В начало

Статьи разного содержания

Статьи об умиротворении

О злоупотреблении словами «господство над природою» и словом «братство»

Пред статьею «Разоружение. Как орудие разрушения обратить в орудие спасения» (в орудие возвращения жизни, или воскрешения), которую следовало бы озаглавить не «Разоружение», а «О невозможности разоружения» — перед этою статьею нужно поставить небольшое предисловие или введение о великой лжи нашего века, выражающейся в таких словах, как «наука страшно расширила власть человека над природою» или подобных этому словах. Не преувеличение только, а неслыханная гипербола назвать свое рабство так называемым законам, а в действительности силам природы, «господством»!.. Это страшное злоупотребление словом; это спесь, кичливость, это — наглая, нахальная не гордыня даже, а пошлое, глупое тщеславие, пустомелье, лишающее жизнь человека «смысла», а его деятельность «цели»; и это было бы великим преступлением, если бы не было простодушием ученой тупости. В вопросе об отношении разумного существа к неразумной, бесчувственной силе природы, (см. третий пасхальный вопрос) человек или сын человеческий все даровое должен заменить трудовым; он должен быть работником, а не рабом и не господином; он — управляющий, приказчик, воссозидатель, а не Творец и не Создатель, не повелитель или Вседержитель. Не в узурпаторстве, не в хищении непринадлежащего нам права, а в полном подчинении Богу (Триединому, а не Аллаху) все наше благо и величие. Не смешно ли наши кабинетные опыты, хотя бы и в виде фабричных работ воспроизводимые, называть господством над природою?!. А в нашей муравьиной работе при проведении дорог и каналов, в которой так много механического труда и так мало работы ума, можно видеть лишь незнание и необладание способами, которыми природа созидает поверхность земную.

Еще более злоупотребляют другим словом «братство». Употребляют его, не думая, потому что полагают, что оно хорошо известно, вполне познано всеми. Если же мы дадим себе труд подумать над этим словом, то увидим, что «братство» не в отрицании лишь враждебных отношений полагаемое, а на взаимознании основанное, требует необходимо познания отцов, близких и дальних предков, знания телесной или физиологической, а также душевной или психологической природы, а вместе и знания природы патологической, т. е. того извращения природы отцов и предков, которое вносится внешними влияниями. Притом это знание — не гипотетическое, мысленное или мнимое — должно быть доказываемо делом воспроизведения отцов и предков из нас самих при помощи всех внешних сил природы. Это значит, что братство в самом строгом смысле немыслимо без всеобщего воскрешения.

О средствах восстановления всеобщего (всемирного) родства. Долг и повинность или же свобода?

По поводу книги «Мысли об организации русской народной армии в связи с интересами сельского хозяйства и семейного быта русского народа». Москва, 1875 г.

Желая создать армию, сильную нравственным духом, сплотить и скрепить союз между воинами, установить между ними братство, т. е. такой теснейший, прочный, нравственный союз, который никакой силой разбить было бы нельзя, автор произведения, заглавие которого выписано, обращает особенное внимание и на то, чтобы не ослабить семейных уз и не лишить сельское хозяйство необходимых для него рабочих рук, особенно на то время, когда оно наиболее в них нуждается. Достигается эта цель посредством особой дислокации и комплектования армии, а именно: части армии располагаются в тех самых местностях, из которых они пополняются.

Недостаток проекта, изложенного в вышеозначенной книге, не находящегося, впрочем, в необходимой связи с его системою и основным началом, заключается в том, что автор, в явное нарушение всеобщности воинской повинности, и только потому, что не верит в возможность у нас всеобщего обязательного образования, создает особые военные школы для призванных лишь на службу. Между тем в военной школе заключаются элементы, необходимые и для всякой школы, не исключая гимнастики и даже стрельбы, в особенности в том случае, если стрельба может иметь хотя какое-либо значение для регуляции метеорического процесса. Церковные же и светские (земские) школы заключают в себе необходимое и для военного дела, так что разделение одних школ от других не имеет действительного основания. Даже Франция вводит у себя школьные батальоны, предоставляя обращать в них каждое учебное заведение и даже соединять для этой цели несколько учебных заведений, если в каждом из них число учеников меньше необходимого для образования батальона.¹ Допуская такое выделение военной школы, начиная школьное образование почему-то с 18-ти летнего возраста и ограничивая его только призванными на службу, автор организации народной армии лишает массу народа общего военного образования, имеющего целью воспитать физически и нравственно сильных людей, хотя и понимает, что сила армии зависит от большего или меньшего отожествления войска и народа.

Нынешнее военное, строевое образование, требуя от каждого способности и уменья действовать в отдельности (рассыпной строй), в то же время требует от каждого выполнения и знания общего плана действия; но такое образование необходимо и не для военных только действий; так в Швейцарии, где воинская повинность доведена до наибольшей всеобщности, каждая община составляет роту, которая является в полном составе при наводнениях, падении лавин, пожарах и т. п. бедствиях. Швейцария, эта альпийская, центральная часть Западной Европы, в этом отношении должна бы стать образцом для всего Альпийского полуострова.

«Нужно, — говорит автор словами генерала Фадеева, — чтобы солдат сросся со своим полком, величался его заслугами, даже свысока смотрел на другой мундир, чтобы полк стал для него чем-то вроде особой национальности маленькой родины». Из двух способов, которыми достигается такое тесное срощение, спаивание, Фадеев, очевидно, имеет в виду более долговременную службу, способ искусственный, который из полка делает вторую родину, т. е. подобие лишь родины. Способ же, который должен быть назван естественным, есть способ постоянного комплектования частей войска из одних и тех же местностей и постоянного (в мирное время) пребывания каждой части в той местности, из которой она комплектуется. При таком способе полк или рота делается не условною только, а действительною родиною, потому что каждый служит там, где родился и вырос, где служили его отец, дед. «Как не считать родным тот полк, к которому принадлежал весь его род и традиции которого перешли к нему от отцов, братьев, дедов?..» При таком, т. е. естественном способе, ротный двор (по старинному бы сказать — острожек) с ротною школою, стоящий в центре местности с восемью тысячами населения (достаточного для комплектования роты) на пространстве приблизительно тридцати квадратных миль, такой ротный двор, если он будет иметь письменное предание, историю, наглядно представленную для школы, и будет острожком-музеем, так же как гимнастические городки по деревням (для отпускаемых на праздники и рабочее время), будет соответствовать восстановленным древнерусским «сторожам». При таком устройстве армии уже не будет места жалобам, что наши отпускные нижние чины вносят разврат, возвращаясь на родину, а возвращаясь в армию развращают молодых солдат и сами становятся неспособными продолжать службу.

При всеобщей воинской повинности все граждане становятся воинами, и при естественном способе комплектования армии все поселения делаются крепостями, а вместе с тем и музеями научно-воспитательными (физически и нравственно). «Успех войны на три четверти зависит от нравственного элемента и только на одну четверть от материальных причин», — сказал Наполеон; современная же тактика требует такого теснейшего нравственного союза, т. е. наивысшей нравственности, в целом войске и его частях, что только братство сынов, защищающих отцов, может удовлетворить этому требованию. Боевая сила армии, говорит автор книги «Об организации русской народной армии», зависит не от отдельных людей, ни от их количества, ни от их качества, а от силы той связи, которая соединяет их в тактические единицы, как рота, батальон: каждая такая единица «должна представлять из себя в нравственном отношении одно целое; люди, составляющие ее, должны быть нравственно спасены... Такая часть имеет как бы одну душу, проникнутую одним желанием, один ум, оживленный одною мыслью, и единую волю, стремящуюся к одной цели». Это — буквальная выписка, и взята она не из Священного писания, не из Нового завета, не из Евангелия или послания Иоанна, а из того же сочинения «Об организации русской армии». Впрочем, связь, о которой говорит автор, нельзя назвать органическою, хотя он и употребляет это выражение. Также, быть может, было бы точнее сказать, что боевая сила армии зависит столько же от качества отдельных лиц, как и от их связи, что, впрочем, автор и говорит в другом месте. Относительно же желания единой мысли и единой цели, которая должна одушевлять сердце, ум и волю всех, составляющих тактическую единицу, нужно сказать, что чем выше и шире будут эти желания, мысли и цели, тем связь такой единицы будет крепче: сила и стойкость армии не может пострадать, конечно, от того, что желанием, мыслью и целью ее будет восстановление всемирного родства, т. е. исцеление от той болезни, которая находит свое поразительнейшее выражение именно в войнах, ради которых и введена всеобщая воинская повинность. Но явившись как необходимое следствие войн, всеобщая воинская повинность станет способом исцеления от болезни, производящей войны.

И сила крепости зависит не столько от твердости стен, сколько от нравственного начала, представляемого в ней отеческим музеем, который при всеобщей воинской повинности и при естественном способе комплектования армии будет принадлежностью всякого поселения, ибо всякое поселение станет при этом более или менее крепостью, защищающею могилы отцов, а следовательно будет и музеем. Если нынешний способ войны требует устройства укреплений, то самое обучение военному делу создаст, должно создать крепости или укрепления вокруг кладбищ, могил отцов и общего им многоединого памятника, т. е. музея. Жилища же, которые при существовании зсеотеческого музея не будут отличаться богатством, останутся беззащитными, без укреплений; и однако они будут лучше защищены, чем первоклассные крепости, так как превращение кладбища в крепости и оставление селения, посада неукрепленным показывают готовность пожертвовать имуществом и жизнью ради спасения отечества. Обращение заброшенных кладбищ в учебные или воспитательные крепости при храмах или с храмом и есть восстановление кремлей, острожков и сторож в виде всенаучновоспитательных музеев. В этом обогащении и заключается соединение или связь всеобщеобязательного образования со всеобщеобязательною повинностью.

Но воинская повинность тогда только будет христианскою и сельскою, когда главным делом ее будет регуляция естественных сил, а не борьба с себе подобными. Поэтому при дальнейшем развитии темы сочинения, заглавие которого поставлено в начале, необходимо было бы несколько изменить заглавие и назвать книгу так: «Мысли об устройстве русской народной армии, т. е. : об обращении народа в армию в интересе сельского хозяйства и семейного быта». Главный же интерес сельского хозяйства есть обеспечение урожая, а высший интерес семейного быта заключается в защите отечества, земли как праха отцов. Когда же состоится умиротворение, вопрос о котором уже поднят, тогда защита праха отцов обратится в возвращение ему жизни, в отцетворение; само же умиротворение станет братотворением.

Дальнейшее развитие темы об устройстве народной армии состоит в том, чтобы не только охранить интересы сельского хозяйства и семейного быта, но и положительно действовать в интересе сельского хозяйства, т. е. дать такое устройство обществу, при котором мысль человеческая была бы направлена на регуляцию природы, на обеспечение урожая. Если же в армии преобладающим интересом будет земледелие, то и спорный вопрос о том, какое имеет влияние пушечная и ружейная стрельба на тучи и облака, не может не привлечь внимания военной интеллигенции, а при существовании всеобщей воинской повинности — и всей интеллигенции. И при таком положительном действии в интересах сельского хозяйства, когда внимание будет обращено на все, что только может служить ему на пользу, такое действие не может не быть в то же время и действием в интересах семейного быта, т. е. не может не содействовать к установлению лучших семейных отношений между людьми, соединенными уже интересами одного общего дела.

Долг человеческого рода состоит в восстановлении кремлей, острожков и сторож в виде научно-воспитательных музеев для народа, вновь призванного под видом воинской повинности к решению всемирно-исторического вопроса о восстановлении всеобщего родства. Всеобщая воинская повинность, чрез посредство научно-воспитательных музеев, превращает бессознательную историческую деятельность массы в сознательную, т. е. разрешает вопрос о раздвоении человеческой природы на личную и общую.

Общая причина общих бед и общий долг борьбы с нею

«Произведение графа Толстого («Война и мир») есть, — говорит Кареев, — так сказать, историческая поэма на философскую тему о двойственности человеческой жизни». И такое определение совершенно верно относительно произведения Толстого, потому что Толстой, действительно, видит в двойственности неизбежное, фатальное явление жизни человеческой. А между тем эта двойственность есть лишь неестественное и глубоко печальное раздвоение, делающее людей чуждыми друг другу и лишающее род человеческий силы против бедствий, угнетающих его. Сокрушение о раздвоении жизни у сынов человеческих — вот истинная тема для поэмы, если бы писал ее сын человеческий, а не равнодушный наблюдатель. «Есть две стороны жизни в каждом человеке, — говорит Толстой, — жизнь личная, которая тем более свободна, чем отвлеченнее ее интересы (т. е.: наиболее свободны кабинетные ученые. — Н. Ф.), и жизнь стадная, роевая, стихийная, где человек неизбежно исполняет предписанные ему законы. Человек сознательно живет для себя, но служит бессознательным орудием для достижения исторических, общечеловеческих целей...» В действительности же человек потому и оказывается бессознательным орудием истории, что даже и личная жизнь есть не истинно сознательная, что она, действительно, — не свободная. Не в отвлеченности нужно искать свободы; она не в келье монаха и не в кабинете ученого, а в общей деятельности. Стоит сознанию только коснуться тех интересов личной жизни, которые Толстой называет существенными, чтобы оказалось, что эти интересы имеют не личное только значение. Так здоровье и болезнь, которые при перечислении личных интересов поставлены на первом месте, — конечно, результат естественных и общественных условий и следствие общей для всех причины. И когда отдельные люди поймут это, тогда только вместе с уничтожением раздвоения между личною и общею жизнью люди получат и возможность соединиться для общего воздействия на эту общую причину. И не только здоровье и болезнь, но и самая смерть, хотя в числе существенных интересов личной жизни она и не признается, есть результат тех же условий; и она — следствие также общей для всех людей причины и, следовательно, не только может, но и должна быть предметом общего на нее противодействия всех людей. Труд и отдых, этот второй личный интерес, тогда только будут вполне плодотворны, когда войдут в общее дело; а сознание и ведет именно к соединению личных условий в общее дело. Третий личный интерес — по признанию Толстого — есть мысль и наука; но если мысль — конечно, строгая — будет обращена на существенные интересы личностей, то личные интересы получат общее значение; строго же научною мысль будет только тогда, когда будет свободна отличных пристрастий и будет основана на сочувствии ко всем болящим и неимущим, ко всем смертным, а не к одному только себе.

* * *

Вопрос о раздвоении человеческой природы на личную и общую будет разрешен, когда люди перестанут смотреть на себя как на отдельные, обособленные существа; когда мы поймем, наконец, что каждый из нас есть только звено в целом роде человеческом, неспособное к существованию в отдельности; что каждый из нас не просто человек, а сын человеческий, существование которого неразрывно связано с существованием всего рода, а оно зависит от теллурокосмических сил, на которые мы можем действовать не в отдельности каждый, а все в совокупности, при объединении всего рода по образу и подобию Пресвятой Троицы.

Организация армии, т. е. целого народа при всеобще-обязательной повинности, принимая во внимание интересы сельского хозяйства и семейного быта, и кладет начало такому объединению, которое создаст из рода человеческого мощь, способную действовать на теллурокосмические силы.

Священно-научный милитаризм

Под воинскою повинностью мы разумеем народную, которая по исконному разумению народа нужна для защиты земли, т. е. праха отцов; а прах отцов, по мужицкому разуму, имеет востать; потому-то и обязательно всем защищать этот прах, а не вещь, не товар, это благолепие тления, которое в мире интеллигентов вооружает сынов на отцов, брата на брата и обращает их во врагов, грызущихся за места, даже за чины и ордена, во врагов, прикрывающих свою вражду истасканным гуманизмом. Становясь защитниками праха отцов, сыны избавляются от вымирания (малоденствия).

Всеобщая воинская повинность в связи с поголовным образованием требует, чтобы в села вместе с учителями и священниками посылались и военные инструкторы, которые в видах обучения населения, согласно с нынешним способом ведения войны, должны возводить полевые укрепления вокруг кладбищ, заброшенных в селах и выброшенных за заставы в городах — должны возводить эти укрепления для защиты школ-храмов и музеев-храмов, подобающее место коим — на кладбищах, у могил отцов. При обязательном обучении родители вынуждены будут ради детей оставить свои роскошные жилища и селиться вокруг кладбищ с храмом, освящающим и школы, и музеи, неразрывно с храмом соединенные.

Вместе с этим, с целью обращения разумных существ, хотя бы и «серых», в познающих, каждая деревня, кроме пассивных орудий наблюдения, как необходимой принадлежности музеев с вышками, снабжается змеем-громоотводом, а каждое село — сложным змеем, состоящим из нескольких соединенных змеев, опыты с коими производились на Х-м съезде естествоиспытателей и врачей. Уездные же города снабжаются громоотводами на аэростатах углеродоводородных; губернские города — громоотводами на аэростатах водородных; более же центральные, университетские города снабжаются громоотводами на аэростатах, наполняемых эфирионами или, вообще, новыми газами, легчайшими водорода. Точно так же населенные места снабжаются орудиями, заряжающимися более или менее сильными взрывчатыми веществами, для опытов и наблюдений над влияниями их на атмосферные явления, к каковым опытам и наблюдениям призывается все население, приготовляемое к ним в школах.

Само собою разумеется, что такие, повсеместно устраиваемые станции назначаются не для того, чтобы по наблюдениям, в них производимым, делать предсказания, хотя бы и на продолжительные периоды, и не для того, чтобы предупреждать о нашествии бурь или ураганов, а для того, чтобы ослаблять их при самом зарождении, изменять их направление, словом — ввести регуляцию всего процесса атмосферной вентиляции, одождения или водных осадков, начиная от экваториального кольца гроз до полярных сияний, направляемых повсеместным в этих зонах устройством Лёмстремовых аппаратов.

Пока еще не приступили к выработке программы для Конференции мира, согласно циркуляру 12 августа 1898 года, враг мира успел несомненно произвести подъем фанатизма у трехсот миллионов мусульман.² А потому нужно не разоружение; нужно всеобщее вооружение, соединенное со всеобщим поголовным образованием, которое даст оружию и иное употребление, способное всех людей соединить в один союз. Поэтому первый вопрос, поставленный Мирным циркуляром, — поддержание или сохранение мира — может быть разрешен лишь с чрезвычайными усилиями и только в том случае, если враг мира, Германия, вступившая в теснейший союз с исламом, религией войны, и если император Германии, забывший о происхождении и значении императорского сана (см. статью «Самодержавие»), вступивший в союз с калифом правоверных, будут ограничены на суше и море союзом других государств, из коих, кроме России и Американских Штатов, все почти ищут сближения с этим врагом мира. Для поддержания мира России необходимо, сохраняя союз с Франциею против Германии, вступить также в союз с двумя Британиями, не только американскою, но и европейскою, с обладательницами океана, хотя и недействительными, конечно. Этот союз положил бы с одной стороны предел распространению на море врагу мира, а с другой стороны сближение России с Англиею на Памире обложило бы ислам, имеющий друга в Германии, и отделило бы кочевников Верхней Азии от Передней Азии и Африки. Союз же России, ставшей во главе славян, с Францией, ставшей во главе романских государств Европы, разложив Австрию и окружив Венгрию, окружил бы с суши и Германию и отделил бы от моря ислам.

Хотя вечный мир давно уже причислен к утопиям, но и вечная война не может быть предметом веры; и она — лишь суеверие. Сама Германия — друг войны лишь временный. Когда же Германия склонится к миру, тогда, имея инструкторов в мусульманских странах, она может научить магометан христианскому употреблению оружия. До сих пор и христиане употребляют оружие по-магометански и по-язычески. Как ни велики препятствия к сохранению мира, однако мир не совершенно невозможен, конечно, при условии соединения с военным делом знания, всеобщеобязательного образования. И мы не видим причин к сокрушению, а даже радуемся расширению владений двух Британии, захватом их на морях, но не на суше, не в Китае, как радуемся расширению владычества и России на суше; когда же вступим в союз с ними, с Британиями, то радость наша усугубится. Занятие Филиппин, этот исполинский шаг североамериканцев чрез Великий океан, нас также очень порадовал, но не потому лишь, что американцы наши друзья (весьма, впрочем, ненадежные), а потому, что колонии на Великом океане ускорят соединение двух океанов каналами, и телеграфный кабель чрез Великий океан замкнет, наконец, телеграфное кольцо в поясе гроз и тишины. С. Америка, расширив свои владения на Великий океан, прекратит усобицы Южной Америки и даже Аргентины с Чили. Вместе с расширением американцами или европейцами их владений вновь приобретенные земли становятся предметом исследования, т. е. область знания также расширяется; открывается возможность влияния на атмосферные и, вообще, естественные явления; расширяется возможность области воздействия на природу. Возможность эта будет осуществлена, конечно, в том лишь случае, если войскам будут вменены в обязанность международным актом наблюдения по соглашению на предстоящей конференции.

Одно только печально, что область христианства или нравственности не увеличивается. Кроме вымирания туземцев, всюду видим полное равнодушие и терпимость к воине, не как к необходимой обороне, а к войне как к религии, к войне как высшей добродетели, по признанию ислама. В императоре Германии, так нагло выдающем себя за друга ислама, терпимость эта стала страшным пороком. Объявляя себя другом магометан, предлагая покровительство католикам и евреям, не говорит ли он прямо, что для него нет религии? Не полное ли это ее отрицание? Для истинного преемника императора Фридриха II-го могут ли казаться одинаковыми религии: и христианская — религия мужей, и еврейская — религия испорченных детей, и магометанство — религия свиней? Как могут такие «три кольца»³ быть одинаковыми?

Впрочем, тот же император в речи на банкете Бранденбургского провинциального сейма («Нов. время», 1899 г., № 8230-й) сказал: «Все расчеты Конференции мира будут ошибочны до тех пор, пока над человечеством будет господствовать неискупленный грех, пока будут существовать вражда, зависть и раздоры, пока люди будут стремиться приобретать выгоды в ущерб своим ближним». Так пророчествует Каиафа, Черный царь. Обращение повинности взаимного истребления в повинность возвращения жизни всем умершим и есть искупление греха. Признавая истинным пророчество Каиафы, нужно не войну продолжать, а грех искупить, т. е. войска из орудия истребления обратить в орудие спасения от голода и язв...

В столице Вильгельма II-го в Campo Santo, т. е. на кладбище его предков, Корнелиус пророчески изобразил истребление рода человеческого язвою, голодом, войною и смертию. Не Пруссию ли, не Черного ли царя изображает всадник, которому власть дана изгнать мир с земли? Но ни германский император, ни Пруссия не внемлют своему пророку, говорящему в картинах!..

В петербургском же Campo Santo, над гробами Александров I-го, II-го и III-го нужно было бы изобразить всадника, которому дана власть возвратить мир земле, — нужна картина воскрешения вместо сцен истребления.

Император германский поднимает богословский вопрос об искуплении. И если он говорит, что грех не искуплен, то, конечно, разумеет, что он не искуплен со стороны людей, ибо со стороны божественной, как верят протестанты и католики и православные, искупление уже совершено. Следовательно, требуется знать, что нужно делать, чтобы искупление было довершено. Если искупление от греха, как причины смерти, понять как воскрешение, как дело воскрешения, которое должно быть совершено чрез род человеческий, как божественное орудие, то расчеты Конференции мира не будут ошибочны.

О задачах Конференции о разоружении

Адрес от голодающей Руси

«Голод — враг Создателя,

Мудрецам — бесчестие.

Хуже неприятеля

Голода нашествие» (Полонский),

т. е. голод хуже войны, позор науки, дело самого дьявола. Тоже можно сказать и об эпидемиях, моровых язвах: и мор — враг Создателя и он мудрецам бесчестие; хуже неприятеля и его нашествие.

Продовольственно-санитарный вопрос может быть разрешен лишь участием в нем всех, введением всеобще-обязательного образования в связи с воинскою повинностию, производящею опыты над новым употреблением оружия, а именно: над обращением его не на истребление себе подобных, а на управление, на регуляцию слепой силы, носящей, по слепоте своей, смерть.

Виньеткою заглавного листа этой статьи должен быть «Иван Великий», из коего народное предание, вопреки истории, сделало памятник трехлетнего голода. Что же говорит эта центральная звонница, этот «пуп» русской земли, эта благовестница, колокольня колоколен, высотою своею свидетельствующая о величии зла? Этот памятник голода требует, чтобы мы не забывали о голоде. В забвении этого вопроса — гибель земли. Вместе с тем Иван Великий есть и сторожевая башня, т. е. памятник бывших нашествий, указывающий ныне, куда должны быть употреблены силы, тратившиеся на оборону от степных кочевников.

Не из скромности, обращаясь к ученым, мы называем себя неучеными, а потому, что мы, как простолюдины, и оживление, и воскрешение, и умиротворение понимаем не метафорически. Под оживлением разумеем телесное оживление, под воскрешением — восстановление жизни всех прошедших поколений не в мысли лишь, а в действительности, а под умиротворением разумеем употребление оружия не для нанесения ран, смерти и всякого вреда себе подобным. Поэтому и примирение церквей, не исключающее войны, считаем ложным примирением. Под орудиями же (или оружием) разумеем не только военные, но и гражданские, т. е. орудия казни, причисляя сюда и языки как орудия брани.

Конференция о разоружении или, вернее, о сокращении вооружений, требует полного единогласия. Достаточно одного голоса, чтобы «сорвать этот сейм», как говорили в старой Польше; и этот голос уже есть: Германия рассчитала свои вооружения на большее число лет, чем Стэд требовал для Божьего мира. (Это выражение — средневековое; оно было первым шагом для начала в средних веках всеобщей войны.) Что будет делать Россия, если Англия объявит войну Франции? Откажется ли она от умиротворения или же станет ненадежным союзником, в чем ее уже обвиняли за дело о Фашоде?

Восемнадцать веков тому назад были открыты два пути: путь жизни и путь смерти. Какими эти пути были тогда, можно видеть из найденного не так давно памятника I-го или начала II-го века христианства — «Поучение двенадцати апостолов», а чем они теперь должны быть, это раскрывается (или, по крайней мере, желательно раскрыть) в настоящей челобитной к Конференции умиротворения от лица голодающей Руси, Индии и всех стран, голодающих и опустошаемых чумою, холерою и т. п., и от всех сынов умерших отцов.

Первый путь — путь жизни, христианский и крестьянский — освобождает науку от служения тлению и истреблению, т. е. промышленности и войне, и призывает ее к делу возвращения к жизни всех прошедших поколений для объединения всех миров вселенной; он объединяет все науки в астрономии, делая ее выражением всей истории, так что совокупность ныне существующих миров вселенной станет выражением всех прежде живших человеческих поколений.

Путь же смерти есть путь языческий, городской, юридический, экономический, который науки и искусства делает служанками фабрики и казармы. Науки же, неспособные к этой службе, держатся лишь по прихоти биллионеров и миллиардеров; к таким наукам принадлежат и астрономия, и история; но с господством четвертого сословия наступит и их конец: торжество Марса и Венеры, покровителей фабрики и казармы, приведет к смерти.

Пред Конференциею мира открываются также два пути: искусственный, который людям нашего времени (блудным сынам, забывшим об отечестве, об отцах и о заповеди «будьте как дети», непонимающим гуманистам, заменившим сына человеческого отвлеченным словом «человек») кажется естественным и состоит в том, чтобы новый милитаризм, военное дело, представляющееся им величайшим злом, заменить новым же индустриализмом, промышленным производством, которое представляется им высшим благом, верхом разумности, так что, если бы всем дать участие в нем, то уже и желать более было бы нечего.

Другой путь, который людям нашего времени покажется верхом безумия, состоит в том, чтобы нынешний милитаризм или повинность взаимного истребления (каковою она должна представляться с детской точки зрения, знающей только родственное и не понимающей еще чуждого), заменить долгом возвращения жизни, всеобщим воскрешением, ради которого, т. е. для исполнения долга воскрешения, старый, народный, сельский милитаризм и защищал прах отцов. Возвращение же жизни было тогда недействительным, оставалось в виде лишь памятника; воскрешение, невозможное при существовании вражды, войны, заменялось тогда причитанием. Действительное же воскрешение требует полного объединения.

Нужно еще прибавить, что воскрешение, о котором здесь говорится, есть не мистическое, не чудо, а естественное следствие успешного познания совокупными силами всех людей слепой, смертоносной силы природы, познания, коим Конференция мира чрез всеобщее обязательное образование и должна бы заменить взаимное истребление. Тем не менее, мы верим и в воскрешение, понимаемое как чудо, как непосредственное действие Божества; верим в воскресение гнева, которое последует, если объединение не состоится, а останется война или борьба. В двух путях человечества есть то общее, что на обоих милитаризм, как истребление, хотят заменить, по-видимому, одним и тем же — воскрешением. Но путь жизни требует действительного и всеобщего воскрешения, тогда как другой путь заменяет истребление не действительным и не всеобщим воскрешением, а промышленностью и искусством, которые воспроизводят до некоторой степени ткани и органы тела и даже подобия всего человека в пластических искусствах; они (промышленность и искусство) также суть воспроизведение и изменение внешнего мира. Таким образом можно было бы подумать, что недостаток только что обозначенного пути есть только недействительность, мнимость; на самом же деле нынешний индустриализм есть зло, он сам по себе производит зло, вражду, войну, милитаризм. Не в высшей ли степени изумительно, что человеку кажется странным истребление, а возвращение жизни представляется диким, безумным? Впрочем, путь жизни кажется безумием только по цели; что же касается средств, то он несомненно практичнее другого пути, требующего разоружения, ибо путь жизни требует расширения воинской повинности, но с присоединением к ней исследования, знания, научения, что кажется, совершенно в духе времени, который по крайней мере прикидывается чтителем науки.

Почему долг возвращения жизни (отцам сынами человеческими) кажется (поразительно сказать!) нежелательным! И почему нынешняя жизнь, полная взаимного истребления, не вселяет ужаса? Даже те, которые видят зло в истреблении, полагают добро не в возвращении жизни, а в самоистреблении, в общем уничтожении! Почему это?!...

Наше истребительное дело, проявляясь во всех мелочах, по привычке даже не останавливает на себе внимания. Но если бы сознание, что эти мелочи в их совокупности и вместе с наследственностью составляют очень значительную долю в вытеснении и сокращении жизни, — если бы это сознание вошло в нашу душу, не сделалось ли бы тогда возвращение жизни желательным? Приводя к сознанию все, что мы делали и сделаем, привлекая к свидетельству историю, которая как факт есть взаимное истребление с постоянным в нем раскаянием; сознавая свое бессилие остановить, при разъединении, дело истребления, желая даже убедить себя, что все это так и должно быть, нельзя же однако не признать, что только дело возвращения жизни может освободить род человеческий от истребления; т. е. если род человеческий не соединится в деле возвращения жизни жертвам борьбы — что и составляет естественное дело разумного существа — то он останется при истреблении, что также естественно для существа неразумного. Мы так давно живем в состоянии постоянной борьбы и взаимного истребления, что нам становится уже трудно понять наше истинное, мирное, сыновне-братское дело.

Третий милитаризм (борьба со слепою силою, обращение ее в управляемую разумом) и третий индустриализм (органо-строение и телостроение или восстановление разрушенных тел, праха, в живое тело) суть нравственный и религиозный переворот, переворот будущий, проективный, к которому и должна бы призывать Конференция мира.

Двоякое употребление, двоякая польза, результат, извлекаемый из разряжения грозовой или электрической силы, суть: 1) регуляция метеорического процесса, т.е. обеспечение урожая, и 2) снабжение деревень и сел небесною силою, освобождающею веси от ига города и возвращающею горожан в села.

Новая сельская, священная воинская повинность (3-й милитаризм) отличается от старой союзом с знанием, соединением религии с наукою. Благодаря этому союзу, орудия собственно войны и особенно орудия рекогносцировок или обсервационные аппараты (каков аппарат Каразина), совершенно бесполезные во время мира, могут служить для разряжения грозовой или электрической силы — признаваемой электрогенною, а вместе и тер-могенною — и для управления метеорическим процессом. Этим путем происходит, с одной стороны, регуляция метеорического процесса, т. е. повсеместное, правильное распределение влаги и вообще обеспечение урожая; а, с другой стороны, получается сила, которою может пользоваться каждая деревня и при которой является децентрализация промышленности при полнейшей централизации сельского хозяйства. Кустарная промышленность есть эквивалентное замещение бурь, ураганов, гроз; она пользуется тою частью силы метеорического процесса, которая производит нарушение правильного его хода, тогда как фабричная промышленность, требуя эксплуатации и истощения, производит засухи и ливни и вообще нарушает правильный ход метеорического процесса. Сила, действующая в метеорическом процессе и даваемая небом, не только освободит село от ига города, не только приостановит движение (переселение) из сел в города, но и вызовет обратное течение. Четвертое сословие, бывшие поселяне, а у нас в России даже и не бывшие, а настоящие сельчане и лишь временные горожане, возвратясь, как и теперь бывает, ко дню св. Пасхи к могилам предков, уже и на зиму не вернутся в город. Тогда и третье сословие вынуждено будет по необходимости сделать то, что часть этого сословия делает добровольно и теперь: оно должно будет покинуть город и возвратиться в село.

Переход от города в село будет переходом от нынешнего индустриализма, на половом подборе основанного, блудными сынами, увлекшимися женскою красотою, созданного, к индустриализму сельскому, семейному, на союзе со знанием природы основанному; это будет переходом к индустриализму, для отцов работающему. И такой 3-й индустриализм будет не искусственным, а естественным тканетворением, произведением естественных покровов, из коих сложены тела, будет органосозиданием. Конечною же целью 3-го индустриализма будет воссоединение распавшихся и разложившихся в прах тел в живые тела умерших отцов. Этот будущий индустриализм, призыв к коему и составляет дело Мирной конференции (или Конференции мира), будет религиозным переворотом, объединением всех религий. Идолопоклонство, конечно, исчезнет, когда Перун или Зевс, как главный бог или демон, будет поражен не в изображении (идоле, статуе), а в самой силе, которой изображение служит выражением, и когда памятники умерших будут уже не изображениями лишь, а самими умершими, восстановленными и действительными. Исчезнут как религии учения, признающие оружие, меч, ключом рая, когда оружие получит иное назначение, когда оно не будет употребляемо, да нельзя будет и употреблять его против себе подобных; исчезнет и иудейство вместе с капитализмом, денежным хозяйством, ибо перестав быть на деле убивающими, как магометане, и обманывающими или торгующими так, как евреи, те и другие, в мысли и душе, станут христианами. Когда союз против греха и его последствий коснется самих причин и поводов к искушению и соблазнам, делами же спасения и искупления будут само спасение и искупление, как исполнение воли Божией, которое не покупается, тогда не будет нужды ни в индульгенциях, ни в раздавателе их. Протестантизм, который есть идеолатрия в религии, или спасение в мысли, т. е. мнимое спасение от греха и смерти, и идололатрия в жизни т. е. художественно-промышленное воскрешение или нынешний индустриализм и милитаризм {maximum греха и его следствие — вымирание), — как может протестантизм остаться при своей мнимости и недействительности, при своих идеях и идолах, когда откроется действительный путь к возвращению жизни? В нашей дневной службе (литургии) и годовой (триодной) указан путь перехода от нравственного фарисейства, ставящего всех людей в военное положение, и от взаимного истребления к делу возвращения жизни (литургия верных и Пасха). Регуляция метеорического процесса земного шара предполагает уже переход от птоломе-евского к коперниканскому мировоззрению. Храмы-школы с вышками и храмы-музеи с вышками же — это уже выразители коперниканского мировоззрения, соединяющего все науки в астрономии и истории.

О двух съездах

О двух съездах, всенаучном и всехудожественно-промышленном (а не промышленно-художественном) в связи с Конференцией Мира, созванною «Стоящим в праотца-место» и состоящею из представителей всех отечеств

В чем должен состоять вопрос об умиротворении при коперниканском воззрении, принятом в нынешней науке, и что требуется для осязательного, а не очевидного только доказательства истинности этого воззрения? Для этого нужен съезд представителей всех наук, соединенных и примиренных в решении коперниканского астрономического вопроса. Знание всего, во времени и пространстве происходящего, может быть соединено в астрономии, не отрицая или не исключая и вне-мирного, скрываемого нынешним немирным состоянием вселенной. Для полного решения коперниканского вопроса, или — точнее — для раскрытия способа разрешения этого вопроса нужен съезд представителей всех знаний, объединенных в указанном смысле. Признав коперниканское мировоззрение вопросом, мы ставим его в ряду других миропредставлений, т. е. вводим его для решения в историю знания. Итак, астрономия или история, т. е. нынешнее воззрение, есть ли полная истина, осязательная действительность? Или же она только умопредставление, лишь мысль в истории человеческих миропредставлений? Согласно коперниканскому воззрению, земля есть небесное тело, неизвестно какою силою движимое, а звезды — земли, из тех же веществ, как и земля, сложенные и так же движимые, и притом удаленные на громадные расстояния, разобщенные одни от других и от нашей земли, вследствие чего и на последней жизнь могла проявиться лишь в смене поколений, в вытеснении, борьбе, войне. Таким образом в коперниканском мировоззрении открываются самые глубочайшие причины раздора, царствующего во вселенной, и его следствий. Естественное решение коперниканского вопроса, все знания в себе вмещающего, заключается в уничтожении разобщения, т. е. в объединении всех миров вселенной; а это может быть осуществлено лишь чрез возвращение к жизни всех вытесненных поколений, чтобы они, бывшие также некогда лишь созерцателями вселенной, стали ее деятелями и правителями.

Если бы всенаучный съезд, о котором говорилось выше, состоялся одновременно с конференциею мира, то вопрос об умиротворении значительно разъяснился бы; знание во всей полноте стало бы орудием умиротворения. Разрешение этого вопроса при коперниканском мировоззрении состояло бы в объединении для воскрешения или для регуляции всех миров вселенной чрез воскрешенные поколения; воинская повинность обратилась бы в призыв не только к управлению метеорическим процессом, но и к регуляции тою силою, которую земля получает от солнца и небесной среды и от которой зависит движение ее; т. е. воинская повинность была бы призывом к составлению экипажа или прислуги земного корабля, призывом к опыту управления движением земли, как к доказательству этого движения.

Какое участие могут принять в вопросе об умиротворении представители всех искусств и всех ветвей промышленности?

Все искусства в обширном смысле могут соединиться или в храме, или во всемирной выставке, как выражении птоломе-евского мировоззрения, причем храм будет выражением птоломеевского неба, а всемирная выставка — земли. Но искусство, будучи выражением птоломеевского миросозерцания, противоречит науке, поднявшей коперниканский вопрос; а потому искусство, чтобы служить вместе с наукою делу умиротворения, должно изобразить всю фальшь выставки (см. «Выставка 1889 г.»). Должно создать храм-музей и храм-школу с вышками, изображающими как бы выход на палубу или на вахту для наблюдения по движению звезд над движением нашего земного корабля. И особенно искусство должно создать кремли, как центральные кладбища, а равно и восстановить острожки, как местные кладбища. В росписи стен Кремля с его поющими башнями новое искусство найдет обширное поприще, объединяя художников в этом общем деле.

Соединение всех наук в астрономии и всех искусств в архитектуре, т. е. в храме-музее с вышкою, не только даст основание для всенаучного и всехудожественного съездов, но и для соединения их между собою и с религиями, объединенными в деле отеческом и в образце единодушия и согласия, ибо храм-музей (памятник всех поколений) с вышкой, в котором младшее поколение воспитывается под руководством старшего, будет школою; он соединит в себе храм (религию), музей (искусство и историю) и вышку (астрономию), между коими нет противоречия, а существует полное единство, так как храм есть братотворение для отцетворения; музей-храм всех предков (ряд поколений) и вышка — это действительная патрофикация, как осязательное доказательство коперниканского мировоззрения. В этом и заключается подготовка к объединению религий и исповеданий, ко вселенскому собору, которому останется к людям, уже соединенным в деле и на деле, присоединить еще и их словесное признание.

Признание коперниканского мировоззрения вопросом обращает астрономические знания в историю, а осязательное доказательство дается всем рядом поколений (история), ставших плането и солнцеводами всех звезд.

Соединение всех наук в астрономии есть ли только внешнее соединение по пространству и времени, или же между все ми науками есть внутренняя астрономическая связь? Если мы возьмем науки в их настоящем состоянии, в таком, какого они теперь достигли, то, конечно, эта связь окажется несравненно более внешнею, чем внутреннею. Жизнь растений и животных находится в очевидной зависимости от двух главных движений земли; но жизнь клеточек внутри организмов, в какой зависимости находится она от движений земли, это неизвестно; а между тем совершенство науки и состоит в раскрытии этой внутренней связи.

Вопрос о «собирании»

В Пасхальных вопросах указываются пути и способы искупления. Эти вопросы предполагают уже решенным вопрос о том, что искупление есть не только догмат, но и заповедь. Вопрос об искуплении потому называется пасхальным, что искупление в его полной конкретной форме есть воскрешение, которое есть так же не догмат только, но и заповедь.

Католицизм средством искупления считал священные войны, замененные потом денежными взносами (индульгенциями). Протестантизм отверг эти способы искупления, но ничего не поставил на место их, никакого дела, а только «веру в смысле представления». Замена же священных войн, как искупительного средства, обращением орудий истребления в орудия спасения есть, очевидно, замена ложного католического средства и дополнение недостающего в протестантизме. Таким образом статья «О разоружении» имеет правовое место в религиозном учении и могла бы быть осязательным выражением отличия православия вместо всех богословско-философских тонкостей Хомякова, если только будет пояснен смысл и объем орудий спасения. Занимая такое важное место в богословии или, вернее, в богодействе, в воздаянии «Божия Богови», эта статья о разоружении или обращении орудий войны в орудия спасения занимает такое же важное место и в учении о самодержавии или в проекте умиротворения двух родов войн: конституционной и журнальной полемики и войны, т. е. в воздании Кесарева Кесареви.

Разоружение или обращение орудий истребления в орудия спасения — вот положительный, определенный ответ на вопрос, что такое православие, которое как будто, по ядовитому отрицательному определению В. С. Соловьева, есть только некатолицизм и непротестантизм.

Война в обширном смысле, внешняя и внутренняя

Конференция мира, призывая всех к воинской повинности, имеет своею задачею переход от обязанности истребления, в каком бы то виде ни было, к долгу воскрешения посредством обращения всех в исследователей причин или условий, вызывающих войну в обширном смысле: войны международные, борьбу междусословную, хотя бы только могущую перейти в войну междоусобную, и все те преступления (кражи, грабежи, убийства), которые были бы войнами, если бы не было государственной власти. Преступления эти указывают на недостаточность государственного умиротворения, которое, строго рассуждая, и умиротворением-то назвать нельзя, так как это лишь иная форма войны, это — только та ступень эволюции войны, в коей юридическая форма составляет одну лишь стадию. Все эти формы войны и подлежат исследованию лиц, призываемых Конференциею к сказанному переходу от обязанности истребления к долгу воскрешения.

Может быть, некоторые захотят удовлетвориться неполным умиротворением. Тогда конференция представителей государств должна признать одно из них (т. е. власть этого государства, а не безвластные третейские суды⁴) господствующим — должна искать не умиротворения в строгом смысле, а подчинения всех одному. Нет такого государства, в коем мир держался бы третейскими, безвластными судами, а потому и нужно было бы всем государствам признать власть одного государства за общую власть, стать его областями, департаментами или штатами, чтобы достигнуть более или менее прочного единства, в форме однако власти более или менее сильной. Будет ли эта власть постоянною или выборною, во всяком случае она в ее нынешнем положении не будет подобием Триединству, в коем единство — не власть, а самостоятельность личностей не переходит в рознь и борьбу. Конференция же, стоящая на высоте своего призвания, имеет образцом христианского Триединого Бога, и такая конференция призывает все учреждения, законодательные, административные, судебные и пр., к исследованию своей деятельности. Такая конференция будет облечена нравственною властью. Она же будет и последнею, высшею инстанциею знания.

Только чрез конференцию, состоящую из представителей всех государств, чрез их согласие возможно всю землю как единое небесное тело сделать предметом совокупного опыта, обращая чрез всеобщее обязательное образование народы или войска в естествоиспытательную силу и доказывая таким образом на деле мнимость солнцевода и действительность землевода, носящего с собою и смерть, и жизнь. Этим будет положено начало перехода от мнимой центральности земли по птоломеевскому мировоззрению к коперниканской действительности, доказываемой обращением движения в действие, в управление, начиная от земли и переходя к солнечной системе и т. д. Действительность коперниканского мировоззрения только этим путем и может быть доказана; иначе оно будет лишь нашею мыслью, или — вернее — мечтою обитателей земли, хотя и мечтою, психологически и логически необходимою для сынов умерших отцов. Только отрицание сыновства, непризнание отечества, — что, конечно, есть величайшая ложь — освобождает человека от патрофикации. И для сынов умерших отцов патрофикация, т. е. население неба умершими отцами, может быть признана недействительною; но тогда патрофикация обращается (как и воображают люди, осужденные на бездействие) только в мышление. Для истинных же сынов человеческих, не подвергшихся такому уродованию, патрофикация будет проектом, такою мыслью или представлением, которое должно быть осуществлено.

О завершении роста человеческого рода; об его физическом совершеннолетии и умственном несовершеннолетии.

(К 3-му юбилейному акту)

Род человеческий очень недалек от физического совершеннолетия, т. е. от завершения его роста (в смысле размножения) и обнаружения абсолютного (для земного шара) поземельного кризиса; но, к сожалению, он весьма еще далек от совершеннолетия умственного, от объединения сынов на земле как погосте отцов, от объединения в общем небесном деле регулирования движением земли, в деле землеводства и перехода на другие земли (земли небесные, планеты) путем не рождения, а воскрешения. Правда, те, которые целью человечества ставят только комфорт для всех или для наибольшего числа, всячески стараются доказать, что земля очень велика, а средства ее неистощимы (но ведь и интенсивность имеет пределы, а неестественная интенсивность не может не порождать болезней), что равносильно признанию земли безграничною и противоречит принятому наукою коперниканскому мировоззрению, признающему землю ничтожною песчинкою в мироздании. Однако желать замедления в движении к физическому совершеннолетию — значит желать усиления неурожаев, эпидемий, вообще — усиления смертности и уменьшения рождаемости, т. е. усиления разврата, так как признающие комфорт цепью жизни, уж конечно, не могут требовать аскетизма, воздержания!

Общее мнение в настоящее время всячески старается уверить себя в том, что мы весьма далеки от поземельного кризиса, или даже, что он невозможен. Между тем факты говорят другое: Северная Америка принимает меры против наплыва эмигрантов и старается оградить и Южную Америку от всяческого влияния Европы; Африка поделена; Австралия, растущая не по дням, а по часам, уже начавши свое объединение, конечно, не допустит распоряжаться своею территориею, за которую она считает всю островную часть света, Европу; так что для Европы не будет надобности собирать конференцию вроде конгской для дележа Австралии и Америки. Но не одна Западная Европа заключает в себе избыток населения; еще больше он в Китае. Вопрос о китайской эмиграции есть даже самый важный вопрос в задаче, которая ставится роду человеческому приближающимся завершением его роста.

Пока человеческий род в лице двух его частей, океанической и континентальной, будет следовать слепому влечению, пока не начнется переход от истории как факта к истории как проекту или акту, сознательно исполняемому, до тех пор каждая из двух борющихся частей будет стараться направить Китай на своего противника. Выгода океанической партии потребует возобновления монгольских погромов; причем океаническая партия, конечно, не вспомнит, что за монгольскими нашествиями могут последовать и гуннские, которые достигнут и самой Западной Европы. Континентальная партия в союзе с Китаем может также нанести сильный удар океанической державе в самом центре ее могущества, в Индии, ибо от Тибета до Калькутты — рукой подать. И тогда океан сделается добычею пиратов, флибустьеров, морских кочевников. Если же история как факт начнет превращаться в историю как акт исполнения проекта, т. е. если воинская повинность будет соединена со всеобще-обязательным образованием в видах обращения войска в естествоиспытательную силу, тогда китайской эмиграции будет открыт доступ к той части мира, в которой не может жить европеец, т. е. в жаркие страны Африки, Америки и Австралии, а Северная Америка и Западная Европа, опасающиеся нашествия китайских рабочих, могут успокоиться в этом отношении.

Первый юбилейный акт, который имеет целью разработать вопрос о всеобщем, обязательном образовании в связи с воинскою повинностью в видах обращения войска в естествоиспытательную силу, и должен поставить проект такого обращения войска в основу соединения церквей. Завершением же проекта соединения католической и протестантских церквей с восточно-православною будет план согласного действия океанической (католическо-протестантской) партии и континентальной (православной) на Китай в вышесказанном смысле. Успешность исполнения этого плана зависит от перехода ко 2-му юбилейному акту, т. е. от перехода от обеспечения лишь жизни сынов от голода и язв к исполнению долга душеприказчества на кладбищах, обращаемых в музеи. Этим переходом уничтожится противоположность Европы и ее хамитической цивилизации с Китаем, чтителем отцов, хотя бы и формалистически только. Китайская же эмиграция, принявшая на себя регуляцию жаркого пояса, будет завершением второго юбилейного акта.

Распределение задач всемирной регуляции природы

Что скрывается, что готовится под всеобщим приготовлением к войне? Не изумительно ли будет, если народы, приготовившись к взаимному истреблению, окажутся союзниками в деле всеобщего воскрешения? Не менее и даже более будет изумительно, когда люди, вооруженные тем оружием, которое вместо взаимного истребления может спасать от смерти, употребив это оружие на взаимную гибель, вызовут грозу, которая истребит оба враждующие. Полковник Ч-ков в конце XIX столетия в одном из номеров военного журнала поместил приглашение к военной интеллигенции заняться историею участия войска в деле спасения народа от бедствий, производимых слепыми силами природы, и иллюстрировал это свое приглашение изумительным подвигом воинской команды, по собственному почину спасшей Оренбург от взрыва порохового погреба, прикрыв во время страшного пожара пороховой погреб своими телами. Если мы, вопреки всем историкам культуры, цивилизации и эксплуатации, верно поняли ход истории, если нам удалось проникнуть в божественный смысл всеобщего вооружения, т. е. если в этом всеобщем вооружении для взаимного истребления заключается и средство против голода, язв и смерти, если чрез посредство этого вооружения всеобщее истребление возможно превратить во всеобщее спасение — тогда в приглашении полковника Ч-кова должно видеть поворотный пункт от истребления к воскрешению, и этот момент составит великую эпоху в истории.

Человечеству, объединенному в деле мирного применения всеобщей воинской повинности, предстоят вместо войн народов и рас друг с другом следующие военные действия: 1) борьба на два фронта, северный (полярный) и южный (тропический), с обходным движением против последнего, причем это движение будет иметь в тылу у себя стужу южного полюса; 2) борьба на два фланга: восточный (край засух) и западный (край ливней и наводнений); и наконец, 3) атака центра, «кровли мира», пустынного, холодного Памира, как завершение обходных движений уже не против ислама, а против ига тропического зноя.

Только с Англиею может быть заключен союз не для борьбы с каким-либо народом, а для борьбы с тою силою, которая в одних местах убивает жизнь холодом, а в других — жаром, а потому в союзе только с англичанами, притом с англичанами европейскими и американскими, можно вести борьбу на два фронта, ибо только Англия и С.-Американские Штаты обращены с одной стороны к полюсу, особенно к магнитному, а с другой — к экватору или — точнее — к экваториальному кольцу, кольцу гроз или высшего напряжения электрической, т. е. грозовой, силы. Европейские англичане из двух полуостровов Ост-Индии и на истоках и озерах Белого Нила и англичане американские из Вест-Индии в союзе с китайцами как народом, способным переносить экваториальный зной, должны будут открыть борьбу с слепым врагом, т. е. предпринять обращение его в разумную силу. Кроме того, англичане по своим владениям в Южном полушарии могут действовать против тропического экваториального врага не только с фронта, но и с тыла. Обход, направленный в тыл исламу, может и должен обратиться в борьбу за освобождение от убийственного зноя. Атака центра, кровли мира, Памира, поднимающегося до высших холодных слоев атмосферы, есть атака, надо полагать, центрального для регуляции места, так как холодный Памир (в обширном смысле), лежащий над знойною Индиею и Индийским океаном, не отделяющимся от Южного Ледовитого, занимает середину между экватором и полюсом как в одном направлении, так и в другом, будучи расположен между Западным и Восточным океанами. Отсюда, т. е. с Памира, и надо действовать, чтобы спасти и Китай от наводнений, и Европу от засух.

У истоков Белого Нила англичане, поддерживаемые португальцами, немцами, бельгийцами и одновременно с абиссинцами, коих Россия должна примирить с итальянцами, разрешают в деле экваториальной регуляции африканское противоречие между двумя полуостровами: Западным — сухим и Южным — влажным и дают победу Озирису над Тифоном.

Когда орудия войны, по общему соглашению, станут орудиями регуляции и когда, благодаря этому, достигнуто будет действительное обладание земным процессом, тогда мнимые территориальные разграничения исчезнут сами собой, и Абиссиния, занимая возвышенную Африку от Нубии или даже Египта на севере до Мамбизы на юге и до Белого Нила на западе, станет естественным посредником между южною многоводною и западною безводною Африкою. Так распределяется общечеловеческое дело на юге. Обратимся снова к Северу.

Россия на всей своей длинной северной границе соприкасается с такой полосой или страной, в которой то, что служит к взаимной борьбе, так быстро истребляется, что уже пора подумать о совокупном действии, чтобы вызвать истребленную жизнь. В этой полярной стране, кроме России, сходятся два родственных врага — европейские англичане и американские; последним Россия уступила свои владения в Америке и тем, будем надеяться, приобрела союзника не против европейских англичан или кого бы то ни было, а союзника в борьбе с полярным холодом: это северный фронт будущего человечества. Другим, южным фронтом будет Англия с иными европейскими народами, приближающимися к жаркому поясу, где главным для европейцев врагом является зной, жар, т. е. та сила, которой лишен Север. Россия и Англия, сближаясь, поднимаясь на Памир, встречают на этой высоте того же полярного врага, которого они имеют на глубоком Севере. Россия, заменив нынешнюю северную столицу полярною, у незамерзающего Варангерфиорда, вместе со всем христианско-европейским человечеством откроет новую борьбу на два фронта: с экваториальным, тропическим жаром с одной стороны и с полярным холодом — с другой. Для России прежние два фронта, кочевая Азия и городская Европа, заменяются борьбою с набегами степных, сухих ветров Азии и влажных ветров Европы. Россия, носящая четверное иго, иго тропического зноя летом и иго полярного холода зимою (а последнее иго иногда и позднею весною, и даже летом), нося вместе с тем и иго океана с Запада и иго материка с Востока, Россия без зависти и даже с радостию может смотреть на распространение Англии и к полярным, и к тропическим странам. Россия будет с радостию смотреть на распространение не Англии только, но и Франции, и Германии, и других государств, соприкасающихся как с полярными странами, так и с тропическими. Дело общее, братское, сыновнее, отеческое не знает зависти; оно дышит одною любовью. Ужели же не подаст ему благословения Бог любви, Отец небесный?..

Союз двух Британий

(К вопросу об умиротворении)

В 1812 году, когда России грозило нашествие Наполеона, а Соединенным Штатам нашествие Англии, Россия все усилия употребляла к примирению матери с дочерью, метрополии с колониею, чтобы все силы Англии обратить против Франции.

Если бы Наполеон победил единственного остававшегося противника на суше, а Англия единственного врага на океане, тогда Франция не имела бы себе союзника на море, а Британия — на суше, и две войны превратились бы в одну всемирную войну царицы океанов с царем суши. В настоящее время, когда союз Германии с тремястами миллионов магометан грозит не только России, но и европейской Британии в Азии и Африке, и когда даже Соединенные Штаты встретили на Филиппинах магометан, союзников Черного царя (немецкого императора), теперь больше, чем в 1812 году, необходим союз двух Британии, и не столько для борьбы с врагом мира (Черным царем), мнимым обладателем суши, сколько с самим океаном; необходим для этой борьбы и союз двух обходных движений, морского, в тылу магометанства, и сухопутного, до встречи этих движений на Памире. Эта встреча замкнет христианское кольцо вокруг использующих религию меча и принудит их обратить орудие войны не против себе подобных, а против силы слепой, смертоносной, вносящей раздор и в среду людей, что и приведет к умиротворению.

Умиротворение — заветная задача русских самодержцев

Вопрос об умиротворении есть в доме Романовых, можно сказать, вопрос династический. Священный союз Александра и Николая Первых, давший Европе сорокалетний мир, не имел реальных гарантий, залогов прочности для международного мира; и тем не менее он заслуживает благодарности именно за то, за что был осуждаем либералами, т. е. за антиконституционную политику. Священный союз сохранил самодержавие, от которого только и мог последовать манифест 12-го августа 1898 года, манифест об умиротворении, названный неточно манифестом о разоружении. Священный союз, это был своего рода третейский союз, лига мира, то, до чего додумались только много лет спустя; это был союз всех европейских держав для решения международных вопросов мирным путем. Не остановил ли Николай I войну Австрии и Пруссии в 1852 году?.. Александр II был также известен своим миролюбием и много потрудился для смягчения ужасов войны. Комиссию по этим делам следовало бы назвать Комиссиею Александра II. Александр III заслужил имя миротворца; а сын Его поднял вопрос об умиротворении уже всемирном.

Что же нужно, чтобы международный мир получил прочные, непоколебимые основы? Конечно, нужно не разоружение, не сокращение войска, а даже увеличение его, но на условии употребления всего, чем войско вооружается, на спасение от общих бедствий. Вооружает войско наука, и ее можно было бы назвать злою, если бы она сама не была служанкою купцов и фабрикантов, если бы она сама не была порабощена. Вследствие такого порабощения на поднятый вопрос о регуляции метеорических явлений со стороны ученых последует отрицательный ответ. Чтобы иметь хотя несколько утвердительных ответов на вышеозначенный вопрос, нужно бы вместе с предполагаемою конференциею созвать и международный съезд естествоиспытателей или даже всенаучный съезд, астрономический и археолого-исторический.

Вопрос об умиротворении мог бы появиться и не в искаженном виде Третейского союза и военных поселений, если бы император Александр I, прислушиваясь к голосу желавших перейти на действительную службу царскую, вместо барской, не начал после войны отечественной войны неотечественной в видах предупреждения нового нашествия, а призвал бы именно для этого весь народ на службу царскую. Такой призыв не только устранил бы возможность нового нашествия, но и привел бы к союзу с западным императором, союзу, который был бы надежнее, конечно, тройственного союза, не «священного», а метерниховского. Наполеон мог бы оценить и каразинский проект о регуляции метеорических явлений. Рассматриваемое с этой точки зрения царствование Николая I было продолжением ошибки Александра I, которую мог бы исправить Александр II, если бы не заключил мира после взятия Севастополя, а призвал бы к поголовному ополчению, призвал бы всех на службу царскую вместо барской.

И Конференция, созванная по инициативе Николая II, если бы стояла на высоте своего призвания, должна была бы воинскую повинность взаимного истребления, как выражение зависимости человеческого рода от слепой силы, обратить посредством всеобщего обязательного образования или познавания смертоносной силы природы, в нас и вне нас действующей, в повинность всеобщего возвращения жизни, т. е. воскрешения, в повинность обращения слепой, умерщвляющей силы в оживляющую. Такова полная, естественная, неискусственная постановка вопроса о задаче Конференции мира, или, вернее, конференции союза против слепой силы природы, как основной, коренной причины раздора, частным случаем какового и является война. Следовательно, экспертами в этом деле не могут быть лишь дипломаты, юристы, экономисты, а должны быть представители всех знаний, только бы суеверия и предрассудки они не переносили в это примирительное дело будущего века. На дело примирения смотрят обыкновенно чисто по-ребячески, думая, что можно уничтожить войны, не устранив причин вражды, причин в высшей степени законных.

Задача Конференции прежде всего состоит в возвращении к старой, народной, священной воинской повинности, которая защищала землю как прах отцов и кремли — их кладбища, тогда как новый милитаризм под землею, которую он призван защищать, разумеет богатства, в ней и на ней находящиеся, фабрики, торговые магазины. При всеобщем умиротворении защита праха отцов, в которой уже не будет нужды, обращается в оживление этого праха посредством присущей всем людям, как разумным существам, способности познавания, проявлению которой препятствовали вражда и разъединение. И самое примирение и объединение совершаются ради оживления или воскрешения. Говорить же о примирении {т. е. об уничтожении силы, проявляющейся в раздорах) без оживления — значит забывать, что человек ни уничтожать, ни создавать ничего не может; он может только превращать одно явление в другое и воссоздавать. Промышленность, которая есть искусственное, мертвое воспроизведение тканей и органов человеческого тела (т. е. подделка), ни нравственно, ни физически не может быть эквивалентным возмещением действительного разрушения жизни, хотя бы к промышленности присоединили и все искусство. Это значит: война, как и всякая борьба, действительно лишает жизни, а промышленность и искусство недействительно воспроизводят жизнь; между тем именно из-за торгово-промышленных интересов и ведутся войны и вводится всеобщая воинская повинность. Когда говорят, что ради непроизводительного милитаризма физические и духовные силы отвлекаются от естественного назначения, разумея под естественным фабричную промышленность, которая тем враждоноснее, чем соблазнительнее придает она наружность своим произведениям, то впадают в страшную ошибку. Естественному назначению более соответствует кустарная промышленность, которая не состязается с красотою лилий полевых, не обманывает и войны не вызывает. Действительно же естественной промышленности положено лишь слабое начало в гистотерапии и органотерапии. Поэтому задача Конференции в том, чтобы сделать милитаризм производительным, употребляя его для регуляции, которая не только земледелие избавит и должна избавить от неурожаев, но и окажет содействие кустарной промышленности против фабричной.

Два пути Конференции мира

Есть два пути для Конференции мира: 1) путь языческий, юридический, крайняя, последняя цель коего (в достижение которой никто, однако, не верит) — замена милитаризма индустриализмом или замена того, что считается непроизводительною тратою (войска), тем, что считается полезным, производительным (художественною промышленностью); это — фабрика на месте казармы и лагеря с присоединением к фабрике науки, если наука сделается исключительною служанкою фабрики. Иначе сказать: это замена войны, взаимного истребления производством красивых безделушек, изящных игрушек (мебель, экипажи и т. п.) и высшим искусством производства тряпок, соперничествующих с лазурью тропического неба, с пурпуром зари, но прикрывающих своим блеском тление и истребление.⁵

2) Путь христианский в связи со всеми науками и искусствами в их полноте, с земледелием и сельскими промыслами, становящимися орудиями знания и искусства. Это путь обращения войска, защищавшего прах отцов, в воинство сынов, воссозидающее прах в живые тела отцов, тот прах, который земледелием обращается в пищу, а промышленностью в одежду и прочее тому подобное для сынов. Словом, этот второй путь состоит в замене взаимного истребления действительным возвращением жизни жертвам борьбы.

Почему эта, несомненно, самая естественная задача человека, возвращение жизни, не только кажется всем безумною, но и возбуждает — странно сказать — отвращение? Не указывает ли это отвращение, которое выражал к делу воскрешения, между прочим, Толстой, на крайнюю испорченность? Толстой, отрицающий существование смерти, говорил, указывая на череп: «люблю я эту курноску». И почему мнимое возвращение жизни в виде статуй, портретов и т. п. — «ничего!», а действительное — «противно»?!..

Если задачею Конференции будет установление взаимного обязательства представителей всех государств сделать народ-войско, посредством всеобщего научения, орудием регуляции метеорического процесса для избавления от голода, эпидемий и смерти, то задача Конференции будет лишь завершением заповеди: «Шедше, научите, крестяще во имя образца единодушия и согласия». Глубокое, общее воздействие на природу не есть ли внешнее освобождение от последствий греха, т. е. от голода, язв и смерти, от чего крещение освобождает внутренне, таинственно. Крещение есть усыновление Богу отцов; полное же освобождение, искупление от приводящих к смерти грехов, унаследованных от отцов, совершается чрез воскрешение отцов. Поэтому изречение императора Вильгельма II, что все мирные расчеты будут ошибочны, пока будет господствовать «неискупленный грех», есть верное пророчество. Но Черный царь, конечно, хочет доказать, что мир невозможен, а доказывает, что искупление, совершенное уже внутренне, возможно и внешне: нужно только соединение и научение.

Оба вышеуказанные пути, по-видимому, даже совершенно сходны: тот и другой желает заменить милитаризм и разрушение индустриализмом, созиданием, воссозиданием, оживлением; разница только в том, что на одном пути созидание искусственное, воссозидание недействительное и оживление мнимое, на другом же пути требуется созидание естественных тел, воссозидание действительное, т. е. всеобщее воскрешение и оживление же не можем не желать большего и большего усовершенствования оружия: очень может быть, что нынешняя канонада не оказывает никакого действия на атмосферные явления, а потому и желательно открытие новых, более сильных взрывчатых веществ. Если нашелся газ, еще менее плотный и более легкий, чем водород, то и азот, входящий в состав взрывчатых веществ, может иметь соперника.

Смысл и цель всеобщей воинской повинности

Проект договора о превращении посредством обязательного образования всеобщей воинской повинности взаимного истребления в религиозно-нравственный долг возвращения жизни лишенным ее — этот проект есть возвращение к старой, несекуляризованной, естественной повинности с присоединением к ней всеобщего познавания умерщвляющей силы природы.

Нынешняя воинская повинность врагами, против коих она должна защищать, считает лишь себе подобных; действие же против слепой силы, если бы таковое ей было предложено, она сочтет за оскорбление.

Под отечеством же нынешняя воинская повинность разумеет землю не в смысле праха отцов, а в смысле богатств, в земле и на земле находящихся. Воинская повинность защищает города, фабрики, торговые магазины, а не кремли и кладбища, и в то же время разрушает города своих врагов и кощунствует в кремлях и на кладбищах; за лишенных же жизни берет с побежденных денежное вознаграждение, как и за материальные убытки на войне.

Облегчение от тягостей воинской повинности должно происходить не от сокращения, а от расширения этой повинности до возможно полной всеобщности; причем в мирное время люди не будут уже отрываться ни от семей, ни от земли, а лишь в свободное от земледельческих работ время будут собираться в ратные, батальонные и полковые штабы, которые будут совпадать с гражданско-административными учреждениями. Улучшенные пути сообщения, необходимые при этом, не могут считаться непроизводительными тратами.

Конференция между - или, лучше сказать, всенародная, признавая, что воинская повинность имеет целью не борьбу лишь народов друг против друга, но и защиту от слепой силы, от огня, засух, наводнений, эпидемий, саранчи и т. п., ставит себе задачею расширение последней обязанности за счет пер вой. Для конференции, как всенародной, воинская повинность, т. е. долг, обязанность отдавать силы и жизнь, относится ко всем живущим; объектом же долга становятся все умершие, согласно со старою повинностью, которая защищала прах отцов, «имеющий востати». Поэтому все державы обязываются поставить принципом нравственного воспитания: жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех, т. е. со всеми живущими для всех умерших. Целью умственного воспитания должно быть поставлено: всех сделать познающими и все — предметом знания. Тогда наука будет выводом из наблюдений, производимых всеми, везде и всегда, а не из наблюдений, производимых кое-кем, кое-где и кое-когда. Целью же общего дела будет объединение или умиротворение всех в труде познания слепой силы и обращения ее из умерщвляющей в оживляющую, для чего требуется обращение войска или всего народа, ставшего войском, в естествоиспытательную силу посредством всеобще-обязательного образования; а чрез это весь народ будет обращен к познаванию смертоносной силы природы, проявление коей, по коперниканскому воззрению, связано с ходом или круговоротом земли; и видим мы его, это проявление смертоносной силы, особенно на кладбищах. Если в настоящее время нет места совершенно безопасного от внезапного нашествия, то военное образование народа должно начинаться защитою кладбищ, праха отцов, и на кладбищах же духовное и светское образование должны создать храмы-школы и храмы всенаучные, музеи. Укрепление кладбищ будет обращать граждан в сынов, и вместе с укреплением кладбищ для защиты праха отеческого начинается и действие против смертоносной (голодо и язвоносной) силы, т. е. к пассивным наблюдениям присоединяется и активное. Воздвигаемые полевые укрепления, надо полагать, будут также иметь значение и для регуляции: рвы их будут ежегодно углубляемы, а валы и башни постоянно возвышаемы и число самых пунктов наблюдения будет постоянно увеличиваемо. Обращение сторож, составляющих основу острожков и кремлей, если бы они сохранились, в обсерватории, а также построение храмов-школ с вышками и храмов-музеев с вышками же, т. е. с обсерваториями, и будет выражением перехода к регуляции атмосферного процесса, а чрез него и к управлению самим движением земли. Предполагая, согласно с коперниканским мировоззрением, землю движущимся телом, коим мы должны управлять, всеобще-обязательное образование выводит учащихся из классов на вышки, чтобы по движению звезд определять движение нашего земнохода, т. е. начинать с наблюдения кажущегося движения и переходить к действительному. Как вертикальное положение было выражением первого внутреннего подъема, когда пред сынами человеческими открылось небо, так и выход на вышки будет выражением внутреннего подъема, отрицанием фабричного, индустриального строя. Вышедшие на вышку узнают, что и земля есть небесное тело, а звезды — земли; узнают, что пред ними, воставшими, противодействующими падению, открываются падающие миры. Такое классное и внеклассное воспитание и преподавание на вышках и в поле будет приготовлять к действию, к регуляции.

Повинность всеобщего возвращения жизни

Для нынешнего знания, отвергающего птоломеевское мировоззрение и не признающего коперниканское за окончательно доказанное, все науки могут быть соединены или в астрономии, насколько коперниканское воззрение признается доказанным, или же в истории, насколько коперниканское воззрение признается недоказанным, насколько считается оно лишь мыслью, представлением одного класса людей, гипотезою. Признать теперь уже коперниканское воззрение доказанным — значит признать, что наука о самом человеке составляет очень незначительную часть только одной зоологии, а истории — и того меньше; это значит признать свое ничтожество перед бессмертностью пространства, населенного бездушными, чуждыми нам мирами. Если же признать коперниканское воззрение еще не доказанным, то в таком случае это воззрение будет само занимать лишь небольшую часть, да и то не в целой истории, а в истории лишь мысли, в истории знания человеческого, и притом — более значительную часть в новой истории, чем в древней, ибо в древней господствовало птоломеевское воззрение, а то воззрение, которое носит теперь название коперниканского, тогда только опровергалось.

Для неопровержимого доказательства даже только движения земли нужно управление ходом этого движения; и потому для науки, не довольствующейся знанием для знания и признающей познавание общим свойством и обязанностью всех, для такой науки воинская повинность взаимного истребления, как выражение зависимости человеческого рода от слепой силы, которая его прикрепляет к земле и не только обращает в праздного пассажира, но и стесняет его, вооружает друг против друга, — для такой науки воинская повинность будет призывом к управлению ходом этого, данного роду человеческому и неизвестно еще какою силою приводимого в движение небесного тела, или корабля — данного роду человеческому, умеющему только истощать этот корабль и не умеющему ни ремонтировать его, ни управлять его движением. Призыв к исполнению воинской повинности для такой науки будет призывом к управлению ходом земли, обращением призванных к этому в прислугу, в кормчего нашего земного корабля. От хода же земли зависит и сама жизнь на земле; следовательно, если человек будет управлять ходом земли, то предметом его деятельности и власти будет все, что обусловливается движением земли, т. е. сама органическая жизнь, ее строение, ее приспособление к двойному движению. И это будет совершенно противоположно нынешней промышленно-художественной деятельности, которая производит или из не имеющего жизнь, или же и из имеющего жизнь, но лишив его предварительно жизни и затем придав своему произведению лишь вид жизни. Истинного познания земли, этого нашего корабля, род человеческий достигнет лишь тогда, когда человек освободится от крепостной зависимости от земли, т. е. когда он получит возможность перемещаться в междупланетной среде; а такая возможность уже предполагает способность воссоздавать себя из самых первоначальных элементов, которые существуют уже везде. Полную доказанность коперниканской астрономии, а с тем вместе и полное знание всех миров, тогда только будет достигнуто, когда ряд поколений разумных существ, последовательно существовавших, станет разумом одновременно существующих миров.

Как все науки можно соединить в астрономии, так и все искусства и все виды промышленности можно соединить в архитектуре, т. е. или в храме, или же в зданиях выставки. Но эта архитектура будет носить вид не коперниканский, а птоломеевский, т. е. будет представлять только кажущееся, а не действительное. Архитектура, строй и гармония миров могут быть результатом не мысленного знания, а управления мирами. Вот относящаяся сюда схема:

Музей с вышкой (обсерваториею) или музей всех наук, соединенных в астрономии.

Музей, как храм предков, или музей всех наук, как истории знаний и действий человеческих.

Астрономия или История?

Истина или предположение?

Астрономия будет предположением, мыслью, пока не станет делом, управлением, регуляциею миров вселенной.

Ряд поколений (история) и совокупность миров (астрономия). Будет ли астрономия, в смысле коперниканского мировоззрения, осязательною действительностью для нас или же останется мечтою, только желанием, намерением обитателей маленькой планетки оживить все миры своими предками?

Не имея права признать обитаемость миров за факт действительности, а признавая его лишь возможным, мы не должны признавать существующим и то, что мы должны еще осуществить. Персонификация или, лучше сказать, патрофикация, т. е. отцетворение, должна быть не мыслью, а делом, воскрешением живущими всех умерших поколений для оживления, одухотворения ими всей бездушной вселенной, для управления всемирною, слепою силою падения или разрушения. Ряд последовательных поколений должен превратиться в сосуществование, в совокупность миров.

Всеобщее воскрешение и есть обращение всемирной силы тяготения, падения, подчиняющей, прикрепляющей разумные существа (мысль коих не ограничена никакими пределами времени и пространства), в силу восстановляющую, освобождающую от уз тяготения, в силу, обращающую безграничную мысль в безграничное действие, ни от кого, кроме Бога, не терпящего рабства, не зависящую.

Астрономия останется гипотезою, пока весь ряд поколений, вытеснявших друг друга, не объединится в совокупности миров, союзом любви соединенных. Полнота знания (знание всех миров) возможна лишь для всего ряда поколений воскрешенных и ставших познающими.

Санитарный вопрос

Это вопрос об оздоровлении земли, и притом всей, а не какой-либо отдельной местности. Вопрос этот должен быть взят во всей его полноте, сколько бы веков ни потребовалось бы для его разрешения совокупными силами всего нашего рода. Средства, употребляемые в настоящее время для оздоровления, очевидно, или недостаточны, как, например, прививание (прививание есть только предохранительное средство, оборонительное орудие, необходимое лишь для наступательной борьбы), или же эти средства даже ненравственны, какова, например, карантинная система. Эпидемия — одна из коренных причин разрушения родства. Опасением заразы только и можно объяснить существование таких каст и народностей, которые прикосновение к другим признавали грехом. Восстановление здоровья телесного и душевного всего рода человеческого, освобождение от болезней не только хронических и эпидемических, но и от наследственных, органических пороков, — вот в чем заключается содержание санитарного вопроса. Всякое ограничение в этом деле будет произволом. Если позволительно мыслить о коренных причинах зла, то странно было бы ограничивать деятельность человеческую в этом отношении, и тем невозможнее такое ограничение, что болезнь имеет последствием разрушение родства, а причиною — грех, укореняемый наследственностью. Следовательно, вопрос санитарный есть вопрос нравственный и религиозный, притом христиански-религиозный, если он примет активную форму и станет делом всеобщей воинской повинности. Медицинская полиция, ограждающая здоровье от людей же — как в устройстве карантинов, — не может быть предметом всеобщей повинности. Нынешние санитарные меры немногим лучше тех, какие принимали древние зенды.

В беседе Зороастра с Агуро-Маздою (фаргард III Вендидата) о том, что приятно земле, что причиняет ей радость и что огорчает ее, говорится, что после злых дивов, выходцев из преисподней горы Арезуры (из ада) больше всего доставляют земле печаль те места, где наиболее погребено трупов людей и собак; наибольшую же радость доставляет ей выкапывание трупов и уничтожение dakhmas (кладбищ).⁶ Сходство наших санитарных мер с зендскими, при всей их противоположности, заключается в исключительной заботе о живущих, которая этой цели, однако, не достигает, ибо «насусы» или микробы находят возможность проникнуть в воздух и, говоря терминами новой гипотезы (микробиозы), они действуют как эктобы и будут оказывать такое действие, пока не войдут в тот союз или соединение, в котором они станут энтобами.

Зендавеста возводит вопрос санитарный и продовольственный в религиозный, борьбу со смертию ставит долгом, обязанностию. Враг человеческого рода, злой дух, есть Actovidhotus (le defaiseur du corps — разрушитель тела), ищущий беспрерывно причинить смерть человеку. Злой же дух есть и Ashemoagha (разрушитель святости — Асмодей), который внушает аскетизм, потому что здоровая пища (именно мясо) удаляет демона смерти. Фаргарды от V до XII включительно суть санитарные, говорящие преимущественно о Nacus'ax, исходящих из трупов, о самых злых из всех духов. К санитарным нужно отнести также фаргарды XVI и XVII, содержащие в себе особые правила, которые должны соблюдаться при обрезывании ногтей и волос, и фаргард XX — о происхождении врачебного искусства. Фаргарды же XIII, XIV и XV можно отнести к продовольственным: в них говорится о животных, полезных для хозяйства; а в XIII — о собаках. «Собаку я создал, — говорит Агура-Мазда, — против туранца», т. е. против воров и грабителей (109 и 110). XIV фаргард запрещает убиение выдры и для искупления этого греха предписывает избиение 10000 змей, пресмыкающихся или вредных насекомых. Нужно заметить, что в фаргарде V говорится, что птицы и звери, мухи, ветры и воды разносят заразу или остатки от трупов, выставляемых на katas и в dakhmas, но это не делает людей нечистыми, впрочем, надо думать, потому, что в таком случае человек потерял бы желание бороться против нечистоты в мире; не вода и не огонь, a Actovidhotus убивает. В том же V фаргарде (50—63), по-видимому, описывается процесс очищения, производимого самою природою: воды, носимые ветрами и облаками, из небесного хранилища Vourukasha нисходят на землю, проходят над трупами по кладбищам, над нечистыми жидкостями, над костями и уносят их невидимыми до моря Puitika, в котором нечистоты теряются, а воды, очищенные, возвращаются в море (небесное хранилище) Vourukasha до древа Huapa (древо «добрых вод») и превращаются в растения всякого рода, в пищу людям и животным. «Очищение (оздоровление) есть закон Мазды», — говорит Агура-Мазда Заратуштре.

Признание учения Зендавесты дуализмом не может считаться точным, ибо устранение дуализма составляет для Зендавесты не предмет только надежды, ожидания, а мольбы об участии в этом устранении дуализма и вражды...

Беседа на новый 1899 год⁷

Будет ли 1899 год годом обновления или нет, — во всяком случае таково наше всем пожелание на наступающее лето!

Текст этого слова берем из молитвы на Новолетие, из молитвы об избавлении мира от глада, мора, огня и меча и — как нужно бы прибавить в настоящее, чреватое войною время — «от железа и огня» нашего западного соседа.

Чтобы усугубить вашу молитву, напомним, что война нынешняя не то, что прежняя: пред ужасом этой новой войны «заранее содрогается мысль человека», как сказано в послании Нашего Царя к иноземным царствам. Содрогнулось и сердце Православного Царя; и Он, чтобы предупредить угрожающее всему миру несчастье, обратился ко всем державам, приглашая на собор, как говорится на церковном языке, в г. Св. Петра, чтобы, под покровом Христова апостола, которому речено Господом «вложить нож в ножны», т. е. не употреблять его против себе подобных, — дабы под покровом этого апостола совещания об охранении мира привели ко всеобщему прочному миру, избавили бы мир от непрерывного ожидания призыва к войне, от ожидания, как бы свидетельствующего, что люди только для взаимного истребления и существуют.

Не странно ли, что мы теперь опять находимся в том же положении, в каком был наш Воронеж, когда он, как пограничная крепость, должен был ежедневно, даже ежечасно, ожидать призыва для отражения кочевников, бродивших в прилегающей степи! И вот, в препрославленном XIX веке, мы опять в том же положении, в каком мир находился во времена варварства, во времена повсюдной, непрерывной войны; с тою лишь разницею, что тогда неприятель был пред глазами, а теперь хотя он и за горами, но нужны только секунды для призыва, минуты для сбора, часы для передвижения, и враг — в наших пределах, мы же должны спешить ему навстречу. Весь мир стал одним полем битвы, благодаря железным путям, назначенным нести имеющих быть убитыми или вынужденных убивать. А хуже всего, что и не в военное время железные пути несут на себе то, что и вызывает войны, — разумеем товары, большею частью — безделушки и игрушки для взрослых; а из-за них-то и ведутся войны, хотя иногда и прикрываемые разными благовидными предлогами... Прибавьте брань и драки в парламентах, на сходках! Не напоминает ли это времена кулачного права? Тут уже нельзя говорить о незлобии!

Невольно припоминается то, что говорил наш знаменитый проповедник, митрополит Филарет, призванный благословить для защиты отечества орудия смерти, далеко, однако, тогда не столь убийственные, как нынешние. «Увы, бедный род человеческий, — говорил он, — как немного уразумел ты в продолжение целых семи тысяч лет тайну и цель бытия твоего на земле и как мало приблизился ты к своему высокому предназначению». Эти трогательные, поистине глубоко прочувствованные слова врезались в мою память; с тех пор, как я прочитал их, каждый новый наступающий год я невольно спрашивал себя: есть ли хотя слабые признаки наступления дня уразумения цели бытия и приближения к высокому нашему предназначению? Сказаны были эти слова еще в 7362 году от сотворения мира, а теперь мир подвинулся к своему, по грехам нашим, разрушению на 7407-м лете. И что же мы видим?!..

Если назначение человека — вносить жизнь, а не смерть, созидать или воссозидать, а не разрушать, то чем же он стал, когда сам себе создал такие органы, как дальнобойные и скорострельные орудия, несущие смерть насколько глаз хватит, да и глаз-то не простой, а вооруженный, орудия, несущие смерть, не теряя времени, ежесекундно, притом беззвучно, и не затемняя дымом поражаемые ими жертвы!.. Создав себе такие орудия, человек утратил образ Божий и стал подобием сатаны; из живоносного стал смертоносным; превзошел, можно сказать, всех сказочных чудовищ; превратился в хуже, чем в апокалипсического зверя, извергающего огонь и пламя... Придумываются средства, способы биться под землею, под водоюншу и в воздухе-горе; мало дня для битвы — изобретают оснащение, чтобы биться ночью, чтобы и ночь, время отдыха, не пропадала для дела истребления!.. Люди как бы радуются открывающейся перспективе расширения царства смерти. И как же не сказать: «бедный род человеческий!», как не подумать, что кончина мира близится, когда разумные существа силятся превзойти в истреблении животных, даже саму слепую силу!.. Как не поколебаться было и твердым в вере, тем, которые надеялись, что зло, творимое людьми. Господь обращает во благо!..

Правда, говорилось, даже печаталось, что страшные орудия истребления обращены в орудия спасения от голода, моровой язвы и от самой смерти, так что орудия умерщвления станут орудиями оживления. Но такие мнения встречались насмешкой и даже озлоблением. Как же паки и паки не повторить: «бедный род человеческий!» Заметьте, однако, что наш проповедник говорит: бедный, а не преступный род человеческий. Но в это, и без того мрачное время, как бы для того, чтобы сделать его еще мрачнее, явились люди самонадеянные, гордые, всех порицающие, осуждающие, а воинов «сворою дрессированных собак» обзывающие, себя только превозносящие и не давшие себе труда подумать о причинах царствующего в мире взаимного истребления. Эти люди возомнили, будто стоит им сказать — «бросьте оружие», и оружие сейчас же будет брошено! Люди эти, не вооруженные внешне, внутри полны яда, злобы, это — гордецы-фарисеи. К гордецам-фарисеям нужно причислять Суттнер, Стэда и Толстого.

В противоположность этим гордецам, услышали мы, наконец, тихий, никого не осуждающий голос повелителя ста тридцати миллионов людей, который не говорит: «Долой оружие!», «сейчасного» исполнения не требует, а приглашает к совещанию, к обсуждению, к изысканию средств к миру и, полагаясь лишь на помощь Божью, ожидает и надеется на полное умиротворение. Скромность и смиренность речи повелителя шестой части суши и подают нам надежду, что время уразумения цели жизни приближается. Видно, долготерпение Божие еще не истощено и открывается возможность всем людям в разум истины прийти! Будет ли в наступающем году положено начало умиротворению, это Богу одному известно; но в пожеланиях успешности ходу дела недостатка, думаем, не будет. Взоры всего мира будут устремлены на нашу северную столицу, будут ожидать с нетерпением известий оттуда, будут обсуждать каждое слово, произнесенное на заседаниях. Конечно, было бы лучше, быть может, избрать местом совещания о мире всего мира старую Москву, которую сама история сделала вторым Царьградом, третьим Римом, местом собирания и умиротворения. Но и в избрании Петербурга, а не Москвы была, конечно, уступчивость миротворца, мира-ради, готовность всем пожертвовать, лишь бы достигнуть великой цели. Мысли, сосредоточенные на таком высоком, общем для всех деле, более возвысят и просветят, чем все школы, если только сии последние не сделаются толкователями дела умиротворения, воспитывая всех, в них вступающих, для этого обновляемого мира; сделавшись же такими толкователями, и сами школы оживятся, и обучение в них получит цель и смысл. Тогда уже не тайно, а явно, не в храме только, но и вне храма, будем «образующе херувимы» прославлять Пресвятую Троицу, как великий образец умиротворения. Разумеется, что это возвышение душ «горе» тогда только может быть, когда Конференция станет собранием лучших людей всех стран, когда на совещание будут призваны сведущие люди по всякого рода предметам, когда все знание и искусства отдадут себя делу умиротворения и станут его орудием.

Но как бы ни было велико значение умиротворения, тайны бытия оно все же не раскрывает, целью существования быть не может. He-делание зла, воздержание от лишения жизни, не может быть целью. Сыны отцов, столько зла совершившие, во имя чего будут воздерживаться от истребления они, у которых истребление стало второю природою! Но Господь, обращающий зло, творимое человеком, в благо, не обратит ли орудия истребления в орудия оживления истребленных? Не орудиями ли смерти будет попрана сама смерть? не орудиями ли истребления будет возвращена жизнь лишившимся ее? Церковный и гражданский год сольются в этом обновлении.

Забастовки и Конференция мира

1. В защиту дела и знания против автора неделания и недумания.

2. Что такое добро, истина и красота в статье Л. Н. Толстого об искусстве? (Приложение к статье «В защиту дела и знания».)

Сочинение (Толстого) об искусстве есть завершение учения о недумании и неделании, а забастовки (шабаши, суббота⁸) — практическое приложение учения о неделании. Употребление насилия над противниками забастовок извиняется, а сопротивление забастовщикам вменяется в преступление.

Только Конференция мира может привести к зрелости. Только она может осуществить задуманный Румянцевским музеем обмен книжный, франко-русский, не состоявшийся по причине крайней нравственной неразвитости французских писателей. Только Конференция мира может ввести обязательный обмен между всеми государствами как книгами, так и другими предметами, входящими в Музей. Конечно, Конференция, состоящая из представителей всех отечеств, созванная «Стоящим в праотца место», не только не может отрицать необходимости, а даже должна устроить центральный всемирный музей как памятник себе, должна и обязать к устройству музеев всюду, где есть. умирающие, и школ всюду, где есть рождающиеся.

Конференция против травматических эпидемий и Всемирная Выставка представляют извне крепость, вооруженную всем, что будет употреблено в будущей войне, а внутри — фабрику и торговый магазин, выбрасывающие прочь церковь и помещающие на заднем дворе университет и музей; иначе сказать: выставка внутри указывает на причину травматических эпидемий. Такая выставка была бы выражением самой истины, тогда как выставка 1900 года будет только обманом, соблазном.

Бесцельность объединения, или соединение на недумание и неделание, обусловливается признанием беспричинности вражды. Если нет ни внешней, ни внутренней к ней причины, то нет и нужды в предварительном соединении для устранения внешних причин вражды ради устроения внутреннего единения и в видах объединения полного. Нынешняя Конференция мира есть полное выражение учения о беспричинности войн и бесцельности умиротворения; она хочет мира, а не союза для исследования причин враждебных отношений, не союза ради согласного действия в видах устранения причин вражды. Конференция есть полное выражение учения о беспричинности вражды, тогда как забастовки в учебных заведениях являются полным выражением учения о недумании (отрицанием знания, науки) и неделании. Конференция, вследствие непризнания причин вражды, останется бесплодною, а забастовки, как выражение неделания и непротивления, приведут к внутренней смуте.

Что общего между Конференциею мира и иконою-образом первосвященнической молитвы⁹

Художник, открывая душу молящегося Сына человеческого, показывает нам в этой молитве желание сыновнего сердца, показывает наших отшедших отцов уже оживленными; так, что Первосвященническая молитва есть именно молитва о деле воскрешения. «Отец», Бог отцов, «пребывающий во Мне, творит дела. Верующий в Меня, т. е. пребывающий во Мне, дела, которые Я творю, и он сотворит, и больше сих сотворит», — говорит Христос.

Молитва XIX века вовсе не похожа на молитву, произнесенную в I веке; смысл новой молитвы таков: «Ты — не во мне и я — не в тебе, а я на тебя и ты на меня! И да будут все вне друг друга, в вечной розни да пребывают!»... Как не узнать в этих словах молодого поколения («ты — не во мне, потому что ты ниже меня») и наше счастливое время, когда раб более своего господина, посланник больше пославшего его, ученик выше, даже несравненно выше своего учителя, профессор ниже студента, а невежество куда выше знания, выше науки! Что может быть возмутительнее для нашего времени, когда учитель называет своих учеников «друзьями», а не господами!..

А как велика сила студентов — можно судить по тому, что даже генерал Драгомиров позорно отступил пред студентами! Однако сила студентов велика потому только, что глупости вообще — громадная сила, как это давно уже было замечено, между прочим, Герценом.

О марксистах

Марксисты и неомарксисты столь же равнодушны, как и парнасские празднолюбцы, к делу Конференции мира.

В наши дни, дни квиетизма, только и мыслимо бездушное, механическое миропонимание, а в сфере экономической — мыслим только марксизм. Философское учение марксизма есть нравственный квиетизм, проповедь бездействия и безволия, и, кажется, справедливо мнение какого-то Грузенберга, что «почву марксизму подготовило учение Л. Толстого о "непротивлении злу"». Марксисты требуют не содействия себе; они не желают лишь противодействия обезземелению и разрушению кустарной сельской промышленности. Европеизация совершится и у нас сама собою. Впрочем, может оказаться, что Грузенберг очень ошибается... В дни квиетизма, т. е. недумания и неделания, и должно было явиться учение о всеобщем деле, о деле обращения всего механизма природы в управляемый разумом и чувством. Как могло такое учение, как нравственный квиетизм, как могла проповедь бездействия и безволия не вызвать реакции? Учение о всеобщем деле и явилось, хотя и было задержано цензурою.

С 1886 года — расцвет декадентства в Париже, тотчас же перекинувшегося к нам. В настоящее время русский «неомарксизм» воспринял в себя приуготовлявшее ему почву в обществе «декадентство». Вторая январская книжка «Жизни» содержит в себе имморально, сверхморальные рассуждения Ницше и Метерлинка. Вместо одного декадентского журнала, назвавшего себя почему-то «Вестником севера», появилось два новых журнала, из коих один называет себя жизнью, тогда как нужно разуметь смерть, а другой — началом, вместо чего нужно читать конец. Если Конференция мира желает заменить милитаризм индустриализмом в смысле крупной промышленности, привлечь к этой промышленности всех отвлекавшихся от нее милитаризмом, что не может не повлиять на заработную плату, то с Конференциею будут и неомарксисты; был бы с нею и Толстой, если бы не был лицемером; автор непротивления злу, недумания и неделания — неопознанный главарь декадентства.

Задача конференции мира

В чем состоит естественная задача Конференции о мире, составленной из представителей всех распавшихся отечеств, ставших государствами, задача Конференции, создаваемой «стоящим в праотца-место». Императором третьего уже Рима, признавшего, что «четвертому не быть», т. е. отвергшего возможность какого-либо иного объединения? Принявшие приглашение на Конференцию этим самым признают общее отечество, а следовательно, и неестественность войны, т. е. одинаково, и нападения и защиты, до сих пор считавшихся священным долгом сынов, к которому и должны были приготовлять их отцы. В этом приготовлении, т. е. в воспитании сынов, в передаче им этого дела и заключалась особенная обязанность отцов. В чем же будет состоять долг сынов теперь, когда предполагается, что ни в нападении, ни в защите нужды не будет, когда признано одно общее отечество, одно праротчество всех сынов, всех разумных существ? Признав неестественность взаимной борьбы сынов, не признается ли этим и естественность долга соединения сынов, всех разумных существ для борьбы с неразумною, смертоносною силою, лишающею сынов их отцов? Этот долг соединения против смертоносной силы и заменит неестественный долг нападения и защиты. Необходимо при этом заметить, что нынешние враждебные отношения суть произведение именно слепой смертоносной силы, того, что называется эволюциею и прогрессом. Короче сказать: признающие общее отечество тем самым признают неестественность борьбы друг с другом за землю, как прах отцов, и необходимость соединения для борьбы со слепою силою, умертвившею отцов и превратившею сынов во врагов, — признают необходимость объединения сынов для воскрешения отцов. Приводя вопрос или дело Конференции к его простейшему выражению, мы хотим показать не легкость, а величайшую трудность этого дела. Признать всем государствам себя отечествами — значит стать детьми, т. е. подняться на величайшую нравственную высоту. На этой высоте они узнают себя сынами и пред ними откроется цель жизни.

Все опростившиеся толстовцы не знают самой простой вещи, что у них есть отцы, и оттого они, кроме неудач, ни к чему не приходят. Нужны не личное, а общее возвращение к селу, что и составляет естественную задачу Конференции; для исполнения же этого нужно Конференции подняться на высоту своей задачи.

Конференция, стоящая на высоте своего призвания, т. е. сознающая естественное свое назначение, которое вытекает из сознания долга сынов человеческих, и, следовательно, свободная от предрассудков и суеверий,¹⁰ как нового, особенно XIX века, так и средневекового времени, — Конференция должна воинскую повинность, т. е. повинность взаимного истребления, как выражение зависимости человеческого рода от слепой силы, обратить посредством всеобще-обязательного образования, к познаванию смертоносной силы природы, в нас и вне нас действующей, нас разъединяющей, в повинность объединения людей для обращения этой слепой, умерщвляющей силы в оживляющую; это будет уже повинность всеобщего возвращения жизни, т. е. воскрешения. Такова полная, естественная, неискусственная постановка вопроса о задаче Конференции мира или — вернее — союза против слепой силы природы, как основной, коренной причины раздора, частным случаем которой и является война.

Такое определение дела Конференции само по себе есть уже призыв всех ученых к содействию, призыв всех учреждений (судебных, административных) обратиться в ученые общества в видах исследования и познавания. И экспертами в деле Конференции, очевидно, не могут быть лишь дипломаты, юристы, экономисты, а должны быть представители всех знаний, предмет знания и дела коих — явления слепой силы природы. Гак что если сделать смелое предположение, что у людей науки есть еще душа что и они не лишены некоторой доли чувства (говорим это потому, что бесстрастие многие ставят в особое достоинство ученым), то, несмотря на тяготеющее над ними иго денег (капитализм), съезды ученых, надо думать, сами со бою превратились бы в сотрудников делу мира или союза против слепой силы, в сотрудников к повсеместному устройству школ-храмов и храмов-музеев всенаучных, как орудий наблюдений и изучения. При этом ученые должны бы, конечно, освободиться от своих суеверий и предрассудков, считающих вражду между наукою и религиею вечною. Если же эти ученые съезды не превратятся в сотрудников Конференции, то такое равнодушие будет свидетельствовать, что восторг, вызванный Циркуляром 12 августа 1898 г., был ложью, лицемерием, желанием, чтобы Россия, разоружившись, дала возможность и свободу Западной Европе и Северной Америке подчинить своей власти все внеевропейские государства и Россию.

Педагогические съезды и все учителя, особенно народных школ, могли бы также принять участие в деле умиротворения. Законною гордостью учителей могло бы быть не то, что русский учитель стал бы победителем немецкого, как сей последний победил, как говорят некоторые, французского, а оказался бы миротворцем. Такова величавая задача русского учителя.

Дело примирения, дело будущего века,¹¹ может быть достигнуто только чрез возвращение жизни умерщвленным; девятнадцатый же век смотрит на это дело чисто по-ребячески, думая, что можно уничтожить войну, не устранив причин вражды, причин в высшей степени законных. Возможно ли осудить тех, которые, лишившись отца, сына, брата, не могут простить человека, лишившего их этих дорогих им существ, дорогих настолько, что ничто не может быть равноценно утраченным, ничто не может заменить потерянных?.. Напрасно некоторые ссылаются на христианское всепрощение: христианство вместе с тем есть воскрешение и жизнь; оно признает действительное и всеобщее воскрешение, всеобщее возвращение жизни; легко примириться, когда все потерянное возвращается, все уничтоженное восстановляется!

До какой степени ребячества доходят, думая, что можно установить мир, не удовлетворяя этих законных требований, и уничтожить всякую деятельность, ничем не замещая ее, это видно на Толстом, нимало не сомневавшемся, что, уничтожив деятельность, замещать ее ничем не нужно.¹²

Задача Конференции прежде всего состоит в возвращении к старой, народной, священной воинской повинности, которая защищала землю как прах отцов, как кремли или кладбища; новый же милитаризм под землею, которую он призван защищать, разумеет богатства, в ней (золото, серебро, каменный уголь) и на ней находящиеся (фабрики, заводы, торговые магазины и т. п.). При всеобщем умиротворении в защите праха отцов нужды не будет, и тогда эта защита, т. е. силы, тратившиеся на охрану праха отцов, должны обратиться на оживление их посредством присущей всем людям, как разумным существам, способности познавания, проявлению коей в оживлении препятствовали лишь вражда и разъединение; самое же примирение, т. е. объединение, совершается и может совершиться ради лишь оживления или воскрешения. Говорить же о примирении, т. е. об уничтожении силы, проявляющейся в раздорах, без оживления — значит забывать, что человек ни уничтожить, ни создать ничего не может, а может лишь превращать и воссоздавать. Промышленность, которая есть не действительное воссоздание, а лишь искусственное, мертвое производство тканей (или покровов) и органов человеческого тела, т. е. подделка, ни нравственно, ни физически не может быть эквивалентным замещением действительного разрушения жизни; т. е. война, как и всякая борьба, действительно лишает жизни, а промышленность, хотя бы и с присоединением к ней всего искусства, недействительно воспроизводит жизнь; а между тем из-за торгово-промышленных интересов и ведутся войны и вводится всеобщая воинская повинность. Когда говорят, будто ради непроизводительного милитаризма силы физические и духовные отвлекаются от естественного их назначения, разумея под ним фабричную промышленность, то впадают в страшную ошибку, потому что именно промышленность, придавая своим произведениям соблазнительную наружность, и вносит вражду, возбуждает войну, и чем соблазнительнее произведения фабричной промышленности, тем они враждоноснее. Естественному назначению более, но не вполне, конечно, соответствует кустарная, зимняя промышленность, от земли не отвлекающая и которая с полевыми лилиями не состязается, не обманывает и войн не вызывает. (Действительной промышленности или искусству положено лишь слабое начало в гистотерапии и органотерапии.) Поэтому задача Конференции состоит в том, чтобы сделать милитаризм производительным, употребляя его для регуляции, которая не только должна избавить земледелие от неурожаев, но и кустарной промышленности окажет содействие против фабричной.¹³

Вышеприведенное определение дела или задачи Конференции есть лишь приложение закона, свойственного разумным существам, по которому всякая деятельность превращается в исследование природы, в нас и вне нас действующей, той природы, от которой мы находимся в полной зависимости. Этот закон есть полная, совершенная противоположность прогрессу и пресловутой эволюции, которая есть приложение закона слепой силы природы и к разумному существу. Такое же приложение той же силы сказывается и во взгляде на общество, как на организм, в стремлении создать его по типу организма. Военное дело состоит не в борьбе лишь с себе подобными, но и в борьбе со слепою стихийною силою, и в этой именно области открывается для военного дела обширное поприще; поэтому приложение к военному делу закона, свойственного существам разумным и по которому всякая деятельность обращается в исследование, избавит Конференцию от принятия произвольных мер. Так, например, по какому праву Конференция может наложить запрет на исследование взрывчатых веществ, ведущее к открытию таковых, все сильнее и сильнее действующих, так как исследование действия этих веществ на атмосферные явления не только совершенно законно, но даже необходимо и обязательно? Циркулярная нота, созывающая Конференцию для изыскания способов сохранения мира и облегчения от тягостей мира вооруженного, не должна предупреждать изыскания указанием на сокращение вооружений как на способ облегчения, потому что тех же результатов можно достигнуть и чрез расширение воинской повинности: при расширении ее до возможно полной всеобщности в мирное время люди не будут отвлекаемы ни от своих семей, ни от земли, а лишь в свободное от земледельческих работ время будут собираемы в ротные, батальонные и полковые штабы, которые совпадут с гражданско-административными учреждениями. При этом, конечно, нужны будут повсеместно улучшенные пути сообщения для быстрого сбора войска; но разве траты на такие пути сообщения могут считаться непроизводительными?..

Превращение воинской повинности во всеобщее познавание лишенной сознания природы для обращения ее в правимую разумом выдвигает на первое место село и даже требует обращения городов к сельской жизни; сама же регуляция дает селу силу для кустарного производства и тем освобождает село от подчинения городу, делает ненужными отхожие промыслы, постоянную эмиграцию из сел в города и, вообще, движение от первых в последние, избавляет сельских жителей от необходимости превращаться в блудных сынов, в граждан, и заменять патриархальное, обычное юридическим и экономическим. Нужно заметить, что одного прекращения притока из сел в города не только достаточно для прекращения роста городов, но и для постепенного уменьшения числа городских жителей, потому что в городах, несмотря на все гигиенические меры, не только смертность выше, а рождаемость ниже, чем в селах, но и вообще рождающихся в городах меньше, чем умирающих. Обращение воинской повинности в познавание слепой силы природы и в управление ею, в регуляцию, будет обращением нынешней городской воинской повинности в сельскую.

Орудие военных рекогносцировок (т. е. привязанный воздушный шар с некоторыми приспособлениями, с поднятым на нем громоотводом) может быть употребляемо и для разряжения грозовой силы, для извлечения этой силы, которая держит воду в состоянии пара и приводит в движение воздушные токи; а это необходимо в видах направления воздушных токов и для регулирования водными осадками. Извлекая грозовую, электрическую силу с целью регулирования водными осадками, будут получать избыток этой силы, которую каждое село и каждая деревня может употреблять для кустарного производства, переходного от искусственного, фабричного, к естественному, которое к тому времени, будем надеяться, из слабого начала, в виде гистотерапии и органотерапии, превратится во внутреннюю регуляцию, можно сказать, в регуляцию гистогенезисом и органогенезисом, т. е. в управление строением тканей органических и самих органов. Кустарное производство отличается от фабрично-городского тем, что не придает вещи соблазнительной наружности, не сообщает красоту благолепия тлению и тем ослабляет вражду, вызываемую вещами или товарами.

Сельская воинская повинность и есть та священная, старинная повинность, о которой говорилось выше; для защиты праха отцов, который имеет востати, назначенная, она окружает окопами кладбища, воздвигая или перенося в них школы-храмы и музеи-храмы, во исполнение воинской повинности или как обучение в деле, в искусстве возведения укреплений, требуемых нынешними способами ведения войны. К участию в этом деле, как и в деле строения школ-храмов и храмов-музеев, привлекаются и дети, как сыны и дочери.

Конференция, обращая войско в естествоиспытательную силу или в исследование природы вообще и распространяя воинскую повинность на всех, привлекает к исследованию все судебные и административные учреждения, обращая их в ученые общества для исследования тех сторон жизни, которые составляют предмет их службы, а вместе и представляют лишь особый вид войны, причем эта война, из наружной ставшая внутреннею, особенно упорна. При действительно всеобщей воинской повинности все учреждения — судебные, административные, хозяйственные, земские и государственные, низшие, средние и высшие, как русские, так и иностранные: словом, учреждения всего мира обращаются в ученые общества, исследующие причины тех явлений, которые составляют предмет их дела и службы, и тем привлекаются к исполнению воинской повинности, делом которой будет умиротворение, т. е. объединение всех для возвращения жертв борьбы. С первого взгляда может показаться слишком громадным требование принятия представителями всех государств обязательства обратить все учреждения в инстанции исследования; т. е. всех обратить в познающих; в сущности же это только требование повышения уровня образования, и даже не повышения, а лишь превращения нынешнего, мнимого, бесплодного образования, неизбежно обреченного на забвение, потому что оно не имеет приложения, в образование действительное, плодотворное, каким оно и станет чрез исследования, о которых в отношении суда говорится в статье «XXXI-я годовщина Воронежского Окружного Суда» (Газета «Дон», 1898 года, № 139-й от 17 декабря);¹⁴ но то же самое, что говорится в этой статье о суде, относится и ко всем другим учреждениям.

Соединение всех ученых обществ, которыми станут все вышеперечисленные учреждения, в одно будет всесторонним изучением жизни города; музей будет общим местом заседаний всех этих обществ, а выставка будет наглядным изображением всех проявлений городской жизни, понятой в ее основах и причинах и в ее идеальном состоянии, т. е. в таком, к которому город идет, выдвигая на первый план фабрику и торговые учреждения с их необходимыми последствиями, пьянством и проституциею, удаляя на задний двор научные и художественные учреждения, которые становятся лишь слугами торговли и промышленности, а храмы Богаотцов и совсем выкидываются за город, туда, куда сваливаются и все нечистоты, производимые городом. Сознание такого будущего городов и должно привести к реакции, которая и выразится переходом от городов к селам, от городской воинской повинности к сельской. К тому же приводит и исследование, потому что коренная причина вражды лежит в слепой силе природы, управление которою и избавит от всех последствий, производимых ею.

Старый милитаризм — священный, а новый — секуляризованный; старый милитаризм защищает прах отцов, обороняет кремли и оставляет посады; тогда как новый милитаризм защищает именно города с их богатствами, фабриками, торговыми складами, магазинами и оставляет без защиты кремли. Даже нынешние войны, как война 1812 года, служат проявлением еще обоих милитаризмов; старый милитаризм сжег Москву, а новый оставил без защиты Кремль; впрочем, нашлось несколько человек, которые решились было защищать его, и, конечно, несколькими выстрелами были рассеяны. Сожжение Москвы не было чем-либо новым, явлением необычным; это было повторение старого способа обороны, при котором жители собирались в кремли или острожки, а посады сжигались. И если князья не оставались вместе со всеми в кремлях, то лишь для того, чтобы собирать войско и идти на выручку. Когда в правление Елены Глинской город или посад был обведен каменной стеной, то это уже был переход к новому индустриализму и к новому милитаризму. Старый способ обороны только праха отцов не составлял принадлежности одного русского народа; из рассказа Геродота о войне Дария со скифами видно, что и скифы держались такого же способа обороны. Даже в истории эллинов, в истории самих афинян можно указать на подобный же способ защиты; и тут мы встречаем нечто подобное тому, что случилось в 1812 г. в Москве: представитель нового милитаризма Фемистокл оставил Афины, давая известное объяснение оракулу, а старый милитаризм, в лице небольшой кучки людей, решился защищать Акрополос за деревянными стенами, и, конечно, защитников постигла та же участь, как и кремлевских стояльцев за старину.

Новый милитаризм есть создание нового индустриализма. Громадное развитие крупной фабричной промышленности требует всеобщего вооружения, всеобщей воинской повинности и вызывает изобретение усовершенствованного оружия и истребительных веществ и в этом отношении обращает науку в служанку промышленности и торговли. По общему закону развития, свойственному всей слепой, животной природе, и у общественных организмов создаются новые органы нападения и защиты городской, торгово-промышленной жизни.

Что же такое промышленность? На этот вопрос отвечают всемирные выставки; на них мы видим, что создает промышленность, для кого и как она создается. Промышленность, т. е. производство мануфактурных безделушек, тряпок и игрушек, и притом всего этого ради полового подбора, ради сынов, увлеченных красотою дщерей и забывших отцов, промышленность возникает по тому же закону, по которому появляется и красивое оперение. И промышленность по тому же закону украшает человеческих самок и создает красивую обстановку для привлечения двуногих, бритых и бесперых самцов. Для этой же цели отвлекаются массы народа от сельского земледельческого труда, при котором только и возможно активное познавание слепой силы природы, участие в таком познавании. Для этого производства и служат громадные фабрики с превысочайшими на них трубами, с тысячами рабочих, одуряемых однообразием труда (особенно сравнительно с разнообразием сельскохозяйственных работ), с чудовищными машинами, приводимыми в действие силою, извлекаемою уже не однообразною, а прямо каторжною работою многих тысяч рабочих из глубоких недр земли, хранящих запасы солнечной теплоты, однако уже истощаемые. Легко понять, что и «черный бриллиант», т. е. каменный уголь, есть слезы, по выражению знаменитого Филарета, митрополита Московского, тех несчастных, которые погружены не во сто, а даже чуть ли не в пятьсот раз глубже, чем погребают обыкновенно мертвых, и которые трудятся над добыванием силы, необходимой для производства тряпок, безделушек и игрушек. Это — с одной стороны; а с другой — крупповские орудия, скорострельные, дальнобойные, митральезы, пулеметы, осыпающие градом пуль!.. И все это опять нужно для защиты того же производства, т. е. тех же тряпок и игрушек, служащих к увековечению ребячества и несовершеннолетия. Дарвин — самый современный философ; он во всей природе усмотрел и милитаризм (борьбу), и индустриализм (половой подбор); в природе, по Дарвину, можно сказать, действует только или сила (вернее, насилие), или красота.

Сердобольный гуманизм, благоговея перед фабрикою, пред ее будто бы столь полезным производством, освобождает детей школьного возраста от работы, а взрослых отдает на обезглавление, воображая, что досуг, т. е. отсутствие труда, в состоянии возглавить, возвратить ум или голову, которой лишает фабрика; при этом под головою разумеется, конечно, не участие в активном познании, а лишь забава знанием, вроде чтения популярных статеек и т. п.

Итак, индустриализм, лишая производящих, трудящихся на фабрике и в копях разума, назначенного для познавания неразумной силы природы в видах, конечно, управления ею, в то же время обрекает большинство потребляющих на несовершеннолетие, а меньшинство, т. е. ученых, заставляет трудиться для фабрики и торговли, т. е. для увековечения несовершеннолетия. Не нужно, однако, думать, что господство фабрик тяготеет только над прикладными науками; нет! сама философия, т. е. материализм, реализм, позитивизм, находится в полном подчинении у фабрик, а потому и утверждает, будто ни в мире, ни вне мира нет другого блага, кроме того, которое производится фабрикою и доставляется торговлею. Но и спиритуализм, проповедуя бессмертие по рождению, т. е. даваемое им, а не общим трудом, не считает промышленность за препятствие к бессмертию. Критицизм и позитивизм, ограничивая пределы знания и дела человеческого, прямо направляют своих последователей на поклонение золоту и отдают их во власть капитализму.

Новый секуляризованный милитаризм и создается для защиты городов, мест, можно сказать, непрерывного брачного пира; ибо город есть собрание женихов и невест — женихов и невест от колыбели и до могилы их, точнее, от детских балов, имеющих чрезвычайно образовательное значение, так как они начинают образовывать этих поклонников женской красоты, верных ей до самой могилы. Город есть собрание блудных сынов, увлеченных красотою дщерей и не сдерживаемых ни почтением к живым, ни почитанием умерших отцов, или, как говорят, культом мертвых; в городе господствует культ красоты, т. е. обман индивидуумов для сохранения рода. Европа в своей молодости, в Средние Века, была аскетом, хотела быть бесплотным духом, а в старости не только признала силу плоти (в чем и была бы права), но и сделала плоть предметом культа и назвала это возрождением, вместо вырождения и вымирания. И у нас в России со времени Петра, со введением ассамблей, начался культ красоты. Ассамблеи, учрежденные Петром, это общие смотрины, которые и положили начало освобождению от власти отцов, т. е. эмансипации, достигшей в наше время до крайних пределов.¹⁵ В ассамблеях забвение становится на место поминовения; у посещавших их, даже и не крайних еще поклонников красоты, поминовения уже не бывает. На французских банкетах, на которых создавалась, можно сказать, «Энциклопедия» и которые заменили собою поминальные трапезы — древнее воспоминание об отцах и общение между братьями, — поминовение заменилось насмешками над отцами и, вообще, над веками поминовения, над так называемыми Средними Веками.

Новый секуляризованный милитаризм создан, как сказано, для защиты городов как от внутренних врагов, работающих на фабриках, в копях и рудниках, так и от внешних, иноземных врагов. Для доказательства, что промышленно-торговые интересы служат источниками международных раздоров, достаточно указать в споре между Франциею и Англиею о Мадагаскаре на давление Манчестера на британское правительство и на воздействие Ливерпуля в споре о Западной Африке. Для защиты торгово-промышленных интересов и проводится весь народ чрез военную школу и значительная часть населения постоянно содержится под оружием. А все это требует таких расходов и издержек, что большая доля доходов от производства идет не на производящих или участвующих так или иначе в производстве, а на содержание тех, которые назначены как для защиты производства от конкурентов, так и для захвата новых мест вывоза сырых продуктов и новых мест сбыта продуктов обработанных, товаров.

Итак, источник индустриализма есть половой подбор, т. е. сознательное подчинение слепой силе, в нас и вне нас действующей, без всякой мысли о совокупном противодействии ей или о союзе против этого коренного порока и греха со всеми его последствиями. Средствами индустриализму служит каторжная работа добывания запасов силы и материалов для фабричного производства, работа, лишающая большинство возможности употреблять умственные способности на познавание слепой силы, от которой мы находимся в полной зависимости. К числу средств индустриализма нужно отнести также войну и торговлю, т. е. насилие и обман для ввоза сырых и для вывоза обработанных продуктов. Насилие и обман относятся как к дикарям Африки и Океании, не вышедшим еще из детского возраста, так и к жителям Индии и Китая, т. е. к старцам. И здесь война как насилие над детьми и старцами вместе с торговлей является необходимым участником и сотрудником промышленности; отказаться от такой войны промышленность не может, и многие под умиротворением разумеют мир лишь между европейскими и американскими державами, а некоторые исключают даже Америку. Таким образом вопрос идет лишь о том, чтобы установить мир только между конкурентами на добычу или грабителями; да и между ними хотят устранить лишь насилие, оставивши обман (т. е. торговлю), в коем мы пока еще не можем состязаться с опытным в этом деле Западом, постоянно, однако, превозносящим свою честность.

Предложение сокращения вооружений грабителей-конкурентов идет из страны наименее грабительской (наименее торгово-промышленной и наиболее земледельческой, а следовательно, наименее цивилизованной и культурной) и где это грабительство (т. е. торгово-промышленное искусство) — не самородное, а заимствованное, так что эта страна сокрушается сама и подвергается упрекам от других, по поводу того, что она далеко отстала от них в деле торговли и промышленности или в деле грабительства и хищения.

По наиболее распространенному мнению проект примирения, к которому должна привести Конференция, можно представить в следующем виде: союзу европейско-американских государств, примиренных за счет урезывания наименее цивилизованной и культурной (т. е. наименее грабительской) страны, а запрещением новых вооружений лишенных возможности вредить друг другу, этому союзу отдают на жертву малолетних (Африку и Австралию) и старцев (Азию, от Турции до Китая). Наименее же грабительская страна лишается участия в этом грабеже и, как наименее цивилизованная и культурная, ставится в положение пассивного зрителя, и ей рекомендуется свободно, без внешнего побуждения, разодрать себя на части и отдать их алчущим добычи европейско-американским разбойникам и грабителям, принявшим на себя самую невинную наружность бескорыстия.

Военная эволюция, или: что делает из человека слепая сила природы, вернее, чем делается человек, подчиняясь слепой силе природы! Из всего предыдущего очевидно, что весь процесс производства, торга и войны составляет одно цельное, порочное и злое во всех своих частях дело. Современный милитаризм, неотделимый от индустриализма, своим усовершенствованным оружием и превосходными средствами сообщения возвратил человеческий род к тому состоянию, в каком он был в самые первобытные времена, когда война не прекращалась и была повсеместна. Такого состояния достигло человечество путем эволюции, которую нужно назвать военною. Из мелких племен или родов, на всей земле в постоянной войне между собою находившихся, образовались, путем завоеваний, так называемые мировые монархии, и таким образом войны, бывшие повсеместно и постоянно, были ограничены и местом, и временем.¹⁶ Вместе с этим ограничением войны и расширением царств необходимо должны были улучшаться средства сообщения, водные и сухопутные, чтобы можно было ускорить сбор войска, как для нападения, так и для обороны. Теперь, когда, благодаря новым средствам сообщения, стало возможным соединение всех государств в два союза, теперь каждое место с быстротою парового или электрического хода может сделаться театром войны, как бы далеко от границы оно ни было. И население каждого места, способное носить оружие, с такою же скоростью может быть перенесено на театр войны. Следовательно, каждое захолустье, чтобы почувствовать хотя временную лишь безопасность не для способных носить оружие, а для старцев только и детей, должно обратиться в железную крепость. Быстрота сообщения осуществила, можно сказать, возможность войны всех против всех, т. е. возвратила нас к первобытному состоянию повсеместных и непрерывных войн и к постоянному ожиданию их, но с оружием уже не первобытным, а достигшим такого совершенства, что спасение от него почти невозможно.

Это превращение и есть эволюция военная: все отдельные местные войны превращаются в одну общую войну двух союзов, обнимающих весь земной шар. Этими союзами могут быть или русско-китайский с двумя Британиями, европейской и американской, против Германии с ее тремястами миллионов магометанских друзей, или союз германо-магометанский с двумя Британиями против России; или, еще вернее, союз ближнего и дальнего Запада (Западной Европы и Америки) в союзе с ближним и дальним Востоком против изолированной России. Эта третья комбинация, союз всех против одной России, представляется наиболее вероятным. Это такая междуарийская усобица, которая может кончиться торжеством Турана.

Благодаря эволюции, приводящей к единой войне всех против всех, причем только и стало возможным изобретение, введение и употребление оружия страшной силы, и сама Конференция возвращается к первобытным же средствам умиротворения, но лишенным в настоящее время всякой силы. Конференция хочет установить Божий мир, которым она называет, однако, лишь краткое перемирие. Не есть ли это оскорбление Богу, требующему в Своем Триединстве многоединства, т. е. полного умиротворения, а не короткого лишь перемирия? Кроме того, в эпоху маловерия и даже совершенного безверия приложение политическому делу наименования «Божьего» есть просто лицемерие. Истинно Божий мир может быть достигнут, если Конференция, собирающаяся после того, как третейские суды выказали свое полное бессилие, поставит вопрос об умиротворении во всей его высоте, глубине и широте и призовет для его решения всенаучный конгресс и вселенский собор; только тогда можно будет достигнуть цели и прийти к действительно Божьему миру.

О такой-то постановке вопроса об умиротворении и говорится здесь.

Трансформизм войны или различные формы ее проявления. Роды или мелкие племена, в непрерывной войне между собою на всей земле находившиеся, и внутри не имели мира; не было мира в небольшой семье Авраама, а в большой семье Иакова была уже вражда, и братья продали любимого сына своего отца в неволю. Враждебные племена, подчиненные одной власти, соединенные в одно царство, не забыли вражды; явные и открытые войны заменились тайными и скрытыми, проявляясь в убийствах, кражах, преступлениях против жизни и собственности. Самое подчинение не было одинаково для всех, что и произвело различные сословия, вражда которых, при ослаблении власти, переходит в междоусобные войны. Таким образом умиротворение государственное, ограничив войны внешние временем и местом, внутренних войн не уничтожило, а дало им только новый вид или новые формы. Нужно еще сказать, что умиротворение внешнее, т. е. власть, не допускавшая внешнего проявления вражды, усиливала внутреннее, душевное озлобление, ненависть, зависть, проявлявшиеся в таких формах, которые не могли подлежать преследованию внешнего юридического закона, и к преступлениям против внешнего, юридического закона присоединялись преступления против внутреннего, нравственного и религиозного закона. Это — также одна из форм войны.

Все государственные власти, законодательные, административные, судебные, местные и центральные, светские и духовные, имеют дело с особыми формами войны, а потому их задача, изучая причины этих войн, вести к умиротворению полному, все более и более глубокому и прочному; т. е. все должны участвовать в воинской повинности, переходящей от истребления прямого или косвенного к объединению для возвращения жизни.

История сознает себя в Конференции {созванной стоящим в праотца место Царем 3-го Рима) проектом собирания для возвращения жизни. Мы видим из предыдущего, что вся жизнь, прошлая и настоящая, все, что мы делали и делаем, словом, история, как факт, есть взаимное истребление, вольное или невольное, война, всякого рода борьба (конкуренция, полемика, диспут), словом — милитаризм в самом обширном смысле. Жизнь же и история, как проект, должны быть умиротворением или требованием конференции для объединения и для возвращения жизни, ибо мхр тогда только будет миром, братством, когда слепая сила природы будет обращена в управляемую разумною волею. Такое умиротворение история и ставит Конференции задачею.

Историю, как факт и как проект, мы должны начать с того времени, когда исторически и даже мифически становится известным будущий второй Рим, Византия, эта восстановленная, хотя и на другом проливе, Троя, «альма Рома»¹⁷ по отношению к первому суровому Риму и лишь предтеча Рима третьего, Москвы, которая не хочет иметь сына¹⁸ — четвертого Рима, а хочет, посвящая себя исключительно долгу сыновнему, обессмертить себя возвращением жизни отцу — Царьграду, этому истинному центру истории, и хочет примирить его с первым Римом. И тогда союз этих трех Римов, отказываясь от господства и власти, которые составляют существенную черту римского собирания или умиротворения, и руководствуясь знанием, проникнутым сыновнею любовию, найдет, наконец, праотчину (которая, надо надеяться, окажется на Памире, этом втором центре мира) и объединится в общем братском деле.

Отец истории, который начинает свой рассказ от начала борьбы Европы с Азией, т. е. отец истории военной, есть сам сын отца истории священной, т. е. народа, который помнит еще об общей праотчине этих враждебных частей света. Вопрос о праотчине, а не борьба, есть истинное начало истории, и международное исследование этого вопроса было бы уже началом искупления греха борьбы и розни; подчинение же, к которому приводит борьба, не есть еще истинное благо, не есть еще истинное умиротворение; оно может быть лишь путем к нему. Археологический конгресс в Риге, на котором были поставлены два запроса: о прародине, о первом кладбище, первом кремле, первом памятнике, и о международном исследовании этого вопроса, — если бы эти запросы получили разрешение в утвердительном смысле, этот конгресс и мог бы положить истинное начало истории в ее должном смысле, т. е. начать международное исследование вопроса о прародине, который может и должен быть международным; а открыв могилу праотца, можно было бы обратить международность в братство, и это было бы братотворение, т. е. высшая степень умиротворения. К сожалению, на этот примиряющий вопрос, одинаково важный и для русских и для немцев, да и для всех народов, конгресс, бывший на рубеже России с Западом, не обратил внимания, ибо тогда вопрос об умиротворении не был еще поставлен; это было еще за три года до Циркуляра 12 августа 1898 года.

Но и в вопросе о праотчине, на который не обратил внимания археологический конгресс, проявилась вражда Европы с Азиею: Европа, прикрываясь ученым беспристрастием, хочет быть прародиною, вопреки народному и священному преданию, которое Азию делает праотчиною. Праотец истории, народ (западный) начинает свои былины с возвращения к прародине, к горе пропятия Прометея, к ближнему и дальнему (индийскому) Кавказу. При этом возвращении и становится мифически известным место будущей Византии, будущей всемирной столицы, господствующей над проливами. С этого же пункта и отец светской истории начинает свой рассказ о борьбе Востока с Западом, о борьбе идолоборцев с идолопоклонниками, творцами кумиров, т. е. памятников, в которых выражалось мнимое возвращение жизни. Борьба же против мнимых, ложных богов, борьба за единобожие, требовавшее объединения, и за действительное восстановление жизни против мнимого (в виде памятников) началась еще с Авраама и велась потомками его против двух могущественных царств, Египта и Вавилона, победа над которыми была одержана лишь персами, которые, объединив весь тогдашний Восток, начали борьбу с художественным идолопоклонством Запада, Эллады; Эллада же боролась за свою свободу, за рознь.

Первую попытку внешнего умиротворения Востока и Запада делает Александр, а начало внутреннего умиротворения полагается христианством.

Хотя в Александрии появилось учение о Слове (Божием), но это слово было теоретическое, а не слово о мире всего мира, о соединении для возвращения жизни, для воскрешения. И Палестина, ожидая Мессию, видела в нем завоевателя, а не миротворца, и даже отказывала ему, в лице некоторых учителей, в могуществе возвращать жизнь жертвам борьбы, т. е. не признавала, что Христос есть воскрешение и жизнь. Иудеи и римляне. Восток и Запад осудили Его на крестную смерть, думая, что Он был против тех и других, и не ведая, что Он был за тех и за других (т. е. был их примирителем), а за возвращение жизни (Лазарю) Он был осужден на лишение жизни.

Константинополь на своих великих соборах выработал и формулу примирения в учении о Триединстве; а в учении о двух естествах признал необходимость для искупления от греха, как причины смерти, действия Божеской и человеческой природы. Но учение это было лишь созерцательным, а не деятельным, и мир стал предметом не дела, а лишь созерцания. Отсюда и понятно, почему деятельность выразилась в войнах, в истреблении, а не в возвращении жизни, почему начались войны за могилы двух Адамов, которыми завладели иконоборцы-магометане. Прямое движение, крестовые вооруженные паломничества, крестовые походы кончились неудачею потому, что не было согласия между латинянами и греками. Начало восстановляться вновь и язычество в форме не просто художественной, как это было на Парнасском полуострове, а в форме мануфактурно-художественной, убивающей живое, чтобы придать ему лишь вид жизни; возродилось язычество и на Альпийском полуострове, где духовенство стало молодиться, брить бороды, одеваться в шелк и где западные люди вспомнили «memento vivere», в чем их и упрекали греки; это и стало в числе причин к разделению церквей. Благодаря же этому разделению, центр христианской позиции был взят, и священные войны, приняв иное направление (морские обходные движения), сделались открытием новых путей в Индию с Запада и Юга, так, что атака с фронта магометанства заменилась обходными движениями и португальцы грозили даже Мекке и Медине. Но художественно-мануфактурное идолопоклонство забыло, ради торговых выгод, о деле христианском, т. е. забыло окружить магометанство и заставить его положить оружие, которое ислам считает ключом к раю.

Падение Царьграда, как 2-го Рима, вынудило Москву принять наименование 3-го Рима, что и означало принятие на себя долга освобождения Царьграда. Москва в самый год открытия Америки уже поставила на берег Балтики Иван-город, откуда и завязала сношения с Западом, в видах противодействия исламу, бывшему тогда на вершине своего могущества. И в то же время Москва начала сухопутное обходное движение, которое в наше время уже встретилось с авангардом западноевропейским, совершавшим морские обходные движения, в лице англичан, так, что Россия, оставаясь в союзе с Франциею и протянув руку чрез Памир англичанам, могла бы окружить ислам как с суши, так и с моря и принудить его не положить оружие, а употребить его на спасение от голода, от которого страдает Россия, а еще больше Индия.

Падший под ударами идолоборцев Царьград в течение своей тысячелетней истории извне был почти в постоянной осаде, то с севера, то с юга, востока и запада, а внутри вел непрерывный диспут, переходивший в побоища. Будучи христианским в мысли, созерцательный город был антихристианским на деле и, ожидая постоянно пришествия антихриста и кончины мира, он дождался лишь собственной кончины.

Запад, Альпийский полуостров, наследовавший рознь от Парнасского, не объединился даже и пред грозным нашествием ислама, обратившим все Средиземное море в свое озеро, в море пиратов, и остановившимся только пред западноевропейскими, можно сказать, Фермопилами, защищавшимися славянонемецкою Веною. Западная Европа, издевавшаяся позднее над византийскими диспутами, составлявшая с Византиею до IX века одну империю, а до XI или даже до XIII века одну церковь, усвоившая Никео-Константинопольский символ с присоединением одного лишь слова, в отношении религиозных диспутов была ее прямой наследницей, несмотря на то что Константинополь, сделавшись Стамбулом, заставлял трепетать Европу и все-таки не объединил ее, а способствовал лишь возникновению иконоборческого протестантизма.

Из религиозных споров на Западе родилась если не истина, то философия, сомнение. Сомнение есть такая же основная добродетель философии, как вера есть богословская добродетель. И как сомнение, она, т. е. философия, есть по существу — терпимость или отрицание споров, но споров лишь религиозных, этих войн в области мысли, переходивших в войны католиков и протестантов; а войны еще более ожесточали споры. Философия же искала бесспорного, того, что выше сомнения и спора; но это искание и приводило к спорам, и вот сама философия обратилась в споры. Творец философского сомнения, Декарт, лишь в личном сознании признававший достоверность своего существования, был отцом философии на Западе. Лишенная не только веры, но и всякого чувства, убившая в себе все детское, сыновнее, христианское, философия в виде отвлеченной субстанции создала такое чудовище, которое, подобно Хроносу и Молоху, пожирало свои модусы, и это пожирание назвала «этикой». И эта философия, отвергавшая и отечество и сыновство, вызвала другую, которая модусов обратила в монад и облекла их, чтобы обезопасить от отеческого поглощения и братской вражды, в броню без всяких отверстий. Это — две системы философии блудных сынов: одна отца обратила в пожирателя, а другая сынов вооружила против отцов и разъединила братьев. Философия — не истина, а сомнение; она только считала себя истиною, будучи терпимою, индифферентною к религиям; но она не терпела противоречия в своей среде и стала сама ожесточенным диспутом. Составитель проекта вечного мира, аббат С.-Пьер, думал о прекращении религиозных споров; но то, что он хотел делать, то энциклопедизм сделал; убивая веру, он несомненно вносил веротерпимость постольку, поскольку удавалось ему убивать веру. Эта веротерпимость была мизовизантизмом, — не потому только, что считала византизм фанатизмом, а потому, что, ценя больше всего свободу, она отрицала единство, представителем коего и была Византия. Но философия, осуждавшая религии за полемику и за войны, и сама была не миром, а войной идеалистов и эмпириков, спиритуалистов и материалистов, плюралистов и монистов. Как из религиозных споров родилась философия, так из споров философских родилась критика. Если богословская добродетель есть вера, а философская — сомнение, то добродетель критики есть отчаяние; Шопенгауэр и Гартман, а не Шеллинг и Гегель — вот подлинные преемники Канта. Бесспорной истины критика не признавала, а потому и отрицала спор. На «Критику чистого разума» можно смотреть как на проект вечного мира в мире философском, мыслящем, или как на проект прекращения полемики. Спор и прекратился бы, если бы основы его были теоретического свойства. Но милитаризм в мысли был в полной зависимости от милитаризма в самой жизни, был ее отражением. Бог для Канта был не отцом, а недоступным идеалом; разум же сынов человеческих не был проектом приближения к Богу, не был молитвою о том, чтобы всем в полной совокупности стать орудием воли Божией, а потому и психология не была душою космологии, т. е. психология была наукою о бессильном разуме, а космология — наукою о неразумной силе. Нужно было ожидать, что вопросы, неразрешимые теоретическим разумом, будут разрешены практическим, деятельным разумом; нужно было ожидать, что критика будет направлена против розни, препятствующей соединению для общего дела; и тогда совокупность разумных существ стала бы душою, разумом, правящим неразумною силою космоса. (Здесь мы касаемся глубочайших основ войны или борьбы и мира.) Но автор мирного проекта в области умозрительной не указывал практических средств для разрешения споров и борьбы в самой жизни. Мало того, что немецкий мыслитель не указывал способов или средств обращения идеального в действительное, превращения м1ра в мир, но то самое, что было подвергнуто сомнению в области теоретической, то самое он сделал догматом, т. е. теориею, а не заповедью, в области практической. Иначе сказать, то самое, что могло и должно было быть предметом общего действия, было перенесено в область веры, не живой, а мертвой, вопреки Священному Писанию, по которому «вера есть осуществление чаемого» (Евр. I, 1). Мнимая критика практического разума может быть признана установлением вооруженного мира. Итак, критика чистого разума была, как сказано, проектом вечного мира в философии, в мысли, а критика практического разума была проектом вечной брани в действительности, ибо она предписывала каждому человеку, а следовательно, и каждому народу, сохранение своего физического и морального Я против покушений всех других, т. е. брала людей со стороны враждебной, а не с той, с которой они могли бы примириться, иначе сказать, также считала войну всемирной, а единство внемирным, неземным. В «Критике чистого разума» были бы положены широкие основы для всеобщего мира, если бы в «Критике практического разума» и в особенности в «Проекте вечного мира» не был написан контрпроект, ибо на торговых выгодах или корыстолюбии нельзя основать мир; проект же вечного мира у Канта основан именно на корыстолюбии, на забвении убитых, на забвении взаимности из-за торговых выгод, и притом проект этот ограничивает борьбу, понимая ее только как войну в тесном смысле. Да и возможен ли вечный мир между существами, за которыми и не признается вечного существования? и, конечно. Кант был совершенно прав, назвав вечный мир мечтою.

Доказывая бесплодность метафизических споров, Кант хотел без сомнения прекратить споры, т. е. примирить ученых и обратить их от метафизики к физике, к плодотворному, по его мнению, опыту и приложению его, с одной стороны — к созданию предметов раздора (мануфактурная промышленность), а с другой — к улучшению орудий раздора, орудий разрушения. И этим самым Кант обращал и критическую философию в служанку фабрики и торга. В критике чистого (теоретического) разума Кант, согласно с материалистами и спиритуалистами, не признавал мира (согласия, лада, гармонии, как проявления разума и чувства) в Mipe (т. е. в борьбе, раздоре, милитаризме, как проявлениях слепой, бесчувственной силы), но и не отвергал вместе с материалистами мира вне мира, хотя и не утверждал с спиритуалистами внемирного существования мира. Кант признавал лишь существование мира в мысли у тех и у других, у спиритуалистов и у материалистов. Но критика имела право отрицать существование мира лишь в нынешней действительности; по какому же праву могла она отрицать мир в действительности будущей этого же мира, хотя бы мир и не сам собою родился, а был действием разумных существ? Как могла критика не признать возможности перехода мысли в дело, в действие, в действительность? Таким образом критика стала не верна самой себе, поступила не критически. Причина нарушения законов критики, преступления против критики открывается в самом свойстве ученого сословия, людей, обреченных на бездействие и осужденных исключительно на мышление: они не умели, не были способны признать перехода от мысли к делу. Конференция, состоящая из людей, не обреченных на бездействие, не осужденных исключительно на мышление, хотя не исключающая из своей среды и ученых, не может ни с спиритуалистами признавать внем1рное существование мира, ни с материалистами отвергать такое существование; но, согласно с критикою. Конференция должна признать существование мира в мысли. Однако Конференция не может согласиться и с критикой, когда последняя противоречит самой себе, и потому Конференция, созванная именно для того, чтобы раздор (нынешнее состояние Mipa) превратить в мир, не может удовлетвориться одною мыслью, а должна обратить военное дело в познавание всеми всего, должна объединить всех в опыте, предметом которого будет земля, как одно целое. Конференция апостериорное знание, т. е. наблюдение и опыт, должна довести до априорного» до всеобщности чрез обязательное образование. И такое устройство всеобщего наблюдения и объединенного опыта означало бы конец несовершеннолетия человеческого рода. Конференция же, как вступление в совершеннолетие, требует перехода от нового милитаризма, от международных шалостей, не к индустриализму, производству игрушек и безделушек, а к старому милитаризму, заменяя лишь защиту праха отцов, как это было при несовершеннолетии (хотя эта защита была не игрою и не ребячеством), союзом сынов для возвращения жизни отцам, в чем выражалось бы и умственное совершеннолетие рода человеческого.

Совершеннолетие состоит в самостоятельности по разуму и труду, по мысли и делу, следовательно, закон исследования природы, в нас и вне нас разрушительно действующей, и закон обращения не только дарового, рождаемого, в трудом созидаемое, но даже и разрушенного в воссозидаемое, эти законы суть выражения совершеннолетия. Совершеннолетие заключается не в способности лишь поддержания жизни своей и жизни родителей, но и в способности возвращения жизни последним. В учении о Троице дан нам образец совершеннолетнего общества, в коем нет подчинения. Общество, созданное завоеванием, не может быть, следовательно, подобием этому образцу. Высшая ступень самостоятельности заключается в воссоздании разрушенного.

В религиозном смысле Конференция, поражая Перуна не в изображении, а в действительности, переводила бы от розни язычества (а в христианстве от розни протестантства) и от ига и гнета иудео-магометанства (а в христианстве — католицизма) и даже от самого глубокого падения, от буддийского уничтожения, как противоположности воскресению, — Конференция переводила бы от всех этих измен и неверностей к делу верных, к вне-храмовой литургии, т. е. к христианскому делу всеобщего воскрешения, или к внехрамовой евхаристии. В этом состоит религиозное совершеннолетие и священное дело Конференции. Таким образом дело Конференции, стоящей на высоте своего призвания, будет исполнением или, вернее, завершением заповеди «шедше, научите», т. е. переходом от язычества или розни и от иудеомагометанства или ига и гнета к делу верных. Православие не есть только печалование о розни и гнете: но оно выработало в своем обряде, в своей литургии и примирительную форму, указало и самый путь примирения. Для осуществления умиротворения или братотворения нужно, чтобы сама жизнь стала подобною литургии, стала бы внехрамовою литургиею. Задача Конференции и есть обращение под гнетом слепой силы живущих чрез обязательное образование, т. е. оглашение (внехрамовая литургия оглашенных), из неверных Богу, отцам и братьям в союз верных против слепой смертоносной силы для обращения ее в силу живоносную; это и есть внехрамовая литургия верных.

Духовенство всех религий и исповеданий, содействуя союзу против неурожаев и эпидемий, полагает начало действительному примирению религий, т. е. союзу против самой причины греха и его последствий, проклятия или отчуждения, опалы, удаления от Бога, как от будто бы недостижимого идеала. Этот союз против причины греха и его последствий и свидетельствует, что Бог — не идеал недостижимый, а действительное существо, Бог отцов — не мертвых, а живых, Который самих же нас делает орудиями приближения к Себе, орудиями возвращения жизни отцам.

Обращение войска в естествоиспытательную силу

Всеобщая воинская повинность в связи с поголовным образованием требует, чтобы к пассивному знанию присоединялось бы и активное, то есть чтобы вместе с учителями и священниками посылались в село и военные инструкторы, которые в видах обучения населения, согласно с нынешним способом ведения войны, должны возводить полевые укрепления для защиты храмов-школ с вышками и памятников или храмов-музеев, которые и должны быть помещаемы именно на кладбищах, у могил отцов. При обязательном обучении родители вынуждены будут ради детей оставить свои роскошные дома и селиться вокруг кладбищ и его храма, освящающего как школы (детинцы), так и музеи (дединцы-матицы), неразрывно соединенные с храмом. Вместе с этим, с целью обращения разумных существ в познающих, вместе с пассивными орудиями наблюдения (каковы термометры, барометры, дождемеры, сейсмометры, оптические инструменты и т. п., составляющие необходимую принадлежность музеев с вышками, т. е. с обсерваториями)¹⁹ кладбищенские укрепления каждой деревни снабжаются и сверх того инструментом активным, змеем-громоотводом. Такие же укрепления каждого села снабжаются сложным змеем (системою змеев с громоотводами), состоящим из нескольких соединенных змеев. (Опыты с ним производились на десятом съезде естествоиспытателей и врачей.) Кладбищенские укрепления уездных городов должны быть снабжены громоотводами на аэростатах углеродоводородных; укрепления губернских городов — громоотводами на аэростатах водородных и укрепления более центральных городов — громоотводами на аэростатах, наполненных эфирионом или, вообще, вновь открытыми газами, легчайшими водорода.

Кладбищенские укрепления населенных мест снабжаются кроме того орудиями, заряжающимися более или менее сильными взрывчатыми веществами, открытие которых непрестанно продолжается и в видах, конечно, истребления; здесь же они будут употребляться для исследования влияния их на атмосферные явления. И тогда не нужно будет налагать невозможного запрещения на изобретения наистребительнейших орудий; не будет и проклятий, которые налагали на них в Средние века. К опытам и наблюдениям, касающимся влияния на атмосферные явления громоотводов и взрывчатых веществ, и призывается всё население, подготовляемое для этого в школах. Само собою разумеется, что такие, повсеместно устрояемые станции назначаются не для того, чтобы по наблюдениям, в них производимых, делать предсказания, хотя бы и на продолжительные периоды, и не для того, чтобы предупреждать лишь о нашествии бурь и ураганов, хотя бы и в самые отдаленные места, а для того, чтобы ослаблять эти бури и ураганы при самом их зарождении, не тогда, когда они достигают такой силы, при которой борьба с ними уже невозможна. Для борьбы с бурями и ураганами будут созываться, мобилизоваться к местам зарождения их надлежащие силы с соответствующими орудиями. Распоряжения о мобилизации к определенному пункту со змеями той или иной силы подъема, с аэростатами и с орудиями определенной силы взрывчатого вещества делает Главная физическая обсерватория или Генеральный штаб, соображаясь с ходом циклонов и антициклонов по стекающимся отовсюду сведениям. Таким образом и сеть железных дорог, предназначенная для мобилизации войск против себе подобных, будет служить и при мобилизации разумных сил для борьбы с слепыми силами на два фланга — с суховеями, идущими с востока, и с влажными токами, несущими ливни с запада.

Такие повсеместные станции устраиваются, чтобы изменять силу, направление и скорость воздушных течений, чтобы ввести полную регуляцию всего процесса атмосферной вентиляции взамен ураганов и бурь, чтобы ввести одождение, и даже не одождение, а орошение взамен не только ливней, но и дождей, чтобы ввести правильное распределение влаги или водных осадков,²⁰ начиная от экваториального кольца гроз до полярных сияний, направляемых устройством в полярных зонах Лёмст-ремовых аппаратов, которые также могут быть поддерживаемы на необходимой высоте аэростатами вместо гор или холмов, как это видим теперь.

Для такого действия уже недостаточно одного русского войска, а необходим союз всех народов. И кроме того, для такого действия на атмосферные явления недостаточно и такой воинской повинности, как нынешняя, далеко не всеобщая. Для этой регуляции необходимо не сократить, а расширить воинскую повинность до действительной всеобщности, так чтобы ротные, батальонные и полковые штаты совпадали с гражданско-административными учреждениями. Нечто подобное предлагалось, по-видимому, еще при самом обсуждении устава о воинской повинности, изданного в 1874 году, а затем в 1875 году это предложение было издано особою книгою под заглавием: «Мысли об организации русской народной армии в связи с интересами сельского хозяйства и семейного быта русского народа». Разбор этого сочинения покажет, что нужно для того, чтобы воинская повинность была действительно всеобщею.

* * *

Статья «Разоружение» вопрос о мире желает заменить вопросом о союзе всеобщем в деле исследования и знания, для чего прежде всего требуется соединение обязательной воинской повинности с обязательным же образованием. Без обязательного образования вопрос о союзе для исследования и регуляции не может быть и понят надлежащим образом. А потому, если бы вместе с вопросом о мире был внесен на Конференцию и вопрос о союзе, то соединившиеся на Конференции должны были бы заключить договоры, обязывающие их ко введению всеобщего обязательного образования, которое получило бы притом определенную цель, столько же нравственную, сколько и умственную. Русский циркуляр и не высказывает надежды на немедленное умиротворение; а потому вопрос об обязательном всеобщем воспитании в духе мира должен быть признан вопросом самым существенным, основным на Конференции о поддержании мира и ограничении вооружений, а лучше бы сказать — об изменении самого способа употребления вооружений. При введении в начальные школы наглядного преподавания с наблюдениями, польза коих понятна только при их повсеместности,¹⁷ каждая школа будет знать, что производимые ею наблюдения осуществляются и во всех других школах, даже на всем земном шаре, и что все учащиеся и учащие становятся участниками общего, великого, всеземного дела, в особенности, если с воинскою повинностью будет соединено воздействие на естественные явления, которые составляют предмет знания или дела естествоиспытателей. При постановке вопроса о союзе в деле воспитания и знания Конференция должна пригласить экспертов из военных людей, получивших военно-академическое образование, и, вообще, должна созвать всенаучный съезд, включая в его программу и духовные науки, потому уже, что в деле умиротворения, как и войны, религия имеет первенствующее значение. Таким образом, если Конференция не достигнет умиротворения (которого и ожидать нельзя), то по крайней мере положит ему прочное начало. Задача всенаучного съезда — избавить науку от бесчестия, стыда и позора, который она сама себе воздвигает во всемирных выставках, показывая, что трудится для города, для фабрик и купцов, что она совершенно забыла об истинном интересе сел, т. е. об общих бедствиях, от которых страдают все.

1 Декрет 6 июня 1882 г. О школьных батальонах. Aux termes de ce decret, tout etablissement public d'instruction primaire ou toute reunion d'ecoles publiques (от 200 до 600 учеников, возрастом 12-ти лет и выше) peut rasscmbler ses eleves, sous'le nom d'un bataillon scolaire pour les exercices miiitaires et gymnastiques. Для упражнения в стрельбе (для 14-летних и выше) имеются три ружья особого устройства (fusil scolaire) для школы, выдаваемых только на время стрельбы.

2 Об этом можно спросить наших татар: слыхали ли они о новом могучем друге падишаха, который снабдит их всех оружием? (Разумеется Вильгельм II).

3 Намек на известную притчу «о трех кольцах» (Н. П. Петерсон).

4 Конференция созвана после того, как третейские суды оказались бессильными, а парламенты и конгрессы выказали все свои безобразия.

5 Вариант: Два пути: 1) путь новоязыческий, европейский, гуманистический: замена милитаризма индустриализмом, взаимного истребления (с утонченной жестокостью недействительного возвращения жизни) производством игрушечной промышленности; замена международных шалостей или войн (согласно с народным выражением, называющим разбои на больших дорогах шалостями) производством безделушек, игрушек, тряпок: земное, птоломеевское дело, полным выражением коего служит выставка; знания или науки при этом строе ограничиваются кабинетными опытами и служат лишь войне и фабрике. Это — путь несовершеннолетний.

6 Самые страшные из дивов или друджей (druje) суть «насусы» (nacus — труп), которые выходят из трупов и бросаются на прикасающихся к трупам и проникают чрез все отверстия (нос, рот, глаза, уши) живых людей (микробы?).

7 ... в год ожидавшейся тогда конференции для совещания об умиротворении. Беседа была предложена в Михайловском Кадетском корпусе в г. Воронеже законоучителем Корпуса в сокращенном, впрочем, виде. (Н. П. П.)

8 Что значит празднование суббот, все более и более входящее в употребление? Было бы благоразумнее празднование сред.

9 См. статью «Новая Картина "Да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне..."»

10 Какою она, конечно, не будет.

11 Писано в 1898 году (Н. П. П.).

12 Чем же он доказывает это? сравнением, причем деятельность (в данном случае художественно-музыкальную), т. е. действие, заменяет страданием. Поэтому позволительно сказать, что Толстой стоит на таком уровне, на котором не умеют отличить действительного залога от страда тельного. И такою изумляющею нелепостью Толстой приводит в молчание художника, с которым говорил, убеждает и Сергеенко, рассказывающего об этом, и Буренина, цитирующего рассказ Сергеенки. Сказав такую поразительную нелепость, смешав действие со страданием. Толстой торжествует. Страдание нужно не заменять, а устранять, и устранять в корне, в причинах.

Что дело может быть заменено только делом, сам Толстой может быть тому примером. В переходное время от деятельности художественной к деятельности моралиста Толстой задумал уничтожить систему Коперника; и на вопрос: «Зачем это ему нужно?» будущий автор «Неделания» отвечал: «Надо же что-нибудь делать!» К счастью, тут подвернулся раввин Минор, и Толстой занялся еврейским языком. И, конечно, благодаря только Минору, коперниканская система еще не брошена, еще признается! Через полгода Л. Н. Толстой уже переводил с еврейского и, как говорил сам, удивлял своими успехами в знании еврейского языка профессора Никольского, нашего единственного тогдашнего ассириолога.

Толстого мы приводим лишь как пример, как одного из тех, которые думают, что войну можно уничтожить без всякого труда: стоит только искренно пожелать этого! Они думают, что возможно уничтожить силы, которые употребляются на войну, не дав им иного назначения; они, неверующие в чудо, не видят, что такое уничтожение силы было бы величайшим чудом; они, как и Толстой, в чудо не верят, но и логики не признают.

13 Кустарная промышленность есть переход от городской, искусственной к сельской, естественной, т. е. переход к восстановлению самых тканей, из коих составлено тело человеческое, а также к восстановлению и усовершенствованию самых органов человеческого тела.

14 В этой статье, между прочим, говорится: «Для судей, вынужденных присуждать к наказаниям, — как и солдаты на войне вынуждены убивать, — для судей, не отказывающихся от этой своей тяжелой обязанности и действующих в этом случае по нужде, так как строгое знание еще не обладает безусловно верными доказательствами и потому не может считать кого бы то ни было преступником, несмотря ни на собственное признание, ни на другие доказательства виновности, как бы вески они ни были, — для судей, поставленных в такое положение, нельзя исполнить свое назначение, если они не примут на себя обязанности исследовать условия, причины, вызывающие преступления; а для такого исследования они должны образовать из себя ученое общество и не считать дела, — оконченные и сданные в архив, — погребенными, но должны сделать их предметом знания, исследования не в видах осуждения или оправдания, а в видах лишь суждения, для чего дела эти надлежит рассматривать в связи с другими явлениями жизни; и для такого всестороннего рассмотрения оконченных уже дел судьи должны приглашать в свои ученые заседания и лиц, не принадлежащих к судебному персоналу. Исследование условий, вызывающих преступления, есть уже искупление, потому что оно ведет к освобождению от пока неизбежной еще необходимости присуждать к наказаниям, ибо знание условий, вызывающих преступления, даст возможность действовать на эти условия, изменять их, а следовательно, и устранять возможность возникновения преступлений. Легко, конечно, говорить: «не суди и не судись!», но говорить это могут лишь те, которые не дали себе труда подумать, что же нужно, чтобы не было необходимости в судах и осуждениях; говорить это могут лишь те, которые видят одни только явления, каковы суд, войско и все современное устройство, и не обращают внимания на причины, на условия, породившие эти явления; могут говорить те, которые не хотят знать, что без изменения условий и явления не изменятся, как бы на них ни нападали. Только вышеуказанная деятельность самого суда, т. е. когда сами судьи станут историками, исследователями своих дел, когда сам суд станет судящим себя, — и приведет к такому умиротворению, которое устранит необходимость суда и осуждения. Требование от лиц судебного ведомства составить из себя ученое общество для изучения истории собственной деятельности не заключает в себе ничего не только странного или невозможного; напротив, только исполнение этого требования и даст возможность лицам судебного ведомства приложить знания, получаемые ими в университетах, которые, если лица судебного ведомства отдаются всецело одной практической деятельности, остаются без всякого приложения. Само собою разумеется, что такие требования от судей — чисто нравственного, супралегального, добровольного, а не легального свойства; но судьи, как лица, сами других судящие, стоят так высоко в нравственном отношении, что сами должны сознать обязанности, вытекающие из их положения, и для исполнения их они не нуждаются во внешнем приказе или законе. Если же судьи сами не сознают своей обязанности быть не практиками только, но и исследователями своей практической деятельности, которая одна, без исследования, оставляет без всякого приложения знания, полученные в университетах, тогда явится вопрос, на каком основании лица с университетским образованием заграждают путь к должностям по судебному ведомству лицам, не получившим университетского образования? разве мы не знаем практиков-юристов и без университетского образования, не только не уступающих, но и превосходящих лиц с университетским образованием? Если лица судебного ведомства не присоединят к судебной функции и функции исследования, к практической деятельности — и деятельности умственной, научной, в видах совершенствования именно науки, в таком случае громадный материал наших архивов никогда не будет исследован и наука, этот судия судей, будет самым неисправным из всех судей, у которого дела окажутся наиболее, донельзя запущенными».

15 Ассамблеи, как общие смотрины, имеют самую близкую связь с бритьем бороды, что значит молодиться. Собрание женихов или бритых — это одно и то же. Борода — внешний признак самого глубокого принципа, который может быть принят для деления истории. Средняя история начинается, когда Юстиниан отпустил бороду, а новая на Западе начинается, когда духовенство начинает молодиться, т. е. бриться.

16 Это ограничение войны в тесном смысле не исключает войны в смысле обширном: борьба постоянна и повсеместна, только в ином виде.

17 Второй Рим (лат.).

18 Петербург нельзя признать сыном Москвы, он — сын Запада, но не рожденный, а искусственно созданный.

19 Наблюдения не должны ограничиваться земною атмосферою, ибо и падающие звезды должны быть введены в область наблюдений.