[an error occurred while processing this directive]

В начало

ДЖОН ЛОКК И ЕГО ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА

ПРИМЕЧАНИЯ

ПОСВЯЩЕНИЕ

ПИСЬМО К ЧИТАТЕЛЮ

КНИГА ПЕРВАЯ

Глава первая. ВВЕДЕНИЕ

Глава вторая. В ДУШЕ НЕТ ВРОЖДЕННЫХ ПРИНЦИПОВ

Глава третья. НЕТ ВРОЖДЕННЫХ ПРАКТИЧЕСКИХ ПРИНЦИПОВ

Глава четвертая. ДАЛЬНЕЙШИЕ СООБРАЖЕНИЯ О ВРОЖДЕННЫХ ПРИНЦИПАХ КАК УМОЗРИТЕЛЬНЫХ, ТАК И ПРАКТИЧЕСКИХ

КНИГА ВТОРАЯ

Глава первая. ОБ ИДЕЯХ ВООБЩЕ И ИХ ПРОИСХОЖДЕНИИ

Глава вторая. О ПРОСТЫХ ИДЕЯХ

Глава третья. ОБ ИДЕЯХ ОДНОГО ЧУВСТВА

Глава четвертая. О ПЛОТНОСТИ

Глава пятая. О ПРОСТЫХ ИДЕЯХ ОТ РАЗНЫХ ЧУВСТВ

Глава шестая. О ПРОСТЫХ ИДЕЯХ РЕФЛЕКСИИ

Глава седьмая. О ПРОСТЫХ ИДЕЯХ КАК ОЩУЩЕНИЯ, ТАК И РЕФЛЕКСИИ

Глава восьмая. ДАЛЬНЕЙШИЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ О НАШИХ ПРОСТЫХ ИДЕЯХ

Глава девятая. О ВОСПРИЯТИИ

Глава десятая. ОБ УДЕРЖАНИИ [ПРОСТЫХ ИДЕЙ]

Глава одиннадцатая. О РАЗЛИЧЕНИИ И ДРУГИХ ДЕЙСТВИЯХ УМА (MIND)

Глава двенадцатая. О СЛОЖНЫХ ИДЕЯХ

Глава тринадцатая. О ПРОСТЫХ МОДУСАХ, И ПРЕЖДЕ ВСЕГО О ПРОСТЫХ МОДУСАХ ПРОСТРАНСТВА

Глава четырнадцатая. О ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ И ЕЕ ПРОСТЫХ МОДУСАХ

Глава пятнадцатая. О ВРЕМЕНИ И ПРОСТРАНСТВЕ, РАССМАТРИВАЕМЫХ ВМЕСТЕ

Глава шестнадцатая. О ЧИСЛЕ

Глава семнадцатая. О БЕСКОНЕЧНОСТИ

Глава восемнадцатая. О ДРУГИХ ПРОСТЫХ МОДУСАХ

Глава девятнадцатая. О МОДУСАХ МЫШЛЕНИЯ

Глава двадцатая. О МОДУСАХ УДОВОЛЬСТВИЯ И СТРАДАНИЯ

Глава двадцать первая. О СИЛАХ [И СПОСОБНОСТЯХ] (OF POWER)

Глава двадцать вторая. О СМЕШАННЫХ МОДУСАХ

Глава двадцать третья. О НАШИХ СЛОЖНЫХ ИДЕЯХ СУБСТАНЦИЙ

Глава двадцать четвертая. О СОБИРАТЕЛЬНЫХ ИДЕЯХ СУБСТАНЦИЙ

Глава двадцать пятая. ОБ ОТНОШЕНИИ

Глава двадцать шестая. О ПРИЧИНЕ И СЛЕДСТВИИ И ДРУГИХ ОТНОШЕНИЯХ

Глава двадцать седьмая. О ТОЖДЕСТВЕ И РАЗЛИЧИИ

Глава двадцать восьмая. О ДРУГИХ ОТНОШЕНИЯХ

Глава двадцать девятая. О ЯСНЫХ И СМУТНЫХ, ОТЧЕТЛИВЫХ И ПУТАНЫХ ИДЕЯХ

Глава тридцатая. ОБ ИДЕЯХ РЕАЛЬНЫХ И ФАНТАСТИЧЕСКИХ

Глава тридцать первая. ОБ ИДЕЯХ АДЕКВАТНЫХ И НЕАДЕКВАТНЫХ

Глава тридцать вторая. ОБ ИДЕЯХ ИСТИННЫХ И ЛОЖНЫХ

Глава тридцать третья. ОБ АССОЦИАЦИИ ИДЕЙ

КНИГА ТРЕТЬЯ

Глава первая. О СЛОВАХ, ИЛИ О ЯЗЫКЕ ВООБЩЕ

Глава вторая. О ЗНАЧЕНИИ СЛОВ

Глава третья. ОБ ОБЩИХ ТЕРМИНАХ

Глава четвертая. ОБ ИМЕНАХ ПРОСТЫХ ИДЕЙ

Глава пятая. ОБ ИМЕНАХ СМЕШАННЫХ МОДУСОВ И ОТНОШЕНИЙ

Глава шестая. ОБ ИМЕНАХ СУБСТАНЦИЙ

Глава седьмая. О СЛОВАХ-ЧАСТИЦАХ

Глава восьмая. ОБ ОТВЛЕЧЕННЫХ И КОНКРЕТНЫХ ТЕРМИНАХ

Глава девятая. О НЕСОВЕРШЕНСТВЕ СЛОВ

Глава десятая. О ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИИ СЛОВАМИ

Глава одиннадцатая. О СРЕДСТВАХ ПРОТИВ УПОМЯНУТЫХ НЕСОВЕРШЕНСТВ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЙ

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая. О ПОЗНАНИИ ВООБЩЕ

Глава вторая. О СТЕПЕНЯХ НАШЕГО ПОЗНАНИЯ

Глава третья. О СФЕРЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ПОЗНАНИЯ

Глава четвертая. О РЕАЛЬНОСТИ НАШЕГО ПОЗНАНИЯ

Глава пятая. ОБ ИСТИНЕ ВООБЩЕ

Глава шестая. ОБ ОБЩИХ ПОЛОЖЕНИЯХ, ИХ ИСТИННОСТИ И ДОСТОВЕРНОСТИ

Глава седьмая. О НЕСОМНЕННЫХ ПОЛОЖЕНИЯХ (MAXIMS)

Глава восьмая. О ПОЛОЖЕНИЯХ С НИЧТОЖНЫМ СОДЕРЖАНИЕМ

Глава девятая. О НАШЕМ ПОЗНАНИИ СУЩЕСТВОВАНИЯ

Глава десятая. О НАШЕМ ПОЗНАНИИ БЫТИЯ БОГА

Глава одиннадцатая. О НАШЕМ ПОЗНАНИИ СУЩЕСТВОВАНИЯ ДРУГИХ ВЕЩЕЙ

Глава двенадцатая. ОБ УСОВЕРШЕНСТВОВАНИИ НАШЕГО ПОЗНАНИЯ

Глава тринадцатая. НЕСКОЛЬКО ДАЛЬНЕЙШИХ СООБРАЖЕНИЙ ОТНОСИТЕЛЬНО НАШЕГО ПОЗНАНИЯ

Глава четырнадцатая. О СУЖДЕНИИ

Глава пятнадцатая. О ВЕРОЯТНОСТИ

Глава шестнадцатая. О СТЕПЕНЯХ СОГЛАСИЯ

Глава семнадцатая. О РАЗУМЕ (OF REASON)

Глава восемнадцатая. О ВЕРЕ И РАЗУМЕ И ИХ РАЗЛИЧНЫХ ОБЛАСТЯХ

Глава девятнадцатая. О [РЕЛИГИОЗНОМ] ИССТУПЛЕНИИ (OF ENTHUSIASM)

Глава двадцатая. ОБ ОШИБОЧНОМ СОГЛАСИИ, ИЛИ ЗАБЛУЖДЕНИИ

Глава двадцать первая. О РАЗДЕЛЕНИИ НАУК

Глава шестнадцатая. О СТЕПЕНЯХ СОГЛАСИЯ

1. Наше согласие должно сообразовываться с основаниями вероятности. Изложенные в предыдущей главе основания вероятности являются не только основой, на которой строится наше согласие, но и мерилом, с которым сообразуются или должны сообразовываться различные его степени. Мы должны лишь заметить, что каковы бы ни были основания вероятности, именно они действуют на ум, который ищет истины и старается судить верно, по крайней мере при первом его суждении или исследовании. Я признаю, что согласие людей с мнениями, за которые они в мире держатся очень крепко, не всегда вытекает из действительного рассмотрения оснований, которые сначала были у них решающими: даже людям с поразительной памятью во многих случаях почти невозможно, а в большинстве случаев очень трудно помнить все доводы, которые после надлежащего рассмотрения заставили их стать в данном вопросе на ту или другую сторону. Достаточно того, что они хоть один раз исследовали вопрос как можно тщательнее и добросовестнее, что углублялись во все частности, которые, как они думали, могли пролить некоторый свет на вопрос, и что, как могли лучше, подвели итог всего свидетельства. И таким образом после самого полного и точного исследования, какое только возможно для них, определив однажды, на какой стороне, как им кажется, выявилась вероятность, они удерживают в своей памяти это заключение как открытую ими истину и в дальнейшем довольствуются свидетельством своей памяти о том, что данное мнение на основании доводов, которые они однажды усмотрели, заслуживает той степени согласия, какую они ему дают.

2. Эти основания не могут быть в поле зрения в каждый данный момент, и тогда мы должны довольствоваться воспоминанием, что мы однажды усмотрели основание для данной степени согласия. Это все, что может сделать большая часть людей для проверки своих мнений и суждений, если только кто-нибудь не потребует от них, чтобы они либо точно удерживали в своей памяти все доводы относительно какой-либо вероятной истины в том самом порядке и с тем же точным выведением заключений, как они раньше выдвигали или видели их (иногда доводы по одному единственному вопросу могут заполнить большой том), либо же каждый день рассматривали доводы в пользу каждого своего мнения. И то и другое невозможно. Поэтому в данном случае люди неизбежно должны полагаться на память и быть убеждены в различных мнениях, доводы в пользу которых не находятся в каждый данный момент в их мыслях и даже едва ли могут быть в данный момент воскрешены в памяти. Без этого большинство людей должно было бы или быть большими скептиками, или менять свое мнение каждое мгновение и соглашаться со всяким, кто недавно изучил вопрос и излагает им аргументы, на которые они из-за недостатка памяти не способны немедленно возразить.

3. Дурные последствия этого, если наше прежнее суждение было составлено неправильно. Не могу не признать, что упорство людей в своих прежних суждениях и сильная приверженность к сделанным ранее выводам часто являются причиной большого упорства в заблуждениях и ошибках. Но ошибка здесь не в том, что они полагаются на свою память относительно того, о чем они раньше судили правильно, а в том, что они составили суждение раньше, чем основательно изучили [дело]. Разве мы не видим, что очень многие (чтобы не сказать: большинство) считают, что они составили верные суждения по самым разным вопросам лишь на том основании, что они никогда не думали иначе? Разве не воображают они, что рассудили верно лишь на том основании, что никогда не исследовали и не изучали своих собственных мнений? На деле же это значит, что они составили верное суждение потому, что вообще никогда не составляли никакого суждения. И все же именно такие люди держатся за свои мнения с наибольшим упорством; вообще всего горячее и тверже в своих убеждениях бывают те, кто всего менее изучал их. Если мы что-то однажды узнаём, то мы знаем достоверно, что это так, и можем быть уверены, что не осталось неоткрытых доводов, способных ниспровергнуть наше знание или подвергнуть его сомнению. Но в вопросах вероятности мы не в каждом случае можем быть уверены, что перед нами все частные данные, которые имеют то или иное отношение к вопросу, и что не осталось еще не замеченных доводов, которые могут отбросить вероятность на другую сторону и перевесить все, что в настоящее время как будто дает нам перевес. У кого в самом деле найдутся досуг, терпение и средства собрать вместе все доводы, касающиеся большей части его мнений, чтобы с уверенностью заключить, что его точка зрения ясна и совершенна и что нет больше ничего, на что можно было бы сослаться для лучшего познания? И все-таки мы вынуждены становиться либо на одну, либо на другую сторону. Наши действия в жизни не терпят отсрочки, и устройство наших важных дел не терпит отсрочки; ибо они по большей части зависят от вынужденности нашего суждения в таких вопросах, где мы не можем иметь достоверного и демонстративного познания, но где, однако, необходимо принять либо одну, либо другую сторону.

4. Правильное употребление этого состоит в милосердии и снисхождении друг к другу. Так как поэтому большинство людей, если не все, неизбежно придерживается различных мнений, не имея достоверных и несомненных доказательств их истинности, - а отходить и отказываться от своих прежних убеждений тотчас же после того, как представят довод, на который нельзя немедленно возразить и показать его недостаточность, — значит навлекать на себя слишком тяжелые обвинения в невежестве, легкомыслии или глупости, — то, мне кажется, при различии мнений всем людям следовало бы соблюдать мир и выполнять общий долг человечности и дружелюбия. Ведь было бы неразумно ожидать, чтобы кто-нибудь охотно и услужливо отказался от своего собственного мнения и принял наше мнение со слепой покорностью авторитету, которого, однако, разум не признает. Ибо как бы часто ни заблуждался разум, он не может руководствоваться ничем, кроме своего рассуждения (Reason), и не может слепо подчиняться воле и диктату других лиц. Если человек, которого вы хотите склонить к своему мнению, - из тех, кто раньше изучит дело, а потом соглашается, то вы должны дать ему возможность пересмотреть все на досуге, чтобы он, вспоминая то, что исчезло из его ума, изучил все частности, дабы увидеть, на чьей стороне преимущество. И если этот человек не признает наших доводов настолько вескими, чтобы снова вовлечь себя в такие труды, то ведь и мы сами часто поступаем так в подобных случаях. Мы и сами обиделись бы, если бы другие вздумали предписывать нам, какие вопросы мы должны изучать. А если человек принимает мнения на веру, то как можем мы воображать, что он откажется от тех убеждений, которые время и привычка настолько укрепили в его уме, что он считает их самоочевидными и обладающими бесспорной достоверностью или же видит в них впечатления, полученные от самого бога или от людей, им посланных? Как можем мы ожидать, повторяю я, чтобы утвержденные таким образом мнения склонились перед доводами или авторитетом постороннего человека или противника, особенно при наличии подозрения в заинтересованности или умысле, как это всегда бывает, когда люди считают, что с ними дурно обращаются? Мы хорошо поступим, если будем снисходительны к нашему незнанию и постараемся устранить его, мягко и вежливо просвещая, и не будем сразу же дурно обращаться с другими, как с людьми упрямыми и испорченными, за то, что они не хотят отказаться от собственных мнений и принять наши или по крайней мере то мнения, которые мы хотели бы навязать им, между тем как более чем вероятно, что мы не менее упрямы в отношении принятия некоторых их мнений. Ибо где же тот человек, который обладает бесспорной очевидностью истины всего того, чего он придерживается, или ложности всего того, что он осуждает? Кто может сказать, что он досконально изучил все свои и чужие мнения? При нашей неустойчивости в действиях и при нашей слепоте необходимость верить без знаний, часто даже на очень слабых основаниях, должна была бы заставлять нас быть деятельными и старательными больше для собственного просвещения, чем для принуждения других. По меньшей мере те, кто не основательно изучил все свои взгляды, должны признаться, что они не способны предписывать другим и не имеют разумного основания навязывать как истину другим на веру то, что они сами не исследовали и для чего не взвесили доводов вероятности, на основании которых они должны принять или отбросить это. Тот же, кто изучил добросовестно и верно и благодаря этому преодолел сомнения во всех тех доктринах, которые исповедует и которыми руководствуется, имеет больше права требовать, чтобы другие следовали за ним. Но таких людей так мало и они находят так мало оснований быть полными авторитетами в своих мнениях, что от них нельзя ждать ничего наглого и высокомерного. И есть основание думать, что, если бы люди сами были больше образованы, они были бы менее навязчивыми.

5. Вероятность относится либо к факту, либо к умозрению. Но возвратимся к основаниям согласия и его различным степеням. Мы должны заметить, что положения, получаемые нами на основании вероятности, бывают двух видов: они относятся либо к существованию чего-то единичного, или, как обычно выражаются, к «факту», который, попадая под наблюдение, может быть засвидетельствован человеком, либо к вещам, которые, находясь за пределами, доступными нашим чувствам, не поддаются такому засвидетельствованию.

6. Совпадение опыта всех других людей с нашим опытом вызывает уверенность, приближающуюся к знанию. Относительно первого случая, т. е. отдельного факта.

Во-первых, если какой-нибудь отдельный факт, согласно нашим постоянным наблюдениям и наблюдениям других в сходных случаях, подтверждается совпадающими свидетельствами всех упоминающих о нем людей, то мы принимаем его так же легко и опираемся на него так же уверенно, как если бы он был достоверным знанием, и мы рассуждаем и действуем с таким незначительным сомнением, как если бы он был полностью доказан. Так, если бы все те англичане, которым бы представился случай говорить об этом, утверждали, что «в Англии в прошлую зиму был мороз» или что «летом здесь видели ласточек», я думаю, это вызвало бы почти столь же мало сомнений, как и то, что «семь и четыре одиннадцать». Поэтому первая и высшая степень вероятности бывает тогда, когда общее согласие всех людей во все времена, насколько оно может быть известно, совпадает с постоянным и верным опытом какого-то человека в сходных случаях, подтверждая истину какого-нибудь отдельного факта, засвидетельствованного добросовестными зрителями. Таковы все установленные свойства и строение тел и закономерная последовательность причин и следствий в обычном течении природы. Мы называем это «доказательством от природы самих вещей». Ибо если из наших собственных постоянных наблюдений и наблюдений других видно, что определенные явления происходят всегда одним и тем же образом, то мы имеем основание заключить, что это суть следствия неизменных и закономерных причин, хотя бы последние и не входили в область нашего знания. Так как, например, положения «огонь греет человека, плавит свинец, меняет цвет и плотность дерева или древесного угля», «железо тонет в воде и плавает в ртути» и подобные им положения об отдельных фактах совпадают с нашим постоянным опытом всякий раз, как нам приходится иметь дело с этими явлениями, и о них обычно говорят (когда они упоминаются другими) как о вещах, постоянно происходящих таким образом и потому никем не оспариваемых, то для нас невозможны сомнения в абсолютной истинности утверждения, что подобное явление произошло, или предсказания, что оно произойдет вновь таким же образом. Подобные вероятности так близко приближаются к достоверности, что направляют наши мысли так же абсолютно и влияют на все наши действия так же полно, как самые очевидные доказательства; и во всем, что касается нас, мы проводим мало различия или вовсе не проводим его между ними и достоверным познанием. Основанное на них мнение достигает степени убежденности.

7. Неоспоримое свидетельство и опыт большей частью порождают доверие. Во-вторых, следующая степень вероятности имеется тогда, когда я нахожу по собственному опыту и согласию всех других упоминающих об этом людей, что явление большей частью происходит так и что отдельный случай его удостоверен многочисленными и не возбуждающими сомнений свидетельствами. Например, история сообщает нам о людях всех времен, и мой собственный опыт, поскольку я имел возможность наблюдать, подтверждает, что большинство людей предпочитает свою личную выгоду общей: если все историки, писавшие о Тиберииi, утверждают, что так поступал и Тиберий, то это в высшей степени вероятно. В этом случае наше согласие имеет основание, достаточное для того, чтобы достигнуть степени, которую мы можем назвать доверием.

8. Беспристрастное свидетельство, если природа явления допускает различные толкования, также порождает доверие. В-третьих, в явлениях, могущих происходить и так и этак (например, «птица летела по тому или другому направлению», «гром ударил справа или слева» и т.д.), когда за какой-нибудь отдельный факт ручаются совпадающие друг с другом и не возбуждающие подозрения свидетельства, наше согласие также неизбежно. Таковы, например, утверждения: «в Италии есть город Рим; там около 1700 лет тому назад жил человек по имени Юлий Цезарь; это был полководец, который одержал победу над другим полководцем, по имени Помпей». Хотя в природе вещей нет ничего ни в пользу этих утверждений, ни против них, но так как они сообщаются заслуживающими доверия историками и не оспариваются ни одним писателем, то человек не может не верить им, а сомневаться в них он может так же мало, как в существовании и деятельности своих знакомых, свидетелем чего является он сам.

9. Противоречивые данные опыта и противоречащие друг другу свидетельства создают бесконечное разнообразие степеней вероятности. Пока дело идет довольно легко. Вероятность, построенная на таких основаниях, заключает в себе столько очевидности, что, естественно, определяет суждение и не оставляет нам свободного выбора — верить или не верить, так же как доказательства посредством вывода не оставляют свободного выбора — знать или не знать. Трудности бывают тогда, когда свидетельства противоречат обычному опыту и когда показания истории и свидетелей расходятся с обычным течением природы или друг с другом. Именно здесь необходимы прилежание, внимание и точность, чтобы составить правильное суждение и соразмерить согласие со степенью очевидности и вероятности явления, которая увеличивается и уменьшается в зависимости от того, поддерживают ее или противоречат ей две основы доверия, а именно общее наблюдение в сходных случаях и отдельные свидетельства для данного отдельного случая. Здесь возможно столь великое разнообразие противоречивых наблюдений, обстоятельств, показаний, различных качеств, характеров, намерений, недосмотров и т. п. у свидетелей, что различные степени согласия людей нельзя свести к твердым правилам. Одно только можно сказать вообще: доказательства и доводы pro и con[tra] способны вызывать в уме различное отношение к предмету, которое мы называем верой, предположением, догадкой, сомнением, колебанием, недоверием, неверием и т. д., сообразно тому какой стороне они, по представлению любого, дают в конце концов больший или меньший перевес после надлежащего изучения и тщательного взвешивания каждого отдельного обстоятельства.

10. Передаваемые свидетельства тем менее доказательны, чем более они отдаленны. Это относится к согласию в вопросах, где пользуются свидетельствами. Относительно этого, на мой взгляд, не лишним будет обратить внимание на следующее положение английского права: «Хотя засвидетельствованная копия документа есть хорошее доказательство, однако копия копии, как бы ни была она засвидетельствована какими бы то ни было надежными свидетелями, не допускается на суде в качестве доказательства». Это положение пользуется столь общим одобрением, как разумное и соответствующее той мудрости и осторожности, которая необходима в нашем исследовании важнейших истин, что я еще ни от кого не слыхал его осуждения. Если такая практика допустима при решении вопросов справедливости и несправедливости, то из нее следует такой вывод: «Всякое свидетельство имеет тем меньше силы и доказательности, чем дальше оно от первоначальной истины». А первоначальной истиной я называю бытие и существование самой вещи. Заслуживающий доверия человек, ручающийся за свое знание вещи, представляет собой хорошее доказательство; но если другой человек, в такой же степени заслуживающий доверия, свидетельствует о вещи по сообщениям первого, то это более слабое свидетельство; а третий, который подтверждает слух по слуху, заслуживает еще меньшего внимания. Таким образом, в отношении передаваемых истин каждая дальнейшая их передача ослабляет силу доказательства; чем больше число рук, через которые последовательно осуществляется передача, тем меньше силы и очевидности сохраняет передаваемое (Tradition). Я считал необходимым обратить на это внимание потому, что некоторые обычно придерживаются прямо противоположного взгляда. Они считают, что мнения выигрывают в силе, делаясь старше; и то, что тысячу лет тому назад всякому разумному человеку, современнику первого свидетельства, не показалось бы вообще вероятным, теперь выставляется как нечто достоверное и стоящее выше всякого сомнения только потому, что разные люди один за другим повторяли это с тех пор со слов того человека. На этом основании положения, в самом своем начале очевидно ложные или довольно сомнительные, по перевернутому правилу вероятности начинают считаться подлинными истинами; а положения, имевшие или заслужившие мало доверия, когда они впервые были высказаны, с течением времени становятся почитаемыми и выставляются как бесспорные.

11. Все же история очень полезна. Мне не хотелось бы, чтобы обо мне подумали, будто я преуменьшаю здесь значение и пользу истории: во многих случаях только она дает нам все наше знание, от нее получаем мы большую часть полезных истин, имеющих для нас убедительную очевидность. По моему мнению, нет ничего ценнее документов античности; я желал бы, чтобы их у нас было больше и чтобы они были менее испорчены. Но сама истина заставляет меня утверждать, что никакая вероятность не может подняться выше своего первоисточника. То, что не имеет другого доказательства, кроме единичного показания одного лишь свидетеля, должно пользоваться доверием или лишаться его в зависимости только от этого показания, несмотря на то, было ли оно хорошим, плохим или безразличным; и хотя бы потом на него, следуя друг другу, ссылались сотни других лиц, оно не только не приобретет от этого больше силы, но даже станет слабее. Страсти, выгода, невнимательность, неправильное понимание смысла высказывания и тысячи различных причин или капризов, влияющих на умы людей (выявить их невозможно), могут привести к тому, что люди неверно передают чужие слова или их смысл. Кто хоть сколько-нибудь изучал цитаты из писателей, тот не может не знать, как мало доверия заслуживают они, когда нет первоисточников, и, следовательно, насколько еще менее можно полагаться на цитаты цитат. Достоверно следующее: то, что когда-то утверждалось на слабом основании, никогда не может стать более обоснованным впоследствии от частого повторения. Но чем дальше оно от первоисточника, тем менее оно обосновано, и в устах или писаниях того, кто последний использовал его, оно имеет всегда меньше силы, чем у того, кто ему это сообщил.

12. В вещах, которых не может обнаружить чувство, основным правилом вероятности является аналогия. До сих пор мы упоминали только о таких вероятностях, которые относятся к фактам и к таким явлениям, которые доступны наблюдению и засвидетельствованию. Остается другой вид явленийii, относительно которых люди выражают различной степени согласие с мнениями, хотя эти вещи не подпадают под действие наших чувств и потому не могут быть засвидетельствованы. Таковы: 1) существование, природа и деятельность конечных нематериальных существ вне нас, таких, как духи, ангелы, черти и т. д., или существование материальных предметов, которых не могут заметить наши чувства либо вследствие их малой величины, либо из-за отдаленности от нас; например, существование растений, животных и разумных обитателей на [иных] планетах и в других местах беспредельной вселенной; 2) способ действия в большей части явлений природы. Хотя мы замечаем здесь видимые действия, причины последних неизвестны, и мы не видим, каким образом они вызываются. Мы видим, что животные рождаются, питаются и двигаются, что магнетит притягивает железо, что частицы свечи тают одна за другой, обращаются в пламя и дают нам свет и тепло. Эти и подобные им действия мы видим и знаем; но о действующих причинах и о том, как они действуют, мы можем только догадываться и строить вероятные предположения. Ибо эти и подобные им явления, не попадая в сферу действия человеческих чувств, не могут стать предметом их изучения или быть кем-нибудь засвидетельствованы и поэтому могут казаться более или менее вероятными только в зависимости от большего или меньшего своего соответствия укрепившимся в нашем уме истинам, от большей или меньшей своей соразмерности с другими частями нашего знания и наблюдения. Аналогия в этих вопросах есть наше единственное средство: из нее одной берем мы все свои основания вероятности. Так, наблюдая, что одно лишь сильное трение двух тел друг о друга производит тепло, а очень часто и огонь, мы имеем основание думать, что то, что мы называем «тепло» и «огонь», состоит лишь в быстром движении незаметных мелких частиц горящего вещества. Наблюдая точно так же, что от различного преломления лучей в прозрачных телах происходят в наших глазах различные цвета и что то же самое происходит от различного размещения и положения частиц поверхности разных тел, например бархата, муара и т. п., мы считаем вероятным, что цвет и блеск тел есть в них не что иное, как различное положение их мелких и невидимых частиц и преломление света в них. Так, мы находим, что во всех частях мира, доступных человеческому наблюдению, существует последовательная связь одного с другим без больших или заметных разрывов во всем великом многообразии вещей, которые так тесно связаны друг с другом, что нелегко обнаружить границы между различными разрядами существ. Поэтому мы имеем основание считать, что вещи восходят к совершенству с помощью таких плавных переходов. Трудно сказать, где начинается чувственное и разумное, а где кончается нечувственное и неразумное. И кто же настолько проницателен, чтобы точно определить, какой вид живых существ низший и какой вид лишенных жизни вещей первый? Насколько мы можем наблюдать, вещи уменьшаются и увеличиваются, как в случае правильного конуса, в котором есть явная разница между величиной диаметров его [параллельных сечений], далеко отстоящих друг от друга, но едва заметная, если эти два сечения сделаны на ничтожно малом расстоянии друг от друга. Различие между некоторыми людьми и животными чрезвычайно велико; но если мы захотим сравнить разум и способности некоторых людей и животных, то мы найдем разницу столь незначительной, что трудно будет сказать, является ли человеческий ум более ясным или широким. Наблюдая, повторяю я, такой постепенный и плавный спуск по ступеням вниз в тех созданиях мира, которые стоят ниже человека, мы по закону аналогии можем считать вероятным, что дело обстоит так же и с вещами, которые выше нас и нашего наблюдения, и что существуют разные разряды разумных существ, в разной мере превосходящих нас по различной степени совершенства и восходящих к бесконечному совершенству творца плавными и очень малыми переходами. Такого рода вероятность, представляющая собой лучшее руководство для разумных опытов и построения гипотез, имеет также свою пользу и свое значение. Умелое же заключение по аналогии приводит нас часто к открытию истин и полезных результатов, которые иначе оставались бы сокрытыми от нас.

13. Случай, где противоположность опыту не умаляет свидетельства. Хотя общий опыт и обычный ход вещей справедливо оказывают могущественное влияние на человеческий ум, благодаря чему люди верят или не верят тому, что предлагают на их суд, однако есть один случай, где необычность факта не уменьшает степени согласия с беспристрастным свидетельством о нем. Ибо когда такие сверхъестественные события соответствуют целям того, кто в силах изменить течение природы, тогда при таких условиях они тем легче порождают веру, чем более они возвышаются над обычным наблюдением или противоречат ему. Так именно обстоит дело с чудесами. Если чудеса надлежащим образом засвидетельствованы, то они не только порождают доверие к себе, но и внушают веру в другие истины, которые нуждаются в таком подтверждении.

14. Простое свидетельство откровения есть высшая достоверность. Кроме вышеупомянутых есть еще один вид положений, требующих высшей степени нашего согласия по простому свидетельству, независимо от того, согласуется или нет предложенное с общим опытом и обычным ходом вещей. Причина в том, что это свидетельство исходит от того, кто не может ни обманывать, ни быть обманутым, т. е. от самого бога. Это дает уверенность, лишенную какого бы то ни было сомнения, очевидность без всякого исключения. Такое свидетельство имеет особое название — «откровение», а наше согласие с ним называется «верование». Верование так же абсолютно определяет наш ум и исключает всякое колебание, как и само знание: сомневаться в истинности божественного откровения мы можем так же мало, как и в собственном существовании. Вера, таким образом, есть установленный и надежный принцип согласия и уверенности, не оставляющий места для сомнений или колебаний. Мы только должны быть уверены в том, что это есть божественное откровение и что мы понимаем его правильно; если же мы будем верить в то, что не есть божественное откровение, то станем жертвой всех нелепостей фанатизма и всех заблуждений, происходящих от ложных принциповiii. Поэтому в таких случаях наше согласие не может разумно идти дальше очевидности того, что это есть откровение и что именно таков смысл выражений, в которых оно передано. Если очевидность того, что это есть откровение и что его истинный смысл именно таков, покоится лишь на вероятных доводах, то наше согласие не может идти дальше той уверенности или недоверия, которые вытекают из большей или меньшей кажущейся вероятности доводов. Но о вере и о том превосходстве, которое она должна иметь над другими доводами убеждения, я буду говорить подробнее потомiv, когда буду рассуждать о ней как о противоположности разуму, как это обыкновенно делается, хотя на деле вера есть не что иное, как согласие, основанное на высочайшем разуме.


iТиберий Клавдий Нерон (42 г. до н. э.—37 г. н. э.) — римский император (14—37 гг. н. э.).

iiСм. кн. IV, гл. XVI, § 5.

iiiВ «A Discourse of Miracles» («Рассуждение о чудесах», 1701), написанном в ответ на «An Essay of Miracles» («Опыт о чудесах») одного из идеологов англиканской церкви — У. Флитвуда (1656—1733), Локк, развивая эту свою мысль, пишет, что люди «ни в коей мере не обладают способностью определять точно, что превосходит силу любого сотворенного существа, а что нет, или какие действия могут быть совершены только божественной силой» (Локк Д. Рассуждение о чудесах.— Философские науки, 1983, № 4, с. 125).

ivСм. кн. IV, гл. XVIII.

[an error occurred while processing this directive]