Локк Дж. Опыт о человеческом разумении

1. Интуитивное познание. Так как все наше познание, как я сказал, состоит в созерцании умом своих собственных идей — в созерцании, представляющем собой самую большую ясность и величайшую достоверность, какая только возможна для нас при наших способностях и при нашем способе познания, то будет неплохо кратко рассмотреть степени его очевидности. Различия в ясности нашего познания, на мой взгляд, зависят от различных способов восприятия умом соответствия или несоответствия своих идей. Если мы станем размышлять о том, как мы думаем, то найдем, что иногда ум воспринимает соответствие или несоответствие двух идей непосредственно через них самих, без вмешательства каких-нибудь других идей; это, я думаю, можно назвать интуитивным познанием. Ибо уму не нужно при этом доказывать либо изучать, он воспринимает истину, как глаз воспринимает свет: только благодаря тому, что он на нее направлен. Таким образом ум воспринимает, что белое не есть черное, что круг не есть треугольник, что три больше двух и равно одному плюс два. Такого рода истины ум воспринимает при первом взгляде на обе идеи вместе одной лишь интуицией, без содействия других идей; и такого рода знание — самое ясное и наиболее достоверное, на какое только способен слабый человек. Эту часть познания нельзя не принять: подобно яркому солнечному свету, она заставляет воспринимать себя немедленно, как только ум устремит свой взор в этом направлении. Она не оставляет места колебанию, сомнению или изучению: ум сейчас же заполняется ее ясным светом. От такой интуиции зависят всецело достоверность и очевидность всего нашего познания; такую достоверность каждый признаёт столь значительной, что не может вообразить — и потому не требует — большей, ибо человек не может представить себе, что он способен допустить большую достоверность, чем знание того, что данная идея в его уме такова, как он ее воспринимает, и что две идеи, в которых он замечает различие, различны и не вполне тождественны. Тот, кто требует большей достоверности, чем эта, не знает сам, чего требует, и только показывает, что он хочет быть скептиком, не имея к тому способности. Достоверность зависит всецело от этой интуиции настолько, что при следующей степени познания, которую я называю познанием демонстративным, эта интуиция необходима для всех связей посредствующих идей, без которых мы не можем достигнуть познания и достоверности.

2. Демонстративное познание. Следующей степенью познания является та, где ум воспринимает соответствие или несоответствие идей, но не непосредственно. Хотя, всюду, где ум воспринимает соответствие или несоответствие своих идей, имеется достоверное познание, однако ум не всегда замечает соответствие или несоответствие идей друг с другом даже там, где оно может быть обнаружено; в этом случае ум остается в незнании и по большей части не идет дальше вероятных предположений. Соответствие или несоответствие двух идей не всегда может быть тотчас же воспринято умом по той причине, что те идеи, о соответствии или несоответствии которых идет речь, не могут быть соединены умом так, чтобы это обнаружилось. В том случае, когда ум не может соединить свои идеи так, чтобы воспринять их соответствие или несоответствие через их непосредственное сравнение и, так сказать, сопоставление или приложение друг к другу, он старается обнаружить искомое соответствие или несоответствие через посредство других идей (одной или нескольких, как придется); именно это мы и называем рассуждением. Так, если ум хочет знать, соответствуют или не соответствуют друг другу по величине три угла треугольника и два прямых, он не может сделать это непосредственным созерцанием и сравнением их, потому что нельзя взять сразу три угла треугольника и сравнить их с каким-нибудь одним или двумя углами; таким образом, об этом ум не имеет непосредственного, интуитивного знания. В этом случае ум стремится найти какие-нибудь другие углы, которым были бы равны три угла треугольника; и, найдя, что эти углы равны двум прямым, он приходит к знанию того, что углы треугольника равны двум прямым.

3. [Демонстративное познание] зависит от доказательств. Такие посредствующие идеи, служащие для выявления соответствия двух других идей, называются доводами. И когда соответствие или несоответствие ясно и очевидно воспринимаются этим путем, они называются доказательством, потому что соответствие показано разуму и ум заставляет его увидеть. Быстрота, с какой ум находит такие посредствующие идеи, которые должны обнаружить соответствие или несоответствие других идей, и правильно их прилагает, составляет, надо полагать, то, что называют сметливостью.

4. Но это не так легко. Хотя такое познание через посредствующие доводы достоверно, но очевидность его совсем не так ясна и ярка, как у познания интуитивного, и согласие дается не так скоро. Правда, в конце концов ум при доказательстве воспринимает соответствие или несоответствие рассматриваемых им идей, но не без труда и внимания: чтобы найти это соответствие, недостаточно одного мимолетного взгляда; для выявления его требуются постоянное прилежание и поиск. Следует продвигаться шаг за шагом, постепенно, прежде чем ум сможет таким путем прийти к достоверности и к восприятию соответствия или несовместимости между двумя идеями, нуждающимися в доводах и рассуждении для показа этого.

5. [И] не без предшествующих сомнений. Есть и другое различие между интуитивным и демонстративным познанием. Хотя при последнем устраняется всякое сомнение, после того как соответствие или несоответствие воспринято с помощью посредствующих идей, однако до доказательства сомнение было. При интуитивном познании этого не может случиться с умом, сохраняющим свою способность восприятия отличных друг от друга идей, так же как глаз (который может ясно различать белое и черное) не может сомневаться в том, одного ли цвета эти чернила и эта бумага. Если глаз вообще видит, он с первого взгляда, без колебаний воспримет, что слова, напечатанные на этой бумаге, отличаются по цвету от бумаги. Точно так же и ум, если он вообще способен к отчетливому восприятию, воспримет соответствие или несоответствие идей, дающих интуитивное знание. Если бы глаза потеряли способность зрения, а ум — способность восприятия, мы напрасно искали бы в глазах остроты зрения, а в уме — ясности восприятия.

6. Оно не так ясно. Правда, восприятие, получаемое от доказательства, тоже очень ясно; однако оно часто сильно уступает в яркости очевидности и в полноте уверенности, всегда сопутствующих тому, что я называю интуитивным. Оно подобно лицу, изображение которого отражается несколькими зеркалами от одного зеркала к другому; пока отражение сохраняет сходство и соответствие с предметом, оно дает знание. Но при каждом последующем отражении уменьшается совершенная ясность и четкость первоначального изображения, пока, наконец, после многих отражений оно не становится очень тусклым и не перестает быть доступным узнаванию с первого взгляда, особенно для слабых глаз. Так бывает и с познанием, полученным после длинной цепи доводов.

7. Каждый шаг должен обладать интуитивной очевидностью. При каждом шаге, который делает разум на пути демонстративного познания, существует интуитивное познание искомого разумом соответствия или несоответствия с ближайшей посредствующей идеей, которую он употребляет в качестве довода. В противном случае все еще требовался бы довод, ибо без восприятия такого соответствия или несоответствия не бывает познания. Если соответствие воспринимается само собой, то это — интуитивное познание; если оно не может быть воспринято само собой, то для его обнаружения в качестве общей меры необходима какая-нибудь промежуточная идея. Отсюда ясно, что каждый шаг при ведении доказательства, приводящего к знанию, обладает интуитивной достоверностью; и когда последняя воспринимается умом, требуется лишь помнить ее, чтобы сделать очевидным и достоверным соответствие или несоответствие исследуемых нами идей. Так, чтобы доказать что-либо, необходимо воспринять непосредственное соответствие промежуточных идей, при помощи которых находят соответствие или несоответствие двух рассматриваемых идей (из которых одна всегда бывает первой, а другая — последней по счету). Такое интуитивное восприятие соответствия или несоответствия посредствующих идей при каждом шаге и поступательном движении доказательства должно быть точно внесено в ум, и человек должен быть уверен, что ни одно звено не пропущеноⁱ. А так как при длинных дедуктивных рассуждениях и приведении многочисленных доводов память не всегда удерживает все это так легко и точно, то получается, что демонстративное познание менее совершенно, нежели интуитивное, и люди часто принимают ложь за доказательства.

8. Отсюда заблуждение ex praecognitis et praeconcessisⁱⁱ. Необходимость такого интуитивного познания при каждом шаге научного или демонстративного рассуждения породила, по моему мнению, ту ошибочную аксиому, будто всякое рассуждение состоит ex praecognitis et praeconcessis. Как велико это заблуждение, я покажу подробнее, когда перейду к рассмотрению положений, в частности тех, которые называют максимами, причем покажу, что они ошибочно принимаются за основания всего нашего знания и рассуждений.

9. Доказательство не ограничивается областью количеств. Обыкновенно полагают, что только в математике возможна демонстративная достоверность. Но так как соответствие и несоответствие, доступное интуитивному восприятию, на мой взгляд, не есть привилегия одних только идей числа, протяженности и формы, то, быть может, не отсутствие в вещах достаточной очевидности, а отсутствие у нас надлежащего метода и прилежания было причиной того, что доказательство считалось так мало применимым в других областях знания и едва ли составляло предмет чьих-либо стремлений, за исключением математиковⁱⁱⁱ. Всюду, где ум может воспринять непосредственное соответствие или несоответствие между любыми нашими идеями, он способен к интуитивному познанию; и всюду, где он может воспринять соответствие или несоответствие любых двух идей через интуитивное восприятие их соответствия или несоответствия с какими-нибудь посредствующими идеями, он способен приводить доказательства, которые не ограничены идеями протяженности, формы, числа и их модусами.

10. Почему так думали. По моему мнению, причиной того, что доказательство пытались найти и полагали существующим только в математике, является не одна лишь общая польза этой науки, но и то, что в модусах чисел при сравнении их равенства или неравенства малейшая разница выступает очень заметно и ясно; и хотя в протяженности не так видно каждое малейшее различие, однако ум открыл способы исследовать и находить путем доказательства точное равенство двух углов, протяженностей или фигур. И те и другие, т. е. числа и фигуры, могут быть изображены видимыми и прочными знаками, которыми вполне определяются подлежащие рассмотрению идеи, чего по большей части не бывает, когда идеи обозначены только названиями и словами.

11. Но в других простых идеях, у которых модусы и различия образуются и считаются по степеням, а не по количеству, у нас нет такого точного и тщательного определения различий между ними, чтобы воспринимать либо находить способы измерять их точное равенство или малейшие различия. Так как другие простые идеи суть представления или ощущения, вызываемые в нас величиной, формой, числом и движением мельчайших частиц, в отдельности незаметных, то и различные степени их также зависят от изменения некоторых или всех этих причин. Но так как мы не можем наблюдать его в частицах материи, слишком ничтожных, чтобы быть воспринятыми, то у нас не может быть никаких точных мерил для различных степеней этих простых идей. Предположим, что ощущение, или идея, называемая нами «белизна», вызывается в нас определенным числом шариков, которые, вращаясь вокруг своих собственных центров, ударяют в сетчатку глаза с определенной степенью вращения и возрастающей скоростью. Отсюда легко вывести заключение, что, чем больше частиц на поверхности тела расположено так, чтобы отражать наибольшее число шариков света и сообщать им то нужное вращение, которое способно вызывать у нас ощущение белого, тем белее будет казаться то тело, которое с одинакового с другими расстояния посылает к сетчатке наибольшее число таких корпускул с этим особого рода движением. Я не говорю, что природа света заключается в ничтожно малых круглых шариках, а природа белизны — в таком сцеплении частиц, которое при отражении шариков сообщает им определенное вращательное движение; ибо я не рассуждаю теперь о свете или цветах с точки зрения физики. Но, мне кажется, я имею право утверждать, что не могу понять (и я был бы рад, если бы кто-нибудь вразумительно показал, что смог бы), каким образом тела вне нас могут действовать на наши чувства помимо непосредственного прикосновения самих ощущаемых тел, как это бывает при ощущении и осязании, или помимо толчка идущих от них неощущаемых частиц, как это бывает при зрении, слухе и обонянии, причем многообразие ощущений вызывается у нас различными толчками их частиц, зависящими от их различной величины, формы и движения.

12. Будут ли эти частицы шарообразны или нет, будут или не будут они вращаться вокруг своих собственных центров и этим вызывать у нас идею белизны — одно достоверно: чем большее число световых частиц отражается от тела, способного сообщать им то особое движение, которое вызывает у нас ощущение белизны, и также, возможно, чем быстрее происходит это особое движение, тем белее кажется тело, от которого отражается большее число световых частиц. Это становится очевидным, если положить один и тот же лист бумаги сначала на солнечный свет, потом в тень и наконец в темную яму: в каждом из этих случаев он будет вызывать у нас идею белизны в самой различной степени.

13. Не зная, какое число частиц и какое движение их способно вызывать определенную степень белизны, мы не можем доказать несомненное равенство каких-нибудь двух степеней белизны: у нас нет ни определенного мерила для их измерения, ни средств для определения каждого действительного малейшего различия, потому что помощь мы получаем только от наших чувств, а они в этом отношении изменяют нам. Но где различие настолько велико, что вызывает в уме ясно разграниченные идеи, отличия которых прекрасно запоминаются, там идеи цветов, как мы видим это на цветах разного рода, например синем и красном, могут быть доказуемы точно так же, как идеи числа и протяженности. То, что я сказал здесь о белизне и цветах, по моему мнению, верно также для всех вторичных качеств и их модусов.

14. Чувственное познание существования отдельных вещей. Интуиция и доказательства суть две степени (degrees) нашего познания. То, что не достигается тем иди другим, с какой бы ни принималось уверенностью, есть лишь вера, или мнение, а не знание, по крайней мере для всех общих истин. Есть, правда, и другое восприятие в уме, касающееся единичного существования конечных предметов вне нас; простираясь дальше простой вероятности, но не достигая вполне указанных степеней достоверности, оно слывет за «познание». Ничего нет достовернее того, что идея, получаемая нами от внешнего объекта, находится в нашем уме; это — интуитивное познание^iv. Но некоторые считают, что можно сомневаться, существует ли что-нибудь, кроме данной идеи в нашем уме, и можем ли мы отсюда заключить с достоверностью о существовании какого-нибудь предмета вне нас, соответствующего данной идее, ибо в уме можно иметь такие идеи и тогда, когда таких предметов нет и никакой объект не воздействует на наши чувства. Но я думаю, что в этом случае нам дан а очевидность, устраняющая всякое сомнение. Я спрашиваю любого, разве нет у него непоколебимой уверенности в том, что он по-разному воспринимает, когда смотрит на солнце днем и думает о нем ночью, когда действительно пробует полынь и нюхает розу и когда только думает об этом вкусе или запахе? Разницу между идеей, восстановленной в нашем уме нашей собственной памятью, и идеей, в данный момент приходящей в наш ум через наши чувства, мы сознаем так же ясно, как разницу между любыми двумя отличными друг от друга идеями. Если кто-нибудь скажет: «Сон может сделать то же самое, и все эти идеи могут быть вызваны у нас без всяких внешних объектов», тому, быть может, будет угодно услышать во сне мой ответ, что: 1) неважно, устраню ли я его сомнение или нет: где все лишь сон, там рассуждения и доказательства не нужны, истина и познание — ничто; 2) я думаю, что он признает очень большую разницу между нахождением в огне, во сне или наяву. Но если бы кто решился быть таким скептиком, чтобы утверждать, будто то, что я называю «находиться в огне наяву», есть лишь сон и что мы не можем тем самым узнать с достоверностью о существовании вне нас такой вещи, как огонь, я отвечаю [следующее]: если мы знаем достоверно, что удовольствие или страдание происходит от прикосновения к нам определенных предметов, существование которых мы воспринимаем своими чувствами или видим во сне, что воспринимаем, — то эта достоверность так же велика, как наше благополучие или несчастье, и сверх этого нам безразлично, идет ли речь о знании или существовании. Так что, мне думается, к двум прежним видам познания можно прибавить и этот — познание существования отдельных внешних предметов через наше восприятие и осознание того, что мы действительно получаем от них идеи, — и таким образом допустить следующие три ступени познания: интуитивное, демонстративное и чувственное, причем для каждого из них существуют особые степени и виды очевидности и достоверности.

15. Знание не всегда ясно, когда ясны идеи. Если наше знание основано на идеях и касается только их, то не следует ли отсюда, что оно сообразно с нашими идеями, что коль скоро наши идеи ясны и отличны друг от друга или неясны и путаны, то таково же будет и наше знание? На это я отвечаю: нет. Так как наше знание заключается в восприятии соответствия или несоответствия двух каких-либо идей, то его ясность или неясность заключается в ясности или неясности этого восприятия, а не в ясности или неясности самих идей. Например, человек, у которого идеи углов треугольника и равенства их двум прямым могут быть так же ясны, как у любого математика в мире, может тем не менее иметь очень смутное восприятие соответствия этих идей, а следовательно, и очень смутное знание об этом. Но идеи, путаные вследствие своей неясности или по другой причине, не могут породить никакого ясного или определенного знания: ибо, поскольку идеи путаны, постольку ум не может ясно воспринять, соответствуют ли они друг другу или нет. То же самое можно выразить иначе, чтобы меньше было возможностей истолковать превратно: кто не имеет определенных идей для слов, которые он употребляет, тот не может составлять из этих слов положений, в истине которых он был бы уверен^v.

iЭто требование Локка перекликается с четвертым правилом из «Рассуждения о методе» Р. Декарта (см.: Декарт Р. Избр. произв. М., 1950, с. 272).

iiИз ранее познанного и ранее принятого (лат.).

iiiВ первом издании «Опыта...» вместо этого предложения было напечатано: «Не только математика, или идеи числа, протяженности и формы, доступны для средств [логического] выведения, точно так же как не только эти идеи и их модусы усматриваются интуитивно».

ivОб интуитивности чувственного познания писали в Англии еще Иоанн Дунс Скот и Уильям Оккам, которые подчеркивали высокую степень его достоверности. В этом Локк следует своим предшественникам.

vВ первых трех изданиях «Опыта...» вместо двух последних фраз этого параграфа было напечатано: «Однако темные и спутанные идеи никогда не ведут к ясному и отчетливому знанию, ибо, поскольку идеи таковы, ум никогда не сумеет ясно усмотреть, согласны или нет они друг с другом. Английский комментатор «Опыта...» А. К. Фрэзер (Fraser) указывает, что на это место ссылались те, кто обвинял Локка в отрицании таинств веры.

[an error occurred while processing this directive]