимаю. Кулум отплыл на «Китайском Облаке» с полуденным отливом. Как вы могли ждать его к себе на ужин?

- Что?

- Он покинул Макао сегодня в полдень, - терпеливо повторил Струан.

- Но Тесс... я думала, она с ним. Весь день, на матче по крикету.

- Мне пришлось срочно отправить его. Сегодня утром. Последнее, что я слышал от него, это то, что он собирался попрощаться с Тесс. О, это, должно быть, было где-то перед самым полуднем.

- Они ни словом ни обмолвились о том, что он уезжает сегодня, сказали только, что увидятся со мной позже. Да, это было перед полуднем! Тогда где же Тесс? Ее не было дома весь день.

- Не стоит из-за этого так переживать. Она, вероятно, у кого-нибудь из друзей. Вы знаете, как это бывает с молодежью, они не замечают, как бежит время.

Лиза встревоженно закусила губу.

- Она никогда раньше не опаздывала. Тем более, так надолго. Она домоседка, не из тех, кто любит ходить по гостям. Если с ней что-нибудь случится, Тайлер... Если она отправилась вместе с Кулумом на том корабле они дорого за это заплатят.

- Зачем бы они стали это делать, миссис Брок? - спросил Струан.

- Да поможет им Господь, если это так. И вам тоже, если вы помогли им в этом.

Когда Лиза ушла, Струан налил себе в бокал бренди и подошел к окну, откуда стал наблюдать за praia и гаванью.

Когда он увидел, что «Белая Ведьма» приближается к своей стоянке, он спустился вниз.

- Я иду в клуб, Ло Чум.

- Да, масса.

Глава 8

Горт ворвался в фойе Клуба, как разъяренный бык. В руке он сжимал кошку-девятихвостку. Он отшвырнул с дороги пораженных слуг и гостей и вломился в игорный зал.

- Где Струан?

- Кажется, он был в баре, Горт, - ответил Горацио, потрясенно глядя на лицо Горта и на плеть, злобно подергивавшуюся в его руке.

Горт круто повернулся и стремглав бросился через фойе в бар. Он увидел Струана за столом с группой торговцев. Они все отодвинулись в сторону, когда Горт приблизился к Тай-Пэну.

- Где Тесс, ты, сукин сын?

В комнате повисла мертвая тишина. Горацио и все остальные столпились в дверях.

- Не знаю, и если ты назовешь меня так еще раз, я убью тебя.

Горт ухватил Струана за грудь и рывком поднял его на ноги.

- Она на «Китайском Облаке»?

Струан разжал руки Горта и убрал их от себя.

- Не знаю. Но если и так, какая разница? Что за беда, если молодая парочка...

- Это твоих рук дело! Ты все это подстроил, мерзавец! Ты приказал Орлову поженить их?

- Если они и сбежали, что от этого изменилось? Если они теперь женаты, что в этом такого?

Горт взмахнул кошкой, пытаясь достать Струана. Один из стальных коготков, которыми оканчивались ее ремни, оставил тонкую царапину на лице шотландца.

- Наша Тесс обвенчана с больным распутником? - прокричал он. - Сукин ты сын! Грязный, вонючий сукин сын!

Значит я был прав, подумал Струан. Это все-таки ты! Он бросился на Горта и схватил рукоятку плети, но все, кто был в комнате, навалились на них и растащили в стороны. В сумятице кто-то сшиб канделябр с одного из столов на пол, и Горацио быстро затоптал огонь на тут же вспыхнувшем ворсистом ковре.

Струан вырвался из рук державших его торговцев и горящим взглядом уперся в Горта:

- Я сегодня же пришлю к тебе своих секундантов.

- Не нужны мне секунданты, клянусь Богом. Давай сейчас. Выбирай свое проклятое оружие. Ну, давай! А после тебя я разделаюсь с Кулумом. Господь свидетель!

- Зачем провоцировать меня, Горт, а? И зачем угрожать Кулуму?

- Ты сам знаешь, сукин ты сын. У него женская болезнь, клянусь Богом!

- Ты сошел с ума!

- Тебе этого не утаить, клянусь Богом. - Горт попытался вырваться от державших его четырех человек, но не смог. - Отпустите меня, черт побери!

- Кулум совершенно здоров. Кто говорит, что у него женская болезнь?

- Все это знают. Он был в китайском квартале. Ты знаешь это, поэтому-то они и сбежали - прежде чем весь этот ужас выйдет наружу.

Струан взял кошку в правую руку.

- Отпустите его, ребята.

Все расступились. Горт выхватил нож и приготовился нападать, в ту же секунду нож словно по волшебству появился в левой руке Струана.

Горт сделал ложный выпад, но Струан остался недвижим, как скала, и на мгновение позволил Горту прочесть в его глазах всю первобытную жажду убийства, обуревавшую его. И его удовольствие. Горт остановился, как громом пораженный, всем существом почувствовав смертельную опасность.

- Здесь не место для поединка, - сказал Струан. - Не я стал причиной дуэли. Но я уже ничего не могу поделать. Горацио, вы не согласитесь быть моим секундантом?

- Да. Да, конечно, - ответил Горацио, которого мучила совесть с тех самых пор, как он договорился о семенах чая для Лонгстаффа. Так ли должен он отплатить человеку, который всю его жизнь был ему другом и столько раз приходил на помощь? Тай-Пэн сообщил тебе о Мэри и дал тебе лорку, чтобы ты мог попасть в Макао. Он был тебе и ей вместо отца, и вот ты вонзил нож ему в спину. Да... но ты для него - ничто, пустое место. Ты просто уничтожаешь великое зло. Если тебе удастся сделать это, то ты искупишь свое собственное зло, когда настанет твой час предстать перед Господом.

- Я почту за честь быть вашим вторым секундантом, Тай-Пэн, - вызвался Мастерсон.

- Тогда, возможно, вам лучше пройти со мной, джентльмены. - Струан вытер тонкую струйку крови с подбородка, зашвырнул кошку за стойку бара и направился к двери.

- Ты мертвец! - прокричал Горт ему вслед, вновь обретая уверенность в себе. - Только не тяни, мразь, поганец, сучий выродок!

Струан не останавливался, пока они не вышли из Клуба и не очутились в безопасности на praia.

- Я выбираю боевые цепы.

- Боже милостивый, Тай-Пэн, это... это несколько необычно, - ошеломленно проговорил Горацио. - Он очень силен, а вы... ну... вы... последняя неделя отняла у вас больше, чем вам кажется.

- Совершенно согласен, - кивнул Мастерсон. - Пуля между глаз куда разумнее. О да, Тай-Пэн.

- Вернитесь и передайте ему мои слова сейчас же. Не спорьте. Мое решение твердо!

- Где... где вы собираетесь... ну, нам ведь, наверное, нужно постараться избежать огласки? Португальцы скорее всего постараются помешать вам.

- Да. Наймите джонку. Вы двое, я, Горт и его секунданты выйдем в море на рассвете. Мне нужны свидетели и дуэль по всем правилам. На палубе джонки места будет больше чем достаточно.

Я не стану убивать тебя, Горт, в радостном предвкушении говорил себе Струан. О нет, это слишком легко. Но клянусь Господом нашим, с завтрашнего дня ты больше не сможешь сам ходить, не сможешь сам есть, не сможешь видеть и никогда не сможешь спать с женщиной. Я покажу тебе, что такое месть.

К вечеру новость о дуэли из уст в уста облетела весь город, и повсюду начали заключаться пари. Многие отдавали предпочтение Горту: он был в самом расцвете сил и, в конце концов, имел полное основание вызвать Тай-Пэна, если верить слухам о том, что Кулум заразился женской болезнью, а Тай-Пэн, зная об этом, отправил его и Тесс в море с капитаном, который по закону мог обвенчать их, едва они отойдут от берега дальше, чем на три мили.

Те, кто ставили свои деньги на Тай-Пэна, делали это, больше надеясь на его победу, нежели твердо веря в нее. Все знали о его отчаянных попытках раздобыть хинную корку и о том, что его таинственная наложница умирает. И все видели, какое разрушительное действие это оказало на него. Только Ло Чум, Чен Шень, А Сам и Йин-си заняли столько, сколько смогли, и все до последнего пенни с уверенностью поставили на Тай-Пэна, вознеся богам горячую молитву не оставлять их своим покровительством. Без Тай-Пэна они разорились бы в любом случае.

Никто даже не заикнулся о дуэли при Мэй-мэй. Струан рано ушел от нее и вернулся в свою резиденцию. Он собирался хорошенько выспаться. Исход поединка его не тревожил: он был уверен, что сумеет справиться с Гортом. Но ему вовсе не хотелось самому быть изувеченным в этой схватке, и он знал, что для этого ему понадобится вся его сила и вся быстрота.

Он спокойно шагал по тихим улицам. Ночь была теплой - еще одна прекрасная, звездная ночь.

Ло Чум открыл ему дверь:

- Здластвуй, масса.

Он мягким жестом показал рукой в холл. Там стояла Лиза Брок.

- Добрый вечер, - произнес Струан.

- Это правда, что у Кулума женская болезнь?

- Разумеется, у него нет никакой болезни! Кровь господня, мы даже не знаем, поженились ли они. Может быть, они просто решили прокатиться тайком от всех.

- Но он ходил в притон, да еще Бог знает в какой? В ту ночь, когда его ограбили?

- У Кулума нет женской болезни, Лиза.

- Тогда почему другие говорят, что есть?

- Спросите об этом у Горта.

- Я так и сделала, и он ответил, что ему так сказали.

- Я повторяю еще раз, Лиза. Кулум ничем не болен.

Огромные плечи Лизы затряслись от рыданий.

- О, Господи, что мы наделали? - Она жалела, что не в ее власти предотвратить дуэль. Горт ей нравился, пусть даже он и не был ее сыном. Она чувствовала свою вину и понимала, что и ее руки обагрятся кровью, которая теперь неизбежно прольется - кровью Горта, или Тай-Пэна, или Кулума, или ее мужа. Если бы она не заставила тогда Тайлера взять Тесс на бал, ничего этого, возможно, и не случилось бы.

- Не волнуйтесь, Лиза, - мягко сказал Струан. - Я уверен, с Тесс все в порядке. Даже если они обвенчались, вам нечего бояться.

- Когда возвращается «Китайское Облако»?

- Завтра вечером.

- Вы позволите нашему врачу осмотреть его?

- Это решит сам Кулум. Но я не стану ему запрещать. У него нет женской болезни, Лиза. Если бы была, неужели вы думаете, я допустил бы этот брак?

- Да, я так думаю, - с болью в голосе сказала Лиза. - Вы - дьявол, и только дьявол знает, что у вас на уме, Дирк Струан. Но я клянусь, и Господь мне в том свидетель, если вы лжете, я сама убью вас, коли мои мужчины не смогут этого сделать.

Она пошатываясь направилась к двери. Ло Чум выпустил ее и запер за ней дверь на засов.

- Масса, лучче спать-спать, - радостно объявил Ло Чум. - Завтла совсем сколый, хейа?

- Иди к черту.

Сухой стук металлической колотушки снаружи входной двери эхом прокатился по уснувшему дому. Струан прислушался к теплой, но не душной темноте спальни и услышал внизу осторожные шаги Ло Чума. Он выскользнул из постели, держа нож наготове и схватил свою шелковую ночную рубашку. Быстро и неслышно выйдя на лестничную площадку он заглянул через перила. Двумя этажами ниже Ло Чум поставил на пол фонарь и отпер дверь. Высокие напольные часы пробили четверть второго.

На пороге стоял отец Себастьян:

- Тай-Пэн меня видеть можно?

Ло Чум кивнул и убрал в сторону тесак, который прятал за спиной. Он двинулся вверх по лестнице, но голос Струана остановил его.

- Да?

Отец Себастьян, подняв голову, вглядывался в темноту. От неожиданности этого окрика у него зашевелились волосы на затылке.

- Мистер Струан?

- Да? - Вновь откликнулся Струан, и горло у него перехватило...

- Я прислан его светлостью. Мы получили хинную корку.

- Где она?

Монах поднял маленький грязный мешочек.

- Вот. Его светлость сказал, что вы ждете кого-нибудь с этой корой.

- А цена?

- Об этом мне ничего не известно, мистер Струан, - тихо отозвался отец Себастьян. - Его светлость приказал мне лечить ею того, к кому вы меня отведете. Это все.

- Я сейчас же спущусь к вам, - прокричал Струан и метнулся обратно в спальню.

Он торопливо оделся, сунул ноги в сапоги и бросился к двери, но вдруг остановился. Подумав секунду, он взял с собой боевой цеп и спустился по лестнице, прыгая через четыре ступеньки.

Отец Себастьян увидел боевой цеп и вздрогнул.

- Доброе утро, святой отец, - произнес Струан. Он скрыл отвращение, которое внушала ему грязная ряса монаха, и заново возненавидел всех врачей на свете. - Ло Чум, когда масса Синклер здесь, ты приводить, ясно?

- Ясна, масса.

- Пойдемте, отец Себастьян!

- Одну минуту, мистер Струан! Прежде чем идти, я должен объяснить вам одну вещь. Я никогда раньше не пользовался хинной коркой, никто из нас не пользовался ею.

- Ну, это никакого значения не имеет, не так ли?

- Конечно, имеет! - воскликнул монах. - Я знаю лишь то, что должен приготовить «чай» из этой коры, сварив ее. Беда в том, что мы не знаем точно, как долго следует держать ее на огне и как крепко заваривать. Или сколько отвара должен выпивать больной за один прием. И как часто он должен его принимать. Единственное руководство по лечению хинной коркой, которое у нас есть, написано по-латыни; оно очень древнее и неопределенное!

- Епископ говорил, что у него когда-то была малярия. Сколько отвара он принимал тогда?

- Его светлость не помнит. Он помнит только, что отвар был очень горьким на вкус и его постоянно тошнило. Если он не ошибается, он пил его в течение четырех дней. Его светлость сказал, что вы должны совершенно ясно представлять себе: мы будем лечить ее целиком на ваш страх и риск.

- Да. Я понимаю это очень Хорошо. Пойдемте же!

Струан выбежал на улицу. Отец Себастьян поспешил за ним следом. Они немного прошли вдоль praia, потом повернули наверх и пошли тихой, усаженной деревьями улицей.

- Пожалуйста, мистер Струан, не так быстро, - запыхавшись, проговорил отец Себастьян.

Струан пересек Praca de Sao Paulo и, свернув на другую улицу, нетерпеливо устремился дальше. Вдруг инстинкт заставил его остановиться; он резко отпрыгнул в сторону. Мушкетная пуля расплющилась о стену в том месте, где он только что стоял. Он дернул вниз перепуганного монаха. Прогремел еще один выстрел. Пуля царапнула ему плечо, и он проклял себя за то, что не взял пистолеты.

- Бегите, спасайтесь!

Струан рывком поднял монаха на ноги и подтолкнул через дорогу в безопасное место у дверей какого-то дома. Кое-где в окнах стали зажигаться огни.

- Сюда! - прошептал он, бросаясь вперед. Он неожиданно изменил направление, и третья пуля просвистела мимо в каком-то дюйме от его головы. В следующий миг он свернул в спасительный переулок, отец Себастьян тяжело дышал у его плеча.

- Вы не потеряли кору? - спросил Струан.

- Нет. Ради всего святого, что происходит?

- Грабители! - Струан взял трясущегося от страха священника за руку и побежал по переулку, а потом - через открытое пространство перед фортом Сан-Пауло де Монте.

В тени его стен он остановился, чтобы перевести дух.

- Где кора?

Отец Себастьян дрожащей рукой поднял мешочек. Лунный свет коснулся свежего шрама на подбородке Струана и замерцал в его глазах; шотландец словно стал выше ростом, и в его облике появилось что-то демоническое.

- Кто это был? Кто стрелял в нас? - спросил отец Себастьян.

- Грабители, - повторил Струан. Он знал, что на самом деле засаду устроили люди Горта - или сам Горт. Он задумался на секунду, не был ли отец Себастьян послан к нему с целью заманить его в эту ловушку. Маловероятно - монаха прислал к нему сам епископ, и он пришел с корой. Ну да ладно, скоро я это узнаю, подумал он. И если святой отец все-таки окажется в этом замешан, я своей рукой перережу несколько папистских глоток.

Струан пристально всматривался в темноту. Он вытащил из сапога нож и поправил на руке ремень боевого цепа. Когда отец Себастьян начал дышать не так тяжело, он повел его через холм, мимо церкви Святого Антония, и дальше вниз, к улице, на которую выходила наружная стена дома Мэй-мэй. В этой высокой и толстой стене, сложенной из гранитных глыб, была устроена дверь.

Он резко ударил в нее дверным молотком. Через несколько секунд в двери открылось окошечко, и из него выглянуло настороженное лицо Лим Дина. Дверь распахнулась. Они вошли в передний двор, и Лим Дин опять аккуратно запер дверь на засов.

- Теперь мы в безопасности, - сказал Струан. - Лим Дин, чай пить сильно быстро раз-раз! - Он жестом показал отцу Себастьяну на стул и положил на стол свой боевой цеп. - Сначала отдышитесь.

Монах убрал руку с распятия, которое сжимал все это время, и вытер пот со оба.

- Кто-то действительно пытался нас убить?

- Было у меня такое чувство, - ответил Струан. Он снял сюртук и осмотрел плечо. Пуля лишь обожгла кожу.

- Позвольте мне взглянуть, - предложил монах.

- Это пустяки. - Струан надел сюртук. - Не беспокойтесь, святой отец. Лечите ее, я отвечаю за все. С вами самим все в порядке?

- Да. - Губы монаха пересохли, во рту горчило. - Сначала я приготовлю чай из хинной корки.

- Хорошо. Но прежде чем мы приступим, поклянитесь на кресте, что вы никогда и никому не расскажете об этом доме, о том, кто в нем живет, и о том, что здесь происходит.

- Это, право, не обязательно. Нет ничего, что бы...

- Нет, есть! Я хочу, чтобы тайны моей личной жизни оставались только моими! Если вы не дадите мне клятвы, я сам буду лечить ее. Похоже, что про лечение хинной коркой я знаю столько же, сколько и вы. Решайте.

У монаха сжалось сердце. Скудность собственных познаний была ему мучительна, его сжигало страстное, всепоглощающее желание исцелять во имя Господне.

- Пусть будет так. Я клянусь на святом распятии, мои уста запечатаны.

- Благодарю вас. - Струан первым вошел в дом и зашагал по коридору.

А Сам появилась на пороге своей комнаты и настороженно поклонилась, плотнее запахивая на себе зеленый халат. Ее спутанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, лицо было еще опухшим со сна. Она пошла следом за ними в кухню, неся фонарь.

Кухня оказалась маленькой и тесной. В ней был устроен очаг и стояла жаровня с углями. Второй дверью она выходила на задний двор, заваленный всяким хламом. Комнатка была вся уставлена горшками, кастрюлями, чайниками. Сотни пучков засушенных трав и грибов, а также связки овощей, колбас, коровьих кишок висели на закопченных стенах. Сплетенные из пальмовых листьев мешки с рисом стояли прямо под ногами на грязном полу.

Две полусонные кухонные амы, приподнявшись среди вороха тряпья на деревянных койках, тупо уставились на Струана. Но когда он одним движением сбросил груду кастрюль и грязных тарелок со стола, чтобы освободить место, они выпрыгнули из постелей и в страхе бросились вон из дома.

- Чай, масса? - спросила А Сам, не понимая, что происходит.

Струан покачал головой. Он взял влажный от пота полотняный мешочек из рук нервничающего монаха и открыл его. Разломанная на крошечные кусочки кора была коричневого цвета и выглядела вполне обыкновенно. Он понюхал ее; но она ничем не пахла.

- Что теперь?

- Нам понадобится какая-нибудь посуда, чтобы приготовить отвар. - Отец Себастьян выбрал относительно чистую кастрюлю.

- Сначала, будьте добры, вымойте руки. - Струан показал на небольшой бочонок с водой и лежащий рядом кусок мыла.

- Что?

- Сначала вымойте руки. Пожалуйста. - Струан окунул мыло в воду и подал его монаху. - Вы приступите к делу только после того, как вымоете руки.

- Почему это так необходимо?

- Не знаю. Старинное китайское поверье. Пожалуйста, святой отец, прошу вас, пожалуйста.

Пока Струан мыл кастрюлю и ставил ее на стол, А Сам во все глаза смотрела, как отец Себастьян потер руки мылом, сполоснул их и насухо вытер чистым полотенцем.

Затем он закрыл глаза, сложил руки перед грудью и молча помолился.

- Теперь нам нужно найти какую-нибудь мерку, - сказал он, открывая глаза и возвращаясь с небес на землю. Он взял первую попавшуюся чашку помельче и до краев наполнил ее корой. Высыпав кору в кастрюлю, он медленно и методично добавил туда десять таких же частей воды. Потом поставил кастрюлю на жаровню. - Начнем с пропорции десять к одному, - сипло произнес он и нервно вытер руки о рясу. - Теперь я бы хотел осмотреть больную.

Струан жестом подозвал А Сам и показал на кастрюлю.

- Нет трогать!

- Нет трогать, масса! - ответила А Сам, часто кивая головой. Теперь, когда она немного пришла в себя после столь неожиданного пробуждения, в ней проснулся интерес ко всем этим странным вещам, которые происходили у нее перед глазами. - Нет трогать, масса, ладна!

Струан и монах вышли из кухни и направились в спальню Мэй-мэй. А Сам последовала за ними.

В комнате тускло горела лампа, выхватывая из темноты отдельные предметы. Йин-си стояла перед зеркалом и расчесывала спутанные волосы. При виде Струана она положила гребень и торопливо поклонилась. Ее низкая кровать, покрытая тонким матрасом, стояла на полу сбоку от огромной, с балдахином кровати Мэй-мэй.

Мэй-мэй слабо дрожала, укутанная несколькими одеялами.

- Привет, девочка. Мы принесли хинную корку, - сказал Струан, подходя ближе к ней. - Наконец-то. Теперь все будет хорошо!

- Мне так холодно, Тай-Пэн, - беспомощно прошептала она. - Мне так холодно. Что у тебя с лицом?

- Ничего, девочка.

- Ты порезался. - Она задрожала и закрыла глаза, увлекаемая вьюгой, которая кружила ее в ледяной мгле. - Мне так холодно.

Струан повернулся и посмотрел на отца Себастьяна. На худом вытянутом лице монаха застыло изумленное выражение.

- Что случилось?

- Ничего. Ничего. - Монах поставил на стол крошечные песочные часы и, опустившись на колени подле кровати, взял Мэй-мэй за кисть руки и начал считать пульс. Как может китайская девушка говорить по-английски, недоумевал он. Неужели другая девушка - его вторая любовница? Я в гареме дьявола? О Боже, защити меня, и дай мне силу исцелять именем Твоим, и сделай меня оружием Твоим в эту ночь.

Пульс Мэй-мэй был таким медленным и слабым, что ему стоило огромных трудов не потерять его. С чрезвычайной бережностью он повернул к себе ее лицо и заглянул ей в глаза.

- Не бойся, - проговорил он. - Бояться нечего. Ты в руках Господа. Я должен посмотреть твои глаза. Не бойся, ты в Его руках...

Оцепеневшая и беззащитная, Мэй-мэй сделала, как он просил. Йин-си и А Сам стояли поодаль и настороженно наблюдали за происходящим.

- Что он делает? Кто он? - шепотом спросила Йин-си.

- Знахарь этих демонов-варваров, - прошептала в ответ А Сам. - Он монах. Один из длиннополых жрецов того голого Бога-человека, которого прибили гвоздями к кресту.

- О! - Йин-си невольно передернулась. - Я слышала о них. Как они только могли сделать такую абсолютно ужасную вещь! Они действительно демоны! Почему ты не принесешь Отцу чаю? Это всегда помогает, когда человек волнуется.

- Лим Дин готовит чай, Вторая Мать, - прошептала А Сам, поклявшись про себя, что ни за что на свете не тронется с места, ибо может в этом случае пропустить что-то особенно важное. - Как жалко, что я не понимаю их ужасного языка.

Монах положил руку Мэй-мэй на покрывало и поднял глаза на Струана:

- Его светлость сказал мне, что малярия вызвала выкидыш. Я должен осмотреть ее.

- Ну так осматривайте.

Когда монах отодвинул в сторону одеяла и простыни, Мэй-мэй попыталась остановить его. Йин-си и А Сам встревоженно бросились к ней на помощь.

- Нет! - резко крикнул им Струан. - Стоять! - Он сел на кровать рядом с Мэй-мэй и взял ее руки в свои. - Все в порядке, девочка моя. Продолжайте, - сказал он францисканцу.

Отец Себастьян обследовал Мэй-мэй и затем аккуратно укутал ее снова.

- Кровотечение почти прекратилось. Это очень хорошо.

Он коснулся своими длинными пальцами ее головы у основания черепа, осторожно надавливая.

Мэй-мэй почувствовала, как часть боли ушла от этих прикосновений. Но внутри нее вновь намерзала ледяная глыба, и ее зубы застучали.

- Тай-Пэн. Мне так холодно. Можно мне грелку или еще одеяло? Пожалуйста. Мне так холодно.

- Конечно, девочка, сейчас. - Под спиной у нее уже была бутыль с горячей водой. Она лежала под четырьмя пуховыми одеялами.

- У вас есть часы, мистер Струан? - спросил отец Себастьян.

- Да.

- Пожалуйста, пойдите на кухню. Как только вода закипит, заметьте время. После того, как она прокипит один час... - В глазах отца Себастьяна отразилось бесконечное отчаяние. - Два? Полчаса? Сколько? О Боже, молю тебя, помоги мне в этот трудный час.

- Один час, - с твердой уверенностью сказал Струан. - Мы поставим еще такое же количество коры и будем кипятить ее два часа. Если первый отвар не подействует, испробуем второй.

Струан взглянул на часы, подойдя к лампе над кухонным столом. Он снял кастрюлю с жаровни и поставил остужаться в ведро с водой. Вторая кастрюля с корой уже закипела.

- Как она? - спросил он, увидев входящего монаха. А Сам и Йин-си вошли в кухню следом за ним.

- Сильный озноб. Сердце бьется очень слабо. Вы помните, как долго ее знобило в последний раз до наступления горячки?

- Четыре часа, может быть пять. Не знаю. - Струан налил немного горячей жидкости в крошечную чайную чашечку и попробовал ее. - Кровь господня, ну и горечь! Это просто ужас какой-то.

Монах сделал глоток и тоже сморщился.

- Ну что ж. Давайте начнем. Надеюсь только, что она сумеет удержать это внутри. По чайной чашке через каждый час. - Он снял одну из чашек с закопченной полки и взял со стола грязную тряпку.

- Зачем вам тряпка? - спросил Струан.

- Нужно процедить отвар, чтобы в него не попали кусочки коры. Эта тряпица как раз подойдет. Плетение достаточно редкое.

- Я сам это сделаю, - сказал Струан. Он достал серебряное чайное ситечко, которое приготовил заранее, и еще раз вытер его чистым носовым платком.

- Зачем вы его протираете?

- Китайцы всегда очень внимательно следят за тем, чтобы чайник и чашки были чистыми. Они говорят, что чай от этого делается полезнее. - Он начал переливать дурно пахнущий хинный отвар в безукоризненно чистый фарфоровый чайник, думая лишь об одном: чтобы крепость жидкости оказалась правильной. - Почему не попробовать то же самое и в нашем случае, а?

Он отнес чайник и чашку в спальню, Первую чашку Мэй-мэй извергла обратно. Вторую тоже.

Невзирая на ее отчаянные мольбы, Струан заставил ее выпить третью. На этот раз Мэй-мэй удержала ее в себе - что угодно, лишь бы не пришлось пить ее снова.

Они с надеждой смотрели на нее. Однако ничего не произошло. Только озноб стал сильнее.

Через час Струан заставил ее выпить следующую чашку. Ее не вырвало, но озноб продолжал усиливаться.

- Будем давать по две чашки, - сказал Струан, борясь с охватывающей его паникой. И он заставил ее выпить двойную дозу.

Час за часом этот процесс повторялся. Наступил рассвет.

Струан посмотрел на часы. Шесть. Никакого улучшения. Мэй-мэй билась в ознобе, как тонкая веточка на осеннем ветру.

- Ради Создателя, - вырвалось у Струана, - питье должно сработать!

- Благодарение Создателю, оно работает, мистер Струан, - сказал отец Себастьян. Он держал Мэй-мэй за кисть. - Жар и горячка должны были наступить два часа назад. Если они не начнутся, у нее есть шанс. Я едва чувствую ее пульс, это правда, но хинная корка делает свое дело.

- Держись, девочка, - сказал Струан, сжимая руку Мэй-мэй. - Еще несколько часов. Держись!

Через некоторое время в дверь в стене сада постучали.

Струан, пошатываясь, вышел из дома и отодвинул засов на двери.

- Привет, Горацио. Хейа, Ло Чум.

- Она умерла?

- Нет, парень. Думаю, она исцелилась, милостью Божьей.

- Вы раздобыли хинную корку?

- Да.

- Мастерсон ждет около джонки. Сейчас должен появиться Горт. Я попрошу их - его секундантов - отложить поединок до завтра. Сегодня вы не в состоянии с кем-либо драться.

- Тебе не нужно ни о чем беспокоиться. Существуют и другие способы прикончить ядовитую змею, кроме как раздавить каблуком ее проклятую голову. Я буду там через час.

- Хорошо, Тай-Пэн. - Горацио заспешил прочь, Ло Чум вместе с ним.

Струан запер дверь и вернулся к Мэй-мэй.

Она лежала на кровати совершенно неподвижно.

А отец Себастьян держал ее руку у кисти. Его лицо окаменело от тревоги Он наклонился к ней и приложил ухо к груди. Шли секунды. Он поднял голову и испытующе посмотрел на Струана:

- Был момент, когда я подумал... но с ней все хорошо. Ее сердце бьется страшно медленно, но... что ж, она молода. С Божьей помощью лихорадка побеждена, мистер Струан. Перуанская хинная корка излечивает лихорадку Счастливой Долины. Поистине неисповедимы пути Господа нашего!

Струан ощутил в себе какую-то странную отрешенность.

- Лихорадка вернется? - спросил он.

- Возможно. Раз, другой, третий. Но новые порции хинного отвара остановят ее - теперь мы можем быть в этом уверены. Эта лихорадка побеждена. Вы понимаете меня? Эта женщина излечилась от малярии.

- Она будет жить? Вы говорите, что пульс у нее очень слабый. Она будет жить?

- Милостью Божьей, у нее хороший шанс. Очень хороший. Но я не могу утверждать этого наверняка.

- Сейчас мне нужно уйти, - сказал Струан, поднимаясь - Вы не побудете здесь до моего возвращения?

- Хорошо. - Отец Себастьян поднял было руку, чтобы перекрестить его, но вспомнил о чем-то, и рука опустилась - Я не могу благословить ваш уход, мистер Струан. Вы уходите, чтобы убить, не так ли?

- Человек рождается, чтобы умереть, святой отец. Я просто в меру своих сил пытаюсь защитить себя и тех, кто мне дорог, и хочу сам выбрать час своей смерти, вот и все.

Он взял боевой цеп, закрепил ремень рукоятки на запястье и вышел из дома.

Шагая по улицам, он чувствовал на себе взгляд чьих-то глаз, но не обращал на это внимания. Он жадно впивал в себя это утро, это солнце, безбрежную синеву океана и его запах, чувствуя, как с каждым шагом крепнут его ноги и руки и проясняется голова. Сегодня прекрасный день, чтобы раздавить ядовитую змею, думал он. Только смерть сегодня ждет тебя, а не его. У тебя не хватит сил, чтобы одолеть Горта в схватке на цепах. Сегодня - нет.

Глава 9

Рядом с джонкой собралась большая толпа. Торговцы, отряд португальских солдат под командованием молодого офицера, моряки. Джонка была пришвартована к пирсу, начинавшемуся у самой praia. Когда появился Струан, те, кто ставили на него, пришли в смятение. А те, кто поставили на Горта, возликовали.

Португальский офицер вежливо остановил Струана.

- Доброе утро, сеньор.

- Доброе утро, капитан Мачадо.

- Генерал-губернатор напоминает вам, что дуэли в Макао запрещены.

- Я знаю это, - кивнул Струан. - Может быть, вы поблагодарите его превосходительство от моего имени и передадите ему, что я буду последним из тех, кто нарушит португальские законы. Я понимаю, что мы гости, а гости имеют вполне определенные обязательства по отношению к хозяевам. - Он поправил ремень цепа на запястье и зашагал к джонке. Толпа расступилась перед ним, и он увидел враждебные лица людей Горта и всех тех, кто желал его смерти. Таких было много.

Ло Чум ждал на высоком полуюте рядом с Горацио.

- Здластвуй, масса. - Он протянул ему бритвенные принадлежности. - Твоя хочит?

- Где Горт, Горацио?

- Его секунданты ищут его.

Струан всем сердцем пожелал, чтобы Горт сейчас валялся в каком-нибудь притоне, пьяный в стельку. О Господи, сделай так, чтобы мы дрались завтра!

Он начал бриться. Толпа молча наблюдала за ним, и многие суеверно перекрестились, пораженные сверхъестественным спокойствием Тай-Пэна.

Побрившись, Струан почувствовал себя несколько лучше. Он посмотрел на небо. Синеву прочертили редкие нити перистых облаков, и море было спокойным словно озеро. Он окликнул Кьюдахи, которого снял на время дуэли с «Китайского Облака».

- Следи, чтобы ко мне никто не приближался.

- Есть, сэр-р.

Струан растянулся на крышке люка и мгновенно заснул.

- Боже милостивый, - ошеломленно пробормотал Роуч. - Это не человек.

- Да, - согласился Вивиен, - он сам Дьявол, это точно.

- Тогда удвоим ставку, раз ты так уверен, а?

- Нет. Разве что Горт придет пьяным.

- Скажем, ему удастся убить Горта, - что тогда с Тайлером?

- Они будут драться насмерть, я думаю.

- А что сделает Кулум, а? Если Горт окажется сегодня победителем.

- Ничего. Что он может сделать? Кроме как возненавидеть, быть может. Бедняга, мне он скорее нравится. Как бы там ни было, они с Тай-Пэном все равно враги - так что, возможно, он еще будет благодарен Горту, а? Он ведь сразу станет Тай-Пэном вместо отца, тут и думать нечего. Куда, дьявол его забери, запропастился Горт?

Солнце неумолимо поднималось все выше. Из боковой улочки выбежал португальский солдат и начал что-то возбужденно докладывать офицеру. Тот немедленно повел свой отряд скорым шагом вдоль praia.

Струан пробудился. Действительность, к которой медленно возвращалось его сознание, была вся наполнена ноющей болью, и каждая клеточка его тела пронзительно кричала о потребности во сне. Он опустил тяжелые, будто налившиеся свинцом ноги на палубу и с трудом поднялся. Горацио как-то странно смотрел на него.

Страшно обезображенное тело Горта лежало в грязи в одном из переулков, выходивших на причалы китайского квартала. Вокруг него валялись тела трех китайцев. Еще один китаец с обломком копья, торчавшим у него в паху, стонал, лежа у ног патруля португальских солдат.

Торговцы и португальцы толпились вокруг, стараясь протиснуться поближе. Те, которым удавалось увидеть Горта, тут же отворачивались с побледневшими лицами.

- Патруль сообщает, что они услышали крики и шум борьбы, - рассказывал португальский офицер Струану и тем, кто стоял рядом. - Когда они подбежали сюда, то увидели сеньора Брока на земле, там, где он лежит сейчас. Три или четыре китайца кололи его копьями. Когда эти кровожадные демоны увидели наших солдат, они исчезли вон там. - Он показал на безмолвное скопление лачуг, разделенных кривыми улочками и проходами. - Наши люди попытались их преследовать, но... - Он пожал плечами.

Струан сознавал, что эти наемные убийцы спасли ему жизнь.

- Я назначу награду за поимку тех, кому удалось сбежать, - объявил он. - Сто тэйлов за мертвых, пятьсот - за живых.

- Поберегите ваши «мертвые» деньги, сеньор. Язычники просто притащат вам три трупа - первые, какие смогут найти. Что же касается награды за живых преступников, - офицер с отвращением ткнул пальцем в сторону пленника, - если только этот bastardo degenerado⁸ не назовет вам своих сообщников, деньги ваши останутся целы. Хотя с другой стороны, я вот сейчас подумал, что китайские власти имеют - как бы это сказать? - больший опыт в снятии допроса с арестованных . - Он резко проговорил что-то по-португальски, солдаты положили раненого китайца на сорванную с петель дверь, валявшуюся неподалеку, и унесли его.

Офицер щелчком сбил кусочек грязи со своего мундира.

- Глупая и ненужная смерть. Сеньору Броку следовало бы знать, что этот район - не место для прогулок. Похоже, что ничья честь не была удовлетворена.

- Повезло же вам, Тай-Пэн, - язвительно усмехнулся один из друзей Горта. - Прямо повезло.

- Да. Я рад, что мои руки чисты от его крови.

Струан повернулся спиной с трупу и медленно зашагал прочь.

Он миновал переулок и поднялся на холм к древнему форту. Там, наверху, в окружении моря и неба, он сел на скамью и возблагодарил Бога за благословение, посланное ему ночью, и за благословение, посланное днем.

Он не замечал прохожих, солдат в воротах форта, перезвона церковных колоколов. Птиц, окликавших друг друга, ласки легкого ветерка, теплоты целительного солнца. Или течения времени. Позже он попытался решить, что ему делать, но разум отказывался служить ему.

- Возьми себя в руки, - сказал он вслух.

Он спустился вдоль склона холма к резиденции епископа, но его самого не застал. Он отправился в собор и спросил епископа там. Монах предложил ему подождать в монастырском саду.

Струан опустился на скамейку в тенистом месте и стал слушать журчание воды в фонтане. Цветы казались ему более яркими, чем когда-либо, их аромат - более изысканным. Биение его сердца, вернувшаяся к нему сила, даже постоянная боль в щиколотке - все это было не сном, но реальностью.

О Господи, благодарю тебя за жизнь.

Епископ пристально смотрел на него, стоя в тени крытой галереи.

- О, здравствуйте, ваша светлость, - произнес Струан. Он чувствовал в себе удивительную свежесть. - Я пришел поблагодарить вас.

Епископ поджал тонкие губы:

- Что вы видели сейчас, сеньор?

- Не знаю, - ответил Струан. - Я просто смотрел на сад. Любовался им. Радовался жизни. Даже не могу сказать точно.

- Мне думается, вы были очень близко к Богу, сеньор. Вы, возможно, так не считаете, но я знаю, что были.

Струан покачал головой:

- Нет, ваша светлость. Просто радовался, что сижу в прекрасном саду в такой чудный денек. Только и всего.

Но выражение лица Фалариана Гинеппы не изменилось. Его пальцы легли на распятие.

- Я долгое время наблюдал за вами. Я чувствовал, что вы были близко. Вы! Изо всех людей. Конечно, этого не должно быть. - Он вздохнул. - Однако откуда нам, бедным грешникам, могут быть ведомы пути Господни? Я завидую вам, сеньор. Вы хотели меня видеть?

- Да, ваша светлость. Эта хинная кора излечила лихорадку.

-Deo gratias⁹! Но это поистине чудо! Как удивителен промысел Божий!

- Я собираюсь немедленно зафрахтовать судно и отправить его в Перу с распоряжением взять груз хинной корки. С вашего позволения, я бы хотел послать с кораблем отца Себастьяна, чтобы он разузнал, как собирают кору, где она растет, как перуанцы лечат свою малярию, одним словом - все. Когда он вернется, знания и груз мы разделим пополам. Я бы также хотел, чтобы он, получив ваше разрешение, без всякого промедления составил и отправил в Англию в «Ланцет» - и в «Таймс» - медицинский отчет о вашем успешном лечении малярии хинной коркой.

- Такое официальное медицинское руководство может быть направлено только через официальные каналы Ватикана. Но я прикажу ему подготовить этот труд. Что же касается посылки с кораблем именно его, это я должен буду обдумать. Однако я обязательно пришлю кого-нибудь на ваше судно. Когда оно отправляется?

- Через три дня.

- Очень хорошо. Мы поделим груз и знания поровну. Это очень щедро.

- Мы так и не определили цену за лечение. Она исцелилась. Поэтому прошу вас сейчас назвать действительную цену.

- Ничего, сеньор.

- Я не понимаю.

- Горсть хинной коры, которая спасла жизнь одной девушки, ничего не стоит.

- Но, конечно же, у нее должна быть цена. Я ведь сказал: все, что вы попросите! Я готов заплатить. На Гонконге мною были предложены двадцать тысяч тэйлов. Я пришлю вам чек на предъявителя.

- Нет, сеньор, - терпеливо ответил прелат. - Если вы это сделаете, я просто порву его. Мне не нужна за кору никакая плата.

- Я построю католическую церковь на Гонконге, - сказал Струан. - Монастырь, если вы пожелаете. Не играйте со мной, ваша светлость. Сделка есть сделка. Назовите вашу цену.

- Вы ничего не должны лично мне, сеньор. Вы ничего не должны Церкви. Но вы очень много должны Господу Богу. - Он поднял руку и перекрестил его, - In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti¹⁰, - тихо произнес он, и удалился.

Глава 10

Мэй-мэй почувствовала, что пробуждается от сна; руки Струана поддерживали ее, губ касалась чашка с лекарством. Она словно издалека услышала, как Струан тихо разговаривает с отцом Себастьяном, но не стала напрягаться, чтобы понять английские слова. Она послушно проглотила хинный отвар и скользнула назад в полузабытье.

Потом Мэй-мэй услышала, как монах ушел, и это доставило ей удовольствие, потому что постороннее присутствие тяготило ее. Она почувствовала, как Струан вновь приподнял ее, и проглотила вторую чашку, преодолевая тошноту, которую по-прежнему вызывал у нее омерзительный вкус лекарства.

Сквозь благостный туман, окутывавший ее сознание, она услышала, как Струан сел в бамбуковое кресло. Вскоре до нее донеслось его тяжелое размеренное дыхание, и она поняла, что он уснул. Это сразу наполнило ее чувством защищенности и покоя.

Звуки разговора ам, болтавших о чем-то на кухне, острый язвительный юмор А Сам, тонкий аромат духов Йин-си доставляли ей столько радости, что Мэй-мэй не позволяла сну завладеть ею целиком.

Она тихо лежала на кровати, чувствуя, как с каждой минутой силы ее прибывают. И она поняла, что будет жить.

Я воскурю благовония богам за мой йосс. Может быть, поставлю свечу длиннополому Богу. В конце концов, это ведь монах принес кору, разве нет? - как бы отвратительна она ни была на вкус. Может быть, мне следует сделаться длиннополой христианкой. Это дало бы монаху огромное лицо. Правда, мой Тай-Пэн этого бы не одобрил. Но даже и так, почему бы мне не попробовать. Ибо если никакого длиннополого Бога нет, вреда от этого не будет, а если есть, то получится, что я поступила очень мудро. Интересно, похож ли Бог варваров на наших китайских богов. Которые, если разобраться, очень глупы. Впрочем, нет, не так. Они, как люди, со всеми нашими достоинствами и недостатками. Это гораздо разумнее, чем притворяться, как это делают все варвары, будто их Бог совершенен и видит всех, слышит всех, всех судит и наказывает.

Я рада, что я не одна из них.

Она услышала мягкий шелест одежд Йин-си и вдохнула аромат духов, принесенный ею. Мэй-мэй открыла глаза.

- Вы выглядите лучше, Верховная госпожа, - прошептала Йин-си, встав на колени рядом с нею. - Посмотрите, я принесла вам цветы.

Маленький букетик был очень красив. Мэй-мэй слабо кивнула, но она чувствовала, что силы быстро возвращаются к ней. Струан крепко спал, развалившись в длинном кресле. Во сне его лицо казалось совсем молодым, глазницы потемнели от усталости, на подбородке алел свежий шрам.

- Отец здесь уже около часа или больше, - сказала Йин-си. Она была в голубых шелковых штанах и длинной, до колена, двубортной шелковой рубашке цвета морской волны, в волосах - цветы.

Мэй-мэй улыбнулась, повернула голову и увидела, что уже наступил вечер.

- Сколько дней прошло с тех пор, как началась последняя лихорадка, Сестра?

- Она была у вас прошлой ночью. Отец пришел с длиннополым монахом. Они принесли волшебное питье, разве вы не помните? Сегодня рано утром я послала эту жалкую рабыню А Сам возблагодарить богов. Почему вам не позволить мне вымыть вас? Я расчешу и уберу ваши волосы. Вы почувствуете себя гораздо лучше.

- О да, пожалуйста, Сестра, - сказала Мэй-мэй. - Я, должно быть, выгляжу ужасно.

- Да, Верховная госпожа, но это лишь потому, что вы едва не умерли. Десять минут, и вы будете так же прекрасны, как всегда - я обещаю вам!

- Будь тиха, как бабочка, Сестра, - предупредила ее Мэй-мэй. - Что бы ты ни делала, не разбуди Отца, и скажи этому черепашьему дерьму на кухне, что если Отец проснется прежде, чем я буду готова, ты лично - по моему приказу - раздавишь им пальцы в тисках.

Йин-си в восторге выпорхнула из комнаты. В доме настала глубокая тишина.

Йин-си и А Сам на цыпочках вернулись в спальню, вымыли Мэй-мэй в ванне с душистой водой, принесли нагретые солнцем штаны из тончайшего шантунгского шелка алого цвета и алую же рубашку и помогли ей одеться. Они вымыли ей ноги и сменили повязки, потом поддержали ее, пока она чистила зубы и ополаскивала рот мочой младенца. В заключение Мэй-мэй пожевала несколько пахучих листочков чая и наконец почувствовала себя чистой и свежей.

Они тщательно расчесали ей волосы, заплели их в косу и изящно украсили свежими сладкопахнущими цветами. Потом поменяли простыни и подушки, побрызгали на них духами и положили под подушку пучок ароматических трав.

И хотя все эти передвижения и переодевания отняли у нее много сил, Мэй-мэй почувствовала себя так, словно заново родилась на свет.

- А теперь немного бульона, Верховная госпожа. А затем - свежее манго, - сказала Йин-си.

- А затем, - с важностью добавила А Сам, и ее серебряные серьги зазвенели, - у нас есть для вас замечательная новость.

- Что?

- Только после того, как вы поедите, Мать, - сказала А Сам. Мэй-мэй начала протестовать, но А Сам лишь твердо покачала головой - Мы должны заботиться о вас, вы еще не выздоровели до конца. Вторая Мать и я знаем, что хорошая новость очень благоприятна для пищеварения. Но сначала вы должны съесть что-нибудь, чтобы было что переваривать.

Мэй-мэй выпила немного бульона и съела несколько нарезанных ломтиков манго. Они стали уговаривать ее поесть еще. - Вы должны восстанавливать свои силы, Верховная госпожа.

- Я доем манго, если вы расскажете мне новость прямо сейчас, - сказала Мэй-мэй.

Йин-си задумалась. Потом кивнула А Сам:

- Говори, А Сам. Только начни с того, что рассказал тебе Ло Чум: как это все началось.

- Не так громко! - напомнила им Мэй-мэй. - Не разбудите Отца.

- Ну так вот, - начала А Сам, - вечером накануне нашего приезда - семь ужасных дней назад варварский сын Отца угодил в лапы к самому дьяволу во плоти, тоже варвару. Этот чудовищный варвар раскинул сети заговора, такого грязного и бесчестного, такого демонического - уничтожить любимого сына нашего Отца, - что я едва могу найти слова, чтобы рассказывать о нем. И вот прошлой ночью и сегодня, пока волшебное питье варварских демонов побеждало вашу лихорадочную болезнь, наступило время ужасной, судьбой предопределенной развязки. Всю бессонную ночь мы провели на коленях, умоляя богов о защите. Но все напрасно Отец должен был погибнуть, вы должны были погибнуть, мы должны были погибнуть, и, что еще хуже, враг торжествовал победу. - А Сам замолчала, потом, прилежно изображая слабость в ногах, проковыляла к столу, взяла крошечную чашечку с вином, которую Йин-си принесла в подарок Мэй-мэй, и сделала глоток, не в силах справиться с волнением.

Вернув себе таким образом самообладание, она продолжила свой рассказ, сопровождая его леденящими кровь паузами, невероятными вздохами и энергичной жестикуляцией.

- И там, в самой грязи, - закончила А Сам рыдающим шепотом, тыча пальцами в пол, - разрубленный на сорок кусков, в окружении пятнадцати мертвых тел наемных убийц, лежал труп этого варварского дьявола, Горта! Так был спасен наш Отец!

Мэй-мэй радостно захлопала в ладоши, поздравляя себя со своей дальновидностью. Определенно, боги не оставили нас своим покровительством! Хвала Всевышнему, что я поговорила с Гордоном не позже, чем было нужно. Если бы не он...

- О, как чудесно! О, А Сам, ты великолепно все рассказала Я едва не умерла, когда ты дошла до того места, где Отец уходил из этого дома сегодня утром. Если бы перед тем, как ты начала, вы заранее не предупредили меня, что новость замечательная, я бы действительно умерла.

- Хейа, девочка! - Струан проснулся, разбуженный хлопками Мэй-мэй.

Йин-си и А Сам торопливо поднялись на ноги и поклонились.

- Я чувствую себя фантастически лучше, Тай-Пэн, - объявила Мэй-мэй.

- Ты и выглядишь фантастически лучше.

- Тебе нужна пища, Тай-Пэн, - сказала она. - Ты, вероятно, не ел весь день.

- Спасибо, девочка, но я не голоден. Я перекушу попозже у себя в резиденции. - Струан встал и потянулся.

- Пожалуйста, поешь здесь, - попросила Мэй-мэй. - Останься здесь сегодня. Пожалуйста. Я не хочу, чтобы... ну, пожалуйста, останься Это сделает меня очень счастливой.

- Ну, разумеется, девочка, - согласился Струан - Ты должна принимать хинную корку еще четыре дня. Три раза в день.

- Но, Тай-Пэн, я и так чувствую себя благословенно хорошо. Пожалуйста, не надо больше.

- Три раза в день, Мэй-мэй. Следующие четыре дня.

- Кровь господня, у этой штуки вкус птичьего помета, смешанного с уксусом и змеиной желчью.

В спальню внесли стол, весь уставленный кушаньями. Йин-си прислуживала им, потом оставила их одних. Мэй-мэй, изящно орудуя палочками, лакомилась обжаренными в масле креветками.

- Что ты делал сегодня? - спросила она.

- Ничего особенно важного. Но одна проблема решена. Горт мертв.

- О? Как? - воскликнула Мэй-мэй и принялась усердно изображать то удивление, то ужас, слушая его рассказ. - Ты очень умный, Тай-Пэн, - сказала она, когда он умолк. - Но твой йосс фантастически хороший.

Струан оттолкнул тарелку, подавил зевок и задумался о йоссе:

- Да.

- Брок будет ужасно злой?

- Горт умер не от моей руки. Но даже если бы и от моей, он заслуживал смерти. По-своему, мне жаль, что он умер таким образом. - Смерть Горта и побег молодых выведут Брока из себя, подумал он. Мне лучше держать наготове пистолет или нож. Станет ли он охотиться за мной, как ночной убийца? Или придет открыто? Эти заботы я отложу на завтра. - Кулум должен скоро вернуться.

- Почему ты не ложишься спать? Ты выглядишь усталым. Когда Ло Чум принесет известия, А Сам тебя разбудит, хейа? Думаю, мне сейчас тоже лучше спать.

- Наверное, я так и сделаю, милая. - Струан нежно поцеловал ее и обнял. - Ах, девочка, девочка. Я очень боялся за тебя.

- Спасибо, Тай-Пэн. Сейчас иди спать, а завтра мне уже будет гораздо лучше, да и тебе тоже.

- Мне придется вернуться на Гонконг, девочка. Как можно быстрее. На несколько дней. У нее защемило в груди.

- Когда ты уезжаешь, Тай-Пэн?

- Завтра, если с тобой все будет хорошо.

- Ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу, Тай-Пэн?

- Конечно.

- Возьми меня с собой. Я не хочу... оставаться здесь одна, если ты будешь там.

- Ты еще слишком слаба для такого путешествия, а мне необходимо побывать там, девочка.

- О, но завтра я уже буду сильная. Я обещаю. На корабле я все время буду лежать в постели, а жить мы можем на «Отдыхающем Облаке», как и раньше. Пожалуйста.

- Я уезжаю всего на несколько дней, и было бы лучше, если бы ты осталась здесь. Гораздо лучше.

Но Мэй-мэй теснее придвинулась к нему, ласково тормоша его:

- Пожалуйста. Я буду очень хорошая, и выпью все чашки без возражениев, и никуда не встану с постели, и буду есть, и есть, и есть, и буду фантастически очень хорошей. Я обещаю. Пожалуйста, не оставляй меня, пока я по-настоящему не поправлюсь.

- Ну хорошо, ложись спать, а завтра мы решим.

Она поцеловала его.

- Не надо на завтра решать. Если ты уедешь, я не буду есть и не буду пить чашки, клянусь Богом! Вот! - заявила она, передразнивая его суровый вид. - Твоя старая Мать встала обоими ногами на палубу, и она не сдвинется с места!

Струан крепко прижал ее к себе. Он чувствовал, как с каждой минутой она становится все сильнее. Да благословит Господь хинную корку.

- Хорошо, но тогда мы поедем не завтра. Послезавтра, на рассвете. Если ты достаточно окрепнешь к тому времени. Если же...

- О, спасибо, Тай-Пэн. Я буду чувствовать себя очень хорошо.

Он отстранил ее от себя, не выпуская из рук, и внимательно рассмотрел. Он знал, что пройдут месяцы, прежде чем к ней вернется вся ее былая красота. Но не одно только лицо делает человека исключительным, подумал он. Это то, что лежит в глубине - в глазах и в сердце.

- Ах, девочка, ты так прекрасна. Я люблю тебя.

Она коснулась крошечным пальчиком его носа.

- Почему ты говоришь такие вещи своей старой Матери? - Она приникла к нему. - Я думаю, ты тоже уж-жасно прекрасный.

Потом он дал ей лекарство, она зажала пальцами нос и выпила обе чашки. Затем положила себе в рот несколько чайных листьев, чтобы прогнать горечь. Он укутал ее, как ребенка, поцеловал еще раз и прошел в свою комнату.

В спальне он сбросил одежду, лег в кровать и блаженно вытянулся на прохладных простынях. Сон пришел быстро.

А пока он спал, допрос китайца, участвовавшего в убийстве Горта, продолжался. Люди, пытавшие его, были очень терпеливы - и очень искусны в достижении своей цели.

Глава 11

«Китайское Облако» вернулся в Макао сразу после восхода солнца. Когда клипер приближался к своей стоянке, Струан уже торопливо шагал вдоль пирса. Его катер ждал его.

- Дирк!

Он в изумлении поднял глаза.

- Доброе утро, Лиза.

Лиза Брок стояла на пирсе с бледным перекошенным лицом.

- Я поеду с вами.

- Конечно. - Струан протянул руку, чтобы помочь ей сесть в катер, но она не приняла ее.

- Отчаливай! - приказал он.

Матросы налегли на весла. День был ясный, море - спокойное. Струан увидел маленькую фигурку капитана Орлова на полуюте корабля и понял, что за ним наблюдают. Хорошо, подумал он.

- Я повезу тело Горта назад на Гонконг завтра, - сказала Лиза.

Струан ничего не ответил. Он просто кивнул и посмотрел на свой клипер.

Когда они подошли к трапу, он пропустил Лизу вперед, и она первой поднялась на палубу.

- Доброе утро, - сказал капитан Орлов.

- Мисс Брок на борту? - спросил Струан.

- Да.

- Вы... вы их обвенчали? Кулума и мою Тесс? - спросила Лиза.

- Да. - Орлов повернулся к Струану: - Вы передали, чтобы я выполнял все его распоряжения. Он приказал мне обвенчать их. Хозяин есть хозяин, таков ваш закон. Я лишь следовал приказам.

- Совершенно верно, - мягко сказал Струан. - Вы несли ответственность только за управление судном. Я объяснил это Кулуму.

Лиза в ярости обернулась к Струану:

- Так значит это было сделано нарочно. Вы подстроили все это. Вы знали, что они собираются бежать!

- Нет, он не знал, миссис Брок. - Кулум появился в проеме люка и поднялся к ним на палубу. Его голос звучал уверенно, но было видно, что он волнуется. - Это была моя идея. Привет, Тай-Пэн. Я приказал Орлову обвенчать нас. Я один отвечаю за все.

- Верно. Пойдем-ка вниз, парень.

Лиза с посеревшим лицом схватила Кулума за плечо:

- У тебя женская болезнь?

- Разумеется, нет. С чего вы взяли? Неужели вы думаете, я бы женился на Тесс, если бы был болен?

- Я молю Бога, чтобы ты говорил правду! Где Тесс?

- В каюте. Мы... Пойдемте вниз.

- Она... она в порядке?

- Конечно, миссис Брок!

- Здесь не место для семейных разговоров, - прервал их Струан. Он начал спускаться по трапу. Лиза последовала за ним.

- Здравствуйте, - робко произнесла Тесс, выходя из главной каюты. - Здравствуй, мама.

- С тобой все хорошо, милая?

- О да, о да.

В следующий миг мать и дочь бросились друг другу в объятия.

Струан знаком вызвал Кулума из каюты.

- Послушай, парень. У нас здесь были неприятности, пока ты отсутствовал. - Он рассказал Кулуму о Горте. - Нет сомнения, что это был он. Он действительно подставил тебя. Все, как мы думали.

- Есть ли... какая-нибудь вероятность, что после семи дней... нет?

- Нет. Но лучше показаться врачу Броков. Это успокоит Лизу.

- Ты опять был прав. Ты предупреждал меня. Господи милосердный, ты предупреждал меня. Зачем Горт сделал это? - Как вообще мог человек поступить так с другим человеком, спрашивал он себя.

- Не знаю. У вас все в порядке, между тобой и Тесс?

- О да. Черт бы побрал Горта! Он все испортил. - Кулум вынул из кармана два конверта: - Вот ответы от Скиннера и Гордона.

- Спасибо, парень. Не волнуйся насчет...

- Мы едем на берег, - раздался голос Лизы, ее внушительная фигура выросла на пороге. - Я забираю Тесс, а потом...

Кулум прервал ее:

- Мою жену вы никуда не заберете, миссис Брок. Что же касается слухов о болезни, мы немедленно отправимся к вашему врачу и уладим все теперь же.

- Тайлер расторгнет этот брак. Он был свершен без родительского благословения.

- Мы обвенчаны перед Богом, по закону, и обратного пути нет. - Кулум и Тесс заранее обдумали все, что он скажет ее родителям. Но теперь его смелость сделалась словно выхолощенной изнутри - из-за Горта. - Я сожалею, что мы убежали... нет, не сожалею. Мы женаты, и я приложу все усилия, чтобы быть хорошим зятем, но Тесс останется со мной и будет делать только то, что я ей скажу.

- Тайлер высечет тебя!

- О, мама, нет, - вскричала Тесс, подбегая к Кулуму. - Мы обвенчаны, и через три месяца было бы то же самое, и что об этом теперь говорить. Скажите ей, Тай-Пэн, скажите ей, что она не права.

- Я уверен, что твой отец будет очень зол, Тесс. И правильно. Но я также уверен, что он простит вас обоих. Лиза, вы не могли бы простить их здесь и сейчас?

- Не я, Дирк Струан, не я должна их прощать.

- Полно тебе, мама, - обратилась к ней Тесс. Теперь уже ничего не может случиться, говорила она себе. Теперь, когда мы муж и жена, и он любил меня, и было больно, как тогда, но по-другому. И он был всем доволен - он такой нежный и удивительный. В этот день она навсегда прогнала от себя воспоминания о Нагреке. - Давайте позавтракаем все вместе.

Лиза вытерла капельки пота с верхней губы.

- Вам лучше переехать домой. Я пошлю известие твоему отцу.

- Мы остановимся в Английском Отеле, - сказал Кулум.

- В этом нет нужды, Кулум, - заметил Струан. - Вы можете занять несколько комнат в нашей резиденции.

- Спасибо, но мы решили, что так будет лучше всего. Мы думаем, что нам следует немедленно вернуться на Гонконг, увидеться с мистером Броком и просить у него прощения. Пожалуйста, миссис Брок, давайте будем друзьями. Отец рассказал мне о том, что случилось с Гортом. В этом не было его вины.

- Я думаю, была, парень. И вы не можете уехать вот так сразу. Завтра нам нужно будет отвезти назад гроб.

- Что? - ошеломленно спросила Тесс.

- Горт был убит, дорогая, - сказал ей Кулум. - Вчера.

- Что?

- Подло убит наемными бандитами! - закричала Лиза.

- О Боже, нет!

Струан рассказал ей все. Кроме того, что Горт попытался сделать с Кулумом.

- Мне ничего не оставалось, как вызвать его, - закончил Струан. - Но мои руки чисты от его крови. Думаю, нам всем лучше поехать на берег.

Тесс тихо плакала. Кулум обнимал ее за плечи.

- Полно, любимая, вытри слезы. Мы здесь ни при чем. И отец тоже. - Он вывел ее из каюты.

Струан нарушил молчание:

- Она поженились и счастливы, Лиза. Почему не оставить все, как есть?

- Будь дело во мне, я бы сказала да. Если то, что говорит Кулум, правда. Но Тайлер так не скажет - вы знаете его так же хорошо, как он знает вас. Я знаю, что вы подстроили все это, Дирк. И он будет это знать. Он убьет вас... или постарается убить, и я думаю, что как раз этого вы и добивались. Тайлер и вы готовы перегрызть друг другу глотки, стоит лишь одному из вас начать. Почему вы не оставили все, как было: три месяца не такой уж большой срок. А теперь... О Господи!

Струан оторвался от писем, когда Кулум с подавленным видом вошел в его кабинет и опустился на стул.

- Все хорошо?

- Да. Доктор сказал, что у меня все чисто.

- Ты обедал?

- Нет. Никому из нас что-то не хотелось есть. О Господи... все шло так чудесно. Черт бы побрал Горта и его проклятое безумие.

- Как миссис Брок?

- Хорошо, насколько этого можно ожидать, как пишут в газетах. А как себя... хинная корка прибыла?

- Прибыла. Она теперь чувствует себя прекрасно.

- О, это замечательно!

- Да.

Однако, несмотря на то, что все, казалось, обстоит благополучно, Струана донимало некое неясное, но вместе с тем неотвязное предчувствие. Это не было что-то, что он мог бы выразить словами, просто ощущение подстерегающей его где-то безымянной опасности. Письма не содержали никакого намека на то, что это могло бы быть. Гордон Чен писал, что он еще не потерял надежду раздобыть хинную корку. А Скиннер извещал его, что опубликует новость немедленно и будет ждать его на Гонконге сегодня.

Но сегодня уже не получится. О Господи, я должен был проявить твердость и сказать Мэй-мэй, что она останется.

- Завтра я возвращаюсь на Гонконг. Вам двоим лучше всего поехать со мной.

- Думаю, нам лучше отплыть на «Белой Ведьме» с миссис Брок и Лиллибет. Миссис Брок сегодня утром послала письмо Броку с лоркой. О нас... и о Горте.

- Не волнуйся, парень. Лиза Брок образумится, и Тайлер тоже не станет вам мешать. Он ведь дал клятву, ты не забыл?

Кулум несколько секунд пристально смотрел на Тай-Пэна:

- Ты знал, что я собирался увезти Тесс с собой на «Китайском Облаке»?

- Ну что тебе сказать, парень. Когда она пропала, я стал надеяться, что ты так и сделал, - осторожно ответил Струан.

Кулум взял со стола пресс-папье. Оно было тяжелым, из цельного куска белого нефрита.

- Я был очень глуп.

- Я так не думаю. Из всего, что ты мог сделать, ты выбрал наилучший вариант. Теперь твое положение стало прочным и определенным.

- Я был очень глуп, потому что я снова оказался марионеткой.

- А?

- Я думаю, это ты подбросил мне мысль о побеге. Я думаю, ты специально подчинил мне Орлова, зная, что я прикажу ему обвенчать нас. Я думаю, ты отослал Тесс и меня, зная, что это приведет Горта в бешенство, заставит его публично оскорбить тебя и даст тебе возможность открыто убить его. Разве не так?

Струан неподвижно сидел в своем кресле. Его глаза не отрываясь смотрели в глаза Кулума.

- Даже не знаю, как ответить тебе, Кулум. Я не уверен, хочешь ли ты сам получить ответ. Ты хотел жениться на Тесс как можно скорее, и ты женат - это факт. Горт пытался убить тебя подлейшим способом, какой только можно себе вообразить, - это факт. Он мертв - это факт. Я сожалею, что не испытал удовольствия убить его лично, - это факт, но фактом является и то, что на моих руках нет его крови. Вы - ты и Тесс - живы, потому что он мертв, - это факт. Что бы ни захотел теперь сделать Брок, он дал священную клятву предоставить вам безопасную стоянку и тихую гавань - это факт. И последний факт - теперь ты скоро сможешь сменить меня. Стать Тай-Пэном.

Кулум положил пресс-папье на стол.

- Я не готов быть Тай-Пэном.

- Я знаю. Но скоро ты будешь готов. Через несколько месяцев я уезжаю домой. На следующий год я приведу сюда «Облако Лотоса» и рассчитаюсь с By Квоком. Но все остальное будет уже твоей заботой.

Кулум подумал о том, как он будет Тай-Пэном, как останется один. Но он знал, что теперь это одиночество не будет полным Теперь у него есть Тесс.

- Думаю, я сумею помириться с Броком. Если ты не станешь пытаться сделать это для меня. Ты подстроил все это? Могу я получить от тебя «да» или «нет»? - Он ждал, отчаянно желая услышать «нет».

- Да, - медленно произнес Струан. - Я использовал некоторые факты, чтобы получить заранее просчитанный результат.

- Когда я стану Тай-Пэном, я собираюсь объединить «Струана и Компанию» с «Броком и Сыновьями», - сказал Кулум. - Брок будет первым Тай-Пэном, а я - вторым после него!

Струан вскочил на ноги:

- Этот ублюдок никогда не будет Тай-Пэном «Благородного Дома». Он не будет управлять моими кораблями!

- Это не твои корабли. Они принадлежат Компании. Разве Брок не еще одна пешка, которой можно вертеть, как заблагорассудится, а потом выбросить?

- Богом клянусь, Кулум, я не понимаю тебя. Вся твоя жизнь теперь в твоих руках, и надо же, ты хочешь сделать то единственное, что погубит ее.

Кулум вдруг со всей ясностью увидел своего отца - как человека. Увидел его огромный рост, его силу, жесткое обветренное лицо, огненные золотисто-рыжие волосы и пронзительную зелень его глаз. И в этот миг он понял, что всегда будет орудием этого человека. Понял, что никогда не сможет противостоять ему или убедить его в том, что единственная для него возможность выжить как Тай-Пэну заключается в объединении с Броком и ставке на то, что Брок оставит его и Тесс в покое.

- Я никогда не смогу быть Тай-Пэном «Благородного Дома». Я не такой, как ты, - произнес он со спокойной непреложностью. - Я не хочу быть таким, и никогда не буду.

Раздался стук в дверь.

- Да? - проскрежетал Струан. Дверь открыл Ло Чум.

- Солдацкий масса видеть, мозна?

- Я буду через минуту.

Кулум поднялся.

- Думаю, я пойду, и...

- Подожди минуту, Кулум. - Струан повернулся к Ло Чуму: - Видеть сейчас, ясно?

Ло Чум обиженно фыркнул и открыл дверь пошире. Вошел молодой португальский офицер.

- Добрый день, сеньор.

- Пожалуйста, садитесь, капитан Мачадо. Вы знакомы с моим сыном Кулумом?

Они обменялись рукопожатиями, и офицер сел.

- Мое начальство поручило мне официально сообщить вам как наиболее влиятельному лицу среди английских подданных результаты нашего расследования убийства сеньора Брока, - начал он.

- Вы поймали остальных убийц? - прервал его Струан. Офицер улыбнулся и покачал головой:

- Нет, сеньор. Я сомневаюсь, что это нам вообще когда-нибудь удастся. Мы передали арестованного бандита китайским властям, как и должны были сделать. Они допросили его своими неповторимыми способами. Он признался, что был членом тайного общества. Хун Мун. Если не ошибаюсь, вы зовете их Триадами. Похоже, что несколько дней назад он прибыл сюда с Гонконга. По его словам, в Тай Пинь Шане процветает огромная ложа. - Офицер опять улыбнулся. - Похоже также, что у вас очень много врагов, сеньор Струан. Этот негодяй заявил, что ваш... ваш кровный сын, Гордон Чен, является ее руководителем.

- Это самая смешная шутка, которую я слышал за последние годы, - сказал Струан с безмятежной улыбкой на лице. Однако про себя он в этот момент очень тщательно взвешивал вероятность того, что это правда. А что если это действительно так, спрашивал он. Не знаю. Но я должен выяснить это как можно скорее, любым путем.

- Мандаринов эта выдумка тоже позабавила, как они сказали, - продолжал Мачадо. - В любом случае, чертов язычник, к сожалению, скончался прежде, чем они успели вытянуть из него имя настоящего главаря. - Он презрительно добавил: - Убийца заявил, что был послан сюда убить сеньора Брока по приказу руководителя ложи. Разумеется, он назвал имена своих сообщников, но они лишены смысла, как и весь его остальной рассказ. Это было простое ограбление. Все эти проклятые Триады не кто иные, как разбойники с большой дороги. Или, возможно, - подчеркнуто произнес он, - это была месть.

- А?

- Видите ли, сеньор, молодой сеньор Брок был - как бы это сказать - не слишком любим в некоторых местах, пользующихся дурной репутацией. Похоже, что он являлся частым гостем некоего дома неподалеку от того места, где его нашли. Неделю назад или чуть больше он зверски надругался над проституткой. Она умерла позавчера. Мы только что получили жалобу на него от мандаринов. Кто знает? Может быть, мандарины решили рассчитаться с ним по-своему, а все остальное служит лишь для отвода глаз. Вы знаете, насколько хитроумны они бывают в таких вещах. Возможно, это и к лучшему, что он умер: его смерть избавляет нас от необходимости предпринимать какие-то меры, которые поставили бы всех в неловкое положение. - Он поднялся. - Мое начальство, разумеется, направит официальное уведомление его превосходительству, поскольку дело касается одного из ваших соотечественников.

Струан протянул ему руку:

- Прошу вас, поблагодарите ваше начальство от моего имени. И я хотел бы знать, нельзя ли каким-нибудь образом замять это дело. Ту его часть, в которой фигурирует проститутка. Мой сын женат на сестре этого человека, и я бы хотел оградить имя Броков от оскорблений. Тайлер Брок - мой старый товарищ.

- Я понимаю, - произнес офицер с едва уловимой иронией. Он бросил взгляд на Кулума: - Мои поздравления, сеньор.

- Благодарю вас.

- Я упомяну о вашем предложении перед моим начальством, сеньор Струан. Я уверен, они оценят деликатность ситуации.

- Благодарю вас, - сказал Струан, - Если вы поймаете остальных, назначенная мною награда остается в силе.

Офицер отдал честь и вышел.

- Спасибо тебе за твое предложение, - сказал Кулум. - Что бы случилось с Гортом, останься он жив?

- Его бы повесили. Есть добрый английский закон насчет любого убийства.

- Все выглядело бы так иронично, если бы эта история оказалась правдой.

- А? О чем ты?

- Гордон Чен и это тайное общество. Если бы оказалось, что на самом деле вызов Горта не входил в твои планы, потому что ты уже тайком подготовил его убийство.

- Это ужасное обвинение. Ужасное.

- Я не обвиняю тебя. Я лишь сказал, что увидел бы в этом иронию. Я знаю, что ты - это ты: любое убийство, которое ты совершаешь, должно быть открытым, в честном поединке один на один. Так должен был бы работать ум Тай-Пэна. Но мой не станет. Никогда не станет. Мне претит загонять людей в ловушки и использовать их. Я - не ты, и никогда не буду таким, как ты. Тебе придется мириться со мной, пока хватит терпения. И если твой «Благородный Дом» погибнет в моих руках - что ж, говоря твоими же словами, это йосс. Твое лицо не пострадает. Ты уйдешь как Тай-Пэн, что бы ни случилось впоследствии. Я никогда не пойму тебя и знаю, что ты никогда не поймешь меня, но и в этом случае мы можем быть друзьями.

- Конечно, мы друзья, - сказал Струан. - Одна только вещь - пообещай мне, что ты никогда не объединишься с Броком.

- Когда я стану Тай-Пэном, мне придется поступать так, как я сочту наилучшим. Это уже будет не твое решение. Таков закон, который ты установил, закон, которому я клянусь подчиняться.

Стали слышны доносившиеся с praia звуки. Где-то вдалеке начали свой перезвон церковные колокола.

- Ты поужинаешь с нами сегодня? В Клубе?

- Да.

Кулум ушел. Струан остался за своим рабочим столом. Как мне зажечь огонь в сердце Кулума, спрашивал он себя.

Он не мог придумать ответа. Струан послал за своим секретарем и распорядился закончить все дела компании до его возвращения на Гонконг. Затем он покинул кабинет и весь путь до дома Мэй-мэй размышлял о Броке. Кто знает, не ворвется ли он сегодня вечером в Клуб, как это сделал Горт?

Он остановился на минуту и устремил взгляд в море. «Белая Ведьма» и «Китайское Облако» были прекрасны в лучах полуденного солнца. Он неторопливым взором окинул Макао и увидел собор. Почему этот дьявол-епископ отказался от справедливой платы за кору? Будь прежде сам справедлив, Дирк. Он не дьявол. Да, но он перехитрил тебя. Теперь ты до конца своей жизни будешь помнить его - и станешь оказывать всяческие услуги Церкви. И дьяволам-католикам. Хотя дьяволы ли они? Ну, признайся себе.

Нет.

Единственным дьяволом, которого ты знал, был Горт, а Горт мертв - с ним покончено. Слава Богу!

Да. Горт мертв. Но не забыт.

---

1 Названия самых престижных частных школ в Англии.

2 Благородство обязывает (фр.).

3 Набережная (порт.).

4 Площадям (порт.).

5 Добрый день (порт.).

6 Род цитрусовых.

7 Доктрина, провозглашенная президентом Монро в обращении к Конгрессу 2 декабря 1823 года, согласно которой США намерены рассматривать как враждебный акт любую попытку европейской державы вмешаться в дела американских государств или расширить свои владения на обоих американских континентах. - Прим. перев.

8 Мерзкий ублюдок (порт.).

9 Боже милостивый (лат.).

10 Во имя Отца, Сына и Святого духа (лат.).

микротоки для лица

---

Пользователь, раз уж ты добрался до этой строки, ты нашёл тут что-то интересное или полезное для себя. Надеюсь, ты просматривал сайт в браузере Firefox, который один правильно отражает формулы, встречающиеся на страницах. Если тебе понравился контент, помоги сайту материально. Отключи, пожалуйста, блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров вверху страницы. Это тебе ничего не будет стоить, увидишь ты только то, что уже искал или ищешь, а сайту ты поможешь оставаться на плаву.

---

---

Пользуйся браузерами Yandex, Firefox, Opera, Edge - они правильно отражают формулы, встречающиеся на страницах, как в десктопном, так и в мобильном вариантах.

Отключи на минуту блокираторы рекламы и нажми на пару баннеров на странице. Тебе ничего не будет стоить, а сайту поможешь материально.

---